скачать книгу бесплатно
Насколько продуктивно использование метафоры «предмет-инструмент» при исследовании философского мышления?
Это не метафора, а точный язык: в каждой сфере познания есть свои инструменты и предмет познания. Насколько продуктивного говорить, что инструментом анатома является скальпель, а предметом – тело?
Весь вопрос в том, что я не знаю, как уловить различие между «неким объектом» и «мыслью об этом объекте».
Ну, это элементарно: вы читаете «предмет философии – внутри философа», это суждение есть объект вне вас; а потом вы думаете «я не знаю, как уловить различие между…», это уже ваша мысль, и не об объекте вне вас, не о моей фразе, а о мысли, которую породила у вас моя мысль. И заметьте, ваша мысль философская – она касается исключительно вашего способа мышления («я не знаю, как уловить…»). Вы мыслите о том, как вы мыслите, то есть философствуете.
Но можно привести и более простые, очевидные примеры: существуют объекты, которые принципиально не могут находиться нигде, кроме вашего мышления – это философские понятия: истина, идея, свобода и пр. Думая о них, вы не занимаетесь ничем другим, кроме как думаете о том, как вы думаете (мыслите себе) эти понятия.
Являются ли ваши размышления о моем мышлении вне вас философским мышлением?
Нет. Ваши, конкретно ваши мысли могут быть (насколько это вообще возможно) предметом изучения психолога, социолога, но не философа. Ваши мысли, вернее, то, как их понимает философ, могут лишь стимулировать его творчество, но не быть его предметом. То есть, когда я задумываюсь «а как он мыслит то и то?» – я философствую.
После того, как вы изложили свои мысли в тексте, они уже перестают быть вашими в-себе и становятся вашими во-вне.
Они перестают быть мыслями. Они перестают быть мышлением, а превращаются в суждения, в текст. В таком виде они становятся предметом изучения для лингвистов, отчасти для логиков и, кто знает, возможно, в будущем для историков философии.
Тут следует соблюдать предельную строгость: предметом философии является мышление философа, а не продукт этого мышления, не текст. Ощущаете разницу? Здесь может сбить с толку обозначение однокоренными словами двух разных объектов: (1) высказывания, которое иногда называют мыслью, и (2) самого «мышления», которое не есть слова.
Или никто, кроме Гегеля, не сможет философски осмыслить «Феноменологию духа»?
В отличие от нас, которые читают «Феноменологию духа», для которых она является предметом изучения и которые в меру своих способностей пытаются ее осмыслить, предметом исследования для Гегеля было его мышление, результат осмысления которого он и попытался зафиксировать в тексте книги. И понятно, что само мышление Гегеля доступно было только ему, а не нам.
Еще один момент: изучение текста философского произведения, его осмысливание не является философским творчеством, то есть читающий чужой философский текст не является философом. Философом он становится только тогда, когда предметом исследования делает собственное мышление и результаты этого исследования фиксирует в виде оригинального текста.
Если я вас правильно понял, философия – не созерцание, философия – созерцание созерцания
Ну, я бы не стал здесь оперировать понятием «созерцание», поскольку оно все же не мышление. Философское творчество – не медитация. Поменяйте «созерцание» на «мышление» – получите мою мысль.
При этом наличие метасозерцания проверить некому. А ну как нет его?
Абсолютно точно. Как и метамышление (мышление мышления). Если вы видите человека, закатившего глаза в глубокой думке, то нет никаких оснований полагать, что он решает трансцендентную проблему, – может, просто мечтает о кружке холодного пива.
И тогда критерий принадлежности к кругу философов по направленности мышления неприменим.
Кто произнес слово «критерий»? Речь шла только о предмете философии. То есть лишь о том, что является предметом философского мышления: кружка пива или понятие «свобода». Если, опустив глаза, человек заглянет в кошелек, есть ли там полтинник на пиво, – значит, и не было никакого метамышления, а если достанет лист бумаги и выведет на нем слово «свобода», можно надеяться, что он думал о своем думании.
