Ровно в шесть двадцать

Теперь Сары Юс больше нет. Надо выяснить, по какой причине.

Глава 4

Стояла безоблачная звездная ночь, но Трэвис Дивайн этого не замечал. Он редко смотрел на небо с тех пор, как устроился в «Коул и Панч». Выйдя из офиса, он сразу спустился в метро, чтобы доехать до центрального вокзала и пересесть на вечерний поезд. С конечной станции он пойдет пешком.

На выходе из здания Трэвис обычно кивал ночному охраннику, по понятным причинам предпочитая дружить с людьми, которые носят оружие. Тот всегда поглядывал на часы за своим столом, кивал в ответ и одаривал его снисходительным взглядом, как бы говоря: «Серьезно? Опять работал до полуночи? Сколько же вам платят?»

Только не сегодня. Не после смерти Юс. Сегодня они просто мрачно переглянулись.

В поезде Дивайн включил наушники и принялся слушать с телефона финансовые новости. За океаном, на азиатских рынках, готовились к новым операциям – через час откроются торги. Скучной болтовне экспертов он предпочел бы музыку Дженис Джоплин или «AC/DC», но подающий надежды финансист обязан постоянно быть начеку. Нельзя тратить время на глупые песенки вроде «Я и Бобби Макги» или «Дорога в ад». Последнее, впрочем, и так ждало его каждый день.

Вагон забился до отказа; усталые, потные бойцы предвкушали скорые выходные, чтобы зализать раны и подготовиться к очередной битве, которая начнется в понедельник. Дивайна вжимало плечом в сидевшего рядом мужчину.

Мать Трэвиса была американкой греческого происхождения, и внешностью он уродился в нее, в отличие от брата и сестры, больше похожих на отца-ирландца. Дивайну достались от нее темные кудрявые волосы, оливковая кожа, крупный нос, резко очерченный подбородок, массивная челюсть и глубоко посаженные глаза, которые придавали ему задумчивый вид вне зависимости от того, что на самом деле творилось у него в голове. Некоторые считали, что он выглядит вечно раздраженным. Возможно, так оно и было. Щетина росла быстро, пробиваясь уже к полудню. С ней он казался не крутым и харизматичным, а заросшим и помятым.

Когда они добрались до холма и поезд замедлил ход, Дивайн подался к окну. Возле дворца горели фонари. Здешняя обитательница немало рисковала, раздеваясь догола на улице. В наши дни у каждого есть телефон с хорошей камерой, а значит, дамочка могла надолго прославиться в социальных сетях. Хотя, возможно, ей было без разницы. Этим она интриговала еще сильнее.

Теперь открытый двор был увешан праздничными гирляндами, похожими на звездочки, падавшие с небес. Вокруг бассейна бродили гости в шикарных нарядах: простых на вид, но явно стоивших баснословных денег. Толпа была такая, что Дивайн не сразу разглядел утреннюю купальщицу, когда поезд опять остановился из-за загадочных проблем со стрелкой.

Сейчас на ней было белое облегающее платье, которое доходило до середины бедра и прекрасно подчеркивало загар. На ногах – золотистые туфельки на шпильке. Держа в руке бокал, она разговаривала с другой, тоже очень красивой, женщиной. Обе внезапно рассмеялись, и Дивайну стало интересно, о чем они говорят. А еще – что заставляет таких женщин смеяться.

Почти сразу он устыдился своих мыслей и почувствовал себя дураком оттого, что мечтает стать частью их мира, особенно в тот день, когда умерла Сара Юс.

«Не хочу стать таким, как здешний хозяин. Не хочу быть похожим на него. Ни за что на свете!»

Уже отворачиваясь, Дивайн вдруг заметил, как к женщинам подходит тот самый мужчина, о котором он думал: лет сорока с небольшим, с короткими темными волосами и плотно сбитым телом. Руки с плечами у него выглядели чересчур массивными. В армии учат правильно накачивать мышцы, главный упор делая на ноги и корпус, тогда как богачи тягают гантели, не умея толком приседать или выполнять становую тягу. Выглядят внушительно, а в реальности это ничего не дает. Окажись они в армии, сдохли бы на первом марш-броске.

Мужчина явно пытался выглядеть моложе своих лет. Звали его Брэдли Коул, и он был главным боссом в «Коул и Панч». Имени молодой женщины, дефилирующей поутру без купальника, Дивайн не знал.

Дивайна злило, что Коул закатил вечеринку в тот самый день, когда умерла его сотрудница. Более того, по слухам, его протеже.

