скачать книгу бесплатно
Чудесный чародей из страны Гр. «The Wonderful Wizard of Oz» в правильном переводе
Лайман Фрэнк Бом
Все вы наверняка любите повесть Александра Волкова «Волшебник Изумрудного города». Однако едва ли вы читали первоисточник Лаймана Фрэнка Бома, у которого Волков позаимствовал сюжет. А если читали, но не оригинал, то это был не столько перевод, сколько близкий к тексту пересказ. Теперь вам впервые предоставляется возможность познакомиться с Изумрудным Городом в том виде, в каком его задумал сам автор. Издание включает недетское предисловие переводчика и ссылку на оригинальный текст сказки.
Чудесный чародей из страны Гр
«The Wonderful Wizard of Oz» в правильном переводе
Лайман Фрэнк Бом
Переводчик Кирилл Шатилов
Иллюстратор Уильям Денслоу
© Лайман Фрэнк Бом, 2021
© Кирилл Шатилов, перевод, 2021
© Уильям Денслоу, иллюстрации, 2021
ISBN 978-5-0055-7624-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От переводчика
«Удивительный волшебник из страны Оз» или «Чудесный чародей из Гр»
Похоже, я снова сбился с праведного пути.
В первый (вообще-то далеко не первый) раз меня заставил взяться за переводческое перо оборот «погоня за дикими гусями», который пришёл в английский язык из «Трагедии Ромео и Джульетты», однако даже не был упомянут (как и многое другое) в версии гражданина Пастернака. Во второй раз это уже был «Гамлет», труд, который я вообще подназвал «Литературным детективом», поскольку в процессе вскрылись такие детали, о которых не догадывается большинство англоязычных читателей оригинала, не говоря уже о читателях русских «переводов».
И вот почти неожиданно на экране монитора я обнаруживаю новое классическое произведение, к которому хочется прикоснуться и выяснить, что же в нём скрыто на самом деле. Например, в названии – The Wonderful Wizard of Oz. Откуда, скажем, это осиное Оз?
Официальное объяснение есть и звучит так: товарищ Лайман Фрэнк Бом, которому издатели настоятельно не рекомендовали называть роман «Изумрудным городом», поскольку боялись сглаза или чего-то ещё, обратил внимание на ящик своего кабинета с картотекой, а на ящике стояли буквы O-Z. Вот он так волшебную страну и назвал.
Но если вы откроете любой хороший словарь, то сразу же обнаружите, что Oz – это либо Австралия, как называют её сами австралийцы, либо единица измерения, то есть «унция». В унциях, кстати, люди, привыкшие к фунтам, измеряют вес драгоценных металлов. Самым расхожим и всегда остающимся в цене является золото, незаметно перегнавшее за последнее время даже некогда самую дорогую платину. Хранят золото в слитках. Слитки похожи на кирпичики. А если вы уже с книгой Бома знакомы (через фильмы и мультфильмы), то наверняка знаете, что лейтмотивом всей истории и чуть ли не смыслом жизни героев в ней выступает «дорога из жёлтого кирпича». Поэтому, конечно, можно закрывать глаза на очевидное, а можно назвать волшебную страну Унцией или, как я в итоге и сделал, Гр. Разумеется, от «грамма», в которых принято измерять вес у нас. Не стану пояснять, что Гр, звучит так же отрывисто, глупо и многозначно, как и английское Оз. Волшебник Унций получился бы слишком длинным.
«Удивительный волшебник» у меня тоже в переводе преобразится. Конечно, wizard – это «волшебник», однако Бом почему-то не стал называть его ни magician, ни sorcerer, хотя при желании мог бы. Я же решил сделать перевод не столько для детей, сколько для взрослого читателя и потому подошёл к этому вопросу традиционно. Предтечу Бома в Великобритании, Вальтера Скотта, называли the Wizard of the North, что у нас уже давно принято переводить как Чародей Севера. «Чародей» мне нравится больше, чем просто «волшебник» из сказки. Он не так затаскан и в нём сразу же угадывается противоречивый характер – это не злой волшебник, не добрый волшебник, он просто… чародей.
