скачать книгу бесплатно
«Зачем?»
«Как зачем? Новый год на носу. Потом Рождество, Крещение. Пусть радуют. Пожалуйста».
«Сделаю…» – последовало после паузы, и Олег мог только догадываться, сколько всего эта пауза в себя вместила.
«Договорились. Я дня через три заеду».
Он взялся за ручку двери. Сейчас подует сильнее, и ангелы под потолком закружатся, как девочки-снежинки на утреннике в детском саду.
Больше в Покровском его ничего не удерживало. Что намеревался – сделал. А с Любой вон как издалека заходить приходится…
«Все, Шуруп, – он повернул ключ в замке зажигания. – Домой, на волю».
Через три дня, под перестук капели внезапной оттепели, он снова был у магазина. Вошел и ждал, пока уберется Тютелька, покупавший курево. На прощание тот одарил Олега неприязненным взглядом.
«Не хотел при этом…» – объяснил Олег доверительно и вполголоса, словно у них с Любой была одна тайна на двоих. А тайны сближают.
Люба протянула ему конверт.
Слова восхищения были заготовлены, но произнести их следовало чуть погодя. Поэтому Олег достал из конверта бумажных ангелов, рассмотрел и только тогда сказал:
«Спасибо! Прелестно!»
Он не лукавил. Фигурки были выполнены мастерски. Тонкая работа, и со вкусом. Это он отметил, когда еще прошлой зимой увидел, как и чем украшает продавщица поселковый магазин. Тогда он воздержался от вопросов – не те были отношения, не сложились еще, а в этом году спросил у Анны Ильиничны, и та просветила:
«К Рождеству готовится Люба. И так каждый год, лет пять уж. Народ сначала посмеивался, но не по злобе, плохого не думай, из удивления. От кого-кого, а от Любы такого никто не ожидал. Она же каменной казалась, а смотри-ка, каменная, да не совсем. Ох, ничего-то мы о людях не знаем. Живем рядом, а не видим. Любу многие просили таких ангелов им сделать, она всем отказала. Кто-то сам пытался вырезать, но так красиво не получалось. Тут без любви никак, а у Любы она нерастраченная, сам понимаешь».
«А если я попрошу, то как?»
«Вот уж не скажу. Ты, Олег, человек у нас новый, за тобой следа нет, за спиной Пятнатой не обзываешь. Попробуй, а откажет – не обижайся».
«Не обижусь. Отучен. А давно у нее…»
Олег поднес пальцы к лицу, но Егорова оборвала его на полуфразе:
«На себе не показывай! Примета есть – на тебя зараза перейдет».
Олег отдернул руку, но вопрос повторил:
«Давно у нее пятно это?»
«Не с рождения. Она в школе училась, в последнем классе. Тогда в деревнях наших детишек куда боле было, чем сейчас, их в район на автобусе возили. Как-то вернулась из школы и жалуется: щека горит. Отчего? Укусил кто? Обожглась? Нет, ничего такого. Думали, пройдет, а оно вон как вышло, через неделю пятно на треть лица. В школу Люба больше не ездила, стеснялась на людях показываться. Игоряша-то мой, он тогда хоть и помоложе был, а настырный, поговорил с директором школы. Уж как убедил, не ведаю, но диплом об окончании десятилетки ей выдали».
«А что врачи?»
«Ездили они с матерью. Только у нас не больничка – одно название. Доктора какие-то мази прописали, те не подействовали. Тогда руками развели: не знаем, что такое, в областную давайте. Отправились они туда, а им: вам в Москву надо, нет у нас специалистов по таким болезням».
«И что?»
«А то, что в Москве они не были. По бесплатному лечиться – время терять. За деньги – а где их взять? Времена-то какие были? У нас ферму закрыли, да и вообще – ужас. Народ совсем обеднел, а столичные врачи дорого стоят, не напасешься».
Олег пожал плечами:
«Так-то оно так, но можно было исхитриться, другие как-то выкручивались».
«Как? С сумой по миру пойти: подайте, люди добрые. А Люба гордая, у меня денег не взяла».
«У вас?»
«А что ж такого? Я матери Любы постарше буду. Хоть и не подруги, а все же в одной деревне всю жизнь живем. Как с дочкой эта беда приключилась, она мне не раз плакалась. Вот я и принесла деньги, у нас с Игорем отложены были. Не взяла… Разуверилась Люба».
