Лабиринт

Осматривая территорию в надежде найти лестницу, по которой я мог бы подняться на второй этаж и залезть в окно, мне пришла в голову отличная идея: от здания с генератором шёл к крыше здания, в котором укрывался Сергей, кабель, по которому ток мог снабжать цех. По нему и заберусь. Надеюсь, что выдержит: обидно будет так глупо разбиться. Но что если Сергей увидит меня и перережет кабель, пока я буду лезть? А он же точно увидит: процесс будет небыстрый, а провод хорошо просматривается почти со всех окон здания. Нет, не пойдёт. Как же быть? К нему действительно не подобраться, и он смотрит за мной. Даже если я найду лестницу, то он сможет её опрокинуть, пока я лезу. Хорошее же убежище он себе выбрал! Но, может, лучше не мне туда лезть, а его заставить выбраться оттуда? Это было бы идеальным вариантом. Уж тут, на голой территории, на которой ему от меня не спрятаться и не убежать, я с ним живо разберусь.

Я начал ходить по прилегающей к забору территории и собирать булыжники, складывая их в куртку, которую пришлось снять, для того чтобы использовать её в качестве сумки. Камней вокруг было много, и набрать штук тридцать удалось буквально за несколько минут, после чего я начал медленно волочить набитую камнями куртку по земле, так как не мог поднять такую тяжесть. Кое-как дотащив все камни, я вытряхнул их на землю и надел куртку обратно: за то время, что я это делал, меня основательно продуло ветром, от которого не сильно спасал свитер. Оставив камни за земле рядом со зданием, я прошёл на кухню и набрал там стеклянных бутылок, которые остались после нашего пребывания здесь: получилось двадцать штук, что полностью согласовывалось с тем, что мы везли с собой один ящик пива. Отнеся их прямо в ящике к генератору, предварительно захватив с собой тряпочные полотенца из раздевалки, я начал наполнять бутыли дизельным топливом из общей цистерны. Едкий запах сливаемой из цистерны солярки разъедал слизистые носа. Процесс шёл небыстро, так как я старался лишний раз не проливать топливо себе на руки, которые начинало щипать от контакта со сливаемой жидкостью. Набрав все имеющиеся бутыли доверху, я вышел из здания с генератором и, присев на мягкий труп Владислава Викторовича, заткнул каждую бутылку полотенцем.

Через пару минут я был готов реализовать свою идею по поджиганию здания и, стоя перед ним, рассматривал булыжник, который держал в руке, окрасившейся в ярко-жёлтый цвет в тех местах, куда попали капли дизеля. – Серёженька, у меня для тебя подарок! – позвал его я, заведя руку с камнем за голову.

Как только он выглянул из окна, я тут же разбил стекло булыжником и затем поднёс зажигалку к одной из бутылок, которую достал из ящика. Подождав, пока Сергей снова выглянет в окно, я закинул горящую бутыль прямо к нему и через секунду, услышав звон разбившегося стекла, увидел охватившую пламенем комнату, из окна которой пошёл чёрный дым. Сергей скрылся из виду, а я продолжил, идя по периметру здания, закидывать горящие бутыли в окна на втором этаже, которые я последовательно разбивал камнями. Огнетушителей у него нет, мы все израсходовали, когда вчера тушили машину, так что можно не переживать, что план не удастся. Да и если бы были, такой объём пламени ему в одиночку не потушить – оно распространяется слишком быстро.

Через пять минут, когда уже всё здание было охвачено огнём, Сергей вышел на крышу и, мечась из стороны в сторону, не мог понять, куда ему бежать. Увидев идущий к генератору провод, он начал ползти по нему, и, заметив это, я побежал к зданию, к которому крепился этот кабель. Взобравшись на крышу по трансформаторной будке, находящейся снаружи здания с генератором, я начал поджидать Сергея, так как разрезать металлический кабель ножом не представлялось возможным. Но как только Сергей увидел меня на противоположном конце провода, он остановился на середине: с одного конца всё полыхало пламенем, и уже даже через крышу здания начал проступать дым, а с другой стороны его ждала неминуемая расплата за то, что он здесь натворил. Спустившись на землю, я начал закидывать его остатками собранных камней, чтобы скинуть с провода, и, промахиваясь три раза из четырёх, всё же залепил ему булыжником в скулу. После моего попадания Сергей упустил хватку и полетел вниз с шестиметровой высоты, через секунду с глухим шлепком упав на ледяную землю спиной.

