скачать книгу бесплатно
– А это шрапнель. Но не близко. Взрыв был далеко, вас только задело.
– Почему ты так решил? – не без любопытства поинтересовался я, идя в след за механиком, на котором роба была слегка великовата и подобрана в спешке, как будто человек, ранее носивший ее, умер и ему не оставалось ничего как взять со склада то, что было.
– Видите это, – он указал на продолговатые отметины. – Начинка прошла по касательной. Взрыв был далеко, наверное мина или фугас. Мех задело лишь отчасти и поэтому не причинило никакого вреда.
– Откуда такие познания, парень, ты ведь никогда не выходил в бой?
Он опустил взгляд.
– Я много читал.
– Разве это разрешено?
– У нас было много литературы в учебном центре на Лире. Я прочел ее всю. Инструкторы закрывали глаза на это, поскольку половина из сиб-группы отсеялась уже на второй месяц.
– О чем именно ты читал?
– Типы повреждений, характерные следы, отметины. Воспоминания воинов прошлого, ТТХ мехов Клана и многое-многое другое. Каста техников – это особый слой. Хоть мы и не воюем напрямую, но именно от нас зависит подготовка мехов. Однако это мало кто ценит, считая, что так и должно быть.
Мальчуган опустил взгляд, потом коснулся ладонью обгоревшей броневой плиты и опять заговорил.
– Как там все прошло? – вдруг выпалил он, широко открыв глаза. – Я слышал грохот. Он доносился до базы с невероятной силой. У кого-то взорвался реактор?
Я вспомнил взрыв во время боя. Характерный, самый страшный, который только мог произойти в пылу сражения. Стая ракет впилась в разодранный "Лиходей". Судьба его решилась быстро. Короткая вспышка, потом детонация оставшегося боекомплекта. Динамическая защита не смогла отклонить веер стремительно опускавшихся ракет, после чего реактор рванул, разбросав остатки меха на несколько километров вокруг. Мы все это видели. Облако пыли, грязь, гриб из пепла и песка. Ударная волна, расползавшаяся во все стороны, едва не опрокинула боевой робот. Он накренился, я автоматически дернул штурвал в противоположную сторону и перевел мощности на второй край, дав возможность двигателям выровнять положение и не дать случиться худшему.
– Я думаю это тебя не касается… – потом замялся, понимая, что не могу вспомнить имя своего техника.
– Уильям, меня зовут Уильям, но друзья по сиб-группе всегда звали Билл.
– Да, Билл. Займись лучше моим мехом, а бой оставь мне. – я уже собирался уходить, как он вновь окликнул меня.
– Но ведь он был, правда? Скажите, ведь был?
Мне пришлось остановиться.
– Да, – коротко ответил, после чего продолжил идти.
Офицер молча посмотрел в мою сторону. Вроде все как всегда. Протокольные нюансы, бумажки, записи в отчет и многое другое. Потом наклонился, чтобы сделать последнюю пометку и обратился ко мне.
– Что ты можешь о нем рассказать?
– О ком?
– Твой техник, – офицер откинулся на спинку кресла и немного повернулся на бок. – Ты говорил, что у вас с ним наладились дружеские отношения.
– Он был мне как сын. Странное чувство, но за время, что я пробыл на той базе и воевал на стороне Клана Волка, мне почему-то приглянулся этот паренек. Его тяга к машинам – клянусь, он разбирался в железе лучше, чем я. Мог одним взглядом дать оценку повреждениям любой машине, а потом немедленно приступить к ее ремонту. Это же бесподобно! Таких мало где можно было найти и самое печальное, то, что сам он до последнего жалел, что не прошел Аттестацию и вылетел за долго до ее начала.
– Ты знаешь как это случилось?
– Да, – я попытался вспомнить все детали. – Мне удалось заполучить личное дело Билла и ознакомиться с ним. Небольшая папка, – я выпрямил большой и указательный пальцы, указывая на толщину содержимого.
– Расскажи.
