Магия тени

Маги молчали, да и что было сказать? Соглашаться, подтверждать – да, виноват? Жестоко и бессмысленно. Хотя отчего взбесилась реликвия – еще поди пойми, быть может, дело и впрямь в изменениях околоземицы, которые охватили Ортай и соседние края.

Как будто услышав мысли магов, Варравир вдруг взволнованно заговорил:

– А знаете, небо предупреждало меня о грустных и страшных событиях вроде нынешних, небо пророчило многие печали – сколько же лет назад, три, четыре? – Он задумался.

Дорал снова подумал: спятил старик, спятил! Как небо могло ему что-то пророчить, о чем он говорит? Магистр замечал краем глаза, что Аяс поглядывает на него, прося совета, но не отвечал на эти взгляды: сам ничего не мог понять и решить. Гасталла все время разговора сидел как пенек, смотрел то в пол, то на руки старика.

– В начале лета это было! – Варравир хлопнул себя ладонью по лбу. – Разумеется, в начале лета, когда Южный Еж набирал яркости. Значит, три с лишком года назад. Тогда небо показало мне жуткие вещи!

Дорал тоже чуть не хлопнул себя по лбу, вспомнив, что старик – астроном.

– Никогда мне не приходилось видеть, чтобы звездные скопления выстраивались в такие сложные и страшные картины. – Варравир снова потер левую сторону груди, откинулся на спинку стула и устроился в очень неудобной с виду позе, однако голос его, хоть и ослабевший, звучал ровно. – Рядом-рядышком друг с другом встали соединения Природы-Матери и Разлада, и по четырем сторонам, беря их в кольцо, расположились четыре звезды Всадников. И непривычно близкие, пугающе-огромные, встали по двум краям небосвода два скопления, извечно противоречащие друг другу: Демонов Хвост и Старший Змей.

Маги мало что поняли из слов астронома. По звездам, конечно, любой из них определил бы дорогу, а Дорал и Гасталла – не только в любом месте Ортая, но и в паре-тройке соседних краев. Но никогда скопления звезд не имели для них такого понятного и глубокого значения, чтобы видеть в них истории и предзнаменования.

– Тогда я понял, что грядут страшные времена, – продолжал старик, прикрыв глаза и трудно дыша, – что власть над нашей землей получит сила высшая, чуждая и страшная. Что ждет нас голод, мор и погибель, если только… Если только что? Какое значение несли Демонов Хвост и Старший Змей? Я не смог этого понять.

Он замолчал, поморщился, выровнялся на стуле.

– Я даже составил описание увиденного, начертал звездную карту и переправил в государеву канцелярию. Уж не знаю, какая судьба постигла мое послание, да и мог ли быть от этого толк. Впрочем… я снова увел вас от цели, а меж тем уже темнеет. Раз реликвия проявляет активность в ночное время…

Варравир медленно поднялся, оперся на стол, пронзительным взглядом прошелся по троим магам.

– Я отдам вам реликвию сей вздох, и вы унесете ее подальше отсюда, от Диввы. И я прошу вас пока не делать ничего, – он отвернулся к окну, за которым клубились темно-серые сумерки, несколько вздохов обдумывал нужные слова, – ничего такого, что может разлучить нас с ней. Обещаете? Позднее мы еще поговорим об этом, но теперь, чтобы быстрее решить главную задачу, прошу каждого из вас дать мне такое обещание.

Старик снова обернулся к магам, смотрел спокойно и даже с вызовом.

– Я обещаю никак не навредить ей, – быстро проговорил Аяс, которому отчего-то стало невыносимо стыдно под этим взглядом. Подумал и поспешно добавил: – Этим вечером.

Варравир кивнул и перевел взгляд на Дорала.

– Обещаю, – медленно проговорил магистр, – если только она не подвергнет опасности нас или других людей.

Астроном снова кивнул, принимая уточнение, и Дорал укорил себя за излишнюю подозрительность.

– Обещаю, – серьезно сказал Гасталла и задумчиво повторил: – Обещаю не делать ничего такого, что могло бы разлучить вас.

Астроном снова отвернулся к окну, обдумывал что-то, шевеля потемневшими губами. Потом с трудом оторвал ладони от столешницы и пошел к лакированной двери, не оглядываясь больше на магов.

Старик шаркал ногами в разношенных башмаках и прижимал ладонь к груди. Дыхание его было трудным, прерывистым.

