скачать книгу бесплатно
Бро
Валерий Петрович Большаков
Всё началось, как в заурядном сюжете про "попаданцев" – Игнат угодил в 1967 год, нестойкую пору между "оттепелью" и "застоем". Угодил в тело Марлена, такого же молодого парня, как он сам. Вечером попал в прошлое, а утром вернулся обратно, и обнаружил, что произошла рокировка – Марлен перенесся в "его" будущее. И опять заброс в год 50-летия Великого Октября… Теперь надолго. Что вынесут Игнат и Марлен, поменявшись местами и временами, что откроют для себя в прошлом и будущем, кем станут? И обоих не отпускают тревожные загадки: а почему неведомые силы выбрали именно их? И кто они, вообще? Что их связывает? И все ли тайны, открывшиеся им, окажутся добрыми?
Валерий Большаков
Бро
Глава 1
Пятница, 8 апреля 2022 года. Вечер
Нахабино, улица Институтская
Когда я учился в Питере, то не боялся. Вовсе не потому, что рос сильным и смелым. Просто не лез никто. Может, «город Ленина» и впрямь культурная столица?
А переехал в Москву, и началось…
С другой стороны, если подумать, сам виноват – надо было уступить тогда, не доводить до драки, но уж больно Жека с погонялом «Капо» выеживался, строил из себя мафиозного дона. Вот я и не сдержался, съездил по морде.
Я! Интеллигент вшивый, дрыщ конченный, опарыш розовый и прочая, и прочая, и прочая! Мог ли Женечка снести такое унижение от дрисливого задрота? Да еще на виду у всей шоблы?
Ответ отрицательный. И вот целую неделю «Капо» подкарауливает меня, чтобы отметелить или, хотя бы, поиздеваться вволю – сушит, так сказать, подмоченную репутацию.
А у рекомого задрота – особенная гордость. Он, видите ли, не желает домой возвращаться короткими перебежками, прячась и вздрагивая. Не-ет, как сойдет с электрички, так и шествует, будто на параде, всем гопам назло! И переезжать даже не думает. «Отступить? Ни за что!» Да ведь и в Нахабино я не просто так поселился – специально выбирал местечко, чтоб до работы быстрей. А в полицию заяву накатать? Ну, это же вообще моветон! Не по-пацански как-то…
Я кисло вздохнул. Пацан нашелся! Двадцать восемь придурку, а в нем всё детство играет. Инфантил…
Поежившись, я затянул «молнию» до самого ворота. Когда из редакции уходил, похолодало до плюс десяти. А вечереет уже, да и сыро. И ветерок зябкий порывами…
Темные призмы высоток, что выстроились вдоль Институтской, обсыпались желтыми искрами светящихся окон. Машины по улице шуровали сплошным потоком, то фарами слепя, то недобро калясь «стопами». А сверху наваливалась ночь…
– Эй! Ты чего так долго? – послышался глумливый басок «Капо». – Мы тебя уже заждались!
Я похолодел, ощущая тоскливую пустоту и липкие разливы страха. «Встречающие» вышли на свет, все четверо. Кряжистый, наголо бритый Борька. Тощий, жилистый Паха «Глузд» с ухмылкой типа «гы». Туповатый увалень по прозвищу «Слон», и мрачного вида «Дьяк». Эти двое ни разу ко мне не приставали, но и не вмешивались, курили в сторонке…
– Как же вы все достали! – неожиданно вырвалось у меня.
«Глузд» хихикнул, задирая брови, а «Капо», обминая губами сигаретину, лениво смазал кулаком, метя мне в челюсть. Я легко увел голову, и внезапно испытал некий внутренний взрыв – клокочущая ярость распирала изнутри, грозя разорвать в своем неистовстве. И тут же во мне родилось странное, пугающее ощущение чужого присутствия.
Описать это чувство вряд ли возможно. Мне вдруг показалось, что в мое тело вселился кто-то другой, сильный и умелый, а я просто мертвел от страха. Вскрикнул даже, но лишь задавленная хрипотца сорвалась с губ.
Сердце колотилось, как ненормальное, а меня всего, до отчаянья, до воя, захватывал накат безумия. Иное сознание теснило мое «Я», подавляя слабое трепыханье, но даже сквозь полуобморочный скулёж пробивалась ясность – чужой был добр.
