Варяжская сага. Пряди Ансгара

Наконец всадники поравнялись с тем местом, где их ждала засада. Они ничего не подозревали, не смотрели по сторонам и были столь беспечны, что, кажется, даже задремывали в седле. Конунг свеев никак не ждал, что здесь, посреди его владений, кто-то посмеет напасть на него. Ансгар со скоростью рыси выскочил из своего укрытия и вонзил Домарбранд в бок хирдману, ехавшему первым, – тот только ойкнул, а потом безжизненно уткнулся лицом в гриву своего коня. Тут же Вестмар вспорол живот второму, так что его кишки начали вываливаться наружу. Лошадь испугалась, встала на дыбы, скинула мертвого седока и принялась топтать рассыпавшиеся внутренности.

В это же время Раудкар и Докучай напали на хирдманов, замыкавших шествие. Раудкар быстро расправился со своим противником, но Докучай не убил, а только ранил всадника, который предназначался ему. Они сцепились, и Докучай стащил свея с коня. Однако тот оказался не так прост – он придавил венда к земле, сумел вытащить нож, первым ударом вонзил его Докучаю в плечо и теперь метил ему в шею. Но тут на помощь подоспел Раудкар, разбивший голову врагу своим молотом. Обливаясь кровью, молодой венд сбросил с себя труп свея и отполз в сторону. Для боя он больше не годился.

Соотношение сил изменилось – теперь против троих нападавших осталось трое всадников. Осознав всю опасность, грозившую их конунгу, два оставшихся хирдмана принялись теснить своими конями неведомо откуда взявшихся врагов. Вестмар увернулся из-под копыт и ударил коня мечом в пах – тот встал на дыбы, едва не скинув всадника, который после этого решил, что сподручнее будет сражаться пешим, и выпрыгнул из седла. Его примеру последовал второй хирдман, а за ним и сам конунг Бьёрн. Вестмар и Раудкар вступили в поединки с хирдманами, и Ансгар, воспользовавшись этим, набросился на сына Ведерхатта.

Молодой конунг хорошо владел мечом и уверенно отбивался от всех выпадов Ансгара. Он был храбр, уверен в себе и не думал о бегстве. Он нравился Ансгару и, может быть, только поэтому был еще жив. После того как Бьёрн Эриксон отразил его очередной удар, Ансгар мысленно себя обругал. Хотя ему было жаль парня, но если уж он решил свершить месть за отца, то надо было идти до конца. Ансгар ослабил давление и дал конунгу возможность самому атаковать. Бьёрн не заставил себя ждать и перешел в нападение. Ансгар отбивался от его ударов словно с трудом, заставляя соперника поверить, что еще немного, и он победит. Бьёрн с жаром бросался в атаку снова и снова, ему и вправду казалось, что он вот-вот нанесет решающий удар. Он не понимал, что его противник полностью держит исход поединка в своих руках. Наконец конунг ошибся. Он слишком увлекся, потерял равновесие, и Ансгар ударом рукояти сбил его с ног. Бьёрн Эриксон едва успел приподняться на локтях, как в грудь ему уперся клинок Домарбранда. Достаточно было одного движения, чтобы все закончилось, но Ансгар не хотел, чтобы конунг умер, так и не узнав, что стало причиной его смерти.

– Убей его! – закричал Вестмар, который уже разделался со своим противником. – Убей! Или это сделаю я!

– Стой, где стоишь! Он умрет не раньше, чем я так решу! Сначала я должен открыть ему, за что собираюсь убить его. Трюгги! Присмотри за Вестмаром!

Раудкар, который только что уложил последнего из хирдманов конунга Бьёрна, понятливо кивнул и стал между Ансгаром и Вестмаром. Тот зарычал от гнева, но остановился.

– А теперь слушай меня, Бьёрн, сын Эрика Ведерхатта, – обратился Ансгар к конунгу, – ты сам не сделал мне ничего такого, за что стоило бы тебя убить. Но твой отец сделал! Я не смог отомстить ему, и теперь ты отвечаешь за его преступления!

