скачать книгу бесплатно
– Вообще никто?!
– Святой да дурак – вот кто.
Глава 4
«Обыденный»
Исповеди Агатия неожиданным образом задели Савву за живое, нарушили бесстрастие его ума. Чувствительное сердце старца наполнилось жалостью к огромной стае таких же юнцов, на долю которых выпало несостоявшееся счастье. «Они в беде, – сокрушался Савватий, – беда в государстве Российском!»
Понимая, что до встречи с ангелами ему осталось годков наперечёт, он всё чаще думал о том, как выстроить жизнь в преддверии смерти. Можно ничего не менять, исповедовать, наставлять, сколько хватит сил, и затем мирно почить в Бозе на радость монастырской братии о новом молитвеннике на небесах. А можно… выйти напоследок в мир и сделать то, к чему зовёт душа: попытать у этого мира справедливости. Всего-то – попытать, зная заранее, что диалога не будет. «Ты с ума сошёл! – возражал сам себе Савва. – Сколько лет, положа руку на Евангелие, ты увещевал воспалённые умы, говоря о послушании всякой власти, ибо всякая власть непременно от Бога. Что ж теперь не сидится тебе на собственных словах? Ёрзаешь как на гвоздях! Выходит, забыл ты простую истину: беда человека кроется не в несправедливости к нему, но в духовном нестроении его самого. И лечить человека надо прежде всего Иисусовой молитвой, а не мирскими таблетками счастья. Ишь, народоволец нашёлся!»
Савва не был готов к такому жёсткому диалогу с самим собой. По обыкновению лёгкий и жизнерадостный, он всю зиму прожил в задумчивости, поминутно обращаясь к Богу за советом и вразумлением. Но Господь молчал. Однажды, выходя из храма после воскресной службы, старец задержался на паперти возле незнакомого прежде бездомца. Одет он был плохо, не по-мартовски. Монаха удивили его голубые глаза, похожие на две капли прозрачного мартовского неба.
– Ты голоден? – спросил Савватий.
– Не беспокойся, отец, Господь пошлёт, – ответил нищий.
– И как же Он тебе пошлёт? – удивился старец, озадаченный ответом голодного человека.
– Почём я знаю! – ухмыльнулся тот. – Вот ты караулишь Божью подсказку, а сам, поди, уже всё решил. Тако и я – нынче ж поем с доброй руки, потерплю ещё чуток и поем.
– Почему ты решил, что я караулю Бога? – монах присел рядом с нищим.
– Потому что я тебя знаю. Ты Савва, раб Божий, о тебе ангелы поют, а я их слышу…
– Саввушка, пригласи человека в трапезную и поспешим, братия уж, чай, собралась, – раздался за спиной старца голос отца Игнатия.
Савва обернулся и, ища среди выходящих из храма отца настоятеля, ответил:
– Благодарствую, отче.
Не обнаружив Игнатия, он вновь повернулся к нищему, однако место, где сидел Божий человек, было пусто.
– Да где же он?
Старец поднялся и стал высматривать нищего на дорожке, ведущей к храму. Вдруг он оставил поиск и тихо шепнул: «Ах я неразумный!» Затем трижды перекрестился и, замкнув в улыбке уста, поспешил в трапезную.
* * *
Разглядев на лице старца смущение, Агатий спросил:
– Отче, что с вами?
Тот покосился на келейника и глубоко вдохнул.
– В общем, так, Агаша. Надумал я до президента Российского идти. Потолковать мне с ним надо. Молчи! Знаю, трудная предстоит дорожка…
– До президента?! – вспыхнул Агатий. – Так это ж в Москву надобно. Не-е, отче, вам отлучаться от монастырских стен никак нельзя – пропадёте, ей-богу, пропадёте!
– Ничегошеньки не поделаешь, дружок, видно, надобно мне пострадать. Пора пришла.
Агатий как просветился.
– Отче, тогда и меня с собой возьмите!
Старец посмотрел на пылкого юношу. «Возьму, обязательно возьму», – мелькнуло в его голове.
– Что ты, что ты! Нельзя тебе со мной, никак нельзя.
Агатий вжался в костлявый бочок Саввы и повторил просьбу:
– Отче, не гони!
Глава 5
Начало
Они шли по степной дорожке. Накрапывал дождик. Было свежо, тепло и сыро.
– Грибное состояние бытия! – усмехнулся Савва.
Старец шёл чуть позади Агатия. «Так мне легче», – говорил он, стараясь всякий раз пропустить юношу вперёд. На самом деле причина была проста: его разрушенные колени отзывались на каждый шаг то ноющей, то покалывающей болью. Порой, зацепив ногой дорожный корешок или заступив в ямку, вырытую кротом-доброжелателем, старик вскрикивал и невольно выдавал себя.
– Присядем, – предложил он, располагаясь на выступающей из земли груде валунов, разогретых жарким июльским солнцем.
– А вот и водица!
Меж камней сочилась из земли влага. Кто-то из сельских жителей сделал небольшой приямок, и получилась вполне сносная запруда.
– Есть хочется! – засмеялся юноша, улыбаясь и вытирая губы.
