скачать книгу бесплатно
– Да…
«Он что, любил маму? И меня? Помнил о нас? Чушь! Если, как утверждает Нина Андреевна, Гиржель часто бывал у нас дома, то почему я ни разу не столкнулась с ним? Почему приходил, когда меня гарантированно не было дома? А мама знала об этих визитах?» – мысленно задавая себе вопросы, на Фирсова я старалась не смотреть.
– А теперь все, о чем подумали, озвучьте! – приказным тоном произнес тот. – Я жду.
А вот ссориться с ним не стоило… Я вздохнула и выдала нейтральный вариант ответа:
– Я подумала о том, что мама так и не простила его, хотя, возможно, Гиржель и пытался как-то наладить отношения. Мне уж точно об этом неизвестно.
– Зачем вы к нему шли?
– Не выдумывайте. Просто шла мимо, – твердо произнесла я, вставая со скамьи. – До свидания.
«Главное, не обернись!» – скомандовала себе мысленно, удаляясь от церковных ворот. Я знала, кому можно задать хотя бы один вопрос о Гиржеле – его приемной дочери от второй жены. И этот вопрос – видела ли она когда-нибудь наших отчимов вместе? Да, с Ольгой мы не были знакомы лично, но вот уже два года регулярно просматривали профили друг друга в одной из соцсетей.
– Я вызову вас повесткой! – донеслось вслед, но шага я не замедлила.
* * *
Тогда, в первом классе, Карим произнес всего несколько фраз о моем отце, но их оказалось достаточно для маленькой Аси. Михаил Леонидович остался для меня фигурой темной, скорее портретной, чем живым человеком. «У него другая семья, Асия, так получилось. Зато у тебя есть я! И я очень тебя люблю!» – Карим улыбался глазами, так умел только он один… Я не задала ему ни единого вопроса о Гиржеле, разом отгородившись от чужого мужчины. Сейчас я понимаю, что тогда меня остановил страх потерять Карима. Потерять как отца, заменив его в мыслях и сердце на кровного, хотя и незнакомого мне, родственника. Даже находясь в комнате у бабушки, я старалась не смотреть на фото над кроватью. При мне разговоров о второй семье Гиржеля не велось, я действительно не приняла его никак – ни сердцем, ни душой.
О том, что у Гиржеля есть приемная дочь, я узнала от Карима за неделю до отъезда его и Элизабет в Англию. «Ее имя – Ольга, она хорошая девочка, Асия. Вы могли бы подружиться», – не глядя на меня, произнес он, а я с досадой отмахнулась: «Ты-то откуда знаешь? С папочкой моим общался?» «Он пропал, Асенька, в две тысячи девятом. Маме твоей сообщила его жена Ирина, она тогда разыскивала его. Но напрасно, так и не нашли ни его, ни тела. А через год Ирина скончалась от рака. Оля с тех пор одна», – произнес он тихо и тут же, без перехода, вновь стал уговаривать уехать с ними в Беркшир.
Об Ольге, как о падчерице Гиржеля, я вспомнила в тот день, когда обнаружила его среди нищих у ворот Воскресенского собора. Честно говоря, на эту улицу я забрела случайно, она была немного в стороне от моих основных пешеходных маршрутов. Но в тот день мимолетное знакомство с туристом из Москвы (парень отстал от группы), привело меня к этому храму – пришлось проводить туда «потеряшку» и сдать с рук на руки экскурсоводу. Хорошо, парень выяснил, что именно сюда все отправились после прогулки по набережной. Неожиданно для себя я зашла в храм, где не была ни разу – в бога (или вселенский разум) моя вера была непоколебимой, но церковь ассоциировалась либо с театром, если там проходила служба, либо с памятником архитектуры. Я рассматривала лики на иконах и вдруг заметила, что за мной ходит пожилая женщина в черном платке. «Вам нужно поставить свечу за здравие близкому мужчине, ему грозит опасность», – она потянула меня за рукав рубашки. До сих пор не знаю, почему я починилась ей? Женщина подвела меня к иконе Архангела Михаила, протянула тонкую свечу и, сдержанно кивнув, пошла прочь.