– Послушай меня, незнакомец, – конунг приподнялся, усаживаясь удобнее и не обращая внимания на клинок, который готов был войти в его тело, – за свою жизнь мой отец много чего свершил, но он не делал ничего такого, чего не делали бы все остальные. Он сражался и убивал, так же как сражаются и убивают все нордманы. Сдается мне, что и ты этим промышляешь. Может быть, у тебя к нему какие-то личные счеты, я могу это понять, но не говори, что мой отец совершал преступления. Потому что если это так и если его преступления караются смертью, то и все мы должны умереть.

Сказав так, конунг осторожно приподнялся. Ансгар все так же держал меч у его груди, но по-прежнему не спешил с последним ударом. Бьёрн Эриксон нравился ему все больше и больше.

– Убей его! – снова закричал Вестмар.

– Нет! Еще не время! – отрезал Ансгар и снова обратился к конунгу: – Ты прав, конунг. Я мщу не за всех, кто когда-либо был обижен твоим отцом, не за какие-то его преступления – я мщу за себя и своего брата! По вине твоего отца погиб наш отец. Пять зим назад Эрик Ведерхатт привел свой хирд в лес Тюлоскуг и распустил своих ярлов грабить и убивать всех, кто не покорится ему. Один из этих ярлов по имени Бреки напал на нашу усадьбу. От его рук и от рук его воинов погиб наш отец, славный Ансвар, который не захотел подчиниться Ведерхатту. Я не знаю, где мне искать Бреки, но я нашел тебя, чтобы наконец отомстить.

– Теперь, когда ты все сказал, убей его! – не унимался Вестмар.

Конунг насмешливо посмотрел в его сторону, и Ансгару, который уже готов был напоить Домарбранд драгоценной кровью владыки Свеаланда, показалось, что тому есть что сказать. Он снова остановился, и, видя это, Вестмар завопил:

– Убей!

– Ты и вправду можешь убить меня, – сказал Бьёрн Эриксон, – ты вправе мстить за отца, и, будь я на твоем месте, я поступил бы так же. Но прежде чем ты это сделаешь, ты должен знать, что человек, которого ты зовешь Вестмар, это и есть Бреки!

– Что?! – Ансгар обернулся, и перед самым его лицом мелькнул клинок меча. Это Вестмар бросился на него и наверняка убил бы, если бы удар не отразил Раудкар. Но следующим движением Вестмар-Бреки вонзил свой меч Раудкару в живот, и Ансгар увидел, как меч вышел у него из спины. Он взвыл от гнева и отчаяния, глядя, как замертво падает его друг.

– Ты! Все это время ты был рядом! – закричал Ансгар. – Ты убил моего отца, а теперь и друга!

– Лучше бы ты сразу убил конунга, – мрачно ответил Бреки, – тогда твой друг остался бы жить. А теперь мне придется убить вас всех.

– Ну нет! Больше ты никого не убьешь! Сегодня последний день твоей поганой жизни!

Бреки больше ничего не сказал, только смачно сплюнул и приготовился к бою. Ансгар чувствовал, что его вот-вот охватит ярость берсерка, и с трудом сдерживал себя. Он хотел сохранить ясность ума. И Ансгар, и Бреки совершенно забыли про конунга. Бьёрн Эриксон поднялся на ноги, но не вмешивался, предпочтя остаться безмолвным свидетелем поединка двух смертельных врагов.

Оба были без щитов, и любой неосторожный выпад мог оказаться смертельным, поэтому ни тот ни другой не спешили. Ансгар смотрел в лицо человека, которого он уже привык называть Вестмаром, и мысленно ругал себя последними словами. Вот же он! Густая черная борода и сломанный, свернутый на сторону нос – именно так мать описала убийцу отца. Ансгар провел рядом с ним полгода, но так и не догадался, что это и есть тот самый Бреки! «Вестмар» никогда ему особенно не нравился, но Ансгар и подумать не мог, что грелся у одного костра и делил пищу со своим кровным врагом. Ценой этой недогадливости стала жизнь Раудкара.