А уж раз в заголовке оказался персонаж на букву «Ч», то и первое слово названия должно быть на неё же. Ведь наверняка не зря Бом назвал его Wonderful, а не Marvellous или Amazing. Чародей не удивляет, он чудеса (wonders) показывает. Так что выбор был сделан естественный – Чудесный чародей.
Даже если этот мой подход кому-то показался интересным и не лишённым смысла, любой эрудированный читатель волен спросить: а зачем переводить то, что уже переведено? Объясню. Обычно «кто первый встал, того и тапочки». Очень нечасто произведения, однажды опубликованные, переводятся и публикуются снова. Издателям это просто неинтересно. Если только издатель не родитель, не кум или не сват переводчика. Поэтому я ради интереса нашёл то, что у нас сейчас опубликовано как именно перевод романа Бома, а не вполне талантливый плагиат Волкова. Вот вам первый абзац:
Девочка Дороти жила в маленьком домике посреди огромной канзасской степи. Ее дядя Генри был фермером, а тетя Эм вела хозяйство. Домик был маленький, потому что доски для его постройки пришлось везти на повозке издалека. В нем были четыре стены, крыша, пол и одна-единственная комната, в которой стояли старая ржавая плита, буфет, стол, несколько стульев и две кровати. В одном углу помещалась большая кровать дяди Генри и тети Эм, а в другом – маленькая кроватка Дороти. В доме не было чердака, да и подвала тоже, если не считать ямы под полом, где семья спасалась от ураганов.
Если не видеть оригинала, то вроде бы ничего так. Особенно для детей, которые не знают, что наши «степи» в Северной Америке соответствуют местным «прериям». Ребёнку ведь не очень важно, идёт речь о казахской степи или прериях Канзаса, не правда ли? Ему так же не очень важно, что в доме были стены, крыша, пол и… комната. Пол отдельно, комната – отдельно. Не суть. Ребёнку так же всё равно, что в русском языке есть уменьшительно-ласкательные суффиксы, а в английском их почти не осталось (кроме какого-нибудь —let как в слове booklet). Поэтому ничего страшного, что появился буквализм «маленькая кроватка», хотя «кроватка» – это уже нечто маленькое, что в дополнительном уменьшении не нуждается…
Вот как этот же абзац получился у меня, во «взрослом» переводе:
Дороти жила среди великих прерий Канзаса с дядей Генри, который был фермером, и тётей Эм, которая приходилась этому фермеру женой. Домик у них был маленьким, потому что брёвна на постройку приходилось возить фургоном за много миль. Четыре стены, пол да потолок – вот и целая комната. И в комнате помещались: ржавая на вид плита для готовки, сервант, стол, три-четыре стула и кровати. Большая кровать дяди Генри и тёти Эм стояла в одном углу, а кроватка Дороти – в другом. Чердака не было вовсе, как не было и подвала – если не считать ямы, вырытой прямо в земле и называвшейся «циклоновым подвалом», где семья могла укрыться в случае, если бы один из таких могучих смерчей возник – могучих настолько, чтобы сокрушить на своём пути любую постройку. Забраться в него можно было через люк посреди пола, откуда лесенка вела в тёмную норку.
Вы спросите, почему мой вариант настолько длиннее опубликованного ранее и откуда в нём детали, которых нет в предыдущем примере? Или почему я, например, не называю Дороти «девочкой». Потому, мой уважаемый читатель, что я не хочу вас обманывать и считать себя умнее автора. Который по-английски писал следующее:
Dorothy lived in the midst of the great Kansas prairies, with Uncle Henry, who was a farmer, and Aunt Em, who was the farmer’s wife. Their house was small, for the lumber to build it had to be carried by wagon many miles. There were four walls, a floor and a roof, which made one room; and this room contained a rusty looking cookstove, a cupboard for the dishes, a table, three or four chairs, and the beds. Uncle Henry and Aunt Em had a big bed in one corner, and Dorothy a little bed in another corner. There was no garret at all, and no cellar – except a small hole dug in the ground, called a cyclone cellar, where the family could go in case one of those great whirlwinds arose, mighty enough to crush any building in its path. It was reached by a trap door in the middle of the floor, from which a ladder led down into the small, dark hole.