Я вышла за ворота храма, все еще «слыша» ее голос и пытаясь понять, о ком это она? На ум тогда пришел Карим… Доставая из сумки мелочь, я с любопытством обозрела группку нищих, хором монотонно клянчивших подаяние. Почему я задержала взгляд на одном из них? Мне показалось? Или… Не доверяя своей памяти, я прошла несколько раз мимо, вглядываясь в бородатого мужика с черными кудрями. Собственно, они, кудри, и привлекли внимание – я была обладательницей таких же. На третьем моем витке он вдруг снял картуз, вновь протянул для подаяния, я машинально кинула сторублевую купюру, глядя в глаза попрошайке. В мои глаза – глубокий синий цвет я унаследовала от него… Мгновение узнавания, блеск нечаянной слезы, мой страх, стыд, даже ужас. Я быстро удалялась прочь, в противоположную от дома сторону, от меня шарахались прохожие, кто-то попытался схватить за руку… Это случилось почти три месяца назад, и с тех пор мой ежедневный маршрут от дома до лицея и обратно изменился – я упорно делала крюк, сворачивая к храму.
Тогда, узнав Гиржеля, я так и не решилась написать Ольге (профиль которой из любопытства все же нашла в одной из соцсетей) о том, что тот жив. Теперь же мне предстояло сообщить ей о его смерти.
Звонок мужа вывел из состояния сосредоточенной задумчивости – я шла домой, мысленно пытаясь выстроить план на вечер.
…Случайный мой муж при первой встрече назвался Ганей. Я тактично промолчала, не задав, видимо, привычный для него вопрос: а собственно, что за имя такое… девичье? Он внимательно на меня посмотрел и торжественно произнес: «Вот именно с вами, девушка, я и пойду на свидание!» Я не рассмеялась, мне в тот год было не до смеха – от меня уходили близкие, один за другим тихо выпадали из моего круга общения, оставляя щемящие душу воспоминания, и только. После отъезда отчима в Англию я проплакала сутки, но приближалась защита диплома, короткий отпуск и затем – работа в школе. Страшась одиночества, я часто ночевала у Барковских. Соня была беременна, мужа практически дома не видела, а родители на все лето съехали на дачу. Соню я потеряла, как только та родила Илюшку. В их немаленькой квартире теперь постоянно толклась куча народа – обе пары бабушек-дедушек (приехали с Украины и родители Сониного мужа) плюс родная тетка Сони оспаривали право находиться при внуке. Мне места там не было.
В моей квартирке на Казанской было одиноко, но я очень скоро научилась ценить эту оторванность от внешней среды. Сидя на диване почти в полной темноте, под легкий гул процессора ноутбука, я все чаще задумывалась о том, что все утверждения, будто человек – существо парное, полная ерунда. Вот мне, Асие Бахметевой, не нужен никто!
Но, как психолог, я понимала – вот оно, начало грядущего безумия…
Я пришла в школу, коллектив учителей принял меня настороженно – все были в курсе, что сам Осип Семенович Барковский, спонсор, привел меня в кабинет директора за руку. Приветлива была лишь Ирина Юрьевна, преподаватель английского языка. Но и она быстро исчезла из моей жизни – после зимних каникул выйдя замуж, в школу не вернулась. Связь с ней оборвалась сама собой – уезжая на жительство в Англию, она даже не попрощалась. Не найдя ничего лучшего, я стала в своих потерях винить себя.
Училка в депрессии – находка для учеников. Оттачивая на мне подростковый юмор, они не понимали, что грядет тот день, когда наступит конец. Им или мне – по обстоятельствам. Однажды, объясняя на геометрии новую тему и слыша за спиной лишь гул голосов с нередкими вскриками и смехом, я не выдержала. Указка в классе была лазерной, но транспортир старый, еще советских времен. Полукруг из натурального дерева, некогда покрытый бесцветным лаком, весил прилично – стук о мой учительский стол был услышан даже директором в своем кабинете. Многоголосый ор кучковавшихся вокруг первой парты учеников за секунды собрал весь педсостав у дверей кабинета, я же с торжеством взирала на замерший класс. Явный страх всех – от директора до самого наглого переростка Гулько, чистейшая тишина, моя уверенность в правоте совершенного, мгновенно превратили «Аську» в «Асию Каримовну».
