Взгляд со стороны

4

…Выйдя на свою лоджию, на тринадцатом этаже, наблюдаю перед собой огромный простор, прекрасно осознаю, что нахожусь на большой высоте, вижу внизу дружно играющих в песочнице детей. Лиц не рассматривал, тогда это было и не важно, знакомые они или нет. Просто вдруг понимаю, что тоже должен находиться именно там, вместе с ними, поэтому и прыгаю, как ни в чём не бывало, прямо вниз. Затем плавно спускаюсь, паря в воздухе, как на крыльях, и спокойно присоединяюсь к ним, влившись в общий гомон. Хотя особой радости в тот момент не испытал, – подумал, что это они играли без меня, и даже не позвали. Но тогда все какие-то никчёмные обиды быстро таяли, ведь главное – игра, интерес, азарт. Повздорили, немного поспорили, тут же помирились и забыли все недоразумения.

Меня вдруг окликнули, позвали, кто-то подтолкнул, задев плечо, рука при этом дёрнулась, вздрогнуло всё тело, открылись глаза. В такие моменты, когда внезапно просыпаешься, не сразу воспринимаешь действительность, не понимаешь, что происходит, где в этот момент находишься. Затем, когда постепенно начинаешь приходить в себя, замечаешь, что с тобой произошли странные изменения, весь стал каким-то ватным, разбитым, с тяжёлой головой и плохим настроением. И кто же это придумал, и зачем только нужно – спать днём?…

…Да, раз уж затронул тему, вернусь обратно к нашей детской, уличной жизни. Вспоминается, что во дворе ребята непрерывно меняли позиции, кто-то уходил, их место тут же занимали другие, свежие силы, жизнь не останавливалась ни на минуту, кипела во всю свою мощную энергию. Зимой мы строили крепости из снега, устраивали бои в «снежки», катались на санках, играли в хоккей или просто, лёжа на снегу и совсем не замерзая, смотрели на космическую красоту звёздного неба. Летом осваивали приёмы Самбо со старшими товарищами возле песочницы, вдохновенно сражались в «Одно касание», «Казаки-разбойники», «Клёк», «Вышибание». Сами придумывали правила для игр и развлечений. Футбольные мячи, машинки, складные и кухонные ножи. Велики, рогатки, самострелы, шпаги, плётки, дымовушки, капитошки. Карты, мелки, плиточки, монеты, марки, значки. Много чего, всего не упомнить и не перечесть. Казалось, что всё у нас тогда было и шло в дело. Играли все вместе, разница в возрасте никого не смущала, этого просто не замечали, тогда была больше важна принадлежность к определённому дому или двору. Это было братство. Или просто Детство. Да, как видится теперь, это было здорово, но для нас тогда всё выглядело совершенно обыденно.

Надо было многое успеть сделать за целый день, – и клад закопать, и гараж из песка построить, изготовить водительское удостоверение на право управления игрушечным самосвалом, и кораблики наперегонки в ручейке запустить, и на спичках побороться. Устроить маленькую охоту, – изловчиться и аккуратно схватить пушистого, белоспинного шмеля – альбатроса, сняв его со скромной, но яркой космеи. Эти цветы с желтыми, бархатистыми сердцевинами и лепестками разной окраски бурно росли в школах и в детских садах. Слегка покачиваясь на своих высоких стебельках плечом к плечу с доброй сотней таких же собратьев и земляков, они приманивали красками и ароматами тучных, мохнатых насекомых, и тех, кто их бесстрашно ловил и забирал с насиженных мест прямо голыми руками, – увлечённую серьёзным делом ребятню. Или вот ещё картинка в голове, – тёплым вечером, в сумерках, мы идём вдоль длинной аллеи молодой, берёзовой посадки, недалеко от нашего дома, занимаемся поиском и ловлей майских жуков, собирая их в спичечные коробки.

А помнишь разбитые в кровь руки, колени, лица, все эти ожоги, шрамы, неминуемо возникающие при допущении ошибок в опасных уличных играх, делах и увлечениях? Поездки на велосипедах по всем городским окрестностям, походы на стройки и пустыри? А культурные выходы – в городские парки, передвижной цирк, на рынок за вкуснейшими персиками? Случайно найденные нами посреди улицы и переданные по собственной инициативе в добровольную народную дружину, то есть милицию, деньги? Наши незамысловатые детские Дни рождения, когда можно было так запросто, от чистого сердца подарить другу книгу с загадочным названием «Мертвые души». Я её, кстати, Художнику подарил. Да уж, вспоминать это теперь и грустно, и смешно, и тепло.