Переводчиков сегодня, похоже, настолько напугали «буквализмом», что они стараются переводить так, как говорят подростки. Буквализм – это другая крайность, но нельзя же вместе с «лишними» словами выбрасывать первоначальный смысл, в них закладывавшийся. Профессор Морозов, делавший не знавшему языков Пастернаку подстрочники «Гамлета», был крайне недоволен результатом и громко своё негодование высказывал. Но фамилия его была Морозов, так что едва ли его собственный перевод, отважься он на подобное, кто-нибудь опубликовал бы. А тут такие люди – Пастернак Борис Леонидович, Смоктуновский Иннокентий Михайлович, Козинцев Георгий Моисеевич (он же Михайлович)! Перевод резко экранизировали и тем причислили к «классике». Хотя Морозов был дважды Михаилом – по себе и по отцу – его удел был подстрочники для того, кого тогдашний глава Союза писателей Алексей Сурков назвал «алкоголиком и пед***том». Но это уже другая история…
«Волшебник страны Оз» не для детей
Если вы когда-нибудь интересовались теорией заговоров (которой, конечно, не существует, поскольку она давно уже стала практикой), то наверняка слышали об использовании различных произведений музыки, живописи и прозы в целях «сигнализации», вербовки, воспитания и «запуска» жертв усиленной промывки мозгов. Обычно это принято связывать с программой «МКУльтра», проектом «Монарх» (бабочка) и т. п. Про Джерома Соломоновича Сэлинджера и его «Ловца во ржи» (неправильно названного у нас «Над пропастью во ржи») с красным конём на обложке поговорим как-нибудь в другой раз. А пока обращу ваше внимание на невинную на первый взгляд сказку, правильным переводом которой я решил давеча заняться.
Я уже писал выше о том, почему «Удивительный волшебник страны Оз» превратился у меня в «Чудесного чародея из страны Гр». А вот вам буквально два примера из первых же глав, показывающих, что и как писал товарищ Бом для маленьких мальчиков и девочек, причём так, что даже их родители едва ли замечали эти многозначности…
Когда домик из Канзаса падает и давит злую ведьму Севера, добрая ведьма объясняет Дороти:
«You are welcome, most noble Sorceress, to the land of the Munchkins. We are so grateful to you for having killed the Wicked Witch of the East, and for setting our people free from bondage.»
Ничего не заметили? Ничего, разумеется. Ну, возможно, споткнулись о название Munchkins, которое Волков ещё в своё время «перевёл» как Живуны и даже описал, как они что-то как будто жуют, хотя у Бома об этом почему-то ни слова. Что-нибудь ещё? Как насчёт bondage? А что такого? Рабство, неволя, принуждение. Убила ведьму и освободила из неволи Живунов. Всё очень даже понятно и невинно. Вот и Дороти так считает, то есть принимает сказанное хитрой старушкой за чистую монету. Но мы же люди испорченные и во всём ищем подвох…
Кто такие эти самые Munchkins? Да, есть глагол munch, который, правда, переводится не просто «жевать», а громко ещё при этом чавкать. Кроме того, некоторые критики подмечают в этом корне возможную связь с фамилией «сказочника по жизни» Мюнхгаузена – M?nchhausen. Другие критики, которые полагают, будто вся сказка Бома – это откровенная аллегория на те процессы, которые происходили в США конца XIX и начала XX веков – считают их воплощением безобидных и наивных фермеров-американцев, которых в то время нещадно эксплуатировало их замечательное правительство. То есть, если протянуть этот ассоциативный ряд, основываясь на глаголе munch, мы получаем, что они жуют, то есть чавкают, то есть причмокивают, то есть они никакие не Живуны, а Чмошники или просто Чмо. У меня, поскольку я делаю перевод для взрослых, они, скорее всего, станут Мудиками или в лучшем случае Чмошиками, но сейчас важно даже не это. А то слово, на которое, как я уже намекал, заканчивается реплика доброй ведьмы – bondage. Оно, кстати, будет встречаться в этой связи и в устах ведьмы несколько раз. Именно так, а никак иначе в англоязычной, мировой, а с начала 1990-х и в русскоязычной традиции называются те узы, которыми связывают друг друга любители садомазохистских игрищ. Бондаж он и в Африке бондаж. К чему это я? Да всё к тому же слову munсh. Потому что у меня есть одна дурацкая привычка: когда количества значений того или иного слова мне не хватает или ощущается какая-то подоплека, заглядывать в английский Urban Dictionary. Заглядываем и читаем про munch, в частности, следующее, причём как первое значение из многих:
A low-pressure, social gathering at a restaurant or pub for people into BDSM. Particularly intended for people new to the scene who might be intimidated by a play party
И тут же пример из практики:
Well, if you don’t feel ready for a play party, drop by the munch next week and meet some people.