– Нет, пожалуйста, оставь меня! – скулил он, даже не пытаясь убежать. – Что я сделал?

– Что ты сделал?! – изумлённо спросил я. – Ты задушил Виталика, и по твоей вине умерли Владислав Викторович и Витя. И, что самое главное, твои люди убили Сашу – моего лучшего друга!

– Я ничего не делал! Это всё вы! Тебе не переложить ответственность за ваши действия на меня! У меня есть алиби!

– Нам всё известно, Сергей! Саша сказал мне, что ты хотел убить Владислава Викторовича. Конечно, я понимаю, что твоей единственной целью был только он, и Витя умер случайно, но зачем было душить Виталика? Он грозился выдать тебя? Сказал, что расскажет остальным, как ты попросил залить что-то в цистерну с дизелем?

– Да как я мог его задушить? Пётр же подтвердил то, что я не мог этого сделать! Мы же с ним вместе шли к вам в раздевалку!

– Он сказал, что видел, как ты выходил с кухни – из единственной комнаты на первом этаже, в которой открываются окна. Мы знаем, что ты впустил кого-то из тех двух сообщников, которые пришли сюда, чтобы помочь тебе.

– Что? Какие ещё сообщники? О чём ты говоришь?

– Те двое, что убежали от нас. Кто из них задушил Виталика? Мне просто интересно, мужчина или женщина?

– Да ты совсем больной! Я их видел впервые в жизни. Это просто туристы, которых я увидел из окна, подозвал и попросил вызвать при первой же возможности полицию. Пожалуйста, оставь меня! Уверен, что полиция уже скоро будет здесь. Просто уходи, и я никому не скажу про то, что ты поджёг здание. Это же Саша во всём виноват. Ты здесь ни при чём, я не выдам тебя! – Сергей без умолку вопил на всю окружающую нас территорию, но я его перебил.

– Хочешь открою тебе маленькую тайну? – я присел рядом с ним, держа в руке окровавленный нож. – Я соврал тебе: твои сообщники мертвы. Это я убил их, и их тела сейчас лежат рядом с шахтой, так что боюсь, что полиция не приедет. Но это же ведь останется нашим секретом, не так ли? – я подмигнул ему и улыбнулся.

– Да… – тихо прошептал Сергей. – Я никому никогда не скажу. Пожалуйста, давай всё обсудим. Я правда никому не… – Сергей не успел договорить, так как его тихий монолог прервался ударом моего ножа в его сонную артерию, из которой прямо мне в глаза незамедлительно вырвался фонтан липкой крови. Отпрянув от озадаченно схатившегося за шею Сергея, я встал и осмотрелся вокруг, слушая бульканье крови, выливающейся из его рта и шеи.

Сзади шумели языки пламени, вырывающиеся изо всех окон заводского корпуса и согревающие мою спину. В ногах лежал Сергей, кряхтя в огромной луже крови, всё ещё продолжающей медленно пополняться из продолговатого овального отверстия в его шее и которую цинично лакал подбежавший Матвей. В десяти метрах справа на земле лежало замёрзшее тело Владислава Викторовича, недалеко от которого внутри здания с генератором лежал труп Вити. В административном здании в пятидесяти метрах от меня покоился в собственном говне задушенный Виталий, а слева за скалой где-то в ста пятидесяти метрах от меня лежали Саша и два сообщника Сергея. Солнце слегка выглядывало из-за вершины горы, а по небу медленно двигались редкие блеклые облака. Поверить не могу: позавчера я приехал сюда по совершенно случайным обстоятельствам для того, чтобы погулять по горам и поесть еды с костра, а теперь стою здесь один с Матвеем, окружённый со всех сторон семью трупами – полный абсурд. Кажется, это ещё более нелепо, чем размозжить череп брата после того, как просто приехал на похороны родителей, чтобы повидать сестру.