Коул приобнял блондинку за бедра, погладил по ягодице и легонько сжал пальцы. Затем впился поцелуем ей в губы, не спеша отпускать, хотя окружающие смущенно отворачивались, пряча улыбки.

– Черт. Гребаный везунчик. Только посмотри, дружище, а!

Дивайн обернулся и увидел мясистого парня в темно-синем дешевом костюме; тот стоял рядом и во все глаза пялился в окно. От парня ощутимо несло потом и откровенной завистью.

– Чертовы бабки, – процедил Потный. – Я тоже когда-нибудь буду на его месте, уж поверь.

Звучало так, словно он и впрямь не отступит.

Дивайн вгляделся в парня, на мгновение узнав в нем себя.

Когда он сказал отцу, что получил диплом и устроился на работу в «Коул и Панч», старик был в восторге. Он пригласил его на ужин, и они вместе напились. Для Дивайна такое было в новинку. Голова весь вечер шла кругом, причем отнюдь не из-за спиртного. Отец впервые на его памяти им гордился. Да и Дивайну, как ни странно, было приятно.

Однако, проснувшись поутру, он почувствовал себя гадко. Дивайн стремился к успеху не ради наживы, не ради того, чтобы порадовать отца. Этот корабль давно уплыл.

Он хотел оплатить немалый долг, который за ним скопился. А старик пусть катится ко всем чертям!

Стрелку наконец перевели, и поезд тронулся с места.

Скоро Дивайн окажется дома. От вокзала он всегда шел пешком, ложился спать, а поутру вставал ни свет ни заря. Делал тренировку почти каждый день с тех пор, как ушел в отставку. Принимал душ, съедал завтрак и с восходом солнца отправлялся на станцию. Хорошо, что завтра суббота. Последний рабочий день – и выходной.

Однако его планам не суждено было сбыться.

Глава 5

– Мистер Дивайн? Трэвис Дивайн?

Он оглянулся. Из припаркованной возле вокзала машины вылезал мужчина.

– Да?

Незнакомец подошел ближе. Темнокожий, примерно одного роста с Дивайном, только худощавее, лет сорока пяти или чуть старше, с лысиной и морщинами на лбу. Одет в темно-синий костюм, неплохо сидевший по фигуре, на ногах – черные ботинки с резиновой подошвой. Он, словно фокусник, достал из ниоткуда значок и корочку в визитнице.

– Детектив Карл Хэнкок, полиция Нью-Йорка.

Дивайн напрягся.

– Что случилось?

– Пройдемте в машину. Надо поговорить.

– О чем?

– А то вы сами не знаете? О Саре Юс, конечно. Или вы не слышали о ее смерти?

Дивайну не нравилось, как ведет себя полицейский: чересчур напористо и предвзято. Карие глаза, хорошо различимые в свете уличных фонарей, внимательно и с явным подозрением разглядывали Дивайна.

– Слышал. Как и вся фирма, разумеется.

– Отлично. Пройдемте, сэр. Это ненадолго.

Полицейские всегда так говорят. Не успеешь оглянуться, как тебя упрячут за решетку до конца дней.

Дивайн сел на пассажирское сиденье автомобиля. В салоне стоял удушающий запах давно пролитого кофе и висела густая завеса сигаретного дыма.

Хэнкок опустил стекло и сказал:

– Извините. Я не курю и не пью кофе, машина не моя. Нам запрещают курить в салоне, но мало кто слушает. Приходится брать что есть в гараже. Бюджет полиции сильно урезали. Вряд ли в ближайшие десять лет нам купят новые машины. Каждый раз после дежурства сдаю одежду в химчистку.

– Ничего страшного. Случалось нюхать ароматы и похуже.

– В Афганистане небось или в Ираке? Верно, капитан Дивайн?

Дивайну не нравилось, что полиция Нью-Йорка проявляет к нему интерес. Получается, они успели навести о нем справки.

– Бывший капитан. И я говорил про городские пабы, где воняет хуже, чем в том же Ираке.

– У вас два ранения. А на вид вы вроде целый.

– Ага, внешне незаметно.

– Серьезно? Вас что, контузило?!

Хэнкок переменился в лице и постучал себя пальцем по виску.

– Нет, с головой у меня все в порядке. – Дивайн задрал штанину, обнажив толстый, затвердевший шрам, который, словно щупальца кальмара, обвивал икру с обеих сторон. – Если хотели видеть результат подрыва мины, глядите.

Хэнкок взглянул на старую рану и покачал головой.

– Черт, больно, наверное, было?

– Не сразу. При взрыве меня вырубило. Ничего толком не почувствовал. Но вот когда очнулся, то проняло. Хвала господу за морфин. – Он опустил штанину. – Вы, кажется, хотели спросить про Сару Юс?