Ансгар сделал шаг вперед. Бреки тут же атаковал, но Ансгар увернулся от удара и ударил сам. Бреки отбил выпад своим мечом, и звон клинков разнесся далеко по лесу. Еще дважды они сходились, проверяя друг друга, но и тот и другой остались невредимы. Ансгар понял, что поединок будет непростым. Он и раньше знал, что Бреки умелый воин, но прежде не скрещивал с ним мечи – а только так, в бою, можно по-настоящему испытать силу другого человека.

Бреки сощурился и оценивающе посмотрел на Ансгара, видно, прикидывая, с какой стороны к нему лучше подступиться, потом сделал шаг вправо. Это было самое очевидное и простое решение – атаковать левый бок противника, не прикрытый щитом. Ансгар тоже шагнул вправо и восстановил положение. Бреки повторил свое движение и одновременно атаковал, Ансгар отбился и снова сделал шаг в сторону. Они принялись кружить, обмениваясь ударами и пытаясь обойти друг друга, но все оставалось по-прежнему и никому не удавалось получить преимущество.

Но эта пляска с мечами подействовала на Ансгара успокаивающе: гнев и ярость, охватившие его при виде умирающего друга, ушли. Осталась только холодная решимость довести дело до конца. Бреки этого не понял. Он думал, что если продолжить так кружить, то рано или поздно получится провести удачный удар. Бреки ошибался, и его судьба уже была предрешена. Он снова сделал шаг вправо, но в этот миг Ансгар перекинул Домарбранд в левую руку и сделал выпад. Острие клинка вошло Бреки в плечо, он вскрикнул и выронил свой меч.

Они стояли друг напротив друга – Вестмар и Остмад, Бреки и Ансгар. Один держался за кровоточащую рану и с ненавистью смотрел в лицо другому, а тот словно раздумывал, как ему верней покончить с обезоруженным врагом.

– Ну, давай же! – не выдержал Бреки. – Хочешь убить меня – так убивай! Только бей в сердце!

Бреки развел руки, открывая грудь для удара, но Ансгар только помотал головой:

– Ну уж нет, я не дам тебе легкой смерти!

Услышав это, Бреки побагровел от злости и бросился было на него с голыми руками, но Ансгар молниеносным движением рассек ему бедро и заставил упасть на колени. Зайдя со спины, следующим ударом он разрубил Бреки правое плечо, так что его рука почти отвалилась. Потом Ансгар вонзил ему меч в спину, но так, чтобы не задеть сердце. Захлебываясь кровью, Бреки упал на землю. Ансгар сделал несколько шагов вокруг него, словно любуясь проделанной работой. Он знал, что делал, ведь похожие раны когда-то получил и его отец. Из последних сил Бреки приподнялся, опираясь на здоровую руку, и тогда Ансгар наконец даровал ему смерть, одним ударом отделив голову от тела.

Итак, месть была свершена. За смерть отца Ансгар отплатил смертью. Глядя на окровавленную голову, бессмысленно уставившуюся стеклянными глазами куда-то в небо, Ансгар почувствовал, как внутри у него разливается пустота. Нечто похожее он испытал пару лет назад, когда убил своего давнего врага – Бальдра. Теперь у него не осталось врагов.

– Ты все еще хочешь убить меня? – услышал Ансгар голос Бьёрна Эриксона. Он обернулся и посмотрел на молодого конунга. Тот стоял, подняв свой меч и изготовившись к бою.

– Нет, я больше не хочу убивать тебя, – ответил Ансгар, и это была чистая правда. Сын Ведерхатта пришелся ему по нраву, и только долг мести вынуждал его нападать на Бьёрна. Но теперь, когда настоящий враг был так нежданно найден и сполна получил, что ему причиталось, у Ансгара больше не было причин желать конунгу смерти.

– Что же теперь? – спросил Бьёрн.

– Теперь? Теперь мне следует позаботиться о моих друзьях, а тебе – о твоих.

Обтерев травой меч, Ансгар убрал Домарбранд в ножны и подошел к Докучаю. Тот лежал побледневший, прижав больную руку к груди и тихо постанывая.

