скачать книгу бесплатно
Я поняла, что все ушли в бомбоубежище, и мне надо только подождать, пока они вернутся. Отчего-то сильно болел живот. Я ещё покрутилась, чтобы найти положение, когда он будет болеть поменьше.
А может быть, бомба попала в школу, и всё кругом разрушилось, только моя кровать и эта стена уцелели?
Дедушка, когда приезжал за нами в Бежицу, попал под бомбёжку и даже получил лёгкую контузию. Он не раз об этом рассказывал.
Теперь, наверное, и у меня контузия. И может быть, я даже оглохла, как он тогда. Почему-то я совсем ничего не слышу…
Прислушалась ещё, чуть-чуть приподняв одеяло. Тихо.
И вдруг неподалёку мяукнул школьный кот. Значит, я здесь не одна, и всё слышу. «Киса, кисонька, где ты?» – неожиданно всхлипнув, позвала я кота. Кот мяукнул снова, уже ближе, и где-то устроился.
Я знала, что этот кот не любил детей и никогда не давал себя погладить, как мы с Павликом его не подманивали. Но сейчас, когда он был где-то рядом, мне стало не так страшно одной в пустой школе. Кот жив, может и школа цела.
Приоткрыв одеяло, я вся обратилась в слух, и тут от ветра хлопнула дверь или окно, где-то упало и грохнуло разбившееся стекло, так звонко, что я вздрогнула.
Прислушалась ещё – тихо. Глаза стали слипаться. Только успела подумать о том, что бабушка опять устроит мне взбучку.
Первое, что я услышала, просыпаясь – захлопали двери, и в комнате заходили, заговорили, заохали.
С окон сняли одеяла, и сумеречное утро, как могло, осветило серые стены.
Но в мой угол под кроватью оно даже не добралось.
Спать на полу, скорчившись, было так неудобно, что всё тело затекло, никак не открывались слипшиеся глаза.
Тут дедушка встревоженным голосом спросил:
– Мать, а где Аля?
– Да с Капой, конечно, – ответила бабушка.
И я поняла, что надо выбираться из-под кровати. Непослушными руками и ногами стала выпутываться из одеяла, и тут кто-то взялся за его край и вытащил весь клубок на свет. Это дедушка спас меня из одеяльного плена.
Пришла тётя Капа. Она держала Павлика на руках. Спросила:
– Что случилось-то?
А дальше меня обнимали, спрашивали, трогали, крутили. Сонная, растерянная, я понимала – что-то произошло и, наверное, это из-за меня, из-за того, что я осталась в школе.
Дедушка молчал.
Бабушка плакала.
Никто меня не ругал.
Когда я была одета, дедушка сказал:
– Мы уходим. Я обещал Але показать завод.
И вдруг тётя Капа попросила:
– Папа, не забирай Алю. Павлик сейчас раскричится – не успокоим.
– Павлик?! – неожиданно грозно посмотрев на неё, сказал дедушка.
И мы вышли в полной тишине.
Я была рада, что иду с дедушкой на завод. Но когда мы оказались в коридоре школы, я замерла. Большинство окон было выбито, весь пол усеян разбитыми стёклами.
Я стояла, не зная, куда наступить. Дедушка меня не торопил, потом взял на руки и пошёл по битым стёклам к выходу.
Мы прошли через двор и там, в дальнем углу, возле заборчика, я увидела большущую круглую яму.
– Вот здесь и упала бомба, – сказал мне дедушка.
Ёжась от утреннего холода, люди, стоявшие у ямы, показали нам, где упала вторая бомба. Совсем недалеко, сразу за дорогой. И тут я впервые узнала, что эти ямы от бомб называются воронками.
У школы нас ждала полуторка. Мы сели в кабину, и дедушка познакомил меня с шофёром.
– Митя, – представился молодой черноглазый парень и протянул мне левую руку. На правой у него была кожаная перчатка. В ответ я ему протянула правую:
– Аля.
– Красивое имя, – улыбаясь, сказал Митя, и потряс мою руку.
Мы потихоньку поехали, объезжая край воронки.
– В бомбоубежище-то слышно было, как здесь бомбили? – спросил меня Митя.