Немного отвлёкся, а начинал ведь про клады. Мы их делали сами. Кладом или «секретиком» мог быть, например, тот же самый жук, особо ценный, больших размеров, но дохленький, или цветочки под разноцветными осколками бутылок, или даже монеты! Хорошо шли в дело фантики от конфет и «золотинки», это такая фольга разных оттенков. Как-то раз, летним днём, мы договорились вместе с одноклассником, Танцором, не тратить все трёхкопеечные монеты, выделяемые родителями на газировку с сиропом, которую можно было купить в автомате рядом с торговым центром, а начать эти деньги складывать в копилку.

– Ну как, много накопилось, – поинтересовались мы друг у друга через какое-то время.

– Да, уже около десяти монет, – у нас было примерно одинаковое количество.

– А давай их спрячем, – решили мы и закопали две солидные стопочки монет, аккуратно обёрнутые фольгой, прямо на поле, под насыпанной при прокладке парковых дорожек грудой земли. Наш тайник находился рядом с домом, под окнами приятеля. Помнишь, на том месте вечно была какая-то заброшенность, неопрятность и неразбериха, там постоянно что-то менялось, перестраивалось, то торговые палатки, то пивнушка, то пункт приема стеклотары, то модная и очень популярная чебуречная, затем ещё – не понятно что.

Так вот, деньги мы спрятали, а могли вместо этого раз так двадцать замечательно насладиться вкусным напитком или потратить их на мороженое. Понятное дело, могли, но как же, надо было подальше спрятать, зажучить и заныкать «бесценные сокровища». А жаль, ибо на следующее утро нас ждало сильнейшее разочарование. Бульдозер уже успел разровнять участок земли под какую-то очередную застройку вместе с нашим кладом, не оставив при этом никаких сомнений и надежд, чтобы хоть как-то отыскать и вернуть свои капиталы, преподнеся нам строгий жизненный урок.

5

В пору пребывания в беззаботном мире детства, пока я ещё не глубоко окунулся в школьную жизнь, сны мои напоминали яркие картинки. Эмоциональные, насыщенные, полные красок с преобладанием светлой, тёплой палитры. С ощущением полного присутствия. Я часто прыгал и парил во сне с огромной высоты, летал, карабкался по отвесной стене, куда-то бежал, стремился, боролся и рисковал. Можно было на какой-то миг, казавшийся вечностью, совершенно забыть о действительности, жить в своём сказочном, безоблачном, добром, спокойном или же, напротив, страшном мире грёз…

…Ты наверняка замечал, как иногда умиротворённо, безмятежно, с ясной улыбкою спят и посапывают младенцы, незапятнанные ещё никакими жизненными обстоятельствами? Иной раз, наоборот, бывают во сне беспокойны, пинаются, размахивают руками, отображая на лицах серьёзные или жалостливые гримасы. А когда смотрят на тебя пронзительными, неземными, синими глазищами, то кажется, эти карапузики видят всего тебя насквозь, заглядывают в душу, чувствуют любое настроение и помыслы. Спят ли они или взирают, не покидает ощущение, что вот будто они сейчас находятся здесь, но одновременно и где-то ещё, в каком-то неведомом мире, в другом измерении, другой галактике. Живут там своей, не менее серьёзной, важной жизнью, полной эмоциональных переживаний, проигрывая свои виртуальные события и чувства, победы и неудачи. А может их дела и не совсем виртуальные, но кто же это может знать достоверно?

Что-то подобное наверняка испытывали на себе все люди, а потом, становясь взрослыми, постепенно забывали те свои далёкие впечатления. Но отдельные эмоции, может со временем не столь яркие и насыщенные, всё-таки надолго откладывались где-то глубоко в наших сердцах недрах, на подсознательном уровне. Внутри, в душе, во время переживания особенных мгновений, многогранных, радужных вспышек, возникало ощущение полета, трепета. Когда вроде бы и страшно, а вместе с тем, увлекательно и упоительно. Тебя всего неудержимо завораживает, поглощает. В животе щекочет, грудь распирает от переизбытка чувств, дух захватывает от невероятной моральной высоты, может невольно накатить слеза, хочется глубоко так вдохнуть, втянуть в себя как можно больше воздуха и, чуть придержав его в лёгких, прерывисто, сладостно выдохнуть.