– Покажи, – приказал Ансгар, и Докучай послушно убрал руку от раны. Все плечо было в крови, и могло показаться, что дело совсем плохо, однако, осмотрев рану, Ансгар убедился, что хотя она была глубокая, но кость не задета и кровь не била струей, а только медленно сочилась.

– Ничего, еще поживешь, – сказал Ансгар, стараясь приободрить друга, и Докучай в ответ слабо улыбнулся. – Потерпи немного, я тебе помогу. А пока снова прижми рану.

Отойдя от Докучая, Ансгар подошел к телу Раудкара. Тот лежал на боку, скорчившись и поджав ноги. Ансгар перевернул его на спину, сложил руки на груди.

– Как же так получилось? – спросил он мертвеца, стоя перед ним на коленях, и посмотрел в его стеклянные глаза. – Как же так?

За время странствий Ансгар и Раудкар заменили друг другу братьев, вместе они прошли долгий путь и прикипели один к другому сердцами. Если не считать родного брата, Агнара, отправившегося покорять далекий сказочный Миклагард, не было у Ансгара друга ближе, разве что Ульвар. Но Ульвар давно погиб, и вот теперь погиб и Раудкар. На сердце Ансгара появился новый шрам. Впрочем, он знал, что Раудкар давно искал достойной смерти – с тех самых пор, как в сражении пал его брат-близнец Лодинн. Теперь они наконец воссоединятся – там, в небесных чертогах Одина. Они сядут рядом за стол, по очереди поднимут рог, наполненный медом, и, испив, примутся за мясо Сехримнира[12]. А потом, взявшись за свои любимые боевые молоты, ринутся в бой и будут сражаться плечом к плечу, чтобы на следующий день все повторилось вновь. Ансгару же теперь предстоит продолжить свой путь одному. Он провел ладонью по лицу Раудкара, закрывая ему глаза.

– Мне жаль твоего друга, – послышался голос Бьёрна.

Ансгар поднялся с колен и посмотрел в глаза конунга, горевшие жизнью.

– Мне тоже жаль твоих хирдманов, – сказал он в ответ, – уверен, они все были достойными воинами.

– Так и было. Но я не виню тебя в их гибели. В том, что произошло, виновен Бреки. И ты его уже покарал.

Ансгар сначала кивнул, но потом возразил:

– Может быть, никто не виноват. Просто такова наша жизнь. Мы делаем что-то, что считаем правильным, но каждый раз все получается не так, как мы хотели, и нам снова приходится решать, как поступить.

– Боги играют нашими жизнями, – сказал на это конунг.

– А есть ли они, боги? Может, нет ничего, кроме нашей судьбы… Оставим эти разговоры. Я помогу тебе вознести твоих воинов, и, если ты не против, с ними вознесется мой друг. Здесь неподалеку есть озеро с открытым берегом, сложим костры там.

– Хорошо, так и поступим, – согласился Бьёрн.

* * *

Бьёрн Эриксон хоть и был конунгом, но работал хорошо. Ансгар с интересом наблюдал за ним и видел, что тот не чурается самого тяжелого труда. Хотя сделать предстояло многое, ведь им двоим нужно было сложить костры для семерых, но справились они быстро – во всяком случае, быстрее, чем рассчитывал Ансгар. Ему все больше нравился молодой конунг, и он был рад, что сохранил ему жизнь.

Наконец все было готово – тела семи воинов со всем их оружием были возложены на костры. Ансгар даже обрезал им ногти. Голову Бреки он уместил в ногах у Раудкара, дабы месть была полной и преследовала его даже после смерти. Пусть Бреки видит, как пируют эйнхерии, как наслаждаются обществом валькирий и сражаются друг с другом, готовясь к Последней Битве, – ему все это будет недоступно. Его глаза будут смотреть, ноздри вдыхать, но у него не будет рук, чтобы к чему-либо прикоснуться и чтобы набить свой рот едой, не будет ног, чтобы плясать, и не будет чресел, чтобы наслаждаться.