– А она, Митя, в это время в школе была. Одна.
Полуторка дёрнулась и остановилась.
– Вы серьёзно, Павел Сазонович?
– Уж куда серьёзней, – ответил ему дедушка.
Митя опять протянул мне левую руку.
– С боевым крещением, Аля, – его улыбчивое лицо на этот раз было серьёзным.
Когда мы вошли в дедушкин кабинет, там, на большом письменном столе звонил и звонил телефон. Пока дедушка был занят разговорами, я присела на чёрный кожаный диван и осмотрелась. На стенах кабинета висели портреты. В углу стояла кадка с высоким красивым деревцем, которое цвело красными колокольчиками. Ещё в кабинете было два окна и много-много стульев. Больше рассматривать было нечего, и я пошла к окнам.
Молодая женщина с закрученной вокруг головы косой принесла нам чай, тарелку с хлебом и яичницу. Как только мы позавтракали, дедушка взял папку с документами, и мы пошли на завод. На улице нас ждали Митя и ещё несколько мужчин.
И тут дедушка, повернувшись ко мне, сказал:
– Аля, ты уж прости меня. Надо срочно идти по делам. Придётся мне попросить Митю показать тебе завод. А потом он отведёт тебя в школу к бабушке.
Мы с Митей пошли по широкому проходу, где по сторонам были сложены штабелями доски, толстые брусья и даже целые брёвна.
Рассказывая обо всём, мимо чего мы проходили, Митя вдруг развёл руками и грустно сказал:
– Видишь, людей на заводе почти нет. Тихо. Это потому что завод не работает. Но не везде. Сейчас мы пойдём с тобой в цех, где делают заготовки для мебели, и ты увидишь, как здорово завивается стружка из-под резца, и пахнут смолой сосновые доски.
В цеху я заворожённо смотрела, как работает станок, спиральками вьётся стружка и, отламываясь, падает на пол. А на станке получается гладкая жёлтенькая доска. Поднимая ещё тёплую стружку, я подносила её к лицу, нюхала, разглядывала.
Дядя Толя – так звали волшебника, работающего на станке, выключил его и подошёл к нам.
– Ты кого это привёл? – спросил он Митю.
– Да вот внучка Павла Сазоновича. Интересовалась посмотреть, как вы тут работаете, – пошутил Митя.
– А что? Мы гостям рады.
– Дядя Толя, – спросила я волшебника, – вы инженер?
– Пока нет, – ответил он, – но как только война закончится, обязательно пойду учиться на инженера. – А ты вот кем хочешь быть?
– Я вообще-то хотела пойти в певицы, но теперь не знаю, – сказала я, поглядывая на станок.
– Я вижу, тебе у нас понравилось, – засмеялся дядя Толя. – А у меня вот для тебя подарок образовался.
Обогнув станок, он пошёл к большому пыльному окну, и тут я увидела, что он сильно хромает. Дядя Толя принёс два деревянных кубика и дощечку.
– Ты посмотри пока, какой узор на дощечке, а я у кубиков пазы сделаю, – и он пошёл к другому станку. Вернулся быстро, взял у меня дощечку и вставил ее концы в прорези, которые появились у кубиков.
– Вот и получилась скамеечка для кукол, – сказал он. – Это тебе на память о нашем заводе.
Я поблагодарила дядю Толю, взяла немного стружки в карманы, и, попрощавшись, мы с Митей ушли. Потом долго шли по заводу, пока не вышли к воротам, что вели на улицу. Я её сразу узнала – вдали была видна знакомая столовая.
– А не зайти ли нам перекусить? – предложил Митя.
Но в столовой меня уже ждали бабушка Дуня, тётя Капа и обиженный, надувшийся на меня Павлик.
С Павликом я быстро помирилась – сказала, что у меня в кармане что-то есть, и я обязательно с ним поделюсь, когда вернёмся в школу. Кубики и дощечку бабушка сразу спрятала в сумку, чтобы он не шумел.
Это был последний наш обед в гостеприимной столовой. Ближе к вечеру к школе подошли пять больших грузовиков, совсем непохожих на полуторку. У них с двух сторон от кабины были длинные круглые печки, а в кузове, ближе к кабине, в два ряда сложены дрова – короткие чурбачки. Оказывается, эти машины ездили не на бензине, а на дровах.