Это происходило, видимо, под воздействием энергии прекрасной и волшебной магии Детства, нам безгранично мечталось, и всё казалось светлым, доступным, реальным. Пусть не сразу достижимым, пусть в течение неопределённого времени, но всё равно, однозначно обязательным, возможным, неизбежно к нам приходящим, ниспосланным свыше специально и именно для нас! Надобно для этого всего-то дел – только лишь надеяться, верить и ждать своего часа и своего чуда, и оно непременно свершится, сбудется! Да нам тогда, вроде бы, и не надо было особенно много. А может это как раз и было, и происходило с нами то самое, настоящее чудо, пресловутое счастье, которого потом всю свою жизнь мы так упорно ищем и усердно ждём, желаем друг другу на Дни рождения и Новый год? Во всяком случае, ощущения, похожие на замирание, предвкушение, ожидание и, наверно, действительно, счастье, тогда точно бывали.

6

В поле, где колосья по утрам роняют зёрна,

В пору урожайной маеты,

По росе, слегка в тумане рожь косил комбайн ровно,

Продвигаясь вдаль без суеты.

Там, где за туманом бок показывает солнце,

Два голодных встретились коня,

Ждать, когда комбайн закончит и в селение вернётся,

Чтоб в тиши наесться допьяна.

Как тянулось время, не сказали эти кони,

Только жалобно смотрели на меня,

Комбайнёры удалые целый день пахать готовы,

Ими славится родная сторона.

7

Выдался летний, погожий денёк, и мы с родителями трудимся на нашем старом, традиционном тогда огородике. Судя по тому, сколько сил люди тратили на своих клочках земли, можно предположить, откуда именно берут начало истоки современного, отечественного поклонения культу фитнеса. Мне разрешили самостоятельно прогуляться до списанных на заслуженный отдых комбайнов, которые располагались совсем рядом с нашей маленькой плантацией. Там стояла ветхая, ржавая, но до того интересная техника, что я готов был бесконечно долго ползать по этим железякам, обследовать их, дёргать рычаги, рулить, «собирать урожай». Несмотря на сильную привязанность к родителям, мне очень нравилось побыть там порой в полном уединении. У нас был участок в две сотки, в непосредственной близости от работающих заводских корпусов. Отец, получив это «сокровище» по распределению от завода, сделался счастливым обладателем хоть скромного и временного, но собственного надела земли. Мы всей семьёй с огромным трудом расчистили его от нескончаемой щебёнки, видимо, в том месте проходила дорога, и принялись сажать и выращивать всякую зелёную, овощную, плодово-ягодную фито-всячину. Иногда, когда родители сами справлялись с делами, мне позволяли пуститься в свободное плавание по окрестным злачным местам, там я и познакомился со старой сельскохозяйственной техникой…

…Так вот, сижу в очередной раз посреди этой рухляди, вдруг слышу очень тихий, какой-то знакомый голос. Вроде, как позвали меня, окликнули. Оглянулся – вокруг никого. Думаю, странно, я же явно это слышал. Стоп. И комбайны вдруг куда-то исчезли. Ничего не могу понять, что случилось. Пустота. Повеяло холодом. Первые капли мелкого, противно моросящего дождя упали мне на нос, стало как-то не по себе. Туманно. Зябко. Я быстро собрался и побежал прочь с того места к родителям, но их там тоже почему-то не оказалось. Хожу один по замкнутому кругу, стараюсь сообразить, что происходит, озираюсь по сторонам, вижу вроде бы то самое место, наш участок, пытаюсь докричаться, чтобы меня услышали, откликнулись, показались, но всё тщетно, найти их никак не удаётся…