– И то верно, – согласился старец, вслед за Агатием отведав ключевой водицы. – Что там у нас?
Юноша снял со спины рюкзак и достал полбуханки ржаного хлеба, банку рыбных консервов и литровую бутыль с квасом.
– Негусто, – подытожил он, раскладывая угощение.
– А почему мы не собираем грибы? – улыбнулся Савва и указал на защитную посадку метрах в двухстах от дороги. – Сбегай-ка, дружок, вон в тот березнячок. А я хлебец пока нарежу.
Действительно, минут через десять Агатий вернулся, придерживая обеими руками на груди множество крепких длинноногих подберёзовиков.
– Отче, вы прям Христос! Повелели, и я наловил полные сети!
– Ну и сравнения у тебя! – вздохнул старец, принимая у Агатия дары сибирского леса. – Верно говорят: молодость не знает границ, потому что никогда их не видела.
* * *
Шаг за шагом хромоногий клюкарь Савватий и лёгкий как перышко Агатий продвигались по сухой наезженной дороге в сторону посёлка Зелёный Бор. Целью путников была железнодорожная станция. Расположенный в двенадцати километрах от Минусинска посёлок имел прямое железнодорожное сообщение с Красноярском. «А там и до Москвы недалеко!» – шутил старец, продумывая с Агатием маршрут предстоящего путешествия.
Шофёр Виталька убеждал Савву:
– Отче, благословите отвезти вас в Зелёный Бор!
– Нет, Виталий, – отвечал старец, – так пойдём. Не пройдём – вернёмся. Тогда и цена нашей затее – от рубля копейка. А дойдём до Бора, знать, и до Москвы доберёмся.
* * *
Иной читатель удивится: «На каком таком основании Савва покинул монастырь? Уж не самочинно ли?» Спешу успокоить непраздное читательское любопытство: не самочинно. Исходу «на Москву» предшествовал долгий разговор старца с отцом-настоятелем. Дивился Игнатий:
– Отец родной, да как же ты до сего додумался? Помолодел, что ль, на монастырских харчах али бес тебя в ребро копытцем боднул? Ответь, не томи. А я покамест чаёк поставлю. Попьёшь чайку, может, дурь и сойдёт, Саввушка!
– Эка ты меня припечатал! – улыбнулся в ответ старец. – Слушаешь, а услышать не хочешь. Вот я и подумал: может, и мы, Божьи исповедники, выслушиваем мир, но слышим только самих себя? Как думаешь? Верно, прошу твоего благословения на странное дело, и, скорее всего, ничего у меня не получится. Но я должен сказать правду. И не по-монастырски шепотком, а в голос! Сказать не здесь, в благочестивой Дорофейке, и не тем, кто готов заранее нам верить, но в кабинетах. Да-да, в кабинетах, где совершается то, что потом тысячи русских попов отмаливают в исповедальнях. Благослови, брат, а там как рассудит Господь – имеющий уши да услышит.
– Да как тебе в голову такое закралось – президента наставлять! Кто нас в энтом Кремле слушать станет? Тебя ж на порог не пустят, в шею погонят, дурака косматого. Нет, не дело ты, Саввушка, задумал, не по-христиански мыслить стал. Прельстился! Не иначе, бесо?ва работа.
Настоятель разлил чай по чашечкам.
– Вот что послушай, брат Игнатий, – сказал старец, глядя в окошко на монастырский двор. – Дознался я от Агатия о большой беде в Абакыме. Беда случилась в нашем отечестве…
Игнатий слушал Савву, и сердце его плакало от умиления перед подвигом, на который Господь подвиг ум его любимого товарища. Но как сказать: «Не прыгай в пропасть!» – когда тот уже расправил руки, словно крылья, и встал на край собственной жизни? В его-то годы отправляться наугад в Москву, к самому президенту… Нет, из таких путешествий старики не возвращаются. Как на такое благословить?
Настоятель обнял товарища. Монахи стояли друг перед другом подобно двум холмам, поднявшимся над слиянием Енисея и Кривинской протоки, и любовь, как ветер, обвивала их седые вершины. Игнатий расправлял на седой голове старца спутанные космы, поглаживал сопостника по плечу и приговаривал: «Беспокойная ты душа!»
– Отче, не томи! – Савва отстранил руку настоятеля и опустил голову.
Игнатий вздохнул, накрыл старца епитрахилью, перекрестил и, отъяв облачение, благословил на дальнюю дорогу.
Глава 6
В пути
Через три часа неторопливой ходьбы по накатанной лесной дорожке путники вышли на опушку, за которой виднелась вереница аккуратных домишек рабочего посёлка Зелёный Бор. Над ровным двухэтажным посадом высился шпиль Покровской церкви, а за ним, вдалеке, просматривались корпуса вокзального хозяйства.
– Бор! – объявил Савва, радуясь окончанию болезненного перехода.
– Следующая станция – Москва! – рассмеялся в ответ Агатий.
– Э, нет, сначала в Красный Яр, в гости к Андрею Ануфриевичу Дубенскому, – улыбнулся старец.
– Я его помню!