А вот критерий принадлежности к философии всегда вне человека. Философом философа делает не предмет познания, не тот факт, что он подумал о свободе и даже написал это слово, а продукт этого познания: нет последующего текста – нет и философа. То есть мы поймем, о чем человек закатывал глаза, только когда он испишет не один лист бумаги.
А способ фиксации результата познания дает нам основание для различения видов познания: наука, философия, искусство. Надеюсь, вы легко сможете различить, к какому из них относятся следующие фразы: «характерное время процесса», «время – это эпиноумен», «о дай напиться из твоей руки, время».
Мысли, речь, текст, жесты суть проявления мышления, которое нам не дано в непосредственных ощущениях. Поэтому то, куда поместить предмет исследования, внутрь себя или вовне, представив в виде некого абсолюта, – дело вкуса, предпочтений и целей философского размышления.
Полностью с вами согласен – куда конкретный философ поместит свое мышление, где и в виде чего он будет его мыслить: в коре мозга или как облако вокруг головы, или как мировой абсолют и пр. не имеет никого значения. Тут важно одно: где бы это мышление им ни мыслилось, оно недоступно для других и является исключительно его частным мышлением. Как вы и написали, оно «нам не дано в непосредственных ощущениях».
В этом-то и отличие предмета философии от предметов, скажем, научного познания, на которые можно указать пальцем, разъять и дать по частям исследовать коллективу ученых: одним лапки, другим крылышки.
Другими словами, каждый философ изобретает свой велосипед? Мне кажется, что стереотипы накопленного человечеством философского знания позволяют современным философам делать качественные скачки намного быстрее и проворнее избегать известных ловушек мышления. А медитация с чистого листа вряд ли даст какой-то продукт за приемлемое время.
Никто никогда не начинает с чистого листа. Любое творчество (композитора, художника, поэта, философа, и особенно последнего) невозможно без знания основ, без базиса. Но это ничуть не означает, что поэт дописывает чужие стихи, композитор – мелодии прошлого века, а философ додумывает концепцию своего предшественника. Каждый из них признается творцом – поэтом, композитором, философом – только тогда, когда изобрел свой велосипед, принципиально отличный от велосипедов предшественников.
Да и вообще, как это у вас в голове возникла такая ассоциация с «чистым листом»? Ведь понятно, что оригинальное индивидуальное мышление, которое может стать предметом для философского исследования есть продукт всей истории философии, а не случайная данность. Есть процесс формирования мышления (чтения всяких там платонов-кантов-гегелей), и есть само философское творчество, для которого существует только само мышление философа, сформированное изучением ранее накопленного.
Можно ли прокатиться на всеобщей машине?
Конечно, можно сказать, что человек, изучая свое мышление, познает некое «объективное», исторически обусловленное мышление. Но ведь, как ни крути, непосредственно в познании (здесь и сейчас) ему даны только его личные мысли, его персональное мировоззрение – другое ему недоступно. Ведь глупо утверждать, что кому-то непосредственно дано в познании всеобщее (не индивидуальное) мышление. Тут главное различать безусловную причастность нашего мышления к всеобщему, к нечто надличному и персональную доступность этого всеобщего мышления. Понятно, что любая машина причастна к мировому автопрому и есть его продукт, но катить по дорогам можно лишь на конкретном своем, персонально доступном автомобиле. Так и нам дано только свое (а не чужое и не всеобщее), лишь свое – маленькое частное порождение всеобщего. И знать о всеобщем нам дано только через свое частное. Для понимания этого достаточно представить, что во всеобщем есть нечто большее, чем наше. Но это большее никому принципиально недоступно (не в перспективе, а именно сейчас) – доступно нам только индивидуальное.
А то, что мы немного понимаем друг друга, можем общаться, так это не потому, что нам всем доступен всеобщий разум, это лишь следствие того, что наши частные мышления порождены им, есть его отражения, его частички. Попадаются и принципиально несовместимые частички – ну ни одной точки соприкосновения. Так бывает – выщеплены из разных мест всеобщего.