Думаю, что такое BDSM взрослым читателям объяснять не стоит, а юным пока знать рановато. Таким образом, надеюсь, вы видите, что невинная фраза наполнилась совершенно другим смыслом, который английский ребёнок, не понимая и не отдавая себе в этом отчёта, получает точнёхонько под мозжечок…
Двигаемся с Дороти чуть дальше, к месту её встречи с Пугалом. Вот как Бом это живописал:
On the feet were some old boots with blue tops, such as every man wore in this country, and the figure was raised above the stalks of corn by means of the pole stuck up its back. While Dorothy was looking earnestly into the queer, painted face of the Scarecrow, she was surprised to see one of the eyes slowly wink at her.
Здесь я тоже позволю себе обратить ваше внимание на неприметную игру слов. Прочитайте ещё раз. Ничего не заметили? Заметили, конечно. Мы ведь уже знаем по первому примеру, в каком направлении надо смотреть. Действительно, ключевое сочетание – the pole stuck up its back. Дети его понимают прямолинейно, мол, Пугало торчит на шесте, воткнутом сзади. Взрослые видят мир чуть более пошло и под словом back иногда понимают не совсем спину, а пониже. Технически Пугало так и надевается – задом на кол, извините мой французский…
Вероятно, вы уже решили, что я просто некий переводчик-дурачок маньячного типа, который видит того, чего нет, а если этого нет, то он это домысливает. Но я бы не стал браться за перо, если бы не имел поддержки первоисточника. Как в перовом случае bondage поддержал «недетское» понимание munch, так и «шест в заднице» Пугала поддерживается… догадались чем? Посмотрите на лицо Пугала. Как Бом его описывает? The queer, painted face of the Scarecrow. Какое значение имеет английский иероглиф queer? В качестве прилагательного он обычно понимается как «странный», «сомнительный», «поддельный» и… «похожий на гомика». Более того, если этот иероглиф встречается в качестве существительного, то первое из его значений (если верить Lingvo) – «педик» и только потом «фальшивые деньги».
Если вы поняли то, о чём я написал, но не до конца поняли, как это работает, я напомню вам, как на английской почве выполняется техника НЛП. Если вы умеете ею пользоваться, то вам, например, ничего не стоит заставить очень сильного штангиста не смочь поднять какую-нибудь очень даже нетяжёлую вещь. Как это делается? Я видел подобное в исполнении моего любимого мастера на такие забавы Деррена Брауна. Он привёл в зал культуристов миниатюрную гимнасточку и попросил одного могучего дяденьку её поднять. Дяденька справился с задачей чуть ли не одной рукой. Тогда Деррен снова попросил дяденьку взять девушку под мышки, но без команды не отрывать от пола. Сам же он положил ему руку на плечо и некоторое время говорил «Подожди, ещё рано, подожди» и т. п. Когда же он, наконец, сказал «Давай», качок напрягся, но оторвать девушку от пола уже не смог, сколько ни пыжился и ни хохотал от смущения. А ларчик открывался просто (Деррен Браун часто объясняет, как он что-то делает, потому что это не всегда фокусы): по-английски, призывая испытуемого «подождать», он приговаривал Wait! Wait!, а до мозга бедняги подспудно доходило точно так же звучащее Weight! Weight! То есть «вес», то есть «тяжесть», то есть «тебе тяжело».
Надеюсь, правда, что мой перевод получился хоть и правильным, и близким к оригиналу, но безопасным для чтения.
Вступление
Фольклор, легенды, мифы и сказки были спутниками детства на протяжении столетий, поскольку любой здоровый ребёнок питает чистую и инстинктивную любовь к историям фантастическим, удивительным и замечательно нереальным. Крылатые феи братьев Гримм и Андерсена принесли в детские сердца больше счастья, нежели все прочие человеческие творения.