«Все-таки нужно было послать за лекарем», – с тревогой подумал Дорал. Поднялся, но подойти к астроному не решился. Видел, как подобрался Гасталла, словно готовясь в следующий вздох броситься вперед.

Варравир долго возился с простой защелкой, наконец справился с нею и потянул к себе тяжелую скрипучую дверь.

Комната за ней оказалась светлой, с двумя большими окнами, на которых были раздернуты занавеси, и серого сумеречного света с улицы они впускали еще достаточно. Обычная спальня небедной пожилой женщины: большой сундук, просторная кровать, маленький столик у стены и натертый лист меди над ним, деревянное корытце в углу, несколько полок с вазами из цветного камня и засушенные цветы в них, небольшой стол и два стула в изголовье кровати. Повсюду вышитые и плетеные салфетки.

Реликвия, видимо, хранилась под замком, потому что ее присутствие маги почуяли только теперь, когда Варравир открыл двери.

– Что за день такой, – посетовал Дорал, в третий раз за сегодня проморгавшись от ряби перед глазами. – Надеюсь, на этом все? Вечером оборотни не нападут на город?

Дивва сидела на краешке кровати в почти человеческой позе, чуть подавшись вперед и опираясь на колени руками. На ней было красивое темное платье с широким длинным поясом, привязанным к ножке кровати. Астроном не предоставлял жене полной свободы даже в запертом помещении – именно это советовал ему четыре года назад Гасталла, и Варравир строго последовал совету.

На голове у Диввы – косынка, на руках – длинные перчатки, а ноги босые, с неестественно, не по-человечески длинными растопыренными пальцами. Лицо без всякого выражения, каким оно и должно быть у мертвяг – мало отличимое от лица обычного покойника. И взгляд обычный для нежити – пустой, подернутый мутью.

Дорал и Аяс смотрели на Дивву со смесью любопытства и гадливости. А Варравир подошел, погладил перерожденную по плечу и тихо что-то заговорил. Она повернула голову и уставилась на старика тем же пустым взглядом и без всякого выражения на лице. Перерожденные иначе не умели. Даже когда они убивали, их лица оставались невозмутимо-расслабленными, а глаза – безучастными.

Варравир потрепал мертвягу по плечу и пошел к большому сундуку у стены. Поднял крышку, тяжело опустился на колено, непослушными руками принялся доставать вещи. Дивва отрешенно следила, как старик выкладывает на пол ее платья, шали, платки. Наконец Варравир нашел что искал: было слышно, как стукнула крышка шкатулки или небольшого ящика, затем старик закрыл сундук и со второй попытки поднялся. Кренясь на левую сторону и морщась, обернулся. В руках у него был полосатый указок: деревянные полосы чередовались со стальными. Или серебряными? Издалека не разобрать.

Дорал сделал шаг вперед и тут же остановился: Дивва обернулась на звук. Гасталла тоже поднялся, встал рядом. Наверное, со стороны маги в этот вздох выглядели не по-доброму. Быть может, астроном даже пожалел, что поверил их обещаниям.

Аяс сидел неподвижно, вцепившись в столешницу, взгляд его бегал – на Дорала, на Дивву, на Варравира.

Астроном торопливо сделал шаг, другой. Схватился за сердце. Попытался что-то сказать, но из горла вырвалось только тихое сипение.

Дорал бросился вперед, словно хотел одним прыжком преодолеть десять шагов и подхватить Варравира. Гасталла схватил его за плечо. Дивва заворчала и поднялась, сутулая, как обезьяна, наклонила голову и заворчала снова, громче.

Варравир на подгибающихся ногах сделал еще два шага, глухо застонал и стал оседать, медленно и неловко – сперва на колено, потом на другое, поднял трясущуюся голову, попытался что-то сказать, но снова лишь невнятно засипел – и растянулся подле Диввы.

Дорал охнул. Аяс зажмурился. Гасталла с непонятным выражением лица смотрел на покатившийся к двери полосатый указок и на астронома, недвижимо лежащего на полу у ног своей жены-мертвяги.

* * *

Воистину счастливы те мужья и жены, которые всю свою жизнь умели не просто жить рядом, не только любить друг друга, но и смотреть на мир одними глазами. Наверняка умный, образованный Варравир и его добрая, мудрая Дивва были именно такой семьей. Именно такой редкой и удивительной семьей, которая у одних людей вызывает зависть, у других – восхищение, а третьих убеждает: что бы там ни говорили, а искреннюю любовь и дружбу возможно пронести в своем сердце сквозь многие десятки лет.