Скорее всего, традиционные возражения против понимания философии как мышления мышления связаны с неосознаваемым смешением понятий «предмет философии» и «цель, смысл философского познания». Схема логического перескока, наверное, такова: раз он сказал, что предметом является частное мышление философа, то и целью философствования он считает этакий нарциссизм (если не сказать грубее) – любование и поигрывание своими мыслями. Однако в философии все так же, как и в любой другой форме познания: изучая частное, мы стремимся познать всеобщее – препарируя клопа, мы исследуем насекомых, мысля свое мышлении, которое только и доступно нам, мы стремимся хоть что-то узнать о всеобщем мышлении. Это и есть цель.
Продолжая начатую аналогию, можно сказать, что каждый сможет узнать что-то о всеобщем автопроме, лишь копаясь в своей частной машине. И сколько он узнает, зависит в большей степени не от его стремления и усердия, а от продвинутости автомобиля: у кого-то запорожец, а у кого-то последний концепт. Хотя, конечно, тут аналогия с философией неточная: ведь, познавая мышление, мы и модифицируем его – постепенно трансформируем изначальный «запорожец» в «порш» (если хватит сил и терпения). Итак, какая бы цель ни стояла перед философом, решить он ее может только копаясь в своем частном мышлении и посредством своего частного мышления.
Новизна в философии,
или философы vs философиеведов
В философии не действует кумулятивный эффект: каждая философия должна начинать с начала, в ней всегда все новое, в ней невозможно сослаться на предшествующий опыт, тем более чужой – скажем, для обоснования своей мысли привести цитату из Платона или Канта. Как иллюстрацию – да, но не как логический аргумент.
Философское познание как познание индивидуального мышления всегда есть познание нового и уникального. И именно этим интересно. Если же некто занимается пересказом и анализом существующих концептов, то его трудно назвать философом – так музыковедов и литературоведов мы не называем музыкантами и писателями. Вообще это дикое, нелепое упущение – то, что мы не разделяем философов на «философов», «философиеведов» и «преподавателей философии», как это принято в музыке и литературе. На филологическом факультете готовят литературоведов и преподавателей литературы и русского языка, а не писателей, которые являются штучным, уникальным, самозарождающимся продуктом. Так и в консерватории музыковедов учат отдельно от музыкантов и композиторов – первые не обязаны сами исполнять или сочинять музыку. И только на философском факультете все смешано. Нет даже термина такого, «философовед» – все философы.
Однако тезис «каждая философия должна начинать с начала» вовсе не означает, что каждый философ должен начинать с нуля, самостоятельно проходить весь путь от античных первооснов до постмодернистского финала. Чтобы кого-то можно было с полным основанием назвать философом, у него безусловно должно быть философское мышление, которое формируется только и исключительно в результате изучения всего предшествующего философского наследия. И только потом может появиться своя философия. И тут уж точно только своя, со своими основаниями и финалом.
Нельзя кидаться молотками
Читать немецких философов, а особенно Гегеля и Хайдеггера просто пытка.
Нельзя писать Книгу (я не говорю о черновиках) как эксперимент – кидаться молотками невежливо.
У автора бывают разные задачи: (1) зафиксировать свое понимание, сделать попытку построить систему, теорию или (2) популярно изложить, объяснить уже существующие концепции. Вы же понимаете, что Гегель и Хайдеггер даже не задумывались о том, будут ли их тексты понятны кому-либо или нет: они строили системы, пытались хоть как-то воплотить в словах свое видение. Можно, конечно, сказать «а зачем такие книжки издавать?» Мол, понаписали («черновиков»), вот сами и читайте, ну друзьям дайте полистать.
Тут, во-первых, есть чисто психологический момент: действия должны завершаться результатом, а для философа результат – это всегда публичный (опубликованный) текст. Вы же не назовете композитором того, кто ограничится лишь насвистыванием мелодии под нос. Во-вторых, книга – это повод для других двигаться вперед (вот и вы беседуете со мной, написали много интересного, а если бы все осталось в черновиках в моем столе, то просто читали бы Хайдеггера).
