скачать книгу бесплатно
Девица сделала паузу, чтобы галантный молодой человек мог незамедлительно заявить о претензиях на вакантное место.
– Я занят, – буркнул Матвей.
– Ну и дурак! – фыркнула девица, тут же потеряв к Быстрову всякий интерес. С видом оскорбленной невинности она повернулась и, неспешно перебирая длиннющими ногами, поплыла по тротуару.
– Сама дура! – сказала Лисичкина, возникая рядом со спецагентом. – Вот из-за таких охотниц порядочные девушки парня найти не могут. Пиявки! Ну, что вы стоите? Пошли!
Шагая рядом с девушкой и внимая ее рассуждениям об общем упадке нравов и, в частности, о лицемерии и беспринципности «пиявок», Быстров ликовал. Горячность Лисичкиной была ему, как пластырь на раненую душу. Не случайно она кипятится! И не в том причина, что она от него руки не дождалась, а в том, что на нее, руку, эта «охотница» посягнула. Отсюда вывод: Марине он не безразличен! Такое вот умозаключение. И черта с два он ошибается. Дедукция!
Пребывая в прекрасном настроении, Матвей вместе с тем не забывал поддакивать спутнице. А потом перестал, сообразив, что Марина – девушка умная, тонкая, фальшь распознает тут же и замолчит. И он, Быстров, опять станет выискивать в ее словах и поведении знаки расположения и думать: не примнилась ли ему эта особая приязнь?
Он даже рискнул пару раз возразить, предложив более аккуратные формулировки, которые были незамедлительно отвергнуты, однако без сарказма и сомнений в умственных способностях напарника.
– Вот мой подъезд,– сказала Лисичкина.
Дорожка вывела их к подъезду пятиэтажной «хрущобы», утонувшей в зелени. Зеленоград вполне оправдывал свое имя.
– Эй, мужик, закурить есть? Эй, ты что, оглох?
Из тени, падающей от козырька подъезда, выдвинулся прыщавый подросток в мешковатых штанах и клетчатой куртке.
– Да он нас не уважает! – возмутился еще один ломкий тенорок, и рядом с первым объявился второй парень, такой же прыщавый, и так же одетый, только клетки на его куртке были не красно-белые, а красно-черные.
– Чего вам, ребята? – миролюбиво спросил Быстров.
– Не уважаешь, значит? – ощерился Красно-белый.
– А мы вежливости научим! – пообещал Красно-черный.
– Может, не стоит? – с сомнением произнес спецагент. – Чревато.
– Хамит! –удивился Красно-белый.
– Он, наверное, сильный, – с наигранным ужасом прошептал Красно-черный.
Руки подростков нырнули в карманы, а когда вынырнули, в одной был хромированный кастет, а в другой – самодельная свинчатка.
– Зря вы так, – с печалью в голосе сказал Матвей, не расположенный сейчас ни к долгим словопрениям, ни к заурядной драке. Он уже достаточно намахался за сегодня, и вновь пускать в ход кулаки охоты не было. Тем более что на этот раз противники сопливые, таким по шее накостылять не велика доблесть.
Клетчатые знать не знали, кому вздумали угрожать, а потому придвинулись к отчего-то не трясущейся от страха жертве. Себя они мнили, конечно же, загонщиками. Вот она, безнаказанность, что с детьми делает, до чего доводит!
Быстров запустил руку в пакет с оружием и выудил первый попавшийся пистолет. Когда черный зрачок «беретты» уставился на застывших подростков, Матвей тихо проговорил:
– Шли бы вы отсюда, мальчики!
Мертвенная белизна залила угреватые щеки, и прыщи заалели, как капли красных чернил на листе ватмана.
Первым очухался Красно-черный. Отступив, не сводя глаз с дула пистолета, он ухватил приятеля за куртку, дернул… Красно-белый попятился. Они развернулись через левое плечо, точно новобранцы на плацу, и с нарастающим ускорением кинулись наутек.
Спецагент бросил «беретту» обратно в пакет.
– Это не бандиты. Они только учатся.
– У них все впереди, – кивнула Лисичкина, открывая дверь подъезда. Теплая волна затхлого воздуха окатила Быстрова.