– Он прибыл на Лиру еще юнцом. Сиб-группа, двадцать человек – половина мальчиков, половина девочек. Ничего особенного. Согласно сопроводительным документам, все они были "детьми" Кайла Моргана и Екатерины Долговой. Вторая партия. Первая за три года до этого ушла на Майлз-12 и спустя время пополнила ряды штурм-легиона. Дальше их путь я не отслеживал. Уильям шел вторым с конца, согласно "описи" инструктора Диллана и как он сам выражался "вызывал крайнюю неприязнь, выливавшуюся в агрессию по отношению к сибу". Этот Диллан называл его браком. Исключением, когда евгеническая программа давала сбой и среди отборного материала почему-то появлялись подобные ему. Парень был умен, соображал быстрее своих сверстников и усваивал информацию в любых объемах за считанные минуты, но вот физические данные: сила, ловкость, выносливость, и многое другое, без чего будущий пилот просто не мог обойтись, были его слабым местом. Диллан не стал церемониться и вышвырнул мальца на вторых предварительных Испытаниях.
– Разве евгеническая программа не отсеивает таких еще на стадии тестирования?
– Не знаю, – я пожал плечами. глядя в распахнутое каменное окно, где теперь нельзя было ничего разглядеть из-за навалившейся тьмы. – Я не генетик, меня учили смотреть в электронный прицел, а не в микроскоп. Однако парень мне понравился.
– Только этим? У нас было много толковых техников.
– Толковых много, таких как он – больше нет.
Офицер вернулся к своим делам.
– Ты сказал, что Совет был обеспокоен ситуацией. Что они говорили?
– Не знаю. На заседании присутствовал Войтенков. Он лишь сказал, что хан Диккерс был вне себя от ярости. Неделя на все, из которых четыре дня сплошные потери. Клан потерял уничтоженными два звена, еще три тяжелых меха нуждались на тот момент в серьезном ремонте, в то время как разведка не могла даже приблизительно оценить масштаб ущерба нанесенного Клану Отпетых.
– В чем ты видел провал Испытания на Право Владения?
– Мы плохо подготовились. Клан Волка недооценил противника, считая, что находясь вдали от своих родных мест, Отпетые банально не смогут закрепиться на столь неудобном участке планеты. Плюс, отсутствие прямого снабжения. В самом начале я даже понимал хана, почему тот выставил столь рискованную ставку, уменьшив количество сил со своей стороны чуть ли не вдвое, но потом, когда мы впервые встретились лицом к лицу с противником, мое мнение кардинально изменилось.
– Почему? – офицер внимательно слушал, отложив в сторону ручку и бумагу.
– На их стороне был не только численный перевес и сила сверхтяжелых мехов. Они очень грамотно оборонялись. Стреляли только наверняка, отрезая тяжелые машины от легких и расстреливая каждую из них из определенного типа вооружений. Никогда не лезли на рожон и всегда сторонились лобового боя, укрываясь за каменными холмами планеты. Я за четыре дня увидел перед собой только восемь машин противника. Восемь из двадцати шести. Они даже не сражались на полную мощь, в то время как мы разбивали себе лбы, пытаясь пробиться через первую линию обороны.
– К чему ты клонишь?
Я усмехнулся, не торопясь с ответом. Потом вопрос повторился и на этот раз более серьезно.
– Мы на допросе, старина, не заставляй меня силой вытаскивать из тебя показания.
В этот момент в кабинет вошел охранник. Едва переступив порог, высокий смуглый мужчина выпрямился, как струна, и тут же доложил.
– Извините, что отвлекаю, я знаю, что сейчас допрос, но на втором ярусе беспорядки. Требуется ваше вмешательство.
– Что за черт?! – недоумевая выкрикнул офицер, приподнимаясь со своего места.
– Вам лучше прибыть на место лично. Я присмотрю за преступником.
Офицер нехотя поднялся, накинул на плечи китель и направился к выходу, где вскоре пропал, оставив после себя длинный шлейф сигаретного дыма, тянувшегося за ним, как нитка за иголкой.