Егорова внимательно посмотрела на Олега, что-то для себя решая:
«Ладно, ты не разнесешь, при себе держать будешь, потому и скажу. Не разуверилась она, а поверила. Люба ведь не только к докторам обращалась. К знахаркам тоже. Есть у нас такие. Одна так даже знаменитая, к ней издалека люди приезжали. Одни Любе отвары совали, другие – примочки, и все без толку. Тогда они к той знаменитой повелись, а знахарка глазами зыркнула и говорит: идите отсюда, порча это, и нет от нее средств во всем свете, и денег ваших мне не надо, потому как помочь не могу, не дано мне этого».
«Какая честная колдунья», – с иронией проговорил Олег.
«Ворожея. Ведьмино семя. А у них правило: пообещала, что сделать не может, дар могут отобрать».
«Кто?»
«Кто дал, тот и отнимет. Силы какие-то, а какие… Может, то колдуньям известно, только они помалкивают».
«А не проще все? Видят, что не справятся, случай сложный или запущенный, вот и не берутся, чтобы своей репутации не навредить. Так ведь легко клиентуру растерять».
«Может, и так, – не стала спорить Егорова. – Те, которые поглупее, на это не смотрели, с отварами своими, а эта, значит, была умная».
«Была?»
«Померла она прошлым летом. Даже в газете писали».
«Болела? Что же она себе не помогла? Сапожник без сапог».
«Вот ты смеешься, а неправильно это. Умер кто, пусть земля ему пухом, его пожалеть надо, ему суд предстоит, и что еще там решат… Я думаю, если и были за ней прегрешения, то многое простится. Людям помогала и многим помогла. А что кому отказывала, так то не грех, а наоборот, обманывать не хотела, надеждами тешить, а это уже благо».
«Вы же про ведьмино семя сказали, не я».
«Сказала… Но не осудила. Есть кому повыше меня судить. Вдруг не ведьмой она была, наговорами только, а божьим человеком, как Евфимий».
«Это тот, который в скиту жил?»
«Ну да, я же тебе рассказывала. Или как Ириней».
«Старец монастырский?»
«Он, дай ему Господь здравия. Вот к нему, к старцу, Люба и пошла после всего с поклоном и крестным знамением».
«То есть знахарке не поверила?»
«Да как же ей можно верить, ведьме?»
«Помилосердствуйте, Анна Ильинична, то она у вас ведьма, то не ведьма, то хорошая, то плохая. Вы уж определитесь, а то у меня мозги набекрень».
«Это потому, что я старая, а у старух в голове каша пшенная. Но слушай, что дальше было».
Олегу захотелось закурить. Или выпить. А лучше и то и другое. Так захотелось, что запершило в горле. Он кашлянул.
«Что такое? – забеспокоилась Егорова. – Водички?»
«Нет, все нормально. Так что было дальше?»
«Не знахарке – Люба старцу поверила. Когда с монастырского острова вернулась, сказала матери, что терпеть велел».
«Утешил, называется».
«Не понимаешь ты, Олег. Терпеть – это ждать».
«Чего?»
«Чуда. И человека. Чуда без человека не бывает».
«За чудесами – это к волшебникам. Еще святые их творят. Мученики разные, страдальцы».
«Они за людей страдают, потому и могут других больше. Только не они творят – Господь по их молитвам».
«Пусть так».
«Так и есть».
Исходя из услышанного от Егоровой, Олег сомневался, что получит согласие продавщицы сельмага вырезать ему из бумаги ангелов. Но, должно быть, он и впрямь был на особом счету. Чем еще объяснить?
«Спасибо, – еще раз поблагодарил он. – Только вот что, Люба…»
Девушка и прежде была настороже, а после его слов напряглась, готовая и защищаться, и нападать.
«Вы не будете возражать, если я вашим даром поделюсь? Дурного не думайте, я о Славке Колычеве. Он ко мне приходит, увидит – попросит, а я отказать не смогу, так что уж лучше сам».
В ответ он услышал тихое:
«Славе можно. – А затем продолжение, на которое рассчитывал: – Я вам еще сделаю… – И совсем шепотом: – …Олег».
Этого он не ожидал – чтобы по имени. Есть контакт! Теперь его надо закрепить, упрочить.