Ансгару было не впервой провожать павших друзей. Он умел сложить костер так, чтобы яростное пламя как можно быстрее сделало свое дело и освободившиеся души легко воспарили к небесам. Ансгар смотрел, как огонь пожирает тело Раудкара, вдыхал запах жареного мяса и понимал, что остался совсем один. Был еще Докучай – с перевязанным плечом он лежал в сторонке, присматривал за лошадьми – но этот паренек был не столько другом, сколько обузой, которую Ансгар терпеливо нес, понимая, что без него тот совсем пропадет. А вот настоящих друзей рядом не было. Родной брат, Агнар, искал предсказанное ему сокровище где-то в далеком Миклагарде, а с ним – Ивар, Оддвар, Гуннар. При дворе конунга Хельги в Кёнигарде пел свои песни скальд Болли, а в деревне, в глухом лесу у озера Ильмень, вернувшись домой после долгих странствий, грел свои старые кости Неждан. Ансгар надеялся, что все они живы и когда-нибудь он еще всех их увидит.

Когда все было кончено, уже наступила ночь. Не сговариваясь, Ансгар и конунг Бьёрн прилегли рядом с посапывавшим Докучаем и от усталости тут же заснули в окружении стреноженных коней. Наутро, едва рассвело, они проснулись. Так же, без лишних слов, сели перекусить, благо еды было вдоволь – из запасов погибших хирдманов. Наконец молодой конунг прервал молчание.

– Как твое имя? – спросил он.

– Ансгар, сын Ансвара.

– Послушай меня, Ансгар. То, что свершилось, уже не изменить. Я не верну своих воинов, ты не вернешь своего друга. Я не виню тебя в том, что произошло. Мне понятно, почему ты хотел убить меня. И я рад, что истинный виновник гибели твоего отца, который был и моим врагом, теперь мертв. Настало время подумать о том, что делать дальше. Я намерен вернуться в Бирку и был бы рад, если бы ты направился со мной. Мне нужны такие хорошие воины, как ты. Я бы сделал тебя своим ближним хирдманом и о друге бы твоем позаботился, – Бьёрн кивнул в сторону Докучая.

Ансгар улыбнулся и сказал:

– Ты говоришь, что сделал бы меня своим хирдманом. А ведь я уже едва не стал ярлом… Да, так и было – конунг Хельги готов был возвысить меня. Но я отказался. Отказался, чтобы отомстить.

– Но ведь теперь месть свершена, верно? – ухватился за эту мысль Бьёрн. – Теперь ты свободен от этого долга. А будешь хорошо мне служить, обещаю, я очень скоро сделаю тебя ярлом!

Но Ансгар только покачал головой:

– Спасибо тебе, конунг! Я вижу, ты хороший человек и наверняка будешь славным владыкой. Служить тебе было бы честью для меня. Но в том-то и дело, что сейчас я не хочу служить никому! Я пять зим не был дома и хочу повидать свою мать. Может быть, потом наши с тобой пути снова сойдутся, может, мой меч еще тебе послужит. Но сейчас я не хочу об этом думать, я вообще ни о чем не хочу думать. Я просто хочу в родной лес, в Тюлоскуг.

– Что ж, Ансгар, – с досадой произнес Бьёрн Эриксон, – мне жаль. Я понимаю, почему ты так решил, но боюсь, судьба во второй раз нас не сведет. Впрочем, откуда мне знать, верно? Я буду рад принять тебя как дорогого гостя, если ты все-таки захочешь вернуться в Свеаланд и придешь с миром. А теперь мы расходимся в разные стороны. Возьми четырех коней, по два для себя и для друга. И прощай!

Конунг протянул руку, и Ансгар крепко ее пожал.

* * *

Ансгар спешил. Докучаю с каждым днем становилось все хуже и хуже. Рана на его плече, которая поначалу казалась неопасной, никак не заживала, а потом и вовсе начала гноиться, источая зловоние. Ансгар старался как мог. Каждый раз, останавливаясь на роздых, он промывал рану водой, очищая от гноя, и заново ее перевязывал. Но у него не было лечебных трав, да и попадись они ему, он не знал бы, что с ними делать, потому что давно забыл, чему его учила тетка, ведьма Брюнгерда. Теперь он жалел, что не освоил как следует искусство врачевания. В тех редких хуторах, что попадались им на пути, не нашлось ни одного знахаря, и в лучшем случае удавалось разжиться чистой ветошью для перевязки. У Докучая поднялся жар, он начинал бредить и едва держался в седле. Ансгару приходилось каждый раз привязывать его к лошади, чтобы он не свалился с нее. Из-за этого они ехали медленно, и Ансгар, чтобы ускориться, постоянно пересаживался с одного коня на другого и пересаживал Докучая. Так кони меньше уставали и дольше шли, прежде чем требовался очередной привал.

