скачать книгу бесплатно
Лениво тявкнул соседский пес, недовольный побудкой, а сверху, словно отвечая близняшке, плавно опадало курлыканье – в ясной синеве трепетал журавлиный клин.
Тот же день, вечером
Первомайск, улица Дзержинского
– Спину ломит, руки отваливаются, – хныкала сестричка, – ноги, как не родные… Так… Столько свеклы перетаскала!
– …Жаловалась доктору баба Настя, – жестокосердно подхватил я, мешая деревянной лопаткой скворчащую картошку, порезанную соломкой.
– Издеваешься, да? – страдальческим голосом отозвалась девушка, с трудом заводя руки за голову. Со стоном прогнувшись, она посетовала: – Шея тоже болит! Сильно!
Котлеты прожарились с обеих сторон, и я плеснул в ярко-алую, подпаленную снизу сковородку немного кипятка из чайника – пускай доходят. Пар негодующе зашипел, но под крышкой сразу утих, выпуская глухое недовольное ворчание.
– А вот я тебе сейчас массаж…
Вытерев руки, я положил ладони на покатые плечи Насти и бережно вмял пальцы, заодно высвобождая чуток своей энергии.
– Хорошо так… – пролепетала сестренка, размякая. – Печет даже…
– Мышцы расслабились, вот и греют, – выкрутился я.
С усилием огладив стройную Настину шейку, подумал, что «попаданцу» без сверхспособностей ничего не светит в прошлом. Угодишь в «эпоху викингов» – свирепый вонючий ярл мигом оприходует тебя в рабы-трэли, и будешь ты навоз месить, бесплатно любуясь холодной синевой фьорда. А в «эпоху застоя» лучше даже не соваться, если у тебя за спиной, как у Деда Мороза, нет мешка с ноутбуками, смартфонами и прочими ништяками.
За то, что я здесь, в благословенном семьдесят пятом, надо сказать «спасибо» энергии моего мозга. Она у меня сильнее, чем у… чуть не сказал – «у нормальных людей». Вот и весь бонус от природы или эволюции! Без этой «Силы» я не смог бы срываться на сверхскорость, не сумел бы вылечить Суслова, Брежнева, а теперь еще и Андропова. Милосердие тут вторично…
«А ведь это опасный след, – с нарастающей тоской подумал я. – Стоит только Михаилу Андреевичу понять, что Миша Гарин и Миха «Хилер» – одно и то же лицо, как я буду раскрыт…»
Ну, не вычислил же меня «тезка» до сих пор! Знать, не настроен председатель КГБ делиться оперативной информацией.
Интересно, а велико ли число посвященных в мою тайну? Ну, Брежнев с Сусловым – это само собой. А еще кто? Очень даже может быть, что Косыгин – ему как раз и тащить воз реформ. Наверняка, «силовики» – Устинов, Огарков и Гречко. Им крепить оборону. Возможно, Громыко. Задача «Мистера «Нет» – упреждать будущие ЧП в Афгане, Иране, Польше, Сомали, Израиле, Китае…
«А почему бы тебе не активизироваться во «властных структурах»? Стоит ли ограничиваться передачей «послезнания»? – размышлял я. – Хватит скромно мяться в сторонке, пора начинать «движение вверх»! Ну, до партбилета ты пока не дорос, а вот по комсомольской линии… Кстати! А кто тебе мешает лезть в «реал политик» прямо сейчас? Оружие то же самое – информация. Подкинуть компромат на Подгорного, чтобы этого чванливого чинушу сняли поскорее. Слить беспринципного Полянского. Кулакова с Кирилленко измазать дегтем и вывалять в перьях, а опальных Егорычева, Романова, Воронова – обелить…»
– Ой! – пискнула Настя, и мои мысли рассыпались, как детская башенка из кубиков.
– Больно? – вздрогнул я.
– Да нет… – Настины бровки вскинулись удивленным домиком. – Так… Вообще не больно. Прошло!
– Вот что массаж животворящий делает, – мои губы сложились в дежурную улыбку. – Ну, что? Накладывать?
– И побольше! Есть хочу – умираю!
Глава 2.
Пятница 4 октября 1975 года, утро
Первомайск, улица Чкалова
Школа гудела.
Тугой напор отощавшего народца, что рвался к раздатке, давно уж ослаб. Лишь одинокие вопли шарахались по коридорам, играя в салочки с резвыми эхо, да мячиком скакал беззаботный детский смех. Большая перемена.
– Гарин!
Я оглянулся. Меня догонял топот Сёмы Горбункова, физорга всея школы. Обычно он, взирая на своих подданных, плативших по две копейки в казну ВЛКСМ, заметно важничал. Эта царственная привычка вызывала у меня улыбку, хотя «Симеон I» и не заносился особо. Но сегодня физорг выглядел жалко.
– Гарин, – выдохнул он, подбегая, – горим!