«А какого отдать – этого или этого?»
Люба наклонила голову, и челка-завеса сдвинулась в сторону.
«Какого хотите».
«Тогда этого, с кудряшками. Как считаете, понравится?»
«Не знаю».
«Обязательно понравится. Прямо сейчас к Славке и заеду, чего тянуть, верно?»
«Верно».
«Остановись, – подумал Олег, – на сегодня достаточно».
«Все, погнал. А к вам опять дня через три».
На крыльце Олег улыбнулся: прокатило как по маслу, даже лучше, словно смазки ED-40 не пожалели, это которая в синем баллончике, напрыскали от души.
С козырька над крыльцом сорвалось несколько капель, простучали по ступенькам. Стоит подморозить, они обратятся сосульками, а крыльцо затянется льдом, и Люба будет его скалывать, присыпать песком.
«Й-эх! – выдохнул он. – Эй, Шуруп, бродяга, заждался?»
Пес расплющил нос о стекло двери «хайлюкса», вид при этом у него стал уморительный.
«Едем к Славке!»
И они отправились в Полымя, держась колеи и рассыпая брызги.
Славка оказался дома, и как же он обрадовался ангелу! Сложил огромные лапищи ковшиком и принял, как птенца в гнездо. И это было чудо, то самое, о котором говорила Егорова, которого без человека не бывает.
Вечером Олег порылся на полках и нашел «Алые паруса». Хорошее собрание у Воронцова, богатое.
Он помнил слова капитана «Секрета» о чуде, которое подвластно человеку, но помнил, как эти слова звучали в фильме, изреченные до неприличия красивым актером Лановым. А как в книге?
Олег сел в кресло у камина. Нет, сначала он достал из конверта бумажного ангела. Куда бы повесить? И повесил, закрепив нитку скотчем на углу каминной доски. Только после этого открыл книгу. Стал листать – и не обнаружил нужные слова там, где им полагалось быть, в финальной сцене. Он даже растерялся, но потом наткнулся на них несколькими страницами ранее. И были они какими-то путаными, хотя и хранили главное: если душа человека хочет чуда, подари ему это чудо, и новая душа будет у него, и новая у тебя.
Не об этом ли толковала Анна Ильинична? Отчасти. Только атеист Грин не стал вплетать в свой пассаж Господа. Но эти слова были и о нем, Олеге Дубинине, обещавшем себе сторониться всего и всех, зарекавшемся и позабывшем о зароке. Но еще не поздно сделать по-ленински: шаг вперед, два шага назад. И вероятнее всего, так и будет. Он отступит.
Олег перелистывал страницы. К началу – когда моряк Лонгрен отказал человеку в спасении, пускай и не заслуживавшему его. Потом в конец – когда Ассоль вошла в море, протягивая руки к Грэю. И поразился тому, как диаметрально противоположно подана эта сцена в книге и фильме, как по-разному показаны жители Каперны. Злобные, испуганные, ненавидящие, они отшатнулись от девушки, дождавшейся своего принца. Так у Грина. И они защитили ее от кабатчика Меннерса, облагороженные творящимся на их глазах чудом. Так на экране. Наверное, писатель был честнее, но в фильме смотрелось лучше.
Он закрыл книгу и вернул ее на полку.
Проходя мимо камина, Олег коснулся пальцем фигурки ангела, и ангел повернулся к нему.
* * *
Сейчас их было три. В потоках теплого воздуха, поднимавшихся от углей, ангелы тешили взор изящными пируэтами. А тот, в чьих крошечных ручках был горн, казалось, еще и дрожал от нетерпения, готовый возвестить наступление Рождества.
– Рано, – успокоил его Олег. – Сначала Новый год. Елку нарядим, куранты послушаем, водочки хряпнем, отметим, проспимся, тогда и о Рождестве подумаем. Так, Шуруп?
Веки хитреца затрепетали, но глаз он не открыл. Лукавое отродье!
Олег вмял сигарету в пепельницу. Щедро плеснул в бокал, отхлебнул. И снова вернулся к папке, лежащей на коленях. Или хватит на сегодня, а то глаза замылились? С другой стороны, лучше пережечь, чем недожечь, тем более что слабенькое нынче аутодафе получилось. Вот когда он роман жег, ну чисто Гоголь второй том «Мертвых душ», тогда знатно полыхало.