Пока смерть не разлучит вас.

А если даже смерть вас не разлучит…

У южных ворот Арканата потихоньку собирались в дорогу люди. Придирчиво осматривали телеги, устраивали на них матрасы и тюки с вещами, запасали воду в деревянные баклаги.

А у северных ворот стражники отстреливали собак и волков, что десятками сбегались от погоста на приманку.

Собаки и волки были странные, шалые, вели себя совсем не так, как положено хищникам. Они не осторожничали нисколько и не чуяли подвоха, и даже трупы других собак и волков под помостом их не пугали. Они просто слепо и жадно лезли к закрепленной на помосте приманке, к паре последних в округе мертвяг – босой женщине в темно-синем платье и мужчине в добротной домашней одежде.

Собак и волков отстреливали из самострелов стражники со стен. Им помогали три мага, сменяя друг друга и временами сердито переругиваясь.

Потом, когда будет убито последнее животное-людоед, стражники вместе с магами пройдут до старого погоста, изучат окрестности в поисках заплутавшего зверя. А после, уверившись, что дороги избавлены от опасности, маги и стражники сядут в телеги и поедут вместе с последними горожанами прочь. Куда?

Все говорят, что нужно отправляться в город Тамбо, где находится Магическая Школа. Что если кто и может спасти Ортай и весь Идорис от мора и голода – так только маги. И что многие люди теперь тянутся туда, в Тамбо.

Все готово к отъезду, приготовлены скудные пожитки горожан, вынесена последняя еда с рыночных складов, собраны люди, которые отсиживались в своих домах. Старшина стражи раздает указания, а лекарь дал добро на перевозку недужных, понадеявшись, что они уже способны выдержать дорогу.

Все ждут только их, магов и стражников, которые не могут отправиться в путь, не выполнив свой последний долг.

Долг стражей перед окончательно умершим городом.

Глава 2. Приказано сжечь

Только лишившись надежды, а с нею – сожалений, люди начинают сознавать, на что они способны. С полной решимостью и без лишних сомнений действует лишь человек, который не рассчитывает на других.

Из вступления в обучающий курс для боевых магов

Страшные истории любят не только дети – взрослые охочи до них ничуть не меньше.

Только взрослые предпочитают пугаться понарошку. Так, чтобы сказать: «Хвала Божине, это лишь выдумки!» и пойти заниматься своими привычными делами. А вот правдивых страшных историй взрослые люди страсть как не любят, и слушают их с угрюмыми лицами, собравшись плотным кружком у подготовленного к вечеру кострища и глядя на рассказчика исподлобья.

Именно такие угрюмые люди сидели в одном из тележных колец, огораживающих лагерь приезжих. Подобных лагерей было нынче много и в пригороде Тамбо, и в самом городе. Поперек заведенных издавна правил, городские ворота целыми днями стояли нараспашку, люди свободно ходили туда-сюда – а вот ворота Магической Школы были заперты уже очень давно.

Три месяца назад из Тамбо куда-то пропали все маги, что жили и работали в городе. Но из Школы они не ушли: каждый вечер верхняя часть самой большой ее башни освещалась волшебными огнями – в точности так, как в другие вечера за год, десять, сто лет до этого. Когда загорались огни, то казалось, что верхушка башни сама собою плывет над городом, как сказочный летающий корабль.

По вечерам горожане и приезжие выходили на улицы и оборачивались к школьной башне, гадая, осветится ли она сегодня. И когда загорались огни, люди вздыхали с облегчением: маги здесь, маги рядом, и уж они-то наверняка знают, как действовать в этом помешавшемся мире, чтобы вернуть ортайцам их размеренную и привычную жизнь.