Казалось бы, будь довольна, Бахметева, – с тобой начали считаться, держи власть, дерзай. А мне стало вдруг противно и стыдно – я потеряла себя. Вспомнился отчим, ни разу не прикрикнувший на ленивую Асю, – учиться в младших классах я не хотела, хоть убей. У него хватило терпения и любви, чтобы донести до меня простую мысль – узнавать новое может быть интересно и полезно.
Уйти из школы в середине года я не посмела, но летом написала заявление на увольнение.
Глава 7
Тогда, валяясь на пляже в одиночестве, я и познакомилась с Игнатом Потехиным – Ганей. То самое свидание, которое тот с уверенностью предрек, состоялось уже вечером. Кто из нас напился первым, позже не смогли вспомнить ни он, ни я. Но что мы помнили четко, так это предутренний спор – кто в семье должен готовить завтрак. Заявление Игната, что этим человеком будет он, я восприняла со смехом – моя маленькая кухня никак не вмещала Ганю. Ни целиком, ни сидящим у небольшого столика: одну свою ногу сорок пятого размера он накануне, умостившись на крошечном для него табурете, выставил в узкий коридорчик, благо кухонная дверь была снята с петель уже давно.
Поженились мы наспех через два месяца. В тот же день состоялось и открытие ветеринарной клиники Потехиных «Милый друг» (владельцы – отец и сын). Из ЗАГСа мы рванули на такси туда, успели к приезду из Сургута отца Игната, который женитьбу сына посчитал рядовым актом, а вот открытие «дела жизни» – знаковым событием. Один тост был все же им произнесен и в нашу честь: «Плодитесь и размножайтесь, аки все божьи твари!»
Вот с размножением у нас с Ганей не заладилось, активно плодились лишь хомячки, которых мой большой муж обожал до такой степени, что держал клетку дома в нашей спальне. Мне казалось, они работают над потомством сутками, в отличие от нас, изредка вспоминавших перед сном о супружеских обязанностях.
Лишь на третьем году жизни я выяснила, кто именно называл мужа Ганей. Ею оказалась его первая любовь, а не мама, как можно было предположить. Свекор при очередном визите как-то раз в сердцах высказал сыну, что, мол, девку ты какую-то квелую в жены взял – ни родить, ни пощупать. Вот Аннушка бы… Для ушей моих эта фраза не предназначалась, но, подслушав ее, я поняла, что брак наш обречен – Игнат в ответ предательски промолчал.
Хорошо, не было у меня к нему любви. Ни полкапли. Лишь ровное чувство к «милому другу». Предлагая расстаться, я даже не подозревала, что вызову такую бурю протеста. Игнат плакал как ребенок, клялся в верности, но не произнес ни слова о любви. На вопрос: «Что же так убиваешься – так сильно любишь?», он ничего не ответил – что ценила я в нем более всего, так это неумение врать.
Он все же выехал из моей квартиры, попросив не подавать на официальный развод. Я согласилась, в результате сохранив с ним добрые отношения…
Сейчас, пребывая в уверенности, что Герда Юренева будет Игнатом обласкана, вылечена и одарена лучшим кормом, не волновалась. Спокойна я была и за самого Макса. История с Юреневым хотя и казалась далекой, но удовлетворения от завершенного дела я не испытывала. Казалось бы, сделала все, что могла: и собаку нашла и пристроила, и Макса не оставила без помощи, поручив его Петру. Только почему тот не позвонил?
Вот в этот момент и запел мобильный. Я остановилась, достала телефон и, не посмотрев на экран, подключилась. Вслед за своей мыслью о мальчишке машинально назвав мужа Петром, получив гневную и ревнивую отповедь, выдала загадочный смешок (типа, понимай, как хочешь) и выжидательно замолчала. А Игнат неожиданно коротко приказал: «Обернись!»