И я, в момент наивысшего надрыва, перестал сопротивляться, мешать, метаться; притоптал ужас, как тлевшую траву. И мой кулак сжался, сокрушая челюсть «Капо». Сам хук прошел как бы мимо меня, уж слишком быстро изогнулась конечность. И тут же хлестко пробила нога, подсекая Женькино колено.
«Глузд» напал сзади. Мой локоть ударил за спину – грудину не проломил, но дыхание вышиб, а костяшки, продолжая движение, сломали Пахин нос.
«Слон», утробно мыча, решил вмешаться, и получил ногой в пах. Согнулся, болезный, хапая ртом воздух, а мое колено тут же расквасило ему губы. Могло бы и зубы в глотку вколотить, но зачем так-то, не пропорционально?
Я смутно помню жесткие подробности – моя трясущаяся натура жалась на грани потери себя. Лишь вспышки боли ошпаривали нервы. Нет, ответные удары не сыпались – это надрывались мои хлипкие мышцы, растягивались связки.
Всё схлынуло так же неожиданно, как и началось. Я – буквальным образом! – пришел в себя. Тяжело дыша, разминал дрожащие пальцы, слыша частые, удалявшиеся шаги – «Дьяк» счел, что пятый – лишний.
«Слон» трубно сморкался, стоя на карачках. «Капо» лежал на газоне, слабо водя разбитым лицом по бурой прошлогодней траве, а «Глузд» ворочался, сипло отпуская матерки. Да, кажется, я ему врезал ребром ладони по горлу – не сильно, а то так и убить можно…
«Я?!» – содрогнулось мое нутро.
Губы лишь вяло скривились – сил не было совершенно. Морщась и охая про себя, я заковылял домой. Идти было недалеко – за угол завернуть, и отсчитать три двери в парадные…
Лишь теперь до меня дошло, что у разборки хватало зрителей – с краю двора, где одинокий фонарь светил на коническую крышу беседки, разносился встревоженный девичий щебет. Студентки.
Они чуть ли не весь первый подъезд оккупировали, снимая квартиры втроем, а то и впятером. Мои губы раздраженно дернулись, но их тут же потянуло изогнуться улыбкой – в стайке второкурсниц я приметил Марину.
Она стояла вместе со всеми, и в то же время наособицу. Высокая, стройная, красивая до невозможности, девушка снилась мне. Я мечтал о ней, томился, но стеснялся даже смотреть в ее сторону. Может ли обычный смертный рассчитывать на благосклонность богини?
– Игнат! – окликнула Марина, и я обомлел.
Она позвала… меня?! Замерев, я растерянно смотрел, как девушка торопливо шла навстречу, чуть покачивая бедрами, как остановилась в каком-то шаге… Даже косой и резкий свет фонаря не портил изящные черты ее лица.
– Молодец! – с чувством вытолкнула Марина. – А то уже вконец обнаглели!
– Ну, да… – пролепетал я, растеряв все слова.
Издав еще парочку нечленораздельных фонем, побрел домой, кляня себя за позорную нерешительность и шипя от стыда.
«В кои веки Марина сама к тебе подошла! А ты, как последний дурак, изобразил то ли малую архитектурную форму, то ли бесформенный студень! Вот же ж идио-от…»
Застонав, я вошел в подъезд и утопил клавишу вызова лифта. Где-то в глубине шахты стронулась кабина, зашелестели, разматываясь, тросы. Грюкнув, откатилась дверь.
Я шагнул на пружинящий пол, и вжал кнопку «18». С деньгами туго было, пришлось покупать евродвушку на последнем этаже. Зато там потолки высокие, по три метра…
Ввалившись в прихожую, я угрюмо хлопнул дверью, и разулся. Тело болело по-прежнему, и мне пришло в голову залезть в ванну, напустив горяченькой. Попарюсь хоть…
Восьми еще нет. Ну, и что? Устал… Этот «чужой» вымотал меня до крайней степени. Высплюсь – и выходные. О-о! У меня же три отгула! Так что, извините, товарищи Стругацкие, понедельник начнется в четверг, и ни днем раньше!