Поднимаясь по узкой лестнице, спецагент невольно косился на рисунки, которыми пестрили стены. Неведомый автор черпал вдохновение из двух источников: сексуальных мечтаний и любви к «металлу». Воображение у творившего было безудержно-богатейшим: изображенные мужчины и женщины вытворяли такое, что ни в какой «Камасутре» не вычитаешь, а патлатые гитаристы так изгибались в экстазе песнопения, точно их тела отлиты из гуттаперчи.
– Нравится?
Девушка вставляла ключ в замок и поглядывала на спутника. – Это Витька с четвертого этажа изгаляется.
– Ему бы в изостудию какую. Талантливо. Хотя и скабрезно.
– Да он в ней лет пять занимается. Только не нравится ему кувшины, гипсовые яблоки и пейзажи за окном рисовать. Вот душу и отводит… Четырнадцать лет. Перебесится. Станет гением, еще гордиться буду, что с ним в одном доме жила.
Замок щелкнул. Дверь открылась.
– Проходите. Чувствуйте себя, как дома.
Быстров не заставил себя упрашивать. Вошел. И почувствовал себя, как дома. Лисичкина вручила ему полотенце, отправляя под душ.
Смывая с себя усталость последних дней и пыль подземелья, Матвей напевал от удовольствия, которого не мог одолеть даже запашок, исходящий от воды. До поры он повымел из головы все мысли, за исключением одной: «Не стой в намыленных ногах». Давнее мамино наставление оберегло его: он не поскользнулся и выбрался из ванны, ничего себе не повредив.
Марина дала ему халат (родители были в отъезде, так что отец не мог поумерить щедрость дочери, распоряжающейся его вещами) и оставила в гостиной наедине с бутербродом, который был лишь вступлением к готовящейся трапезе. Проявив себя заботливой хозяйкой, Лисичкина удалилась в ванную.
Справившись с аппетитным прологом, Быстров занялся осмотром своего арсенала. И «беретта», и «кольт», и пистолет Макарова были в приличном состоянии, но он все же разобрал, проверил и собрал их по-новой. А ножи – «спринг-найф» и две финки, – их и проверять не надо.
Прошло минут двадцать, прежде чем Лисичкина вновь явила себя взору агента. Волосы она заплела в косу, и Матвей понял, что в косе она нравится ему еще больше.
А потом был ужин, разговоры и… ночь. Быстров ворочался, воюя с комарами и бессонницей. И думал, что другой на его месте непременно воспользовался бы случаем и поскребся бы к девушке. Но не тот Марина человек… Какой именно она человек Матвей сформулировать не успел, потому что заснул.
Лисичкина разбудила его в восемь. Во сколько встала она, оставалось гадать, так как одежда Быстрова была вычищена, а рубашка даже выстирана и отутюжена.
Они позавтракали и через полчаса автобус увозил их из Зеленограда. Им предстояло проникнуть в лабораторию Динозавра. Что за зелье варится там в огне бунзеновских горелок? Вот же подонки, руки загребущие…
Быстров взглянул на собственные руки. На правом запястье расползлось розовое аллергическое пятно. Он выругался сквозь зубы, недобрым словом помянув … .
Глава 19
Кошмар наяву
Быстров взглянул на собственные руки. На правом запястье расползлось розовое аллергическое пятно. Он выругался сквозь зубы, недобрым словом помянув хлорку.
– Чешется? Странно. – Лисичкина была патриоткой своего города. – Вообще-то у нас вода неплохая.
Матвей не стал спорить, хотя ему было, что сказать. Например: в его экологически неблагополучном Орехове-Борисове от воды коростой все же не покрываешься. Или там хлорка другая?
Он промолчал, потому что их ждали проблемы куда серьезнее аллергии. Справиться с Динозавром и его головорезами – этой сыпью на теле пока еще относительно здорового общества, – вот задача!
До «Октябрьского поля» они добрались без приключений. Выйдя из метро, тут же сели на «сотый» автобус. Через шесть остановок сошли.
Улица Гамалеи была тиха и пустынна. Около санчасти по-прежнему сиротливо стоял «жигуленок». От учинивших над ним насилие бандитов, позже поверженных Матвеем, разумеется, и следа не осталось.