Полностью с вами согласен, кидаться молотками плохо, но если бы их не кидали всякие гегели и хайдеггеры, то никто никогда не научился бы эти молотки ловить. Есть такая работа – построить логическую систему, и есть работа – ее понять. Правда, конечно, можно прибегнуть к помощи передаточного звена – популяризатора-интерпретатора – и поглощать уже предварительно разжеванную пищу. Вот большинство и знает диалектику от популяризатора Энгельса. И спорят с Гегелем (скажем, тот же Поппер), даже не подозревая, что предмет их нападок – каким-то образом понимаемая ими диалектика – не имеет ничего общего с гегелевской Логикой.
Можно и проще: вы и от специальных книг и статей по физике будете требовать популярности? Теория (физическая, философская и т.д.) есть теория. Учебники и научпоповские книжки – потом..
Я немецким не владею, но мне кажется, что их русские переводы не совсем адекватны ведь перевод философского текста это всегда собственное понимание переводчика.
Как говорят знатоки и русского, и немецкого русский перевод Гегеля на порядок понятнее и стройнее – Гегель писал на одном из диалектов, и даже не все его немецкие современники могли хоть что-то понять. Так что – читайте смело. С Бибихиным (переводчиком Хайдеггера) сложнее – он много своего привнес и с языком (русским) у него посложнее.
Я по своему преподавательскому опыту знаю, что объяснить можно что угодно и кому угодно, вопрос только в ресурсах и мотивации. Если объяснение непонятно, значит учитель сам не понимает, о чем говорит.
Если это камень в мой огород в ответ на молоток в голову, то тут все просто. Я или вы так ли, сяк ли, но можем сейчас объяснить кому угодно, что такое «диалектическая логика», а также что такое «распределенная во времени система», «уровневый отбор адаптивных новаций» или «глобальный принцип относительности»* [Концепты, введенные мной в книге «Новации»]. Сейчас! А смогли бы мы это сделать это до первого формулирования этих понятий? Объяснить можно что угодно, если это «что» хоть кем-то уже зафиксировано в логической системе.
И это логичная (зацикленная) подводка к вашему конечному посылу о Книге (с ответа на который и начинался этот пост). Ловите молотки. Не уворачивайтесь от них. Если что непонятно – объясню. Хотя вы больше предпочитаете сами рассказывать, что вполне естественно и понятно.
Не подставляйте голову под поролоновые игрушечные молотки. Читайте Гегеля – очень хорошая встряска для мозгов.
Надо ли в школе преподавать философию
Если бы от меня зависело вводить или не вводить философию в школьную программу, я бы еще сто раз подумал, склоняясь, скорее, к отрицательному решению.
Во-первых, здесь, конечно, изначально надо разделить предметы: «философия» или «история философии».
О преподавании истории философии, конечно, можно было бы подумать, но тут существует грандиозная проблема – учебник. Вы же понимаете, что уровень школьных учителей (а имеются в виду, скорее всего, учителя истории) не настолько высок, чтобы они смогли хоть как-то объяснить отличие, скажем, диамата от гегелевской диалектики. Так вот, если появится хороший учебник, доступный для учителей и учеников, только тогда можно будет вообще о чем-то говорить. (Ко мне иногда пристает уже повзрослевший сын: мол, напиши о философии популярную книжку, ты ведь так понятно мне много чего объясняешь. А я отвечаю: напишу-напишу, но пока еще есть для меня самого непонятные вещи – не до популяризации.)
Но самое главное, конечно, не учебник. Даже при изложении истории философии конкретным человеком (учителем) по конкретному сбалансированному учебнику не избежать оценочно-мировоззренческого момента. Если математику детям может преподавать и буддист, и каббалист, и материалист, то можете представить себе, что произойдет, если какой-либо «ист» будет трактовать историю философии? Имеет ли право государство подвергать детей такой опасности? Тут с преподаванием истории всё никак не разберутся, а какой произвол будет с философией? В истории хотя бы есть факты, есть бытово понятные события (победили, отравили и пр.), и это можно преподавать, а в философии принципиально нет привязки к здравому смыслу.