Кряхтя, я погрузился в ванну по закону Архимеда. Шумная струя всё подливала и подливала парящей воды, отбирая у тела вес. А вот мысли мои отяжелели, помалу возвращая способность думать.
«Может, это полиментализм был? – рассуждал я «на чилле».[1 - От англ. chill out – расслабиться.]– А что? Вторглась в меня иная личность, откуда-нибудь из сопредельного пространства, чуть мою собственную не бортанула… Ну, не психопат же я! Ведь этот… чужой в самом деле умеет намять по организмам! А у меня, так только… Теоретическая подготовка…»
Постанывая, я вылез из ванны, и даже пробку не поленился вынуть.
«Всё, отбой…»
Оставив мокрое полотенце валяться на полу, поплелся в спальню. Чувствовал я себя, как игрушка, у которой кончился завод. Постанывая, вполз на диван-кровать, не сложенный с утра (а смысл его складывать? Вечером опять ложиться…), и замотался в одеяло.
«Не кантовать…»
* * *
Я бродил душой по спутанным сновидениям из тех, что впечатляют ночью, а утром забываются, утекая, как туман сквозь пальцы. Вернулся в явь, наверное, после двенадцати – организм ненавязчиво просился в санузел.
Я с удовольствием потянулся, зевнул от души, протирая глаза – и напрягся. Что-то не то… Да всё не то!
Откуда в моей спальне окно с допотопной форточкой? А это что глыбится в углу? Шкаф? Откуда у меня шкаф?! Все вещи в гардеробной! И постель…
Я принюхался. Да нет, пахнет приятно – накрахмаленным бельем. Лишь однажды довелось мне учуять эти нотки свежести – у бабули в Приозерном. Запахи детства…
Терпкий аромат растертого в пальцах смородинового листа… Волглый дух остывшей баньки…
«Да не морочь ты себе голову всеми этими нотками!» – накинулся я на себя в раздражении. И замер.
Тихий вздох донесся ясно и четко. Сглотнув, я медленно перекатил голову по подушке.
Рядом со мной, дразня крутым изгибом, лежала девушка «без ничего», как мы говорили на заре малолетства. Сонная, не раскрывая глаз, она заворочалась, ложась на спину. Лунный свет выбелил хорошенькое личико, протянул тени от высоких грудей, точеных, как опрокинутые чаши. И весьма глубоких посудин – размер четвертый, не иначе…
А мне, как зачарованному, оставалось следить за плоским девичьим животом, что еле заметно надувался и опадал. О, какие ножки…
Я отмер, и медленно-медленно, боясь разбудить «фею моих снов», встал, приятно упираясь босыми ступнями в мягкую дорожку, вязанную из лоскутков, и на цыпочках вышел в прихожку.
Не моя планировка! Не мой дом! Где я?!
Ощущая в самом себе некую странность, я шагнул в малогабаритную ванную. Теснотища какая… Не развернуться.
«Ч-черт… Куда я попал? И когда успел? И как?!»
Нащупав выключатель за узкой дверью, я крепко зажмурил глаза, и щелкнул. Желтоватый свет заполнил крохотное помещеньице с чугунной эмалированной ванной справа и крашенным полотеничником слева. А прямо, в большом овальном зеркале, отражался… Не я.
«Вот почему у меня тело не болит, – мелькнуло в опустевшей голове, – оно же не мое…»
На меня глядел высокий, моего роста парень, узкобедрый, но, в отличие от моих статей, широкоплечий и мускулистый. Не бугрящийся мышцами, как Шварценеггер, а просто атлетически сложенный. Вон, грудь какая… Две моих вместятся.
Глянул ниже пояса. Ну, хоть ноги ровные и гладкие, как у меня, чем я втайне гордился. Да и то, что покачивалось между, вполне себе ничегё… Жить можно.
«Кому жить, придурок?» – печально воззвало мое «Я».
Я поднял голову, уставившись на отражение. У того, кто выглядывал из зазеркалья, разлохматились черные жесткие волосы, падавшие на лоб косою челкой. Широковатый нос… Твердого очерка губы… Я ощерился. И зубы ничего так, сойдут для голливудской улыбки… Карие глаза смотрели в упор, не мигая. Мне даже неуютно стало. А вдруг это он и пялится?