Интересно, какой сейчас час? Телефон давно сел, а зарядка осталась в номере отеля. Вроде недавно обедали, но Матвей так аппетитно лакал лужу крови, что у меня потекли слюни. Оглянувшись назад, я с прискорбием понял, что горящее здание отбрасывает высоко вверх такой столб серо-чёрного дыма, что он будет виден даже из города, и если у сотрудников МЧС есть вертолёт, а, скорее всего, он есть, то они потенциально могут быть здесь уже минут через тридцать. Надо быстрее избавиться от тел тех людей, которых убил я, пока не прибыли спасатели. Ну почему всё опять так?! Почему я уже второй раз за неделю вынужден избавляться от трупов второпях?! Повторно наступаю на одни и те же грабли…

Идея была очевидна и уже испробована ранее на брате. Сбегав в подсобку за тачкой, которую я мельком видел, когда в субботу Владислав Викторович проводил нам экскурсию по заводу, я побежал с ней к шахте. Забежав туда, я обнаружил, что женщина скончалась рядом с порубленным мужчиной, держа его за неотрезанную руку, а Саша лежал метрах в трёх от них – как же хорошо, что все они лежат рядом. Стерев крест, который я оставил на земле ботинком, и разочаровавшись в том, что проползти женщина смогла гораздо меньше, чем я ожидал, я протёр рукоять воткнутого в землю топора, вытащил его из груди мужчины и закинул в тачку. Затем с неимоверным трудом положил тела сообщников Сергея, а также отдельно лежащую руку мужчины на тачку и прихватил лежащую посреди поляны Осу. После чего медленно повёз их по обочине напрочь убитой дороги, ведущей к заводу. Тачка продвигалась медленно и постоянно норовила упасть на бок, так как у неё было лишь одно колесо – больше сил я тратил на то, чтобы держать равновесие, нежели на само продвижение вдоль дороги. Ноги и руки тел свободно свисали с тачки и волочились по земле. Через минут пятнадцать мне всё-таки удалось вывалить тела рядом с цистерной в здании генератора. Сделав это, я запихнул травматический пистолет обратно в кобуру Вити и пошёл в ангар за канистрами, которыми мы ранее заливали топливо в бензобак Урала. Вернувшись к цистерне и наполнив три канистры топливом, я побежал с двумя канистрами в ангар и залил дизель в бензобак стоящего там Урала. После чего вышел на улицу и поволок в ангар за пятки тело Сергея, потратив затем несколько минут на то, чтобы усадить его тело на водительское сиденье. Вернувшись к генератору и открыв вентиль слива топлива, которое тут же начало разливаться по полу, я вынес из здания третью цистерну и отнёс её к воротам, выводящим с территории завода. Когда я снова подошёл к генератору, то из-под двери уже сочилось топливо, резким запахом отдаваясь в моём носу. Смотря на медленно вытекающие струи солярки, я раскурил сигарету и бросил её на топливо, которое, к моему недоумению, не загорелось, а, напротив, потушило сигарету. Чёрт! А в фильмах срабатывало! Пришлось идти в хозяйственно-бытовое здание на кухню, чтобы взять тряпку, которую я поджёг и бросил в образовавшуюся рядом с генератором лужу. Пламя вспыхнуло и сразу же распространилось внутрь помещения, охватив собой тела Вити и сообщников Сергея. Убедившись в том, что огонь уже не потухнет, я забежал в ангар, залез в кабину Урала и, разместившись на тёплом трупе Сергея, завёл двигатель, который тут же заглох при моей попытке тронуться на механической коробке. Я завёл двигатель повторно, медленно выжал сцепление и вдавил педаль газа в пол. Машина с рёвом двигателя тронулась и выехала из ангара. Как только я оказался на улице, из-под капота начал медленно просачиваться белый дым, а двигатель начал всхлипывать, что сопровождалось резкими толчками в кабине. Времени оставалось мало, и, как только я нацелил неохотно разгоняющуюся машину на полыхающее пламенем здание генератора, я в последний раз утопил педаль газа в пол и на ходу вылез из салона. Упав на землю и по инерции перекатившись по направлению движения, я увидел, как машина врезалась в стену, раздробив её по самое основание, но так и не заехав в само помещение, где находился генератор. Немного не по плану – я думал, что машина насквозь протаранит здание и, проехавшись по трупам внутри, столкнётся с цистерной – но всё же неплохо. И так сойдёт: все сгорят, не оставив после себя ничего, кроме костей. Я лежал на земле и ощущал своим лицом жар, исходящий от полыхающих кругом зданий, которые источали столько тепла, что зимняя одежда, которая была на мне, теперь скорее предотвращала перегрев, нежели спасала от холода.