…Проснулся, открыл глаза. Ночь, тишина, рядом почему-то не было мамы. Странно, мы же сейчас находимся в гостях у её родственников, в Пензе. Устали, днём нагулялись по всему городу, по родным и близким, вечером легли спать, и когда я засыпал, она точно была со мной рядышком. Во всей квартире колючая темнота. Позвал, но никто не ответил. Забеспокоился, стало жутковато. Это что же получается, я остался один, в этой чужой, мрачной, пустой и такой огромной квартире? Мама всё не приходила, я пошёл на поиски, но её нигде не было. Мне это не понравилось. Напрягшись и подумав, – а что, если она вдруг меня забыла, и уехала домой одна, я собрался уже выйти на улицу. Как был в нижнем белье, так и двинул, открыл входную дверь, вышел. Тут всё разом прояснилось. Они все – мама, и тётка, ещё какие-то люди, находились там, в общем коридоре, на лестничной площадке снизу. Видимо, кто-то из родственников приехал или, наоборот, уезжал, вот они и вышли проводить, ну и задержались на лестнице. Там был тусклый свет, в воздухе витали сизые клубы дыма, резко пахло табаком, были какие-то незнакомцы, смех, оживление. Казалось, им всем было очень весело, а у меня возникло неприятное ощущение, будто обо мне совсем забыли, оставили или попросту бросили. Конечно, не сразу, но всё-таки меня заметили, отвели обратно, уложили в постель.

– Ну, ты что, тебе не стыдно? Ты же большой мальчик, тебе уже скоро в школу! Я и туда тебя буду за ручку водить? Подумаешь, отошла на минутку, в чем проблема, всё хорошо, я рядом, давай спи, – приговаривала мама, поглаживая меня по голове, пытаясь успокоить, как умела.

А я тогда действительно был сильно к ней привязан и остро реагировал на любые внештатные ситуации. Лёжа в постели и переживая беспокойство, я ещё долго ощущал в груди остатки непонятного волнения и тревоги, и всё никак не мог успокоиться. Мне показалось, что мама стала какая-то другая, чужая что ли, что я теперь ей не важен, не нужен, отошёл для неё на второй план. Затем как-то переборол себя, заглушил внутри какие-то неприятные чувства, и казалось, смог позабыть про это нелепое ночное недоразумение. Но та ночь в Пензе по каким-то необъяснимым причинам произвела на меня неизгладимое впечатление на очень долгое время. Может напугало то, что остался один в чужой, недружелюбной квартире. Хотя, вряд ли. Скорее всего, меня задело что-то неприятное из того, что я мог успеть мимолётно заметить на лестнице, когда вышел в коридор на поиски. Этот эпизод непостижимым образом спрятался где-то глубоко в отсеках памяти, а затем иногда всплывал из той далёкой, забытой пелены каким-то неявным, смутным, неприятным ощущением и вызывал во мне внутренний дискомфорт и беспокойство, и от этой тревоги ещё некоторое время сложно было избавиться…

…Помню, читал когда-то у М. М. Зощенко в «Повести о разуме» похожее описание, касающееся ассоциативного мышления и природы формирования элементарного условного рефлекса. Там приводились доводы о наличии в нашем подсознании нервных связей с событиями, оказавшими неприятные, болезненные впечатления, особенно в детском возрасте. Обычно с такими эмоциями ранее было условно связано какое-либо происшествие, беда, страх, травма. А разрывание таких связей и является непременным условием для исключения негативных ощущений и мыслей, для избавления от фобий. Замечательная идея, осталось только этому научиться, каким-то образом организовать и устроить, если, конечно, выявлен источник негатива.

Наверное, справедливо, что каждый человек должен сам находить для себя ответы на подобные задачи, как-то решать или приспосабливаться, в зависимости от особенностей организма, головы и сердца, если уж действительно что-то серьёзно напрягает.

Во всяком случае, лично для меня все эти вопросы уже потеряли свою актуальность, теперь всё стёрто и позабыто за сроком давности, так как с тех пор просто прошло достаточно времени, а время, как известно, лучшее лекарство.

8

Короткий сон в длинную, тихую ночь ранней осени, с продолжением и эмоциональным побегом от самого себя. Какое удивительное по своей силе ощущение натуральности происходящего! Чётко вижу огромное, лазурное, сферическое небо, лишь только по его широким краям легко размазаны перистые облака. Оглушительная свежесть, манящая простота, глубина и чистота линий на протяжении всего бескрайнего, ионизированного, звенящего пространства. Эта пронзительная частота вибраций призывает, щекочет нос и нутро, усиливает личные, внутренние волны и, как эталонный звук камертона, определяет и задаёт созвучие эфемерной мелодии с моим собственным благодатным настроением и пульсом. А также с тихим шелестом листвы, постепенно меняющей окраску на специфические тона, переливы, подстраиваясь под необходимые тенденции осеннего сезона, и кажущейся такой незащищённой, тревожно трепещущей от слабых дуновений ветерка, что хочется всю её разом обнять, защитить, успокоить, ободрить. А внизу, на земле, путаясь у меня под ногами, – весело и громко щебечут взъерошенные воробьи, перекрикивая друг друга. Толкаются, дерутся, вздымая вверх своими пропеллерными крыльями облачки пыли. Абсолютно невесомая, она витает и искрится в последних лучах уходящего солнца множеством разметённых, разрозненных частичек, свободно увлекаемых воздушным потоком, взлетая всё выше и выше. Какими же чудесными красками рисовалась мне та симпатичная идиллия, жаль только, что длилась она ровно до того момента, пока вдруг, в одночасье, всё вокруг не изменилось, не помрачнело, не померкло. Пока не вылилось в отрезвляющий душ, когда хлынул тот холодный, проливной ливень, бьющий своими огромными каплями, ниспадающими из хмурых, тяжёлых туч, неведомо откуда взявшихся и пугающих своим грозным видом…