Когда Ансгар вошел в родной лес Тюлоскуг, он уже не останавливался, не давая отдохнуть и Докучаю. Он понимал, что медлить нельзя, и он точно знал, куда направляется. Если сейчас кто-нибудь и мог спасти молодого венда, то только Брюнгерда, а значит, их путь лежал к Чёрному холму на болоте. Ансгар так спешил, что вылетел из лесной чащи в самую топь, и конь застрял в ней передними копытами. Выскользнув из седла, Ансгар, ухватившись за поводья, с трудом вывел испуганное животное на твердое место, сам при этом едва не утонув. Наконец, отдышавшись, он огляделся. Перед ним простиралось обширное черное болото, над которым сгущалась непроглядная тьма, и казалось, солнце никогда не заглядывало в это гиблое место. Но Ансгар знал, что именно здесь он найдет помощь.

– Брюнгерда! – закричал он во всю глотку. – Брюнгерда!

Крик его разнесся далеко над болотом и потом словно утонул в его непролазных топях. Ансгар подождал немного, но не услышал шагов. Что могло случиться? Неужели колдунья умерла? А мать? Ансгар разволновался еще сильнее. Надрываясь, он закричал громче прежнего:

– Брюнгерда!

– Тихо ты, тихо! Ишь, как раскричался! – раздался позабытый голос колдуньи.

С облегчением и радостью Ансгар посмотрел на нее – она сумела подойти незаметно и была совсем близко. За ее спиной Ансгар заметил еще чью-то фигуру. Сначала он подумал, что это его мать, но потом понял, что это девушка, и сердце его забилось сильнее. Он узнал ее, хотя прошло уже пять зим с тех пор, как он видел ее в последний раз, и тогда она была еще совсем девочкой. Это была Рунфрида.

Прядь вторая

Как же постарела мать… Ансгар никак не ожидал увидеть ее такой – высохшей, ссутулившейся, покрывшейся морщинами. Но хуже всего – глаза. Раньше они были ярко-голубыми, а теперь потускнели, как будто прежнее пламя жизни, светившееся в них, стало гаснуть. При виде матери у Ансгара защемило сердце, а она бросилась к нему, уткнулась лицом в его могучую грудь и зарыдала.

– Сынок мой! Сынок! – повторяла она беспрестанно, обхватив его руками и не желая отпускать. Ансгар никогда не видел ее такой. Мать всегда была сильной женщиной. Вся округа знала гордую и несгибаемую Ранвейгу, жену славного Ансвара. И в былые годы она бы никогда не позволила себе так лить слезы. Но, верно, доставшиеся ей испытания сломили ее дух. Может быть, в этом была вина и ее сыновей, которые оставили ее здесь, на болоте, а сами ушли и долгие годы не давали о себе знать. Ансгару стало не по себе. Он как будто задыхался от любви и нежности к матери вперемешку с горечью и чувством вины перед ней. Он обнимал ее, и ему казалось, что он вот-вот сам заплачет. Однако он не заплакал, глаза его остались сухими. Только в горле словно ком застрял.

Но вдруг мать встрепенулась, подняла мокрые от слез глаза и испуганно-строго спросила:

– Где Агнар? Где твой старший брат?

– Не волнуйся, мама, он жив, – ответил Ансгар, – он отправился в Миклагард.

– В Миклагард?

– Да, мама. Это самый большой город в Мидгарде[13], в стране ромеев.

– Я знаю, что такое Миклагард! – рассердилась мать. – Я спрашиваю, почему твой брат туда направился? Почему он не вернулся вместе с тобой?