Можно указать еще множество причин, по которым философию не следует преподавать в школе.
Например, в философии нет «начального» простого уровня – нет своих «дважды-два-четыре». Если дети вполне могут понять эвклидову геометрию, то античная философия (не говоря уже о древневосточной) намного сложнее диалектического материализма. То есть, если соотносить различные формы мышления, то можно выделить: здравый смысл, научное мышление, философское мышление. Так вот, философское мышление в этом ряду – это «высшая математика», которую принципиально не освоить без обладания научным мышлением (алгеброй) и тем более на уровне «арифметики» здравого смысла.
Потом, философские категории – это не истоки мышления, а его результат, обобщение уже сложившегося мышления, а следовательно, они принципиально не могут быть осознаны школьниками – к философским вопросам приходит только зрелый ум.
Далее, обучить философии, философскому мышлению может только философ – а много таких вообще? Я уже не спрашиваю, можно ли таких найти среди школьных учителей.
Если мышление на уровне элементарной математики и химии в принципе может пригодиться всем (да и то в очень малом объеме), то философское мышление уж точно не востребовано. Введение философии в качестве обязательного предмета приведет лишь к очередной профанации – навсегда отобьет всякий интерес к этому предмету.
Ну и самое главное – нет никакого особого способа мышления, которому можно было бы учить. Мы имеем лишь слепки с мышлений философов в виде их текстов, порой столь же путанных, какими, наверное, были и их мысли.
Учитывая все сказанное, можно даже задуматься, а не убрать ли философские факультеты из университетов? Они же не философов готовят. Ну, если только одного на сотню-тысячу. Хотя, наверное, ради этих единиц игра стоит свеч.
Различение тавтологий
Любая область деятельности замкнута сама на себя, осмысленна только в собственных терминах, и, безусловно, выглядит тавтологично извне. Человек, понимающий это, не будет на каждом углу трубить о том, что, если в его терминах невозможно сформулировать содержание другой области, то этой области не существует либо она исходно ущербна. Таким образом он лишь демонстрирует свою ограниченность. И что еще прискорбнее – непонимание этой ограниченности.
Если найдутся хотя бы два человека, видящих смысл в неком объекте, значит, существуют и этот объект, и этот смысл. Ваше же утверждение, что вы в упор не видите этого объекта или не видите этого смысла, не значит ничего большего, чем «я не вижу», то есть ничего не сообщает о самом объекте, а говорит лишь о специфике вашего зрения, отличающегося от зрения первых двоих.
Или проще: видимая тавтологичность суждения свидетельствует не о бессодержательности этого суждения, а лишь о неразличении воспринимающим смысла входящих в суждение терминов. Так вы намедни, увидев в одном предложении слова «субъект» и «сознание», вполне резонно отметили его (предложения) тавтологичность. Но в моей терминологии, в моей системе эти два слова не синонимы, и предложение наполнено смыслом, который для вас просто недоступен по причине неразличения вами двух разных понятий.
Так и с философией: допустите, что ее смысл лежит за пределами разрешения вашего понимательного прибора, для вас этого смысла нет. Но это не значит, что нет самого объекта и тех людей, которые различают в нем разнообразные смыслы. Ведь это так просто. Я, например, не имея безупречного музыкального слуха, не услышу разницу в четверть тона, а значит, некоторые моменты четвертитоновой музыки для меня недоступны. Но не делать же мне на этом основании вывод, что такой музыки нет.
Истина и практика
«Критерий Истины есть практика». Ну да, где-то так. Где-то, но не в философии. Какая там практика? А ведь, казалось бы, именно философские истины должны претендовать на статус Истины. Не о физической же формуле идет речь, не об изобретении – таковые действительно подпадают под критерий практики, но сомнительны в роли «Истины», они лишь правильные, удачные, удобные решения.