Свою большую машину мой муж кое-как, боком, припарковал на стоянке банка, сам же, скрестив руки на груди, стоял посреди тротуара, не обращая внимания на прохожих, опасливо обходивших его с двух сторон.
– Давно за мной следишь? – не удержалась я.
– От церковных ворот. Авто не мог притулить – понаставили знаков! А с какого перепугу вдруг такая набожность в тебе проснулась? И что там за сборище ментов, отпевают кого или по делу тусуются?
– Нищего какого-то убили, – не стала я посвящать бывшего мужа в подробности. – Что там с Гердой?
– Все в порядке уже. Ей ввели фенобарбитал в немыслимой дозе. И где взяли без рецепта, гаденыши?!
– Отец одного из подростков в ветклинике работает. Похоже, задумали они акцию давно, но я не успела выяснить, за что они так с Максом.
– Макс, значит… и кто он тебе? А я-то подумал, ты просто мимо проходила…
– Мимо и проходила! А Юренев – бывший одноклассник, – вот обсуждать сейчас с Игнатом мою первую любовь я была не готова. Хотя мой муж все знал…
В первую нашу встречу я жаловалась и плакала. Об этом наутро сообщил мне Игнат, вытянувший у меня все подробности о подлом поступке Юренева. «Хочешь, убью его?» – спросил вполне серьезно, а я рассмеялась. Рыхлый и неспортивный, хотя и очень высокий Ганя в моих глазах был смешным и добрым. И никак не мог никого убить. Мастер спорта по дзюдо Юренев вырубил бы его, уверена, одним точным ударом. Шансов у Гани не было. На мой смех он не отреагировал, только сжалась в кулак правая ладонь и потяжелел взгляд. Я тогда быстро сменила тему…
– Так вот он какой… вижу, судьба наказала! Ладненько. Собаку отдам завтра к полудню. Сама заберешь? Могу и к дому подвезти, куда прикажете.
– Я не знаю, где сейчас живет Юренев. Паренек, что с нами был, должен был проводить его до квартиры. Что-то не звонил пока… Я наберу тебе утром, Ганя, потом решим. Спасибо!
– Лады. Тебя подвезти?
– Не нужно, прогуляюсь.
Почему я не сказала ему, что за сегодняшний день дважды осиротела? На этот вопрос ответа не было. С грустью подумав, что вот и Ганя стал для меня совсем чужим, даже с днем рождения забыл поздравить, я махнула на прощание рукой и побрела дальше.
До дома я добралась за десять минут, еще две мне понадобилось, чтобы дойти до квартиры и открыть замок. Парня в темной куртке, который спускался по лестнице и слегка задел меня плечом, я не знала. Почему вдруг решила, что он цыган? Блеснула цепь на запястье, когда он поднял руку, чтобы накинуть на кудрявую голову слетевший капюшон, на тонком пальце сверкнул красным камнем перстень. Мысль, что слишком уж много золота, мелькнула и тут же пропала – я вошла в квартиру…
Никогда бы не подумала, что еще раз по доброй воле наберу этот номер. Серый кусок картона дрожал в моей руке, мешая точно разглядеть цифры. В ответ на с досадой прозвучавшее: «Слушаю», я пролепетала, что меня обокрали, и расплакалась.
Приказ Фирсова ничего не трогать я выполнила буквально – опустившись на низкий стульчик в прихожей и вцепившись в свою сумку, застыла в неподвижности и просидела так до его приезда. То есть ровно девятнадцать минут. Рассуждать трезво не получалось. Одна только мысль, что, приди я минутами раньше, случился бы еще один… труп? Мой собственный! Представив себя бездыханно лежащей с перерезанным горлом на полу прихожей, я вскочила, подбежала к двери и закрылась еще и на цепочку. Такого страха я не испытывала уж точно никогда. Прислушиваясь к звукам за входной дверью – нет, вроде тихо, я не сразу заметила мигающую лампочку на домофоне – звонок был у меня отключен.