Однако стародавние сказки, отслужив многим поколениям, могут сегодня относиться в детской библиотеке к разряду «исторических», поскольку наступило время новых серий «рассказов о чудесах», из которых стандартные джины, гномы и феи изъяты, равно как и все эти ужасные и кровожадные события, придуманные авторами для того, чтобы вывести в каждой сказке зловещую мораль. Современное образование включает этику, а потому современный ребёнок ищет в рассказах о чудесах лишь развлечение и радостно обходится без всяких неприятностей.
Подразумевая всё это, я писал «Чудесного Чародея из страны Гр» исключительно для того, чтобы доставить сегодняшним детям удовольствие. Он претендует на то, чтобы считаться осовремененной сказкой, в которой изумление и радость сохранены, а душевные страдания и кошмары оставлены за порогом.
Л. Фрэнк Бом
Чикаго, апрель 1900
1. Циклон
Дороти жила среди великих прерий Канзаса с дядей Генри, который был фермером, и тётей Эм, которая приходилась этому фермеру женой. Домик у них был маленьким, потому что брёвна на постройку приходилось возить фургоном за много миль. Четыре стены, пол да потолок – вот и целая комната. И в комнате помещались: ржавая на вид плита для готовки, буфет, стол, три-четыре стула и кровати. Большая кровать дяди Генри и тёти Эм стояла в одном углу, а кроватка Дороти – в другом. Чердака не было вовсе, как не было и подвала – если не считать ямы, вырытой прямо в земле и называвшейся «циклоновым подвалом», где семья могла укрыться в случае, если бы один из таких могучих смерчей возник – могучих настолько, чтобы сокрушить на своём пути любую постройку. Забраться в него можно было через люк посреди пола, откуда лесенка вела в тёмную норку.
Когда Дороти стояла в дверях и оглядывалась по сторонам, она не видела ничего, кроме безкрайней серой прерии. Ни единого дерева, ни одного дома, которые бы нарушали широту размаха плоской земли, простиравшейся до края небес во всех направлениях. Солнце спекло перепаханную почву в серую массу, изрезанную трещинками. Даже трава была не зелёной, поскольку солнце сжигало кончики длинных былинок до тех пор, пока они ни становились того же серого цвета, что и везде. Когда-то дом тоже был покрыт краской, однако солнце её вспучило, а дожди смыли, и теперь он стоял тусклый и серый, как всё вокруг.
Когда здесь поселилась тётя Эм, она была молодой и хорошенькой жёнушкой. Солнце и ветер изменили её тоже. Они похитили искорки из её глаз и оставили им трезвую серость. Они похитили румянец с её щек и губ, и те тоже посерели. Она теперь была худой, мрачной и больше не улыбалась. Когда Дороти, которая была сиротой, впервые стала жить у неё, тётя Эм так пугалась детского смеха, что вскрикивала и хваталась за голову всякий раз, когда её слуха достигал весёлый голосок Дороти. Она до сих пор смотрела на девочку с удивлением оттого, что та умела находить причины для веселья.
Дядя Генри не смеялся никогда. Он усердно трудился с рассвета до заката и знать не знал, что такое радость. Он тоже был серым, от длинной бороды до грубых ботинок, выглядел угрюмым и серьёзным и редко разговаривал.
Смеяться Дороти заставлял Тото, мешая ей посереть подстать окружению. Тото не был серым. Он был чёрным пёсиком с длинной шелковистой шерсткой и черными глазками, которые весело блестели по обеим сторонам его забавной носопырки. Тото целыми днями играл, а Дороти играла вместе с ним и нежно его любила.
Сегодня, правда, они не играли. Дядя Генри сидел на пороге и тревожно смотрел в небо, которое выглядело ещё более серым, чем обычно. Дороти стояла в дверях, держа Тото на руках, и тоже смотрела в небо. Тётя Эм мыла посуду.
С далёкого севера дядя Генри и Дороти слышали низкое завывание ветра, и видели, как длинная трава склоняется волнами перед надвигающимся ураганом. Тут с юга донёсся резкий свист, они оглянулись и увидели, что в том направлении трава тоже пошла рябью.