* * *

– И когда в Недре, далеко на севере, позасыпали стражи-драконы – некому стало уберечь наш мир от демонов! – Рассказчик, худой востроносый мужичок, стоял у кострища. Волосы его были встрепаны, а штаны и рубаха выглядели так, словно он в них же спал на сеновале. – И пришли они к нам, демоны, пробили двери из иных краев, через магонов Азугай и через Миры-междумирья. Пришли, значит, демоны, в Идорис и стали таиться, потому как сила их тогда невелика была. И прятались они в лесах дриадских, а дриады им помогали, потому как… ну, потому как…

– Потому как дриады – поганки, вот и весь сказ! – стукнул по земле палкой сухонький бородатый старик в теплой не по погоде одежде. Его большие руки дрожали, тряслась голова, дребезжал треснутый голос, но смотрел он сердито и твердо. – Поганки дриады! Исстари привечают всяческую дрянь, не изничтожают в своем крае вредителев, вот там и водится всяческий страх Божинин! Пауки огроменные, резуны летучие, змейство гнусное! Леса разрастаются без счета и ухода, почитай, весь край дриадский и есть лес! К чему такое небрежение ведет, а? Вот демоны и завелись среди прочего дрянца!

Старик снова стукнул палкой по земле. Рассказчик, сбившийся с мысли, посмотрел на дедка сердито и не ответил.

– И вот, значит, стали демоны подсовывать нашим детишкам амулетики для перехода по порталам в Миры-междумирья, что лежат промеж нашим Идорисом и магоновым Азугаем. А магоны, в свой черед, могут попадать в междумирье из своего Азугая, но только магоны в междумирье разума лишаются, а с нашими детишками ничего плохого там не делается.

– Да что мы, в Мирах не бывали? – цокнул языком толстый детина в кожаном фартуке. – Сами ходили, когда были подлетками, и все знаем. Дальше-то чего случилось? Как все это паскудство разрослось, ты вот что скажи!

– Так я и говорю! Раз сами в Мирах-междумирьях бывали, так знаете, что любят у нас в Идорисе тамошние диковинки – кинжальчики всяческие, наконечники для стрел, Карты магические опять же, а еще…

– Крышталы те мерзкие, что Божине противны! – Дедок заколотил палкой по земле.

– Кристаллы, что по-разному действуют, – словно не замечая дедка, продолжал рассказчик. – И мы быстро узнали о чудесных свойствах Кристаллов. Что одни подлечивают, другие магам помогают, третьи успокаивают и дарят силу… но мы не знали, что вдобавок все Кристаллы источают особую сущность. Она чужда Идорису, потому как принесена из иных миров, – а вот для демонов она родная и привычная, всячески им помогающая…

– Говорили вам старики – не трожьте те Крышталы поганые, олухи! – зашелся дедок. – Говорили, говорили, говорили, а вы чего, ну, чего вы, бестолочи, бестолочи! Отмахивались, смеялись! Досмеялись теперича, весело вам, а?

Сидящие в круге опустили глаза, а детина в фартуке быстро спрятал руки за спину, словно в каждой его ладони было зажато по жмене Кристаллов. Невозмутимым остался только рассказчик и два высоких темноволосых типа, что сидели на ящиках во внешней части круга. Они не были похожи на других слушателей – одеты лучше, держатся спокойно, глядят совсем по-иному. Похоже, они просто шли мимо, но задержались, услыхав интересный разговор.

– Ну и вот, – сердито повысил голос рассказчик, – частью демонам помогала сущность Кристаллов, которые из Миров-междумирий тащат сюда подлетки без числа и учета. А частью, сами того не ведая, им подсобили призорцы – демоны ж помалу их сманивали в дриадские леса, в которых затаились. А в наших землях без призорцев нарушался обычный уклад: лешак не вытерпел человеческого небрежения и ушел – не стало порядка в лесу, водник или хатник потеряли силу от людского неверия – нет ладу в реке, нет защиты в дому, ушел скальник…

– Да поняли мы, поняли. – Детина в кожаном фартуке перевалился с одной ноги на другую. – Затейся еще всех призорцев перечислить. Только ты вот чего скажи: а разве бы призорцы тикали в Даэли к дриадам и к демонам, если б мы относились по совести ко всем этим банникам и лешакам? Это ж мы сами, безо всяких демонов, стали селиться в больших городах, которых не любят хатники. Это ж мы леса рубили без счета и порядка, мы реки запруживали, болота сушили опять же, а там багники мерли. В этом чего – демоны виноваты?

– Нет, – твердо ответил рассказчик, – в этом наша сущность безмозглая виновата, но демоны-то ловко ей попользовались! Потому как природа призорца близка к демонической, и чем больше призорцев в округе – тем проще демонам копить свою силу. И вот теперича, когда силу они накопили – приходит их власть, их воля! Теперича выживут они нас с наших земель, попортят тут все, иссушат, и одно нам останется, люди, – пропасть бесследно с лица земли, потому как нет у нас сил, чтоб супротивиться демонам!