Вот и всё, остался финальный штрих. Даже если спасатели прилетят сейчас, то основную часть улик я уже уничтожил. Зайдя за административное здание, чтобы взять свой рюкзак, который я оставил там перед тем, как побежать отвлекать сообщников Сергея, я вспомнил, что трогал шею задушенного Виталия, когда проверял его пульс – нужно стереть отпечатки. Конечно, все подтвердят то, что я лишь проверял, жив ли он, но лучше не рисковать. Я залез через открытое на кухне окно и, задержав дыхание, чтобы не чувствовать тошнотворный запах затхлых фекалий, приоткрыл дверь медпункта и протёр шею Виталика. Пока я это делал, моё внимание привлёк лежащий рядом с его рукой телефон, на который никто ранее не обратил внимание. Взяв его, чтобы можно было связаться с остальными, в том случае, если в горах появится связь, я вылез через окно на улицу и пошёл к лежащему на земле рюкзаку. С ранцем за плечами я прихватил с собой канистру с топливом и побежал в сторону шахты, где залил все кровавые следы, которые могли быть оставлены в том числе и мной, топливом из канистры. Убедившись в том, что разлитое топливо не затронет тело Саши, я поджёг солярку и бросил в полыхающее пламя канистру с остатками топлива. Теперь нужно лишь сделать последний рывок и из последних сил убежать как можно дальше отсюда. В какой же стороне город? Кажется, Лера ночью говорила, что слева от меня – туда и побегу.

Еле волоча ноги от усталости по горам в направлении, в котором даже не был уверен, я осознал, что вертолётов МЧС я так и не увидел, и не услышал. Солнце уже зашло и наступили сумерки, в которых сложно было что-либо разглядеть в отсутствие фонарика, который я, разумеется, с собой не взял. Впервые взглянув на смартфон Виталика, который показывал девять вечера, я обнаружил, что связи как не было, так и нет. Дальше идти нет ни возможности, ни сил, и где бы я ни был, пора было остановиться.

Разложив спальный мешок, я уселся на него и начал без разбора жевать всё то, что было в рюкзаке, оставив на утро одну пол-литровую бутылку воды и яблоко. Приятно было набить живот едой после такой физической нагрузки. Бутерброды с маслом и колбасой, которые я бы никогда не стал есть в обычной ситуации, таяли во рту, и мне казалось, что это просто восхитительный деликатес, способный удовлетворить даже мои вкусовые пристрастия. Залпом выпив литр воды, я осознал, что надо было брать больше жидкости – очень хотелось пить. Следовало взять еду из рюкзака Саши, который стоял на улице рядом с моим, но второпях совсем об этом не подумал. После того как я поел, я залез в спальный мешок, и перед глазами вновь открылось ясное звёздное небо, на котором простиралась блеклая полоса Млечного пути.

Подумать только, я лежу здесь, посреди гор, в лучах луны, живой и, кажется, почти здоровый, а мог бы сейчас лежать мёртвый вместе с Сашей там, около шахты. И на кой чёрт мы погнались за ними, если нашей задачей было их отвлекать? Может, и вовсе стоило пойти со всеми, и всё бы обошлось? Поразительно, что остальные не вызвались пойти с нами, чтобы навалять сообщникам Сергея, когда они вышли из укрытия. Ладно Лера, она же девушка, но Пётр и Лёша?! Ведь всем было жутко страшно в тот момент, но почему же мы с Сашей, рискуя своими жизнями, пошли навстречу опасности, в то время как они сбежали? Беги или сражайся – девиз всего живого, который, кажется, нам рассказывали ещё на уроках биологии в шестом классе. Произошедшая ситуация – типичный пример этому. Но почему я решил сражаться, вместо того, чтобы бежать, если, откровенно говоря, осознавал, что шансов выжить при встрече с теми двумя людьми у меня практически не было? Ведь тот девиз, который нам преподавали на уроке, был полностью направлен на самосохранение. Может, это была очередная подсознательная попытка самоубийства, как в тот раз с электричкой? Не хотел убивать себя сам, поэтому нашёл тех, кто может это сделать, и полез на рожон? Есть ли в таком случае хотя бы доля геройства в моём поступке? Преследовал ли я интересы тех, кого защищал, или свои, идя навстречу опасности? Но ведь брата я убил потому, что он хотел убить меня! Нет, не хочу я кончать жизнь самоубийством, даже подсознательно, иначе я бы просто позволил Игорю расправиться со мной. Если так, тогда зачем я побежал за сообщниками Сергея, когда обнаружил, что они убегают от нас? Это же лишено всякого смысла. Я видел, что они убегают и, пожалуй, мог бы в тот момент понять, что они не заметят остальных, когда те будут выбегать из-за здания, чтобы скрыться. Но ведь я продолжил бежать за сообщниками и не остановился. Бежал до последнего, даже тогда, когда потерял их из виду. Так же, как и брата, я продолжал бить молотком, хотя уже после двух ударов по нему, он не представлял для меня никакой опасности. А Сергей и вовсе сидел в здании и не нападал на меня.