…Но я не обращаю внимания на такие мелочи, как погодные явления, мне, несмотря ни на что, следует торопиться, и я, естественно спешу, так как предстоит весьма серьёзное дело. А как же иначе, ведь мне предоставлена возможность самостоятельно сходить в магазин, выбрать и купить гуашь для урока рисования, это очень почётно и ответственно, учитывая факт, что являюсь я школьником начальных классов. В результате не очень долгих исканий и раздумий вследствие очевидной причины, связанной с отсутствием выбора, краска была довольно скоро приобретена. Ну, ты прекрасно всё помнишь, что мне тебе рассказывать. В те времена, в принципе, отсутствовали понятия разнообразия и альтернативы при выборе магазинов, товаров, услуг, не было такого изобилия, как сейчас. Зато удавалось значительно сэкономить время для более важных мероприятий. Едва справившись с переполнявшим меня чувством собственной значимости, наивно возомнив себя хозяином положения, и купюры аж в целое трёхрублёвое достоинство, я смело и решительно совершил покупку того самого набора красок. Его посоветовала продавщица в отделе канцелярских товаров, ну и самому, конечно, понравилось. Итак, мне удалось это сделать, всё получилось, я был доволен. Покупка, которую я радостно принёс домой, виделась мне замечательной, прямо классной, – каждый цвет расфасован в отдельную пластиковую баночку, всё это уложено в добротную коробку. Ну, хорошая такая, дорогая, и стоила как раз около тех, выданных мне, трёх рублей. Конечно же, в тот момент я испытывал гордость и лёгкую эйфорию от осознания состоявшегося акта принятия решения в режиме самостоятельного полёта, да и само приобретение казалось мне выгодным, нужным и стоящим.

К сожалению, дома не оценили «души моей прекрасные порывы», и весь материал, тщательно упакованный, и предназначенный для создания утончённых шедевров, оказался не на полотне или холсте, где ему и хотелось бы себя увидеть, а в отдельном уголке длинного коридора нашей уютной квартиры, прямо на обычной стене. Сначала разбившись об её неприступность, затем стекая разноцветной массой по обоям, разбрызгавшись, и залив пол весёлыми кляксами, пятнами и точечками. Эх, вот почувствовал же я что-то неладное уже на пороге дома. Но всё равно было уже поздно. Да уж, негодованию и возмущению мамы не было предела. А я, видимо, тогда и не придал значения, а может просто позабыл, что именно мне возбранялось и её инструкции, что нельзя использовать, и наглым образом расточительно растрачивать прямо всю, выданную мне, большую сумму денег. Я же помню, как в магазине у меня был какой-то отголосок сомнений, предупреждающий звоночек в голове, что это, наверно, как-то дорого. Ну, надо же было ещё тогда подумать и сообразить! Но всё равно, конечно, забавно получилось, так как в итоге инцидента не осталось ни денег, ни товара, ни творческого шедевра. Точно не помню, но, по-моему, затем пришлось довольствоваться самым простым и дешевым набором акварельных красок. Да и действительно, какая, по сути, разница, что я, художник, что ли какой…

…На моё счастье, создавшуюся накалённую обстановку разборок немного разрядил обычный телефонный звонок. Со своим собеседником, находящимся по другую сторону трубки, нормальный диалог необходимо вести с хорошим настроением, другим, уже более мягким голосом. Визави не в курсе твоих проблем, ни в чём не виноват, поэтому добропорядочному абоненту с этой стороны трубки волей-неволей полагается, приходится брать себя в руки, успокаиваться, разговаривать вежливо, приветливо и мило.

