скачать книгу бесплатно
– Я не про то. На бельзине ай на чем?
– На конской моче.
– Придурок! Я сурьезно интересуюсь. Могет, на карасине ай на самогоне?
– А что, землячок, у тебя самогон имеется?
– Не, я так…
Третьи, подступив к самому танку, ощупывали толщину металла, исследовали все его швы, выступы и углубления. Один из этих, очкарик, поднял глаза на дымящих цигарками охранников:
– Эй, симулянты! – окликнул он их. – Заводите свою коломбину, махнем на Перекоп Врангеля додавливать!
– Сказано, ничего не трогать, – лениво ответили ему сверху. Охранникам, видимо, уже надоело огрызаться от толпящихся здесь с утра до вечера ротозеев.
– А если б велели?
– Бензину нема.
– А если бензин достанем?
– Все равно нельзя.
– Почему?
– Потому, что не велели… Сам товарищ Ленин обещался поглядеть на эту «таньку».
– Скажи, какая она у вас важная! Могла б своим ходом до товарища Ленина прибыть.
– Она-то могла бы, да только бензину нема.
– Ну и как же ее?
– До Геническа волами, а там – поездом.
– Короче, отвоевалась, – улыбнулся довольный таким обстоятельным разговором очкарик.
Вальяжный мужчина в лохматой барашковой папахе подъехал к танку на тачанке, привстав с сиденья, сверху оглядел толпу и лишь потом спустился на землю. Протиснулся сквозь многолюдье к самому танку, остановился возле Кольцова и Бушкина. Постоял, рассматривая танк, восхищенно спросил у Кольцова:
– Не знаете, сколько примерно в ней весу?
– Много, – ответил Кольцов. – А зачем это вам?
– Просто так. Интересно, сколько плугов она может потащить? – и, в упор разглядывая Кольцова, добавил: – Тяжелая, зараза. Так землю своим весом утрамбует, что сквозь нее никакая былинка не пробьется. Бесполезная для крестьянина машинерия.
– Вы, видимо, агроном? – спросил Кольцов.
– И это тоже. Всего понемногу, – как-то неопределенно ответил мужчина. – А вы из Каховки?
– Бывал когда-то…
– Лицо, гляжу, знакомое, – и, резко развернувшись, протискиваясь сквозь толпу, он пошел к своей тачанке.
Бушкин проводил его взглядом.
– Шибко он до вас приглядывался, – сказал он Кольцову. – С чего бы такой интерес?
– Должно быть, принял меня за кого-то, – пожал плечами Кольцов. И они тоже пошли к своему «фиату».
Дорога проходила через Черную Долину. На улице им стали встречаться женщины и старики с тачками, груженными доверху домашним скарбом.
– Что это они? Куда-то переселяются? – спросил шофер.
За поворотом им открылась мощенная булыжником небольшая площадь. В ее дальнем конце слабо коптило головешками недавно сожженное имение графа Мордвинова. Собственно, догорал только деревянный мезонин, сам же дом был выстроен из белого крымского камня. Он лишь слегка закоптился от пожара, но выстоял. Жители села толпились здесь с тачками и неторопливо и обстоятельно уничтожали то, что не тронул пожар.
Остановив автомобиль, не покидая его, они стали наблюдать за кипучей жизнью толпы. Люди выбрасывали из окон и тащили к своим тачкам ведра, чайники, керосинки, подсвечники, зеркала, слегка поврежденные огнем, но еще вполне годные кресла, оконные рамы – словом, все, что могло сгодиться в хозяйстве.
Две пожилые женщины вытащили на улицу поврежденный огнем и все еще дымящий в нескольких местах большущий гобелен с изображением барской охоты на оленей. Эта картина чем-то отдаленно напоминала происходившее на площади: такая же оголтелая толпа охотников с хищным блеском в глазах, свора злобных собак и бегством спасающиеся окровавленные олени.
Женщины деловито расстелили гобелен на мокром булыжнике и стали усердно затаптывать кое-где еще тлеющую ткань. Они затаптывали ногами в постолах лица обезумевших в азарте охотников, затаптывали дымящиеся пасти озверевших собак и заливали мутной талой водой мордочки оленей с большими газами, застывшими в испуге.
В автомобильном окне со стороны Кольцова появился их знакомый в барашковой папахе.
– Любопытствуете? – не то спросил, не то укорил он и, указав на женщин, рвущих гобелен, пытаясь его поделить, добавил: – Народ, что море, все унесет.
И исчез, словно растворился в воздухе. Кольцов повертел головой, но, ни тачанки, ни её пассажира нигде не было – должно быть, свернули в ближайший переулок.
И когда они уже покидали Черную Долину, Кольцов еще раз оглядывал площадь, но знакомой тачанки так нигде и не увидел.
За Черной Долиной дорога раздваивалась.
– Куда нам? – спросил Кольцов.
– А шут его знает! Я впервые здесь… – признался шофер. Затем немного помолчал и предложил: – А, может, рискнем, поедем по правой. Дорога хорошо наезженная.