В чём же смысл этого безумного насилия? Стал ли я таким сейчас или всегда таким был? Начав вспоминать, я понял, что, вероятно, это проявилось ещё на четвёртом курсе, когда один из однокурсников моей бывшей – а на тот момент ещё будущей – жены начал флиртовать с ней. Не то чтобы флиртовать, просто писать ей каждый день через социальную сеть. И меня, и её это жутко раздражало, но ведь он не писал ничего такого, к чему можно было придраться – просто писал, рассказывая о своей жизни… раскрывая душу. Как же я был взбудоражен, когда в один из прекрасных вечеров он прислал ей в конце сообщения целующий эмодзи… На утро я зашёл к нему в комнату в общежитии и без какого-либо приветствия и объяснения полоснул его пару раз ножом, после чего прислонил лезвие к его шее и сказал, что убью, если он ещё раз напишет моей девушке. Прекрасно помню его выражение лица, в котором читался ужас. Удивительно, насколько одинаково выражают свои эмоции совершенно разные люди, ведь его страх тогда так был похож на ужас в глазах парня, которого я сегодня зарубил топором. Хотя сейчас мне кажется, что в общежитии я слегка переборщил. Если подумать, то, может, я и вовсе всегда был таким – с самого детства? Ведь ещё когда мне было пять лет, я в отместку разбил булыжником до крови голову мальчика за то, что он случайно попал в меня камнем, когда мы играли на площадке в детском саду. Вспомнив ту ситуацию, я окончательно провалился в сон.

Я оказался на опушке леса недалеко от летнего лагеря в окружении бегающих и смеющихся детей. По центру шалашиком были навалены длинные брёвна, которые один из вожатых поджигал в ознаменование празднования Масленицы, а остальные следили за тем, чтобы никто из детей не подошёл на опасное расстояние к огню. Я уже был здесь, когда мне было одиннадцать лет. Никогда раньше не задумывался над тем, почему в конце июля мы сжигали чучело Масленицы, но сейчас мне казалось это лишённым смысла. Пламя медленно разгоралось и начало постепенно распространяться ввысь, колыхаясь на ветру и норовясь потухнуть. «Нет! Пожалуйста! Не надо!» – кричал голосом своего сообщника Сергей, привязанный сверху брёвен, но дети бегали вокруг и смеялись, не слыша его.

– Вы проверили брёвна? – спросил рядом сидящий Фёдор Борисович. – В прошлый раз они потухли.

– Конечно, проверил! – ответил я, вдруг осознав, что не уверен в том, что они в этот раз нормально разгорятся, и начал сильно переживать по этому поводу.

– Проблемы нужно решать так, чтобы они впредь не возникали! – научный руководитель смотрел в сторону огня. Обернувшись на горящее пламя, я увидел десятки обугленных тел, лежащих на земле вокруг огромного костра, оранжевое пламя которого поднималось метров на шесть в высоту.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК

Проснулся я от невыносимой боли при попытке перевернуться на бок, чтобы закрыться от светящего прямо в лицо солнца. Вчерашние пробежки и прочие физические нагрузки, к объёму которых я совершенно не был готов, сказались на том, что практически каждая мышца моего тела болела, причём болела так, как не болела даже после первых тренировок в тренажёрном зале, который я уже давно забросил. Каждое даже малейшее движение отражалось невыносимой болью в мышцах и связках, и казалось, что даже больно было дышать. При попытке спросонья зевнуть, я ощутил, что щёки и все остальные части моего лица, включая веки, стянуло засохшей грязью. Чувствовал я себя гораздо хуже, чем после любой даже самой убойной пьянки в общаге на первом курсе – голова раскалывалась. И болела она в том числе и от удушающего пронизывающего всё запаха гари, исходившего от одежды.

