скачать книгу бесплатно
Отложенное детство
Алевтина Петровна Бондаренко
Это не мемуары, хотя в основу повести легли личные воспоминания. Но это живой рассказ о том, что сохранила память девочки, которой в 1941 году исполнилось шесть лет. О том, как мир её детства – жёлтые качели, сад, куклы, – меняется на бомбёжки, чужие дома и военные дороги. Девочка Аля находит друзей, учится толочь просо, поёт на концерте для раненых, ищет сочную траву для козы, которая даёт очень мало молока… По ходу дела читатель узнает и о том, как ловили вражеских парашютистов, зачем немцы сбрасывали вместе с ними яркие детские игрушки, как фашистские истребители забавы ради обстреливали ночью в поле одинокие сани… Здесь каждый читатель найдёт для себя что-то близкое, ощутит те грани, из которых и складывается облик военного времени, и по-новому поймёт, почему это никогда не должно повториться. Читайте её всей семьёй!
День рождения
72 дня до войны
11 апреля 1941 г.
От погоды – то солнечной, то пасмурной, то дождливой, то ветреной, – менялось настроение окружающего меня мира. Но была еще одна погода – грустная. Это когда неизвестно почему не хотелось играть, а порой и занять себя было нечем. Тогда я бежала в сарай к поросенку Харитоше. Уж он-то знал, как меня развлечь. Радостно хрюкая, он сначала носился по закутку, потом тыкался в руки влажным пятачком в ожидании угощения, подставляя бока – для поглаживания и почёсывания.
Этим утром я проснулась и, еще не открывая глаз, уже поняла, что погода солнечная – и значит, день будет разноцветным.
Помогая мне одеваться, бабушка Дуня говорила:
– Сегодня тебе исполняется шесть лет. И пора бы самой всё натягивать, застёгивать и завязывать.
– Но ведь у лифа и платья пуговицы сзади, – возразила я.
– Ничего, – ответила бабушка. – Научишься. Не буду же я до старости помогать тебе одеваться.
Я сразу спросила:
– До чьей старости?
Но бабушка мне не ответила.
Много раз слышала я, как гости говорили бабушке Дуне, что она всё молодеет и хорошеет.
Что такое старость, я знала. Это сгорбленные старушки у церкви с жестяными кружками для милостыни. Это старички с палочками, едва бредущие по улице. Это бабушка Вапче, которая часто приходила к нам поговорить с бабушкой Дуней. Она трудно дышала, забираясь на пятую ступеньку высокого крыльца, приговаривая: «Старость не радость, Алдокия Петровна, вапче и в опчем».
А может, и до моей. Это обо мне часто говорили, как я подросла и повзрослела. Так и до старости недалеко, грустно подумала я.
– Завтракать! – Скомандовала бабушка. – Но сначала умываться.
В рукомойнике во дворе вода была холоднющая. Я смочила кончики пальцев и провела ими по лбу и по щекам. Потом ещё погремела рукомойником для виду и вытерлась холщовым полотенцем.
Бабушка Дуня была главной кормилицей в доме. Вставала чуть свет, топила печь и готовила сразу завтрак и обед на большую семью. Ещё она успевала полить свои грядки и покормить поросёнка Харитошу – и всё это пока я спала.
Дедушка, который работал в городе Клетня, приезжал только по воскресеньям. В эти короткие промежутки он меня воспитывал – сажал на колени и рассказывал поучительные истории из своей жизни или читал лекции о том, как я должна себя вести. Я часто засыпала у него на руках и слышала сквозь сон, как бабушка смеётся:
–Отец, да она уже спит совсем!
А он отвечал:
– Ничего, мать, во сне всё лучше усваивается.
И ещё он всегда говорил, что я должна слушаться бабушку и помогать ей во всём. А это значило возиться с маленьким вредным Павликом, сыном тёти Капы, которая была бабушкиной дочерью. Она недавно приехала к нам и уже устроилась на работу. Папа Павлика, дядя Володя, вернётся из армии только осенью, и Павлик его очень ждёт. А пока он на целый день остаётся с бабушкой и со мной.
Тётя Капа меня не замечала, как будто меня и не было вовсе. Всё время, пока она была дома, то и дело слышалось: «Павлик, мой сыночек! Павлик, солнышко!»
Меня так никто не называл. Зато у меня были два родных дяди, которые, я это знала, любили меня.
Дядя Миша работал на заводе самым главным сварщиком. Его друзья говорили, что он ещё и лучший бригадир сварщиков.
Однажды за ним приехала большая чёрная машина и увезла в Московскую область чинить очень нужный самолет, у которого при посадке произошла авария – сломались колесо и одно крыло. Мы ждали дядю Мишу целую неделю и очень волновались. А он приехал домой с почётной грамотой, деньгами и подарками.