– Тьху, – дедок оперся на палку и подался вперед так сильно, что чуть было не сверзился с ящика, – говорил-говорил складно и по правде все, а в оконцовке лег да помер. Маги-то чего? Не сдюжат, штоль? Вон огни на башне кажен вечер трепыхають! Чего-то чаруют, выходит, чего-то задумали!

– Да что маги-то супротив демонов, – протянул молодой орк с другой стороны круга.

Дедок пожевал губами и покрепче вцепился в свою палку. Несколько вздохов в круге было тихо.

– Жутчают огни на башне, – наконец сказал детина в фартуке. – С кажным вечером все краснее становятся. Как бы не сполыхнуло взаправду-то.

Один из темноволосых, что сидели с внешней стороны круга, потянул другого за рукав, оба тихонько поднялись и направились в сторону распахнутых городских ворот. Рассказчик проводил их задумчивым взглядом и подытожил:

– Жутчают или не жутчают, а нет надежды ни на кого, кроме магов.

– Это верно, – подумав, согласился детина. – К тому же они ведь уже помогают, правда же? Откуда тут на всех приезжих еда берется, в округе-то давно ничего не растет, все поселки пустые стоят, вона даже деревья посохлые все до последнего! А еды у нас вдосталь. Значит, что? Маги чаруют, больше некому! И от демонов они нас спасут, знамо дело! Кто ж еще, если не маги-то?

* * *

За день пути до Тамбо магистр отправил ректору магического вестника, птаха. Гасталла видел, с каким напряжением Дорал ожидал того, что последует дальше: как сжимались в нитку его губы, как прорезались морщины на лбу, какими невидящими глазами смотрел на дорогу. В тот день некромант заподозрил, что магистр много старше, чем кажется на первый взгляд и даже на второй, что лет ему, пожалуй, не тридцать, а все сорок. И еще некроманта удивило, что магистр начаровал вестника: создавать птахов умели только маги воздушного начала, а Гасталла до того дня был уверен, что спокойный, рассудительный, бесконечно терпеливый Дорал – маг начала земного.

Созданный магистром вестник-птах не вернулся, а значит – нашел обретатора. Дорал было успокоился, однако время шло, ответной весточки не было, и магистр снова встревожился.

– И дался этот баечник, только время потеряли, – укорил Дорал, когда тележный круг остался позади. – Впервые слышишь сказку про демонов?

– Нет, – невозмутимо ответствовал Гасталла. – Про демонов слышу не впервые, про Азугай, про Кристаллы, про призорцев – про все не впервые слышу. Кроме драконов. Про драконов до сих пор ни один баечник не говорил.

– Верно, – помолчав, согласился Дорал, – про драконов я тоже раньше не слыхал. Ну и что? Каждый баечник добавляет к расхожим историям небылицы особенные, свои собственные, никем больше не придуманные – чтобы увлечь слушателя, взбудоражить его чувства и разум, да получить пару лишних медяков.

– Так-то оно да, – столь же невозмутимо согласился некромант, – но драконы в Недре позасыпали лет сто двадцать назад, а порталы появились как раз вскорости после этого. И ты помнишь, как Варравир рассказывал про звездные соединения?

– Ты, омерзительный бездушный человек! – рассердился Дорал. – Не смей поминать несчастного старика! Мне все еще хочется свернуть тебе шею за то, что ты с ним сделал!

– Я сделал лишь то, что обещал ему! – в десятый раз за последние дни повторил Гасталла.

– Обратив его в мертвягу!

– Не разлучив его с женой после смерти.

– И потом упокоив обоих!

– А что с ними еще было делать, когда зверье перебили? Да и реликвию требовалось разрядить. Как еще я мог это сделать? Выкинуть ее в компостную яму? Сунуть в котомку и надеяться на лучшее? А перерожденные? Вот ты сам, магистр, – ты бы оставил двоих мертвяг в пустом городе? Вот была б радость первому, кто пройдет через ворота, – пустой город и пара мертвяг! Или крысы, отожранные на человечине!

Дорал упрямо поджал губы.

– Так вот, – успокаиваясь, продолжал некромант, – Варравир видел по краям неба два противостоящих звездных соединения: Старшего Змея и Демонов Хвост, верно? Так ведь дракон – он и есть старший змей!