– Почти каламбур, – хладнокровно оценил я.
– Миш, вся надежда на тебя! – с чувством загудел Сёма, прикладывая к сердцу пятерню. – Школьная сборная по волейболу…
– Э, нет! – поднял я руки. – Все понимаю, сочувствую, но времени – ноль целых, хрен десятых. Цейтнот, Сёма!
– Ми-иш, – басом заворковал Горбунков, – ты же а-атличный нападающий! Так высоко подпрыгивать у сетки…
– Сём, – ласково парировал я, – даже не уговаривай.
– А мне что делать? – хитрый Сёма добавил голосу плаксивой дрожи. – Марат из девятого «Б» слег с аппендицитом, а нам завтра в Ялту выезжать!
– В Ялту? – приподнял я бровь.
Горбунков, как завзятый менталист, тотчас уловил нотку интереса в моем вопросе.
– Ну, да, – небрежно заговорил он, помавая рукой. – Ялта, Южный берег Крыма, то, сё… Водичка в море, может, и холодновата, но Черное все еще синее!
– Не пой, красавица, при мне… – я ворчливо тормознул басистую сирену. – Ладно, на что только не пойдешь ради школы родимой.
– Записывать? – счастливо уточнил физорг.
– Записывай, – отмахнулся я со вздохом. – А тренер кто?
– Наш Тиныч. – Сёма потряс мне руку и торжественно провозгласил: – Миша, Родина тебя не забудет!
Проводив глазами Горбункова, длинно вздохнул: «В том-то и дело, что Родина…»
Я не планировал операции в Ялте потому лишь, что не мог сыскать надежного прикрытия. За единственный выходной не управиться, а просто так срываться в Крым, посреди первой четверти… Ну, если хочешь привлечь к себе внимание бдительных чекистов, то почему бы и нет! Спасибо, обойдусь как-нибудь.
Зато выбраться в составе сборной… О-о! Мечта нелегала.
Вот только пальцам сегодня не повезет, – кисло усмехнулся я. Придется весь вечер долбить на «Ундервуде»…
Воскресенье 5 октября 1975 года, день
Ялта, улица Тимирязева
– Аут! – резкий голос судьи загулял под высокими сводами.
Трибуны взревели. Счастливые и возмущенные вопли болельщиков смешались, переполняя спортзал сполохами бессильного огорченья или незамутненной радости. Диалектика!
Старшеклассники в красных майках весело мутузили друг друга, а команда в зеленом побрела с площадки, то вспыхивая запоздалой злостью, то угасая в унынии.
– Победила сборная школы номер пять из Ворошиловграда!
Я повесил вымокшее полотенце на шею и откинулся на спинку сиденья. Дюха раскорячился рядом.
– Подача у «красных» – блеск! – возбужденно отпыхивался он, приглаживая мокрые волосы. – Будто из пушки! «Зеленые» скачут, как кузнечики, а толку…
Глубокомысленно хмыкнув, я вытянул ноги поудобней.
– Эх! – Андрей смешно наморщил нос и шибко зачесал в затылке, лохматя полубокс. – Не везет мне с Крымом!
– Чё это, как Изя выражается?
– Да всё как-то не в сезон! Прошлый раз в Севастополь выбрались, на первенство. И когда? В марте! Миндаль цветет, а море серое и штормит. Никакой жизни! Сюда бы летом… – Дюха мечтательно сощурился. – Степь зеленая, море теплое… Красота! И девушки… В мини-бикини!
– Девушки, они и зимой девушки, – обнародовал я мысль, зевая и смазывая эффект.
– Ты чего, в автобусе не выспался? – фыркнул Жуков. – Полдороги дрых!
– Да не-е… – раззевался я. – Это от нервов.
Тринадцать часов в пути никого из сборной не вымотали, даже Валентина Валентиновича, нашего физрука. Все болтали, пели, жевали, глядели в окна автобуса, а когда умаялись степью любоваться – заснули и похрапывали до самого Симферополя. А с раннего утра – в бой! За кубок! За спортивную честь школы! За…
– О, Тиныч идет!
Физрук в синей спортивке и дефицитных кроссовках бодро взбежал к нам на трибуну. Бумаги в его руке смахивали на белую, встопорщившую перья птицу, что вырывалась из цепких пальцев, готовая вспорхнуть.
– Привет, кого не видел! – выдохнул Тиныч, мостясь, и оживленно затараторил: – Ну, что? Сыграли мы очень достойно, я даже удивился. В полуфинал вышли! Это надо же, а?
– И «красным» продули! – съехидничал Жуков.
– Ну, да, уступили, – чистосердечно признал физрук, тут же вдохновляясь, – но у ворошиловградцев действительно сильная команда, сыгранная, как вокально-инструментальный ансамбль!
– Всё, как по нотам, – вторил я.