Сегодня дядя Миша обещал прийти с работы пораньше, чтобы отвести меня в парк покататься на качелях. Я уже приготовилась ждать.
И вдруг этот день стал приносить мне одни неожиданности.
После завтрака бабушка сказала:
– Ну, Аля, танцуй! Тебе пришло письмо из Ленинграда.
Ура! Это письмо от дяди Серёжи. Он в этом году заканчивает Ленинградское артиллерийское военное училище. Потом он обещал взять меня и свою невесту Любу, и мы поедем служить в армию.
Я открыла конверт и достала красивую открытку с цветами и ещё письмо, где в конце странички дядя Серёжа нарисовал две смеющиеся рожицы.
Бабушка прочитала мне письмо вслух, о том, что сейчас он готовится к экзаменам, но, как только сможет, сразу приедет. Потом прочитала открытку, которая была написана только для меня и начиналась словами: «С днём рождения, моя дорогая племянница!»
Но день рождения только начинался.
Вскоре бабушка позвала меня делать пирожки и плюшки. Русская печка весело потрескивала, а пирожков и плюшек было так много, что я спросила:
– Это мы печём на целую неделю?
– Что ты, – смеялась бабушка, – лишь бы хватило на всех. Ведь у нас сегодня будут гости.
А потом вдруг приехал дедушка. И это была такая радость, что даже Павлик визжал от восторга.
Дядя Миша пришёл с работы очень рано, и они с дедушкой и Павликом ушли в сад, готовить для меня подарок.
Мы с бабушкой в это время встречали гостей. К нам приехали родственники из Брянска, из посёлка Радица, а из села Вязовск – дедушкина сестра с мальчиком, который был старше меня всего на три года. Мне сказали, что он мой двоюродный дядя.
А ещё пришли соседи. И все дарили мне подарки. Но какие-то неинтересные – рубашечки, кофточки, носочки. Дед Иван Сидорыч, наш сосед, что пришёл со своей женой тётей Верой, сказал:
– Какие ей теперь игрушки? Возраст не тот.
И заставил примерить халатик, который сшила мне тётя Вера из цветастого ситчика.
Наконец-то открылась калитка, и дядя Миша позвал меня:
– Аля, иди, принимай подарок!
Я вприпрыжку побежала в сад – и там, между яблонями, увидела настоящие качели, жёлтые, еще пахнущие краской, с удобным сиденьем. Наверху у них с двух сторон были большие деревянные «солнышки», которые поворачивались, когда раскачивались качели.
Мне что-то говорили дедушка и дядя Миша. Я ничего не слышала… Я была счастлива.
Дядя Миша посадил меня на сиденье, подтолкнул, и я стала взлетать вверх-вниз, вверх-вниз, от одной яблони до другой. Ура-а-а-а!
Тут же набежали дети, которые приехали в гости вместе с взрослыми. Это были мои многоюродные братья и сёстры. Видела я их редко и некоторых из них даже не знала по имени. Да они и сами не очень хотели со мной знакомиться поближе. Почти все были старше меня, и именинница казалась им малявкой. Но качели – это совсем другое дело, и все сразу меня заметили и стали просить: дай покачаться.
Выстроилась очередь. И я безропотно слезла с качелей и встала в конец очереди – ведь они же были гости. Только одного мальчика – моего дядю – не заинтересовали качели. Он сказал, что у него дома есть такие, которые взлетают высоко над рекой.
– А какая у вас река? – спросила я.
– Очень красивая река, Десна, – ответил он. – Приезжай к нам в гости.
– А это далеко? – спросила я.
– Не близко, конечно. Мы с самого утра к вам шли, потом ехали.
Тут я подумала: как это может быть, что и у них, и у нас одна и та же река Десна? Надо бы спросить об этом у дедушки, а ещё про Вязовск – где он находится и можно ли нам туда съездить в гости.
Стол накрыли на веранде. И скоро нас позвали на большой пир. Все ели, пили, поздравляли меня и даже тянули за уши, а потом пели любимые дедушкины песни: «Из-за острова на стрежень» и «По диким степям Забайкалья».
Но вот наступил и мой звёздный час: дядя Миша взял в руки мандолину, тётя Капа гитару, и я стала петь. Всем очень понравилась песня про старушку нищую, а когда я запела «Катюшу», все стали весело подпевать. А потом хлопали, хвалили меня, и дед Сидорыч сказал дедушке:
– Пал Сазоныч, а ведь артистка растёт! Голосок пробивается.
– Инженером она будет, Иван Сидорович, – улыбнулся дедушка, вынимая изо рта трубку и разглаживая свои пышные усы. – А петь – пусть поёт себе и нам на радость.
Мой дедушка был великаном. Когда он разговаривал с Иваном Сидоровичем, тот едва доставал ему носом до плеча.