– Божиня милосердная, – пробормотал Дорал, – живой и действующий некромант доказывает мне правдивость историй про демонов, которые всех нас сожрут. А еще говорят, что вы меньше прочих в байки верите. Мир помешался.

– Помешался, – легко согласился Гасталла. – Само собою, мир помешался. А вот второй вопрос, который меня занимает: эти байки – они давно известны. Еще в детстве я слыхал про кочевых демонов, Азугай, призорцев, Кристаллы и смерть нашего мира. Только вот в моем детстве еще мало было призорцев, которые бросали свои края. Понимаешь? Уходящих призорцев было мало, а байки про это уже говорили, упреждали про их исход как про дело решенное! А теперь в байке появляются драконы. Раньше драконов в байке не было, а теперь они есть! И Варравир видел в небе противостояние демонической и драконьей сущности.

– К чему ты ведешь?

Магистр остановился посреди улицы, сложил руки на груди. Шедшая навстречу пара обогнула его широкой дугой, уважительно косясь. Высокий, патлатый, насупленный – загляденье. Пиши с него что хочешь – хоть картину, хоть героя байки, которую потом можно с успехом рассказывать слушателям в тележном кругу.

Гасталле нестерпимо захотелось скорчить магистру рожу. В последний раз такое желание у него появлялось лет двадцать назад, во время собственной учебы в Магической Школе.

– К тому, что байку про демонов, которая никакая не байка, нам подбросили сто лет назад. И тот баечник знал, что произошло. И что бывает, когда в новый мир приходят кочевые демоны. Кто мог быть таким баечником?

– Я не знаю. – Дорал сунул руки в карманы куртки и как-то не то чтобы ссутулился, но словно стал на четверть меньше. – Пойдем, подберемся к Школе.

– А что, – оживился некромант, – ты придумал, как пройти через ворота? Туда же нельзя попасть, сиганув через забор или приставив лесенку, да? Сигануть через забор не получится, потому ты собираешься сделать подкоп, верно?

Дорал мотнул головой и ускорил шаг. Ему хотелось пройти по улицам Тамбо как можно быстрее. Не вглядываться. Не вдумываться.

Широченные мощеные дороги стали уже прежнего – у стен и заборов стояли телеги, бочки, ящики, валялся мусор. Не ощущалось магических истечений, которыми город был переполнен в прошлые времена. Узкие трехэтажные дома с башенками и коваными оградами, когда-то такие нарядные, теперь стояли грязными, с некрашеными ставнями, с лохмами паутины между изгибами ковки. Растительность в этой части Ортая высохла вся, и крылечки без пушистых цветов в вазонах и дикого винограда выглядели замерзшими. Дорал снова порадовался, что Аяс и жители столицы, когда увидели такой упадок, передумали поворачивать в Тамбо и забрали к юго-востоку, на Кали.

Однако город был жив и наполнен людьми, наверное, как никогда прежде. Тамбо лихорадило. Слишком много магов исчезло куда-то, слишком много новых людей прибыло, и они не собирались ухаживать за городом, работать здесь, обосновываться надолго. Они просто сидели и ждали явления всемогущих магов, которые всех спасут.

И Доралу не хотелось встречаться глазами с этими людьми, которые рассчитывали на магов, а значит – и на него тоже.

Да теперь еще эта ерунда, сказанная Гасталлой, не шла из головы. По наставничьей привычке Дорал вертел ее и так и сяк, пытаясь или подтвердить, или опровергнуть мысли, высказанные некромантом.

– Кристаллы много раз подвергали опытам, – вслух подумал он, – их изучали и расковыривали со всех сторон, и никаких истечений не обнаружили. От них не исходит магии. Что это значит?

– Ничего. Мы не чуем чужеродную магию, – высказал Гасталла любимое возражение людей, которые верили в дедовские байки про демонов.

Дорал пожал плечами – а что на такое ответишь?

– Именно поэтому мы не чуем никаких истечений от Кристаллов, – добавил Гасталла. – Ведь действия, которые оказывают Кристаллы, – все эти исцеления, дарования сил и прочее – они могут иметь только магическую природу, а как еще? Кристалл-то по сути – маленькая реликвия, которая никогда не истощается, и мы должны бы ощущать его так же, как реликвию. Но мы присутствие реликвий ощущаем, а присутствие Кристаллов – нет. Значит, мы их магию не чуем и знать не можем, чего в них понасунуто кроме тех воздействий, что нам известны.