– Бахметева, вы там что, уснули?! С вами все в порядке? Впустите же наконец меня в подъезд! – рявкнул динамик голосом Фирсова.
Несколько минут наедине, ни одного вопроса, лишь презрительный взгляд, каким он дважды одарил меня – сначала, когда осматривал замок (ну, хлипкий, да…), и позже, когда открыл дверцы стенного шкафа: вещами тот был забит под самый потолок. Идеальный порядок, наведенный при генеральной уборке в прошлом месяце, нарушил на днях Игнат, доставая зимнюю куртку: он до сих пор хранил здесь свою сезонную одежду.
– Ну и что все это означает, как думаете, Асия Каримовна? – задал уже спокойно вопрос Фирсов, впуская в квартиру двоих: участкового и пожилого мужчину в штатском.
– Похоже на ограбление… или нет? – Я рискнула посмотреть ему в глаза и невольно вздрогнула – на этот раз во взгляде было веселое любопытство.
«Черт, нужно было просто позвонить в участок, прислали бы дежурную группу», – подумала я. Мое запоздалое сожаление было прервано приказом: «Пройдемте!»
Когда-то мама на мой вопрос, почему она во всем слушается Карима, ответила одним словом – «люблю». Мне, десятилетней девочке, только что получившей от отчима категоричный отказ в поездке с родителями Сони на дачу, было обидно до слез. Причину Карим не озвучил, она стала понятна лишь ближе к вечеру – он приготовил нам сюрприз: шестичасовую прогулку на теплоходе. Оказалось, нам есть что отметить – очередную годовщину их с мамой свадьбы. «Он мог бы устроить романтический вечер Лидии, все-таки это их праздник. Но Карим считает этот день датой рождения нашей небольшой семьи. Он – великодушный человек, Асенька», – бабушка, надев свое лучшее платье, уже была готова к выходу. Мне же оставалось лишь заплести косу. От стыда за себя (забыла, да и наговорила отчиму много чего лишнего) я расплакалась.
Косу мне заплетал Карим – быстро справиться с непослушными жесткими кудрями удавалось только ему…
Наверное, Кариму я обязана тем, что во многом веду себя как покорная восточная женщина. Вот и сейчас я молча подчинилась Фирсову, направившись в первую очередь в спальню.
Кто бы ни рылся в моих вещах, сделал он это аккуратно. Кучки одежды из гардероба лежали рядком на кровати, ящики комода были просто выдвинуты. Досталось лишь книгам. Опустошив полки, вор оставил тома на полу.
Фирсов достал из кармана тонкие перчатки и, с трудом натянув их на руки, в первую очередь подошел к пачкам книг. Присев на корточки, он бегло просматривал одну книжку за другой и ставил на полку. Пару раз, прочтя название, он бросил на меня удивленный взгляд. Я видела, что в тот момент он держал в руках – любовные романы в мягкой обложке.
– Ай-ай, Асия Каримовна… вроде бы такая серьезная женщина, математик… психолог… а такую ерунду читаете!
– А такие, как вы, вообще ничего не читают! – парировала я. – Можно я сама потом… приберусь? Без вашей помощи!
– Да пожалуйста! – Фирсов поднялся. – У вас есть сейф или еще какой-то тайник? С драгоценностями. – В голосе следователя мне послышалась насмешка.
Я уже и сама потянулась к дверце прикроватной тумбочки, поняв, что на ключ та не закрыта. Там, в большой шкатулке ручной работы, хранились мои украшения, ценность которых для опытного вора была сомнительна – золото я не любила, а эксклюзивная бижутерия вызывала восторг лишь у ценителей.
– Стоп! – вновь прозвучал короткий приказ. – Не трогайте!
Пока эксперт снимал отпечатки пальцев, Фирсов под мою диктовку составлял список украшений.
– Это все? – На этот раз он смотрел на меня как на экзотического зверька. – А золото, бриллианты?
– Вот! – Я показала ему безымянный палец правой руки, на котором красовался узкий золотой ободок.