Лисичкина увлекла спецагента к полуразрушенной сторожке, приткнувшейся к ограде больничного комплекса. Девушка завернула за угол и исчезла в проеме, не прикрытом даже самой хлипкой дверью.
Пол сторожки был усыпан кирпичной крошкой, осколками бутылок. По углам бугрилось какое-то тряпье. Вероятно, здесь не раз находили приют бомжи и местные алкоголики, жаждущие покоя и «огненной воды». Да чтобы сверху не капало!
Воняло нечистотами. У Быстрова засвербило в носу, но он ущипнул себя за мочку уха и не чихнул.
Лисичкина пересекла единственную комнату сторожки и остановилась перед неприметной железной дверцей, над которой висела ржавая табличка с надписью «Запасной выход». Отсчитав пять кирпичей от верхнего среза косяка, девушка приложила ладонь к стене, нажала. Что-то щелкнуло, тихо скрипнуло, и дверца приоткрылась.
Выхода не было, был вход. Почти сразу от порога начиналась винтовая лестница, ведущая к загадочной лаборатории Динозавра. Об этой лестнице Марине рассказал Роман, день ото дня становящийся все более искусным «слухачом». Чужие тайны так притягательны!
В непроглядном мраке спецагент стал спускаться по каменным ступеням. Сзади слышался шорох легких шагов Марины, и это подбадривало, вселяло уверенность, заставляло распрямлять плечи.
Спуск продолжался семнадцать с половиной минут. Стрелки на наручных часах, правда, было не разглядеть, но Быстров вполне полагался на свое чувство времени, отшлифованное многолетними упражнениями.
Справедливости ради надо заметить, что он ошибся, введенный в заблуждение темнотой и безмолвием. Прошло семнадцать минут и пятьдесят секунд, прежде чем лестница закончилась бетонной стеной с врезанной в нее стальной дверью. Беглый осмотр убеждал в отсутствии каких-либо запоров. Отворяй и входи. Если не боишься, конечно.
За себя Матвей не боялся, на то он и профессионал, но рядом с ним была Марина, и если с ней что-нибудь случится, это будет на его совести. Он решил действовать по правилам: достал «беретту» и «кольт», глазами показал девушке, что она должна прижаться к стене, после чего лягнул дверь ногой, и когда та распахнулась, с кувырком влетел в образовавшийся проход.
Откатившись в сторону, он замер, направив оружие на детину в пятнистой форме, сидящего за колченогим столом. Детина чаевничал. Перед ним исходила паром большая металлическая кружка. Рядом с ней лежал допотопный немецкий «шмайссер». Рука охранника потянулась к автомату.
– Не советую, – внушительно произнес Быстров.
Детина застыл, загипнотизированный уверенным голосом спецагента, но более того – пистолетами в его руках.
Матвей поднялся, ни на мгновение не отводя взгляда и оружия от перепуганного стража. Приблизился к столу, перегнулся и точным ударом рукояткой «беретты» по темечку отправил детину в путешествие по беспамятству.
Подхватив автомат, Быстров окликнул Марину. Та без тени испуга в зеленых глазах взглянула на неподвижного охранника и поинтересовалась:
– Надолго?
– Не навсегда, – заверил Матвей, не имевший намерения отправлять детину в мир иной. – Часа полтора проваляется здесь, а потом неделю в госпитале. Вообще-то, долго пакостить не сможет.
– Дайте мне пистолет, – попросила девушка.
– Вы умеете с ним обращаться?
– Тут большого ума не надо.
– Ну, что ж…
«Беретта» перекочевала из руки спецагента в ладошку Марины. С пистолетом Лисичкина выглядела скорее комично, чем грозно. Быстров отвернулся, пряча улыбку, и бросил коротко:
– Идите за мной. Но держите дистанцию!
Они прокрались узким коридорчиком, и снова путь их преградила дверь. Из-за нее доносились приглушенные голоса, шипение, позвякивание, постукивание, в общем, невнятный шум. Матвей усмехнулся:
– Повторение – мать учения. Так повторим! – Он саданул ногой по двери, и ту чуть с петель не сорвало. – Руки в гору! – рыкнул Быстров, поводя стволом автомата слева направо и обратно. – Не двигаться. Стреляю на поражение!