Неожиданно дядя Генри встал.
– Надвигается циклон, Эм, – окликнул он жену. – Пойду присмотрю за скотиной.
И он припустил к сараям, где содержались коровы и лошади.
Тётя Эм бросила работу и подошла к двери. Одного взгляда ей хватило, чтобы оценить приближающуюся опасность.
– Скорее, Дороти! – крикнула она. – Беги в подвал!
Тото выпрыгнул из объятий девочки и юркнул под кровать. Дороти принялась его оттуда выковыривать. Тётя Эм, не на шутку перепуганная, распахнула люк в полу и спустилась по лестнице в тёмную норку. Дороти, наконец, поймала Тото и последовала за тётей. Она была уже на полпути, когда ветер издал пронзительный вой, и домик сотрясся с такой силой, что девочка потеряла равновесие и оказалась сидящей на полу.
А потом произошла странная вещь.
Домик два или три раза развернулся и медленно взлетел в воздух. Дороти показалось, будто она поднимается на воздушном шаре.
Северный и южный ветры встретились там, где стоял домик, и сделали его эпицентром циклона. Посреди циклона воздух обычно спокоен, но огромное давление ветра с боков поднимало домик всё выше и выше, пока он ни очутился на самой макушке циклона. Там он и оставался, уносимый лёгким пёрышком на многие мили в сторону.
Было очень темно, ветер вокруг страшно выл, однако Дороти обнаружила, что её даже не укачивает. После первых нескольких вращений и ещё одного раза, когда домик сильно накренился, она чувствовала себя так, будто её нежно несут, как дитя в колыбели.
Тото всё это не нравилось. Он носился по комнате, то тут, то там, и громко лаял. Дороти же сидела тихонько на полу и ждала, что будет дальше.
Один раз Тото подбежал слишком близко к люку и провалился. Поначалу девочка решила, что потеряла его. Однако вскоре она увидела его уши, торчавшие через отверстие: сильное давление воздуха поддерживало его снизу, так что он не мог упасть. Она подползла к проёму, ухватила Тото за ухо и втащила обратно в комнату, после чего закрыла люк, чтобы не стряслось никаких новых неприятностей.
Шли часы, и Дороти медленно преодолела свой страх. Однако она чувствовала себя совсем одинокой, а ветер так громко хохотал вокруг, что она чуть ни оглохла. Поначалу девочка раздумывала, ни разобьется ли она на мелкие кусочки, когда домик снова упадёт. Но поскольку время шло, и ничего ужасного не происходило, она перестала безпокоиться и решила спокойно ждать, что уготовало ей будущее. В конце концов, она переползла по качающемуся полу к своей кроватке и легла. Тото последовал за ней и прилёг рядом.
Несмотря на раскачивания домика и завывание ветра, Дороти скоро закрыла глаза и крепко заснула.
2. Совещание с чмошиками
Разбудил её толчок, настолько внезапный и сильный, что если бы Дороти не лежала в мягкой постельке, она бы наверняка поранилась. А так от этой встряски у неё перехватило дух, и возникло желание узнать, что же произошло. Тото прижался холодным носиком к её щеке и уныло скулил. Дороти села и заметила, что домик больше никуда не движется. Исчезла и тьма, поскольку теперь через окно лился яркий солнечный свет, заполняя всю комнату. Она спрыгнула с кровати и, преследуемая Тото, бросилась открывать дверь.
Девочка вскрикнула от изумления и глянула по сторонам. Чудесное зрелище заставило её глаза широко распахнуться.
Циклон опустил её домик очень нежно – для циклона – посреди страны удивительной красоты. Вокруг виднелись миленькие зелёные лужайки, а величавые деверья были усыпаны съедобными и соблазнительными плодами. Повсюду пышно цвели цветы. Птицы с редким и роскошным оперением пели и сотрясали листву и кусты. Чуть в стороне, между зелёными бережками, искрился стремительный ручеёк, журча голоском очень приятным для девочки, которая так долго жила среди сухих и серых прерий.
Жадно любуясь этими странными и прекрасными картинками, Дороти заметила направлявшуюся к ней компанию самых подозрительных людишек, каких ей когда-либо доводилось видеть. Они не были такими же большими, как взрослые, к которым она привыкла, однако и очень маленькими они не были тоже. Они выглядели одного роста с ней, а она для своих лет считалась хорошо развитым ребёнком, однако с виду они были на много лет её старше.