– Обручальное? Так вы же одна живете! Зачем народ в заблуждение вводить?
Я что-то не поняла – о каком он народе? Кому вообще дело до моих… колец на пальцах! Конечно же, первым желанием было ответить: «Не ваше дело!» Конечно, я могла бы оправдаться – официально мы с Игнатом не разведены, но я лишь пожала плечами.
– Я закончил. – Эксперт поставил на тумбочку шкатулку. – Посмотрите, все ли на месте?
Странный вор прихватил лишь небольшую подвеску на тонкой серебристой цепочке: плоская малахитовая змейка с металлическим хвостом в виде плоского же ромба. Глаз змеи был красного цвета, я даже не знала, какой это камень – как-то не задавалась ранее этим вопросом. Но змейка была подарком Карима, о чем я тут же сообщила Фирсову.
– Вы по-прежнему настаиваете, что у Бахметева и Гиржеля не было общего прошлого? – на этот раз голос майора прозвучал устало.
Глава 8
Вот так прошел мой день рождения. Два трупа, знакомство с хамоватым следователем, встреча с давно забытым прошлым – Юреневым. Положительных эмоций – ноль, букет от коллег и подаренные директором лицея полдня свободного времени не в счет. То, что не поздравил Игнат, понятно – на моей памяти заранее приобретенный подарок он вручил ранним утром лишь однажды. Но молчание Сони обидело…
Вскоре после ухода Фирсова позвонил Петр – парень не только сопроводил Макса до дверей квартиры, но и сходил за продуктами. «Герду я завтра днем приведу из клиники, с вашим мужем договорился, не беспокойтесь», – закончил он и, попрощавшись, отключился.
Домофон мигал красным огоньком, сейчас я уже вспомнила, почему отключила звонок еще вчера вечером – дважды кто-то посторонний пытался прорваться в подъезд, нажав вызов случайной квартиры. Следом пришла мысль, что это мог быть все тот же сегодняшний вор – накануне из динамика в ответ на мой вопрос не раздалось ни звука.
– Кто там? – спросила я настороженно.
– Аська, долго еще будешь меня держать на улице, а? Не лето! Холодно! Открывай, именинница!
Я не сразу поняла, что вижу на Соне тонкий плащ. Плащ! Когда на улице минус пятнадцать! И что он явно чужой – плечи свисали, а рукава были подвернуты несколько раз. Шелковое кашне, намотанное под воротник и завязанное узлом, было мужским, я даже знала, чье оно – Сониного отца. Точно такое же кашне было когда-то и у Карима – наши с Соней мамы как-то раз случайно положили под елку одинаковые подарки своим мужчинам.
– Так, Аська, ничего не спрашивай, отдышусь, сама расскажу. На, держи, тебе она всегда нравилась. – Соня протянула мне атласный мешочек, обняла и чмокнула в щеку. – С днем рождения, подруга!
Я развязала шнурок. На ладонь выскользнула винтажная брошь от «Трифари».
– Нет… не возьму. – Я не в силах была оторвать взгляд от «жемчужного» букетика. Но мне было известно, как досталась ей эта вещица – она купила ее в небольшом магазинчике в Киеве на первые заработанные самостоятельно деньги. Что должно было произойти, чтобы Соня добровольно рассталась с любимым украшением?
– Возьмешь! И будешь хранить вечно в память обо мне. Потому что еще один скандал с мужем я не переживу. – Соня, сняв свои затемненные очки с диоптриями, смотрела на меня со страхом.
В этот момент вновь замигал огонек на домофоне.
– Только не открывай! Это Денис! Он совсем слетел с катушек, пьет уже в клинике, запершись от персонала. И сейчас он невменяем, Аська! Не открывай.