Кое-как выбравшись из спального мешка, я осмотрелся вокруг с вершины горы, рядом с которой вчера в низине уснул. Вокруг по-прежнему было видно только горы. Куда же мне идти? Нужно было вчера не полениться и взобраться на вершину, чтобы по городской засветке сориентироваться, в какую сторону идти. Сколупнув с щеки кусок припёкшейся грязи, я обнаружил, что это высохшая кровь. Чёрт, вид у меня, наверное, ужасный: всё лицо и волосы, должно быть, в крови, куртка в крови, а штаны, вдобавок к крови, ещё и в грязи. Увидев внизу небольшую лужу, образовавшуюся, судя по всему, от растаявшего снега, который выпал в воскресенье, я спустился и окунул в неё голову, кожу которой мгновенно охватило судорогой, будто прокалывающей кожу тысячами иголок. Тщательно обтерев всё лицо, волосы и шею, я вынырнул и окончательно проснулся. Над затылком пульсировала рана, с которой я при умывании содрал образовавшуюся корку крови.

Подойдя к рюкзаку, я залпом выпил бутылку воды и съел яблоко, оставленное на завтрак. Где бы я ни был, сегодня точно дойду до цивилизации: тут, в какую сторону ни пойди, рано или поздно выйдешь из гор – Хибины небольшие. Пора избавляться от того, что могло бы меня скомпрометировать. Когда меня последний раз видели Лёша, Лера и Пётр, то убегал я без рюкзака и спального мешка, а только с ножом за поясом и травматическим пистолетом в руке, который я достал в самый последний момент и который, надеюсь, они не заметили. В кармане куртки лежал в заляпанном кровью кармане грязный нож, а в другом – телефон Виталика, который показывал почти двенадцать часов дня. Выходит, проспал я по меньшей мере четырнадцать часов. И на кой чёрт я взял телефон, если не знаю от него пароля? Я же позвонить с него всё равно не смогу… Ладно, может, когда появится связь, то меня найдут по геолокации телефона, если сам к городу не выйду. Хотя в руках у меня была какая-то китайская дрянь, и, возможно, в ней такая функция не предусмотрена, в отличие от моего телефона. Так или иначе, смартфон Виталика пока оставлю.

Сложив в одну объёмную кучу спальный мешок, рюкзак и куртку, я поджёг их, потратив на это, как мне показалось, минут десять и все остатки газа в зажигалке. Куча медленно горела, выбрасывая в небо куски чёрной обгоревшей ткани, и пока это происходило, я уже успел хоть как-то обтереть от грязи и крови штаны, помыть руки и нож, который я, тщательно обтерев об оставшийся на мне демисезонный свитер, спрятал под камень, лежащий в ста метрах от горящей одежды. Когда пламя окончательно потухло, оставив после себя, к моему удивлению, достаточно много обугленного, но не сгоревшего материала, я взял его и прополоскал в луже, вода в которой мгновенно приобрела чёрный цвет от частично расплывшихся в ней кусков обгоревшей одежды.

Оставшись в относительно чистых, но мокрых штанах и свитере, я побрёл дальше. Солнце пригревало, но стоило подуть даже слабому ветерку, как всё тело пронизывало холодом, от которого был лишь один положительный аспект – на холоде меньше болела голова. Каждый шаг, вдох, движение рукой или ногой сопровождались болью в забитых мышцах, а живот крутило от голода после скудного завтрака.

Голову не покидали мысли о том, насколько виртуозным был план Сергея для того, чтобы убить Владислава Викторовича. Залить что-то в цистерну с топливом, чтобы испортить генератор и создать фатальную концентрацию угарного газа – немыслимо круто! Он же ведь знал, что Виталик позвонит ему, чтобы сказать о поломке, и что начальник приедет и проверит помещение, которое практически не проветривается. По крайней мере, Сергей мог специально попросить Виталика это сделать. Гениально! Даже странно, что после всего того, что он придумал, мы смогли его вычислить. Что же его выдало? Пожалуй, задушенный Виталик и то, как он пытался удрать с завода. Видимо, когда всё пошло не по плану, он запаниковал и скомпрометировал сам себя. А может, и то, что он не ожидал, что Саша приедет со мной и Лёшей? Возможно, и это немного подпортило его планы. А как же он врал! Боже, насколько он был убедителен! Я многих людей на свете повидал – людей, способных обмануть многих, но не меня – но мне показалось, что он сам искренне верил в то, что ни в чём не виноват. Чего только не придумаешь под страхом неминуемой смерти! Думаю, что он готов был сказать, что угодно и как угодно, лишь бы я его отпустил, когда сбил с кабеля.