– Лучше не рисковать, – сказал Кольцов. – Постоим. Кто-нибудь да подъедет – разузнаем…
Прошло совсем немного времени, к ним подъехала тачанка, на которой рядом с кучером восседал…все тот же их случайный знакомый.
– Похоже, заблудились? – ещё издали дружелюбно спросил он, увидев на перекрестке дорог «фиат» и прогуливающихся возле кабины Кольцова и шофера.
Легко соскочив с тачанки, он подошел к ним.
– Тут совсем недавно указатель был. Вам куда надо?
– А табличка куда указывала? – прежде чем ответил Кольцов, с кузова автомобиля спросил Бушкин.
– Понимаю. Секреты, – со вздохом сказал их знакомый. – И когда все это кончится?
– Как только, так сразу, – съязвил Бушкин и вновь настойчиво спросил: – Так что там было на указателе?
– Налево – на Асканию-Нову, и дальше, до самого Чонгара. А если вправо повернете, в Чаплинку, в Каланчак попадете, – и, все так же дружелюбно улыбаясь, он спросил: – Вам-то, как я понимаю, на Чонгар надо?
– Это почему вы так решили? – спросил Кольцов, не особенно, впрочем, раздражаясь от бесцеремонности случайного знакомого.
– А я – колдун. Правда. Я все про всех знаю. Вы вот едете, и не знаете, что у вас впереди. А я знаю.
– Ну и что? – Кольцов начал понимать, что перед ними или доморощенный шутник, или психически нездоровый человек.
– У вас впереди незабываемая встреча, – он громко захохотал. – Счастливого пути!
И, продолжая хохотать, колдун пошел к тачанке и едва ли не на ходу легко впрыгнул в нее. Они свернули вправо и вскоре затерялись вдали.
– Ох, не нравится мне все это! – мрачно сказал Бушкин.
– Что – «это»?
– И этот колдун, его интерес к нам, все эти его смешочки, ухмылочки. И это пророчество про незабываемую встречу.
– Это как раз понятно: люди в пути. В конце пути у них обязательно будет встреча, – пояснил Кольцов. – Я встречал таких. Они сами себя развлекают, и других заодно.
– А, может, он просто больной? – Бушкин покрутил палец у виска. – Ну, не может же здравомыслящий человек называть себя колдуном.
– Может, и больной, – согласился Кольцов.
– А вдруг и вправду колдун? Он когда от нас отъехал, верите – нет, на меня вроде как серой пахнуло! – серьезно сказал Бушкин.
– У вас больные нервы, Бушкин. Успокойтесь! – уже начал раздражаться Кольцов. – Больше мы с ним не встретимся. Нам – влево, на Асканию-Нову. А он направо свернул.
Они тронулись дальше. Замёрзшие ночью комья грязи оттаяли, и автомобиль мягко бежал по дороге.
Уже за полдень перед ними еще издали завиднелась довольно большая темно-серая роща, и послышался шумный, накликающий снега, грачиный грай. Это была окраина Аскании-Новы.
Не в пример Чёрной Долине, имение Фальц-Фейнов мало пострадало от пребывания здесь как белых, так и красных. Должно быть, в душах даже самых отпетых разбойников, при виде прекрасного, просыпается что-то доброе, человеческое.
Аскания-Нова была жемчужиной этого выжженного солнцем степного края. Всегда чистая, ухоженная, с белоснежным дворцом, утопающая в зелени, она завораживала взор, и даже сама мысль что-то разрушить здесь казалась большинству её посетителей кощунственной.
За время войны Аскания-Нова много раз переходила из рук белых к красным и обратно, но большей частью в ней были разрушены или сожжены лишь дворовые пристройки и частично разрушены вольеры, в которых хозяева имения содержали для забавы диких зверей, животных и птиц.
Даже лихие конники генерала Барбовича[20 - Иван Гаврилович Барбович (27 января 1874 года – 21 марта 1947 года, Мюнхен) – генерал-лейтенант кавалерии (1919). Деятель Белого движения в России. Организовал конный отряд из своих бывших однополчан, во главе которого выступил 26 октября 1918 года на соединение с Добровольческой армией генерала А.И. Деникина. С апреля 1920 года – командир 1-й Сводной кавалерийской дивизии в Русской армии генерала П.Н. Врангеля, участвовал в боях в Таврии. 19 июля 1920 года был произведён в генерал-лейтенанты. В сентябре – ноябре 1920 года – командир конного корпуса. Награждён учреждённым Врангелем орденом Св. Николая 2-й степени за доблесть и самоотвержение, многократно им проявленное в целом ряде боёв.], проживавшие здесь несколько дней, не позволили себе ничего варварского. Правда, жарили яичницу из страусиных яиц, постреляли оленей и лебедей, выпустили из вольеров страусов, и они разбежались по степям. Их отлавливали и возвращали обратно. И никому в голову не пришло отправить их на кухню.