II
Время всегда играло против нас.
Моменты жизни любого пилота можно было разделить на несколько частей: рождение, когда металлическая утроба евгенической лаборатории выплевывала на свет новоиспеченное чадо, концентрированное нечто, где сплелись гены тех лучших, что когда-то отдали жизнь на алтарь служения Клану, потом подготовка, переброска на планету-полигон и следом Аттестация. Достаточно просто для людей, которые с самого рождения жили мечтой о славе.
Или о смерти.
Сиб-группа мало чем отличалась от многих, что давным-давно, еще на заре эпохи великих войн и легендарных сражений, ступили на пустынную планету Ут, где температура никогда не поднималась выше восемнадцати градусов по Цельсию и ветры, бушевавшие по всей ее поверхности, подхватывая песок, наждачным полотном проносились по округе, скребя и больно режа молодую, еще не успевшую огрубеть, кожу едва оперившихся подростков.
Я помнил тот день как будто это было вчера.
За спиной завопил двигатель – транспортный корабль, похожий на сгорбившегося старика и прозванного из-за своей сутулости "жуком", сложил металлические крылья, выпустив в воздух последнюю порцию отработанной энергии.
Было холодно.
Жутко.
Мы сбились в круг, как стадо овец в холодную ночь, думая, что таким образом сможем согреться все вместе, но вскоре рассыпались в стороны, гонимые налетевшем невесть откуда ветром.
Он шумел и крутился. В небе появилась воронка и дьявольские искры молний, расколов небесную твердь, расползлись вдоль чернеющих облаков причудливым узором.
Да, мы все это помнили.
Сколько нам было? Пятнадцать лет.
Я помнил свой первый шрам, полученный после удара кнутом, помнил все команды инструктора и то, как злобно он взирал на каждого из нас, будто выискивая очередную жертву для своих испытаний.
Бег, затем короткая остановка.
– Упор лежа принять!
И вся группа, как один живой организм рухнула на каменную землю, ударяясь руками об острые края разбросанных глыб.
Кровь.
Пот.
Крики о помощи.
– Отжимаясь отдыхаем!
Затем бег, опять короткая остановка.
Он был стар, если такое слово вообще было уместно для человека, счет жизненных лет которого был неизвестен нам до самого конца. Многочисленные складки на его лице., будто запечатлевшие в себе всю суровость и злость этой планеты, испещрили его физиономию. Он был настоящим воплощением страха и ненависти, которое тот испытывал ко всему живому, что прибывали на эту планету.
– Раз-два! Раз-два!
Муштра не кончалась.
Стихая ближе к вечеру, она возобновлялась с новой силой утром.
– Раз-два! Раз-два! Не вижу ваших радостных лиц!
Ни мне, ни кому бы то ни было так и не довелось узнать его имя.
– Зовите меня инструктор.
Короткое имя, звенело машинным голосом в его горле, отдаваясь от металлических стен наспех построенных бараков и наводя ужас на парней и девчонок, так близко похожих друг на друга.
Отец – Эдвард Гувер, высокий мужчина средних лет. Я видел его фотографию только однажды, в кабинете мамаши – так мы называли единственную женщину в нашем окружении, учившую нас всему, что требовалось евгенической программе сразу после рождения. Она мало говорила о наших родителях, почти не распространялась о том, что все мы одного поля ягоды и должны называть друг друга братьями и сестрами, вместо "сиб", столь странного и мало о чем говорившего нашему детскому слуху названия. Гувер погиб. Погиб как герой, впрочем как и все те, кто своими подвигами заслужил право быть источником новых поколений настоящих воинов. Про мать я так ничего и не узнал. Кто знает, может это и было к лучшему, ведь в каждом из нас была частичка наших предков, подаривших нам жизнь и впустивших в этот суровый мир…
В тот день инструктор вызвал меня к себе поздно ночью. Сразу после отбоя, когда ветер за стенами бараков выл, словно изголодавшийся зверь и на улице можно было схлопотать десяток порезов от поднятой металлической шелухи, взвинченной в смертоносный вихрь местным ветром, я все же не мог сказать "нет" и, прикрывшись плащом, направился вперед, согнувшись и двигаясь все дальше от моего нового дома.