– Я и говорю… Короче, дело к ночи. В пять общее построение, награждение – и свободны. Талоны на ужин взяли? Молодцы… Так, что-то я еще хотел сказать… А! Завтра выедем попозже. Автобус, конечно, не «Икарус» интуристовский, ну так… дареному «ЛАЗу» в радиатор не смотрят! Хе-хе…
«Чтоб ты понимал, Тиныч, – притекли ко мне невеселые думки. – Тебе же не придется клянчить деньги у спонсоров, чтобы вывезти мальчишек на турнир – к девяностым как раз на пенсию выйдешь. А может, и не заведутся спонсоры…»
– Валентин Валентинович, чуть не забыл, – встрепенулся я. – А можно мне сегодня отлучиться?
Физрук энергично кивнул, сгребая свои бумаги.
– Только чтоб к отбою успел, а то там комендант строгий. Ровно в одиннадцать гостиницу на ключ – и фиг достучишься!
Андрей подался ко мне.
– Кто она? – зашипел придушенно.
– Шатенка, по-моему. Или блондинка? Не помню уже, – вбросил я инфу. – Главное, обхват груди и бедер – девяносто шесть, талии – пятьдесят пять! Дальше сам фантазируй.
Дюха с Тинычем загоготали, а девятиклассники из нашей команды смущенно подхихикивали, ерзая в соседнем ряду.
– Ладно, побежал я, – вскочил физрук, хлопая себя по коленям. – А вы смотрите, шеи не натрите!
– Че-ем? – вытаращился Дюха.
– Ленточками «серебряных» медалек! – рассмеялся Тиныч.
Тот же день, позже
Ялта, Форосский парк
Сучок под ногами предательски треснул, и я застыл без движения, как в игре «Фигура, замри!»
Грузный охранник меланхолически прошлепал по тропинке мимо, наряженный в мешковатый «камок». Пахнуло дешевым табаком и одеколоном «Шипр».
«Небось, «Приму» смолит», – подумал я, отмирая.
Мои черные треники и олимпийка сливались с любой тенью, а на голову я натянул самодельную «балаклаву» – нечем в сумерках сверкать. В общем, каждую мелочь предусмотрел, даже темные нитяные перчатки, но потряхивало меня изрядно.
Санаторий «Форос» не для простых партийцев, здесь отдыхает среднее звено, вроде первых секретарей обкомов или работников киевского ЦК. Ну, и охрана тутошняя под стать курортникам. Зевнешь – повяжут и упакуют.
На четвереньках залезая в можжевеловую рощу, я набрал полную грудь зыбкой свежести. Благорастворение воздухов. Морской бриз доносит запахи соли и йода, а степные ветра навевают полынную горечь.
Из глубокого сумрака за аллеей моргнул красный огонек, и я припал к корневищам, поневоле вдыхая терпкость опавшей хвои. На каменные плиты аллеи выступил детина в камуфляже и в обычных кедах.
– Первый – Седьмому, – прошипела рация. – Доложить обстановку.
– Седьмой – Первому. Происшествий нет, нарушителей режима не обнаружено, – отрапортовал детина. – Следую к главной аллее.
– Первый – Седьмому. Принято. Конец связи.
Охранник сунул увесистую рацию в чехол на поясе, и бесшумно зашагал по аллее, скрываясь из виду. А ведь я чуть было не вышел на него… И куда смотрел?
Присев за ноздреватым валуном, огляделся. Спальный корпус мирно белел за кипарисами, путавшими тени. Отдыхающие бродили по аллеям и ухоженным дорожкам, степенно беседуя или погружаясь в одинокую задумчивость. Иные вышагивали с женами, сухонькими или капитальными дамами в возрасте – мода на «папиков» еще не настала, а за «аморалку» могли и с должности снять.
Я искал Егорычева, бывшего первого секретаря Московского горкома, коммуниста умного, честного и совестливого. Пять лет тому назад Николай Григорьевич попал в опалу, и его место тут же занял пройдошливый Гришин. А Егорычева, пострадавшего за правду, отправили «в ссылку» – послом СССР в Данию. Недолюбливал Леонид Ильич нарушителей чиновничьего устоя всех времен: «Сиди и не высовывайся!»
«А нам такие люди нужны!», – рот зацепило мимолетной усмешкой.
Николай Григорьевич обычно гулял по главной аллее, под сенью громадных, оплывших ливанских кедров или высоченных гималайских елей, а после забирался на малолюдные террасы, кружа вокруг прудов…
Мои губы дернулись в подобии улыбки. Забываясь порой, я всерьез думал о «разработке» Брежнева, Суслова и прочих небожителей. А воротясь в реал, с удовольствием стегал себя ехидцей, ядом брызгался. Куснул слона комарик!
Но ведь даже мелкое, гадостно зудящее насекомое способно занести опасный вирус – и свалить серого гиганта. А я трудолюбиво разрабатывал давние, полузабытые желания кремлевских старцев, их трепетно лелеемые, никому не высказанные мечты.