Трое мужчин и одна женщина, причём одетые как-то странно. Они носили круглые островерхие шляпки в добрый фут[1 - Порядка 30 сантиметров.] высотой и с полями, увешанными бубенчиками, которые приятно звенели при ходьбе. На мужчинах шляпки были синими, на маленькой женщине – белая, а, кроме того, на ней была белая мантия, спадавшая складками с плеч. Мантию усыпали искорки звёзд, сверкавшие на солнце подобно брильянтам. Мужчины были в синем того же оттенка, что их шляпы, и в высоких начищенных сапожках с синими раструбами. Дороти решила, что мужчинам столько же лет, сколько дяде Генри, поскольку у двух из них росли бороды. А вот женщинка была явно гораздо старше. Всё лицо её было в морщинах, волосы – почти белыми, да и шла она довольно скованно.
На подступах к домику, в дверях которого стояла Дороти, они остановились и стали о чём-то переговариваться, будто боясь приблизиться. Однако старушка всё же подошла к Дороти, отвесила ей низкий поклон и сказала нежным голосом:
– Добро пожаловать, о, благороднейшая из колдуний, в страну чмошиков. Мы вам премного благодарны за то, что вы убили Злую Ведьму Востока и вызволили наш народ из неволи!
Дороти слушала речь незнакомки и удивлением. Что могла иметь в виду эта старушенция, называя её колдуньей и рассказывая про убийство какой-то Злой Ведьмы Востока? Дороти была невинной, безобидной девочкой, которую циклон унёс на много миль от дома. И она никогда в своей жизни никого не убивала.
Однако старушка явно ждала её ответа, и потому Дороти сказала в нерешительности:
– Вы очень добры, но тут какая-то ошибка. Я ничего не убивала.
– Не ты, так твой дом, – рассмеялась старушка. – А это одно и то же. Вот, смотри! – продолжала она, указывая на угол стены. – Вон две ноги по-прежнему торчат из-под бревна.
Дороти взглянула в том направлении и вскрикнула от страха. Действительно, из-под здоровенной балки, на которой теперь покоился её домик, торчали две стопы обутые в серебряные туфли с острыми мысками.
– Ах, боже мой, боже мой! – воскликнула Дороти, в смятении всплеснув руками. – Должно быть, дом упал на неё. Что же мне делать?
– Делать ничего не надо, – спокойно заявила старушка.
– Но кто она такая? – спросила Дороти.
– Она была Злой Ведьмой Востока, как я уже сказала, – ответила старушка. – Она много лет держала всех чмошиков в неволи, делая из них рабов днём и ночью. Теперь они все свободны и благодарны тебе за эту услугу.
– А кто такие чмошики? – поинтересовалась Дороти.
– Это народ, что живёт в этой стране Востока, где правила Злая Ведьма.
– А вы тоже чмошка? – уточнила Дороти.
– Нет, но я их друг, хотя и живу в стране Севера. Увидев, что Ведьма Востока мертва, они послали ко мне проворного гонца, и я сразу же явилась. Я – Ведьма Севера.
– Батюшки! – воскликнула Дороти. – Вы – настоящая ведьма?
– Самая что ни на есть, – ответила старушка. – Но я ведьма добрая, и люди меня любят. Я не такая могущественная, как Злая Ведьма, что тут правила, иначе я бы сама освободила их народ.
– Но я думала, что все ведьмы злые, – сказала девочка, отчасти напуганная тем, что стоит перед настоящей колдуньей.
– О, что ты, это большое заблуждение! В всей стране Гр обитало только четыре ведьмы, и две из них, которые живут на Севере и на Юге, добрые. Я знаю, что так оно и есть, потому что я одна из них и не могу ошибаться. Те, что проживали на Востоке и на Западе, были, действительно, злыми. Но теперь, когда ты убила одну из них, во всей стране Гр осталась лишь одна Злая Ведьма, та, что живёт на Западе.
– Но, – заметила Дороти после минутного размышления, – тётя Эм говорила, что ведьмы умерли… давным-давно.