Мы стали носить свои вещи к машинам, так же как и все люди, жившие в школе. Все машины, кроме двух, были загружены большими ящиками.
Женщины с детьми стали устраиваться в кузовах грузовиков, свободных от ящиков. А нас дедушка отвёл к грузовику, где в середине между ящиками и у заднего борта было оставлено место. Наши вещи быстро покидали в кузов, а потом бабушка Дуня и тётя Капа стали распределять узлы и узелочки, чтобы было где разместить нас с Павликом.
Я была рада любому местечку, лишь бы поскорее уехать отсюда, и совсем не понимала, почему женщины плакали, и даже у бабушки Дуни на глазах были слёзы.
Дорога на Орёл
Было ещё светло, когда машины не спеша выехали на дорогу. Провожающих было немного. Я стояла между ящиками, держась за верёвки, которыми они были связаны, и смотрела, как от нас удаляется школа.
– Да сядешь ты наконец! – сердито одёрнула меня тётя Капа. – Сколько можно стоять!
– Я тебе говорила, Капа, – сказала ей бабушка Дуня, – Алю между ящиками не удержишь – она обязательно должна всё видеть.
И бабушка перевела меня ближе к заднему борту на большой серый мешок, рядом с собой. Мне выделили подушку с жёсткой зелёной наволочкой, и это стало моим законным местом. Теперь я сколько угодно могла смотреть на убегающую дорогу, дома, деревья.
Павлик пробрался ко мне, пообниматься, но сразу же уполз к маме – тут ему было страшно. Вскоре бабушка выделила нам по столовскому пирожку с повидлом и налила по кружке тёплого чая из большой бутылки, обёрнутой в тёплую бабушкину кофту. Сделав несколько глотков чая и съев пирожок, я сразу согрелась, и глаза сами собой стали закрываться.
Сумерки наступили очень быстро. Машины включили фары и ехали поодаль друг от друга. Меня укрыли чем-то тёплым, и я уснула. Проснулась сразу, как только машина остановилась.
Ночь. Холодно. Все спят, только мы с бабушкой не спим.
Встав на колесо, в кузов заглянул наш шофёр Фёдор Степанович и сказал:
– Остановил военный патруль. Проверяют документы. Не беспокойтесь, всё в порядке. Скоро поедем.
Небо с одной стороны посветлело.
Но было как-то тревожно. Я прислушалась. У соседней машины слышны голоса, и среди них – голос дедушки.
Голоса приближались. Вдруг над бортом нашего грузовика показалась голова в зелёной фуражке.
– Кто это тут таращится? – строго спросила усатая голова, посмотрев на меня.
– Я не таращусь, – отозвалась я.
Сделав страшное лицо и выпучив глаза, голова сказала:
– А что, я таращусь, что ли?
Это было так смешно, что я не выдержала и прыснула со смеху.
Засмеялась и голова. Потом, отдав мне честь, исчезла.
Сразу стало веселее, и хмурое холодное утро уже не казалось таким хмурым. Мне только хотелось, чтобы машины поскорее поехали. Но машины всё стояли и стояли.
Бабушка встала у заднего борта и, когда дедушка был поблизости, спросила у него, почему мы стоим.
– Сейчас принесут карту и покажут нам, по какой дороге можно ехать. Вот и ждём, – ответил ей дедушка. – Теперь не везде проедешь. Где-то разбомбили мост. Да мало ли что ещё… Война идёт, мать.
Я немного повозилась на своём мешке и, уснув, не услышала, когда наша машина вновь покатила по дороге.
Проснулась оттого, что солнце светило мне прямо в лицо. Приоткрыла один глаз и увидела над собой ветки с жёлтыми листьями. И тут услышала голос бабушки Дуни:
– Пусть поспит. Она всю ночь не спала, дежурила по колонне.
Но что это? Ей кто-то отвечал Митиным голосом. Он говорил, что скоро принесут горячий обед и о том, что подогревать негде и надо бы покормить всех, пока не остыло.
Неужели это Митя? Но я же сама слышала, что Митя с нами не едет.