Истина – предмет
А если для вас истина «конкретный предмет» – носите ее в кармане, доставайте, показывайте: вот, мол, смотрите, а у меня «истина». Все восхищаться будут. Только берегите ее, а то украдут. Хотя кому она такая нужна – в кармане, в виде предмета…
Или вы считаете, что истину можно найти в учебнике – в виде предложения, определения, закона? Или в учебниках истины нет? Есть? Там одни только истины сплошные? Не только? А если там не только «истины», то как отличить их от «неистин»?
Хотя я спокоен, когда на земле есть человек, для которого истина «предмет».
Истина и релятивизм
Возможно ли утверждать, что некоторое высказывание будет ближе к Истинной природе рассматриваемого явления?
А что это такое? Где она, «истинная природа»? Это некоторое безусловно истинное высказывание о явлении? Я думаю, тут просто надо отсылать себя к Канту. Явление – это всегда и только то, что нам дано в конкретной деятельности, оно в большей степени характеризует не объект, а саму деятельность. Мы не имеем права говорить об элементарной частице как таковой: физика, по большому счету лишь оперирует показаниями наших (нами изготовленных) приборов. Будут другие приборы – будут другие «явления». Представление об объективном существовании предмета познания, о наличии у него чего-то независимого от нашей познавательной активности давно уже в прошлом – и в философии после Канта, и в физике после квантовой теории.
Собственно, меня смущает то, что отказ от стремления к некоей абсолютной истине, обоснованный указанием на релятивизм любой теории, будет означать отказ от поиска Истины.
Вам шашечки («абсолютную истину») или ехать? Вам нужно установить некоторые отношения между некоторыми явлениями в конкретной деятельности для нужд этой деятельности – или где?
Когда ученые делают открытие… можем ли мы утверждать, что вторая лучшая теория находится ближе к некоей истинной теории?
Нет нельзя. Теория относительности не более и не менее истинна, чем теория Ньютона. Просто у этих теорий разные области применения, разные границы. Новая теория добавляет нечто к наличному знанию и часто никак не отрицает предыдущее – иногда лишь делает поправки. Формула расчета импульса и координат в классической механике не менее истинна, чем квантово-механический принцип неопределенности. Это два истинных высказывания, сделанных в разных научных парадигмах. Ну сами посудите: что нам даст Единая теория всего? Мы что, перестанем рассчитывать механизмы по старым добрым уравнениям сопромата? Будем использовать для этого формализм струн в нацмерных пространствах? Сопромат истинен! Даже более истинен, чем любая теория суперструн.
Тогда как при постулировании релятивизма любого знания убедиться в том, что мы движемся к истине, а не в некотором практически случайном направлении?
Ну, во-первых, тут надо осторожнее с обобщениями – разговор о релятивизме касается исключительно философии, а не науки вообще (направление движения науки и критерии истинности в науке – это отдельный разговор). Во-вторых, по сути, все с точностью до наоборот: если мы, исключая варианты, принимаем лишь одно направление движения (в философии или в науке), то именно тогда-то мы и рискуем попасть в ситуацию случайного выбора. Опыт СССР и в философии, и в науке (с генетикой, кибернетикой и пр.) ярко демонстрирует эту мысль. Релятивизм, изначально принимающий возможность множественного, всестороннего описания, гарантирует создание общей картины с сохранением частных результатов, достигнутых на отдельных направлениях. В-третьих, релятивизм в философии не постулируется, перед нами просто эмпирический факт: до сих пор в ее истории мы наблюдали именно разнообразие систем, сосуществование множества не только расходящихся, но и противоположных направлений.
И самое главное, давайте задумаемся о целях познания. Их можно выделить две: (1) прагматическая – получить конкретные воспроизводимые результаты для обеспечения конкретной деятельности; (2) мировоззренческая – получить максимально широкое понимание Мира. Для первой цели никакая Единая абсолютно истинная теория, никакая Истина не нужны: будут новые деятельности, будут новые знания, ничуть не отменяющие существующие, уже работающие в других деятельностях. Относительно второй цели идут споры: некоторые верят в возможность единственно правильной теории, единственно верного взгляда на Мир, в возможность произнести фразу, которую можно будет предъявлять как «абсолютную Истину». Другие, и я в их числе, считают, что максимального понимания Мира можно достичь только рассматривая его с разных сторон, то есть приняв равноправие всех возможных логических систем, всех точек зрения. И никакая формальная теория как конечная, основанная на ограниченном числе постулатов, принимаемых на веру, не может исчерпать сложность Мира – любая логическая система просто по своей сути всегда будет лишь одной из возможных ограниченных его проекций.