А медведь, выпущенный из загородки пьяными казаками, долго бродил по селам, пугая жителей и собак. Потом кто-то невзначай выяснил, что он умеет танцевать и, вероятно, прежде выступал в каком-то бродячем цирке. Его присвоили себе цыгане, и какое-то время ездили с ним по всей Украине, собирая толпы зрителей. Медведь неплохо кормил цыган в это голодное время. Но потом ему это надоело, и где-то под Нежином он от цыган сбежал. С тех пор больше о нём никто ничего не слышал.
Рассказывали и о том, что белогвардейские казаки присмотрели здесь, в помещичьих конюшнях, элитных коней, которых хозяева не сумели или не успели вывезти. Сытых, не измученных походами коней, они распределили между собой. Но ночью кто-то открыл ворота конюшен и выгнал их в степь. Почуяв волю, кони разбрелись по ближним и дальним окрестностям. Местные жители ещё долго ловили в Таврических степях статных одичавших скакунов.
Нет, не соврали тогда Ромка с Данилой Павлу Заболотному, когда сказали, что поймали чубарого красавца коня где-то здесь, в херсонских степях. Скорее всего, «Алмаз» – так назвали его цыганчата – был из этой самой фальцфейновской конюшни.
Кольцов с Бушкиным и шофером Артемом Кошевым долго ходили по имению, любуясь его красотами и уцелевшими диковинами.
– Красота-то какая! – восторгался Бушкин. – Как в раю.
– В раю морозов не бывает, – буркнул Артем.
– Это еще неизвестно. Никто пока оттуда не приезжал, – и, удивленно качнув головой, Бушкин добавил: – И что удивительно, не поднялась рука!
– Вы о чем, Бушкин? – спросил Кольцов.
– Почти ничего не разорили. Не то, что в Чёрной Долине, – пояснил Бушкин. – Я когда в бронепоезде товарища Троцкого по России мотался, много всякого повидал. Отчего наш народ, как лютые разбойники, так любит грабить, разрушать, палить?
– От бедности, – коротко ответил Кольцов. – А потому, от ненависти.
– И еще чуток от зависти, – добавил Бушкин.
– Пожалуй, – согласился Кольцов. – А вы, Тимофей, еще совсем недавно хотели во Франции начинать революцию? Не раздумали? Последствия будут примерно такие же.
– Чудные слова говорите, Павел Андреевич! – Бушкин удивленно посмотрел на него. – Вы вроде как против революции?
– Я против уничтожения имений, против пожаров, грабежей, бессмысленных расстрелов и убийств. Против уничтожения всего того, что человечество создавало на протяжении не одного столетия.
– А как же тогда понимать слова Интернационала: «Весь мир насилья мы разрушим», а уже потом построим свой мир? Я когда в Москве был, на митинге Ленина видел. Он вместе со всеми пел Интернационал. Не стал бы, если бы был несогласный.
– Ну, не буквально же надо это понимать, – возразил Кольцов. – Интернационал призывает разрушить мир насилия. Понимаешь? А вовсе не дворцы и имения.
– А «мир хижинам, война дворцам»? Это что, тоже не буквально? – наступал на Кольцова Бушкин. – А как же тогда революции совершать? В белых перчатках, да?
– Эх, Тимофей, Тимофей! – укоризненно покачал головой Кольцов. – Всякая революция, это, как правило, переворот, смена старой власти со всеми ее законами.
– Пока никаких возражениев, – согласно кивнул Бушкин.
– Чаще всего, революция – это стихия. Буран. Тайфун. Она рушит на своем пути всё. Но тот, кто идет в революцию сознательно, должен понимать, что в первую очередь он должен помогать таким же, как он обуздать эту разрушительную стихию.
– А вот это уже слишком мудрено, – сказал Бушкин. – Вы, как Лев Давыдович Троцкий. Тот тоже, бывало, как чего скажет…
– Подумай хорошенько, поймешь. Слово «обуздать» разве тебе не понятно? Обуздать коня: смирить его, подчинить своей воле.
– Про коня – понятно, а вот про революцию – не совсем.
– Понимаешь, в ярости и злобе чего только люди не натворят! Дворец подожгут, все перебьют, переломают, скотину перестреляют. А потом, когда опомнятся – жалеют. А ты помоги им раньше опомниться. Возьми те же дворцы. Это лучшее, что создало челове… – Кольцов осекся на полуслове.
– Колдун! – взволнованно прошептал Бушкин, глядя поверх голов ротозеев, обступивших вольер с зебрами. – Честное слово! Это он!
– Где? – Кольцов стал тоже всматриваться в том же направлении, что и Бушкин.
– Честное слово! Я его видел!
– Может, показалось? – с сомнением спросил Кольцов. – Он ведь по правой дороге поехал. И потом: мы же на автомобиле. Как бы он успел?
– Да он это! Точно! Он еще вроде как рукой мне махнул, – и Бушкин внезапно бросился в толпу. Энергично работая локтями, он пробился сквозь людскую толчею на менее людное пространство. Кольцов пробирался следом за ним.