– Ну и память у тебя, – улыбнулся Савва, – с семнадцатого века всё помнишь!
– Да нет, отче, я про памятник!
В тот же день на электричке наши герои прибыли в Красноярск. Лет пять назад Агатий останавливался с матерью в гостеприимной красноярской семье брата по отцу Николая. Дядя Коля оказался заядлым рыболовом. Его старенькие «Жигули» знали все тайные подъезды к Енисею, где не встретишь ни егеря, ни рыбнадзор. А ещё Николай увлекался краеведением. Вечерами он бродил с Агатием по городу, и стремительные формы красноярских улиц обрастали фактами прожитых лет, как морские буи – слоями разноцветных ракушек. Тогда-то и узнал юноша про основателя Красноярска, воеводу Дубенского.
По прибытии путешественники сразу отправились на вокзал.
– Отче, знаете, почему привокзальная улица называется Тридцатого Июля?
– Нет, – улыбнулся Савва, – откуда ж?
Отрицательный ответ старца доставил юноше огромное удовольствие. Он надул грудь и голосом музейного всезнайки заговорил:
– Тридцатого июля 1919 года в Красноярском военном городке началось восстание против власти свирепого Колчака. В нём приняло участие около трёх тысяч человек…
– Хватит, хватит! – засмеялся Савва.
Старец остановился, улыбка спорхнула с его лица. Он взглянул на табличку с числом 30 и задумчиво произнёс:
– Александр Васильевич непростой был человек…
– Какой Александр Васильевич? – удивился Агатий.
– Вот видишь, ты даже этого не знаешь. Вице-адмирал Российского Императорского флота Колчак Александр Васильевич. Полярный исследователь, герой русско-японской войны.
– Тот самый?..
– Да, Агатий, тот самый. Не спеши судить о людях понаслышке, тогда и о тебе, быть может, не пойдут кривотолки.
Они определились с билетами. Выяснилось, что скорый на Москву отходит через полтора часа. Времени хватило лишь на то, чтобы перекусить в привокзальном буфете да в ближайшем магазине купить что-то в дорогу. Осмотр города (к радости хромоножки Саввы) пришлось отложить до следующего приезда.
Кстати, любопытный читатель наверняка спросит автора: «Откуда у них деньги?» Отвечу: благословив старца на подвиг, отец игумен достал из монастырской кубышки заранее приготовленный конверт (о намерении старца пуститься в путешествие Игнатий прознал особым образом). «Здесь хватит, – коротко пояснил он и, улыбнувшись, добавил: – Останется – сдашь по возвращении».
Глава 7
Дорожный разговор
Одолев перронную толчею, Савва и Агатий вошли в вагон скорого поезда Красноярск – Москва. В купе, куда были назначены их билеты, уже сидели два человека. Один был в подряснике, поверх которого посверкивал дорогой наперсный крест. Мо?рок немытого оконного стекла и простенькая тюлевая занавеска производили впечатление бурой раковины, внутри которой переливается тонким перламутровым отливом крохотная жемчужина.
Священник читал книгу. Рядом с ним сидел печального вида мужчина и маленькими глотками отпивал из небольшой пластиковой бутылки жёлтую непрозрачную жидкость, похожую на облепиховый морс. Оба пассажира были средних лет, среднего роста и какой-то безликой не то приветливости, не то отстранённости.
«Мир всем!» – произнёс старец, перекрестился и, поджав ноги, устроился за столиком напротив попутчиков. Никто из них не улыбнулся и не качнул головой в знак приветствия, хотя по движению глаз можно было понять, что они отслеживают происходящие в купе изменения. Агатий забрался на верхнюю полку и, положив под голову полупустой рюкзак, блаженно растянулся на лежаке, едва уместив в стандартную горизонталь свои непомерно длинные ноги. С дороги он тотчас захотел спать, но интерес к личности священника, сидящего напротив старца, не давал покоя.
Тем временем в купе повисла нелепая, не соответствующая романтике железнодорожных передвижений тишина. Священник и его сопровождающий изредка поглядывали на вошедших, но к разговору никто из четверых попутчиков приступать не спешил.
Наконец Савва, приметив на себе очередной скользящий взгляд, обратился к священнику:
– Простите, уважаемый, позвольте полюбопытствовать: где служить изволите?
Священник отложил книгу, приосанился и ответил:
– В церкви Христовой, уважаемый.
– Вот как? – ответствовал Савва. – Значит, в церкви Христовой служите.
Имея некоторый опыт наблюдения за житейскими «повадками» старца и особенно за интонациями, которыми он украшал те или иные свои речи, Агатий понял: Савва замыслил какое-то дознание. Юноша вжался в страховочную перекладину и с любопытством стал наблюдать происходящее. «Монастырь – это одно, – подумал он. – В монастыре Савва – безусловный получеловек-полусвятой. А в миру, где никто старчика не знает, будут ли его слова без “монастырских подпорок” так же убедительны?» Агатий понимал, что мир, общаясь со старцем, прежде чем насладиться беседой с мудрым человеком, попытается опрокинуть и растоптать «заносчивого» собеседника.