– Павел Сазонович, ты усы отращиваешь и кительки на заказ шьёшь специально? – допытывался он. – Чтоб на нашего вождя похожим быть?
Дедушка только отмахивался, потягивая свою трубочку.
–И трубку держишь совсем как он. Признавайся уже! Только вот волосы под ёжика зачем-то стрижёшь.
– Должно же быть какое-то отличие, Иван Сидорович! – Дедушка весело смеялся, обнимая соседа за плечи.
Когда гости разъехались, я побежала в сад осматривать свои качели – целы ли они после такого нашествия родственников. Павлик уже спал. Пришла бабушка и, одев меня потеплее, сказала:
– Покачайся, наконец, на своих качелях, пока мы посуду уберём.
Но время было позднее, из дальних уголков сада, где, притаившись, ещё лежал тёмный ноздреватый снег, поползли ночные тени.
Я закрыла глаза. Я всегда боялась темноты, но уходить домой сейчас не хотелось.
Заходящее солнце, выглядывая из-за соседского забора, отбрасывало длинные тени от яблонь, на которых уже набухли зеленоватые почки. Покачиваясь, я запрокинула голову и посмотрела на небо – оно было высоким и густо-синим, с редкими розоватыми от солнца облачками.
День рождения прошёл, но у меня остались воспоминания и замечательные жёлтенькие качели.
Отчего же было грустно? Может быть, оттого, что мне сегодня исполнилось шесть лет, а меня никто так и не назвал «моё солнышко, моя доченька».
Когда я была поменьше, бабушка часто говорила, что приходили за мной разные родители, но, посмотрев на меня и на то, как я себя веду, все разбежались.
Теперь я уже большая, веду себя хорошо, но родители так и не пришли на меня посмотреть.
В гости к бабушке Мане
21 июня.
Сегодня утро было пасмурным – но только не для меня. Ведь мы едем в Брянск, в гости к сестре бабушки Дуни – бабушке Мане. Это настоящее путешествие.
Мы ехали сначала на автобусе до самого Брянска, а потом долго шли пешком по зелёным улочкам. Я смотрела на дома, на цветы в палисадниках, на собак, которые лаяли на нас из каждой подворотни.
Улица, что вела нас к бабушкиному дому, поднималась вверх, и мы скоро устали.
– Это не улица Масловка, а какой-то пыхтун, – говорила бабушка Дуня, вытирая большим белым платком пот со лба.
Прошли до конца улицы, потом свернули в переулок, что шёл вдоль глубокого оврага. Дом бабушки Мани в переулке был первым, но из-за зелени не был виден в глубине двора.
Мы вошли в калитку. Вдоль забора на цепи бегала рыжая с белыми пятнами собака. Она не залаяла на нас, а завизжала от восторга.
Из дома выбежали две тёти – тётя Таня и тётя Тамара, дочери бабушки Мани. Страшными голосами они закричали:
– Мама! Мама! Тётя Дуня приехала!
Когда оглохшая, немного помятая от объятий и вкусно накормленная, я выбралась наконец из-за стола, сразу же побежала за дом, вдоль грядок, к ещё одной калитке, за которой совсем близко был край оврага.
Я слышала однажды, как бабушка Дуня говорила:
– Маня, как ты можешь столько лет жить на краю этой пропасти?
Бабушка Маня только смеялась:
– Где бы я ещё своих козочек пасла? А знаешь, какие родники у нас бьют в овраге?
Я не знала, где в овраге родники и кого они там бьют, но эта пропасть притягивала меня как магнитом. По её склонам, как светлые ленточки, петляли тропинки, а там, далеко внизу, бежал ручей.
Весь склон оврага зарос какими-то колючими и пахучими травами, да кое-где кустарниками. У многих корни торчали наружу.
На другой стороне оврага тоже были дома, но не такие, как у бабушки Мани, а белые, двухэтажные.
Мне строго-настрого запретили спускаться в овраг, и я устроилась на травке, на самом краю. Солнышко давно разогнало облака и усердно разогревало землю. Только из оврага слегка тянуло прохладой.
Я притихла и стала слушать. Мир был полон звуков. Кузнечики стрекотали, щебетали птицы, ветер шумел в саду, во дворах лаяли собаки, но все эти звуки не мешали мне слушать тишину, которая здесь была повсюду. Может быть, она жила в этом таинственном овраге и ночью вместе с туманом поднималась и заливала сады, дома и дороги.
Вечером к бабушке Мане пришли ещё гости. Чай пили в саду и, конечно, пели. Бабушка Дуня запевала своим высоким, сильным, красивым голосом незнакомые мне народные песни.
«А почему она дома никогда не поёт? – подумала я. – Вот бы дедушка удивился!»
У меня стали слипаться глаза.
Так закончился день, который уже завтра для нас останется в том мире, что был до войны.