«Да кто он?!»
Шмыгнув за соседнюю дверь, я оценил фаянсовые удобства и решил сходить на разведку. Хоть понять, куда меня занесло!
Версии толклись в голове, дико путаясь между собою, но я решительно отмахивался от них. Прежде всего, факты! А уже потом будем их интерпретировать.
Осторожно ступая босиком, я прокрался в соседнюю со спальней комнату, где хозяин устроил себе нечто вроде кабинета. На громоздком письменном столе топорщит рычажки старенькая пишущая машинка; из стены выглядывает квадратная дверца сейфа, а на верхних полках шкафов, набитых книгами, тускло поблескивают кубки. Ага… Самбо! Ого! Боевое! Так-так-так…
Я осторожно присел голой задницей на кожаную обивку стула, и выдвинул ящик стола.
– Угадал… – отпустил я шепоток.
Документы валялись небрежной россыпью, мешаясь с фотографиями, квитанциями и прочим бумажным отсевом. Мои пальцы выудили зеленую книжечку паспорта. Зеленую!
С маленького фото глянуло недавнее отражение.
Марлен Осокин. Тысяча девятьсот тридцать девятого года рождения… Какого-какого?! С ума сойти… Так на улице шестидесятые, что ли? А я сюда каким боком? Что, как этот… попаданец?
– Ну, ты и попал, Тик… – шепнул я.
«Военный билет». Бравый сержант Осокин отслужил три года в погранвойсках. Имеет благодарности от командования.
– Молодец…
На черно-белых фото он же. А вот и девушка. Серьезная, но глаза улыбаются. На обороте снимка шариковой ручкой начертано: «VIII/66 г.» Ниже размашисто черкнуто карандашом: «Алёна», а в самом низу приписано чернилами, бисерно: «Любименькая!»
Могу спорить, что почерк – девичий…
Захотелось помычать, мотая чумной головой. Это все-таки прошлое? Или розыгрыш? Ага… Взяли и перенесли твою тушку в чужой дом, еще и красотку рядом уложили…
Я перебрал ворох газет на столе. «Знамя труда». О, как… «Орган Приозерненского горкома КПСС»…
«К-как? Меня что, в Приозерный занесло?» – одурело покрутив головой, я зашуршал свежим номером – от него тянуло типографской краской.
Когда ж тебя напечатали, орган? Ответ на первой полосе…
В верхнем углу слева четко оттиснулось: «7 апреля 1967 года».
«Я попал…»
Мысли неслись вихрем. Меня даже как будто качало от дикой турбуленции. Думалось обо всем сразу, и вперемешку.
Вернуться? А как? И зачем? Тебе что, реально нравится лживый мир «воровского капитализма»? А что мне здесь делать?! В чужом теле? Но он же тебе помог, Арлен этот… или Марлен! Без него ты бы не отмахался. Ну, да, возможно, что это действительно был он. Но жить чужой жизнью… А у тебя что, своя жизнь была?
– Марик…
Голос прозвучал до того нежно и любовно, что даже моя трусоватая натура не вздрогнула. В дверях, изящно изогнув бедро, стояла давешняя девушка, нисколько не тая наготы.
«Шатенка… – мелькнуло у меня. – А я думал – брюнетка…»
Амфорная линия Алёнкиных стройных бедер западала в тоненькую талию, а груди круглились весомо и дерзко. Лобок девушка не брила, но редкие рыжеватые волосики даже вприглядку казались шелковистыми.
– Ты чего не спишь? – она продефилировала, и гибко присела ко мне на коленки, обняла за шею и уложила голову на мое плечо.
– Да вот… – затрудненно вымолвил я, проводя ладонью по узкой спине, вминая пальцы в туготу ягодиц. – Вспомнил тут…
– Думаешь, редактор тебя заругает? – смешливо фыркнула Алёна. – Завтра же выходной! Забыл?[2 - Второй выходной (суббота) был введен в СССР в марте 1967 года.]
Касания гладкого и упругого сбивали с мысли, уводя в жаркую блаженную тьму. Я осмелился поцеловать девушку, и она пылко ответила, выдохнув:
– Пошли скорей! А хочешь… Давай, прямо здесь?