Ансгар нахмурился. Как объяснить матери, что возвращение будет означать для Агнара смерть? Ведь именно это предсказала ему колдунья. Ансгар посмотрел на Брюнгерду, которая стояла рядом и делала вид, что она тут ни при чем. Младшая сестра матери, несмотря на прошедшие годы, еще не растеряла своей колдовской красоты и выглядела куда лучше постаревшей Ранвейги.

– Так получилось, мама, – сказал Ансгар, чтобы хоть что-нибудь ответить, – брат обязательно вернется, но потом.

– Ничего не понимаю! Но он жив, верно? Жив?

– Да, мама, я уверен, он жив.

– Слышишь, сестра? – повернулась она к Брюнгерде. – Ты была права! Агнар жив!

Тут Ансгару стало любопытно:

– А про меня она тебе ничего не говорила?

– Нет, сынок. Она говорила, что не видит тебя и не знает твоей судьбы. Ты бы знал, как это разрывало мне сердце!

Ансгар вспомнил, как оберег, который когда-то подарила ему колдунья, сослужил ему последнюю службу – уберег от стрелы степняка, а потом рассыпался. Видно, поэтому Брюнгерда и не могла сказать матери, что с ним. Он снова обнял ее:

– Ничего, мама! Видишь – я тоже живой! И я дома.

* * *

Ансгар сидел рядом с ложем Докучая и смотрел на молодого венда. Когда они только добрались до Чёрного холма, Докучай был очень плох. Его сняли с лошади едва живого, в горячке и впавшего в беспамятство. Брюнгерда, когда увидела его рану, только покачала головой и что-то недовольно пробормотала. Она отогнала Ансгара подальше, чтобы не мешал, а потом долго-долго возилась с Докучаем, и Ансгар не знал, чего было больше в том, что она делала, – знахарства или колдовства.

– Может быть, и выживет, – сказала она, когда закончила, – ты пока к нему не ходи, не тревожь его.

– Да я слова не скажу, пальцем его не трону, только рядом посижу, – возразил Ансгар.

Но колдунья была неумолима:

– От тебя скорбью веет, не подходи к нему, а то почует и жить не захочет.

Эти слова запомнились Ансгару, и он потом долго думал о том, что сказала ему Брюнгерда. Ведь и правда, уже очень давно в его жизни не было никакой радости. Все, что он знал в последние годы – это кровь, смерть, тоска и отчаяние. Он шел по жизни, стяжая славу, а в ответ судьба посылала ему все новые испытания, и за каждую победу приходилось платить слишком большую цену. Наверное, дух скорби и вправду настолько им овладел, что мог дурно влиять на окружающих. Но что он мог поделать? Как мог он остановить бесконечную череду потерь? Может, лучше было бы ему остаться здесь, на этом болоте, навсегда и больше никогда не ввязываться ни в чьи ссоры, не идти войной в чужие земли, не искать проклятых сокровищ, а главное, не заводить новых друзей, не прикипать ни к кому сердцем, чтобы больше никого не терять.

Так размышлял Ансгар, когда он вновь увидел Рунфриду. Эта юная дева после первой встречи старалась не попадаться ему на глаза, но, видно, Брюнгерда просила ее помощи в уходе за Докучаем, и она пришла. Рунфрида очень изменилась с тех пор, как Ансгар отправился на восток, и он сразу отметил эти изменения, едва увидел ее на краю болота вместе с Брюнгердой. Прежде она была совсем девочкой – очень милым, но ребенком. Теперь это была налившаяся соком юная дева, готовая к супружеству. Рунфрида была красива чистой северной красотой. Волосы цвета льна были затянуты в тугую косу. Из-под светлых бровей смотрели небесно-голубые глаза. Маленький прямой носик украшали веснушки – совсем немного, у самой переносицы. Чуть припухлые губы скрывали ровный ряд зубов. Рунфрида была красива не только лицом, но и телом. Взглядом опытного мужчины Ансгар различал под ее одеждами стройную талию, округлые бедра и такую грудь, которой могли позавидовать иные рожавшие женщины.