Три пары изумленных глаз уставились на него. Около оцинкованных лабораторных столов стояли мордатый Степан и Скотница. Рядом с ними сутулился хлюпик в белом халате.
Этот тщедушный, с куриной грудью человечек оказался самым смелым в этой троице, а может, самым наивным, потому что вдруг промямлил:
– А в чем, собственно, дело?
– Марина, постерегите их, – оставил вопрос без ответа Быстров. – Забалуют – стреляйте, не чикайтесь. А я тут малость похозяйничаю.
Матвей подошел к какому-то прибору и вырвал из его стенки пук проводов. Ими он скрутил руки пленников. Потом загнал их в угол, заставил опуститься на пол и, наказав сидеть тихо и не рыпаться, вернулся к Лисичкиной.
– Ничего не понимаю, – растерянно проговорила девушка, что-то рассматривавшая на столе.
Спецагент проследил за взглядом Марины и почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове. На столе аккуратной горкой были сложены зубы. Кошмарную завершенность этой жуткой картине придавало то, что все зубы были … .
Глава 20
Допрос энной степени
Спецагент проследил за взглядом Марины и почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове. На столе аккуратной горкой были сложены зубы. Кошмарную завершенность этой жуткой картине придавало то, что все зубы были резцами.
– Коренные и клыки там, – показала Лисичкина на соседний стол.
Именно это разделение зубов (по видам? по типам?) отчего-то оказало на Быстрова такое сильное воздействие, а отнюдь не то, что они были человеческие. Видимо, к чему-то подобному он был подспудно готов, памятуя о рассказе брата Марины и металлических коробках, которые тот забирал в стоматологических поликлиниках. Вывод напрашивался давно, но он казался настолько нелепым, что спецагент отмахнулся от бредового предположения, как от назойливой мухи. И вот теперь он воочию убедился, что порой самые невероятные догадки находят подтверждение в реальной действительности.
Лисичкиной тоже было не по себе. Ее била мелкая дрожь, и Матвей понял: чтобы успокоить девушку, он должен показать себя выдержанным и целеустремленным, иначе мелкая дрожь перерастет в крупную, Марина перестанет что бы то ни было соображать, и из помощницы станет обузой.
Он оторвался от зловещего зрелища, взял стул, установил его перед испуганно молчащей троицей и сел, пристроив «шмайссер» на коленях.
– Говорить будем?
– Вы не имеете права! – сорвался на фальцет хлюпик в халате. – Кто вы такой?
– А ты у них спроси, – благожелательно посоветовал Быстров. – Они объяснят.
Хлюпик сжал губы в узкую белую полоску и не спросил. А спросил бы, Мордатый и Скотница вряд ли удостоили его ответом, поскольку были всецело поглощены собой и своим отношением к спецагенту. Мордатый угрюмо зыркал исподлобья, вероятно, сожалея, что не рискнул броситься на противника до того, как ему связали руки. Лжемедсестра кривила ярко накрашенный рот; в ее глазах читалась такая лютая ненависть, что становилось понятно: эта ничего не скажет, разве что под пыткой.
Пытать Матвей никого не собирался, чем разительно отличался от Скотницы и Мордатого, которые, судя по всему, были большие доки в этом деле. Он вспомнил, как лжемедсестра бестрепетно всаживала ему в десну иголку шприца со снотворным; припомнил, с каким мечтательным сладострастием щелкал плоскогубцами Мордатый, расписывая, как будет вырывать ему ногти… Нет, истязать их он не будет, нечего становиться на одну доску со всякими подонками, пусть те и заслуживают какой-нибудь немудрящей пытки. Обойдется он и без рукоприкладства. Он только попугает чуть-чуть.
Верно определив слабейшее звено в цепи, Матвей ухватил хлюпика за отвороты халата, притянул к себе.
– Что ты – ты! – здесь делаешь?
– Я лаборант, – взвизгнул человечек. – Отпустите, пожалуйста, развяжите, я все расскажу.
Быстрова такой вариант не устроил, и он предложил компромиссное решение:
– Сначала рассказ, а уж потом на волю. – Подумал и добавил: – Может быть.