В конце концов я чуть было не заблудился. Видимость упала почти до нуля и каждый шаг был шагом в неизвестность.
– Ты опоздал, – коротко произнес инструктор, когда я смог переступить порог его дома.
Здесь было тепло – не в сравнение с тем местом, где пришлось ночевать нам всем. Горела лампа, в углу стояла небольшая, но аккуратно заправленная кровать. Несмотря на поздний час она так и не было раскрыта, а сам инструктор не желал ложиться спать, оценивающе поглядывая в мою сторону.
– Ты опоздал, – повторил он, вырывая из моих рук плащ и стряхивая на пол жмени песка, осевшего в складках одежды, после чего вернулся обратно за стол.
– Я шел так быстро как мог.
Он согнул руку и посмотрел на наручные часы, потом взглянул на страницу журнала после чего заявил.
– Время 01:28, вызов был сделан 01:10, от бараков до меня не больше шести минут хода "вразвалку".
– На улице ураган, – попытался оправдаться.
– А мне какое дело?
Его взгляд стал враждебным и в воздухе тут же возник металлический блеск, больно ударивший мне по лицу.
Я так и не понял, как он успел это сделать. Не смог увернуться, не смог отбежать, чтобы не получить этот удар, но в миг, когда по щеке потекла кровь и слезы вопреки моему желанию упали из глаз, я осознал какую ошибку допустил, когда попытался открыть свой рот.
Все случилось очень быстро. Он вскочил со своего места, следом бросился ко мне и только вовремя поднятые руки, скрещенные в защитном блоке, смогли погасить часть тех мощных ударов, что обрушились на меня после хлесткого удара кнутом.
В конце концов, когда наказание подошло к концу и силы, мои и его, иссякли окончательно, я уже не мог стоять на ногах. Он схватил меня за шкирку, выволок за пределы помещения и вышвырнул на улицу, крича и матерясь, что в следующий раз я так легко не отделаюсь.
Ветер усиливался. Песок больно резал глаза и плащ, оставшийся там, с другой стороны дверей, мог бы помочь мне.
Я возвращался с чувством горького сожаления. Слез не было, я боялся плакать, боялся, что песок налипнет на мокром лице и станет еще только хуже. Шел обратной дорогой едва держась на нога, двигался очень медленно, ориентируясь исключительно на тусклый свет охранных фонарей, блекло мигавших в самом конце пути. Уже у входа в барак я чуть было не упал – так сильно ноги пострадали после ударов инструктора, что мышцы чуть ли не кричали от боли и содрогались от малейшей нагрузки.
– Что случилось? Как ты?
Она встретила меня тем самым приятным голосом, что каждый из нас помнит до самой смерти. Звонкий, но в то же время по-матерински тихий, затрагивавший какие-то внутренние струны души и заставлявший успокаиваться даже в самые тяжелые минуты жизни.
Я лег рядом с ней, на отдельную койку, стоявшую в углу и прикрытую небольшим тонким махровым одеялом. Девушка приподнялась, взглянула на меня и включила ручной фонарик, спрятанный ею во внутреннем кармане-секрете еще во время погрузки на транспортный корабль. Свет больно ударил в глаза – она чуть было не закричала. Потом выпрямила руку и дотронулась до набухшей щеки, начинавшей приобретать черно-синий оттенок. Глаз слегка заплыл, но смотреть было возможно. Я держался руками за живот и едва мог говорить, ведь каждый вздох или того хуже – кашель, чуть ли не вырывал нывшие ребра, размятые мощнейшими ударами инструктора всего несколько десятков минут назад.
– Он бил тебя?
– Да, – кивнул я, осматриваясь по сторонам и слыша, как начинают просыпаться остальные сибы.
– Почему?