Я потом ещё не раз в жизни был свидетелем таких катаклизмов и удивлялся этой чисто женской особенности, – умению вовремя среагировать, преобразиться, поменять интонацию, тембр голоса в зависимости от ситуации, обстановки и оппонента. И ещё, мне тогда очень не нравилась такая неоднократно подмеченная особенность, что зачастую взрослым людям, общающимся по телефону, необходимо обязательно разговаривать о ребёнке, рассказывать про его жизненные обстоятельства, обсуждать его личные дела и события! Как будто у них, у взрослых, своих дел и интересов недостаточно…

– Не надо на меня обижаться, – пыталась затем мама как-то сгладить острые углы, возникшие в ходе нашего животрепещущего общения.

Она имела взрывной характер, но быстро и легко отходила. При этом любила меня горячо и нежно, наверное, жалела, но не могла порой справиться со своим жарким темпераментом и прямолинейностью. Ещё, к слову, она не могла смолчать или пройти мимо любой несправедливости по отношению ко всякому, даже незнакомому человеку.

– Мама обидит, мама и пожалеет, – говорила она обычно после каких-то наших с нею неприятных ситуаций. И так любила, так мягко повторяла эту воспитательную формулу, что, казалось бы, это действительно могло как-то помочь, но мне почему-то после этих слов в подобных случаях легче не становилось, а только наоборот. Зато, на душе делалось гораздо спокойнее от осознания, что все разбирательства и гневные дела оставались позади, и можно было расслабиться…

…Вполне возможно, что таким вот примерно образом и зарождаются в нас ещё с детства скверные привычки к определённым сомнениям и терзаниям, к оглядке и неуверенности. Однако, я искренне убеждён, что все ситуации по жизни, как положительные, так и отрицательные, приятные и деликатные, даются нам, причём всем её участникам, не просто так, а с высокой целью – преподнести нам, несмышлёнышам, определённые жизненные уроки. И в этом заложен какой-то важный, сокрытый, философский замысел высшего разума, не всегда доступный для сиюминутного понимания посредством только лишь скудного, ограниченного умишка. Но мы всё-таки будем стараться, прикладывать усилия, напрягать извилины в попытках как-то разобраться в понимании этого хитрого смысла…

…Во сне как в жизни. Куда-то бежишь, за чем-то гонишься, и думаешь, что вот оно тут, уже совсем рядом находится, а потянешься и никак не можешь нащупать, достать, схватить. И все представляется, как в замедленной съемке. Надо быстрее побежать, кого-то догнать или, наоборот, удрать. Стараешься это выполнить, а ноги не желают подчиняться, будто ватные, ими можно только медленно перебирать. Складывается ощущение, что пытаешься бежать по илистому, песчаному дну в какой-то слишком вязкой, густой, обволакивающей тело воде. Хочешь ударить, имея полную уверенность в себе, размахиваешься, а руки не слушаются, они тоже какие-то медленные и вялые. Ты не понимаешь, что же это такое творится, что со мною происходит, зачем и почему? Появляется досада, отчаяние. И все это очень серьёзно на самом деле, ведь ты пока не понял, что спишь и просто представляешь себе всю эту вымышленную ситуацию, не понятно кем придуманную историю. Тем более примечательно, что по иронии судьбы, она припасена персонально для тебя. Бывают такие сны, что, просыпаясь, ты испытываешь неимоверное облегчение и радость, чувствуешь себя совершенно счастливым человеком, так как взволновавшие и напугавшие события оказались нереальными. Но ведь стоит признать, и это очень хорошо, что во снах к нам приходят не только кошмары, но ещё и самые приятные, сладкие, небесные видения…

…Случается и так, что сильно сожалеешь о каких-либо поступках в реальной жизни, и становится до такой степени стыдно, что хочешь поскорей выбросить всё это из головы, избавиться, как от наваждения, забыть, успокоиться. С обострившимися чувствами осознаёшь, как было бы чудесно, и сколько бы ты отдал, чтобы это был просто такой страшный сон, который мог просто позабыться, улетучиться из твоей памяти, будто бы тех событий вовсе и не было. Да, было бы, наверное, неплохо. Но, к сожалению, а быть может, и к счастью, что сделано, то уже сделано. Что было, то прошло. И, как говорится, что ни делается, какие испытания ни выпадают, всё – к лучшему, просто не всегда, не сразу возможно это понять. Всем давно известно, – большое видится на расстоянии.