Ох, не зря я не стерла то видео, которое передал мне наш с Сонькой одноклассник Сашка Сытов. Он был кинооператором на свадьбе Сони и Дениса. Марченко и здесь сэкономил, пожалев денег на профессионала и пригласив снять свадебный фильм студента первого курса ВГИКа. Сашка сделал, что мог: свадьба была скучной, показушной и нужной лишь самому жениху – с его стороны гостями были сплошь полезные ему чиновники с женами (он готовил к открытию стоматологическую клинику, деньги дал после долгих уговоров дочери полковник Барковский). Сонины родители, изначально не желая дочери в мужья Марченко (привезла она жениха из поездки в Киев), о торжестве сообщили лишь Сониной тетке. Собственно, как сказал мне Сытов, снимать было нечего, он шлялся по коридорам отеля, в ресторане которого была свадьба, пока в укромном уголке не заметил жениха, с пылом нетерпеливого подростка обхаживающего горничную. Фирменное платьице уже было задрано к талии, Марченко торопливо расстегивал брючный ремень. В этот момент Сашка включил запись на камеру. Вполне профессионально снятый пятиминутный эпизод он позже смонтировал отдельно и отдал мне со словами: «Вот же Соньке урод достался…»
Да, я сейчас готова была применить шантаж.
– Иди в комнату! – приказала я Соне, нажимая кнопку микрофона и пожалев, что жители нашего подъезда поскупились на установку видеосвязи.
– Открывай, Бахметева! Со мной полиция, Сонька вынесла из дома все золото! Воровка! – Муж Сони с трудом ворочал языком, явно употребив запредельное количество крепкого спиртного.
Злость во мне искала выхода, и, будь этот алкаш рядом, я бы не смогла сдержаться. Как сбить с ног подсечкой нетвердо держащегося на ногах пьяного мужика, меня научил Карим. Правда, на практике я прием применила лишь раз в жизни.
– Слушай меня внимательно, Марченко. Не уберешься на счет «три» – известное тебе видео отправится на смартфон Осипу Семеновичу. Что он с тобой сделает, боюсь даже предположить. То, что отправишься баюкать обиду в свое родное село под Киевом, даже не сомневайся. Начинаю отсчет – один… ты еще здесь? – взяв себя в руки, произнесла я.
– Тварь ты, Бахметева! Думаешь, тебе долго осталось? Сдохнешь, как твой отчим! И к тебе придут! – донеслось из динамика.
– Зря ты так! Два, три, отправляю! – быстро проговорила я, нажимая «переслать видео» на телефоне. – Готово, Марченко! Беги шмотки собирай.
* * *
– Я не спрашиваю, почему ты мне не рассказала тогда, в день свадьбы, – это понятно: та Соня была влюблена до одури и уничтожила бы ролик сразу. Но почему ты не показала мне его в тот день, когда Денис выгнал меня с Илюшкой из дома? Без вещей и денег! Из родительской квартиры! – Соня, переодевшаяся в мою домашнюю пижаму, сидела, забившись в угол дивана.
– А ты не помнишь, как уговаривала меня не сообщать об этом факте отцу? Как плакала, оправдывая Марченко, что устает, бедный, руководить клиникой, приходит за полночь, живет, бедняга, в постоянном стрессе! А денег все не хватает… Я замазывала тебе синяки тоналкой, а ты пела дифирамбы мужу. Я тогда слушала и понять не могла – ты дура или любовь у тебя такая дурная? Мы почти поссорились, помнишь? Когда он позже приехал, весь такой виноватый и жалкий. Все простила! Чуть не волком на меня смотрела – мол, видишь, раскаялся Дениска. Теперь все будет по-другому. А после этого случая ты перестала мне звонить…
– Это ты мне не звонила бог знает сколько времени!
– Сонька, да ты же вскоре опять беременной сделалась. По срокам выходит, вы в тот день так мирились… бурно, что Инку заделали? Не красней, не девочка. Представь, я, да и родители твои, уверена, были в шоке. Каюсь, решила не встревать в ваши с Марченко отношения. Потому как теперь ясно – такие «марченки» не меняются, диагноз у них пожизненный.
– Он талантливый руководитель, Ася. Не отнять…
– И даже не начинай! Все! Пора заканчивать это нытье. Мы сейчас поссоримся, и я выгоню тебя на улицу в том же плаще, в котором ты пришла!