Игла и кол
Иной раз кажется, что в современном мире откровенно не хватает истины. Не какой попало, разумеется, а вполне определённой. Может, в том и состоит социальная задача современного философа, чтобы определить, какая именно истина нужна, и точечно дать ее? Ну, что-то вроде акупунктуры разума (иглоукалывания).
Думаю, что Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, Гитлер так и думали – нужна одна «истина» на всех. Может, все же наоборот: не хватает понимания, что нет и не может быть «единой истины», что благо, когда каждый приходит к своей?
Или так: абсолютная истина в том, что единой истины нет.
А что это за МЭЛСовско-Гитлеровская истина, которая «одна на всех»? О чём это вы?
Я имел в виду множество аспектов жизни вообще, жизни как природного явления и говорил о вопиющем недостатке понимания в обществе каких-то конкретных аспектов. В такой ситуации задача философа видится в том, чтобы выявить критические аспекты (точки) и дать образцы их нетривиального пронзительного понимания. При этом я вовсе не подразумевал ни однозначности, единичности таких образцов, ни их навязывания – они выставляются как идеи на ярмарке.
Так и я об этом же – о нехватке в обществе идеи. А перечисленные мной персонажи как раз и выявили «критические аспекты (точки)», надавили на них, «дали образцы их нетривиального пронзительного понимания» («экспроприация экспроприаторов», «идея сверхнации»), восполнили «непонимание в обществе каких-то конкретных аспектов». Очень конкретных.
Но это шутка. Просто демонстрация того, как легко можно повернуть слова.
А если серьезно, вы действительно думаете, что общество может воспринять нечто «нетривиально пронзительное»? Все предшествующие философы вам кажутся недостаточно нетривиальными для выполнения этой миссии? Или слишком нетривиальными? Типа Гегеля и Хайдеггера? Настолько слишком, что потребовались другие «философы» (перечисленные мной ранее), чтобы довести явленные ими образцы до ума и до умов?
Тут либо-либо: либо философия, либо лозунг на заборе для акупунктуры мозгов.
Общество в отношении философского мышления (мышления высокой общности) – пирамида: чем выше слой, тем более вероятно, что он может воспринять нетривиально пронзительное. В конце концов, не воспримет – значит, не созрело, не пришло время.
Тут много аспектов.
(1) Философия, как и квантовая механика, как и классическая музыка, принципиально отсечена от общей массы. Если и рисовать пирамиду, то с очень высокими ступеньками, карабкаться по которым наверх доступно немногим. И тут дело не во времени – никогда философия не будет понятна обществу. Она по своей сути элитарна – как, скажем, теоретическая физика.
(2) Чтобы заниматься «иглоукалыванием», главное, чтобы было куда ввинтить иголку. Если человек далек от классической музыки, то пронзительная нота пролетит мимо ушей ничего не затронув. Так и с философией: если нет философского мышления, то куда колоть? Занятие сродни метанию бисера.
(3) А если пытаться адаптировать философские иголки под общественное мышление – чтоб достало, проняло – то и получаются тривиальные идеологические колы, не имеющие ничего общего с пронзительной философией.
«Абсолютно объективная истина»
Слово «объективно» мы используем для обозначения коллективно (или даже индивидуально) воспроизводимого опыта: если вы раз за разом наблюдаете одно и то же, вы говорите, что это объективно, тем более, когда и окружающие подтверждают ваш опыт. Или объективны логические (математические) выводы – по сути, это частный случай воспроизводимого опыта: делаем так-то и так-то, получаем всегда одно и то же.