Полицейский вытащил блокнот.

– Вы были с ней знакомы?

– Да.

– Откуда? – уточнил Хэнкок.

– Мы вместе работали в «Коул и Панч». Вы и сами знаете.

– Как хорошо вы были знакомы?

– Познакомились на корпоративе. Иногда ходили всем отделом в бар, пару раз поужинали, но потом испытательный срок закончился, и нас припахали, как волов. В моей группе стажеров она была куратором.

– Какое впечатление производила?

– Способная, трудолюбивая… Но зачем вы ехали из города, чтобы задать мне эти вопросы? Я только что оттуда. Завтра буду на работе весь день. К тому же, насколько я понял, Сара покончила с собой. При чем здесь полиция?

– Да, есть предположение, что это было самоубийство. Однако я обязан установить все обстоятельства смерти. Неужели вы вкалываете по субботам?

– В моем мире, детектив, это обычный день недели. Не понимаю, чем могу вам помочь. С Сарой я никогда не работал. Последний раз видел ее давно. Мы всем отделом ходили на ужин в «Пер Се», что возле Колумбус-Серкл. Было человек пятьдесят. Нам даже спиртное оплатили. Фирма неожиданно расщедрилась.

– Какая впечатляющая память. Я порой не помню, что вчера ел на обед. – Хэнкок говорил непринужденно, но взгляд казался тяжелым. – Я могу позволить себе визит в «Пер Се» лишь в том случае, если там кто-то умрет.

– При моей работе приходится держать в голове мелкие детали.

– Похоже, работенка нелегкая?

– Давайте так: у «Коул и Панч» есть свои достоинства и недостатки.

– А вы забавный инвестор.

– Я не инвестор, я просто считаю цифры и передаю их боссам, а уже те зарабатывают деньги и могут соблазнять девчонок.

– О каких суммах речь?

Дивайн знал, что для расследования это совершенно ненужная информация. Просто американцы любят совать нос в чужие дела, ради чего создают целые индустрии, готовые распространять сплетни среди заинтересованных масс.

– В компании много инвесторов, и прибыль с премиями распределяются между ними по-разному. Партнеры самого низкого уровня получают семизначные суммы. Люди вроде Брэдли Коула – наверное, с четверть миллиарда в год, а то и больше в виде официальных выплат и дивидендов с акций. Еще ему полагается процент от всей прибыли. Сколько – не берусь сказать.

Хэнкок качал головой.

– Я зарабатываю сто тысяч в год. Думал, как сыр в масле катаюсь. И тут вы огорошили меня такими цифрами!

– Представляете, каково мне? Я получаю меньше вашего, хотя каждый день вижу на экране огромные суммы.

Глаза у полицейского снова заблестели, как у собаки, взявшей след.

– Вас это злит – что сливки достаются другим?

– Нет. Я честно тружусь и зарабатываю на жизнь. Надеюсь со временем тоже добиться успеха.

– А как же девушки? Сара Юс, например?

– Давайте не будем, ладно? Я в состоянии найти себе подружку. Тем более в компании действует строгий запрет на романы между сотрудниками.

«Если Коул узнает, что мы встречались, мне крышка».

– Ладно. Что-нибудь еще про Юс расскажете?

– Например?

– Что угодно. Часто ли она грустила? Говорила ли про самоубийство?

– Думаю, что каждый, кто работает на Уолл-стрит, в свое время подумывал про самоубийство, в шутку или всерьез.

– Вы тоже? – спросил Хэнкок.

– На моих глазах резали, взрывали и расстреливали людей. Я не собираюсь кончать с собой лишь оттого, что на меня наорал начальник.

– Значит, вам больше нечего сказать?

Дивайн выглянул в окно машины и от души поразился, увидев на небе звезды.

Следующую фразу он произнес совершенно спокойно и ровно, потому что не испытывал никаких эмоций.

– Сара была замечательной девушкой. Она не говорила про самоубийство. Не выглядела подавленной. Скорее наоборот: подбадривала нас, когда мы опускали руки. Но, как я уже говорил, мы редко виделись. Даже один день в «Коул и Панч», детектив, – это целая жизнь.

– Тогда зачем там работать?

Дивайн нацепил обычную для себя маску и заученно произнес:

– Ради «американской мечты», разумеется. Хочу сделать карьеру.

– Вы не производите впечатление человека, которому есть дело до богатства.

– Наверное, вы меня с кем-то путаете. Мне нужны деньги. Если они есть, в этой жизни можно сделать многое. Например, отдать их кому-то другому.

– Значит, вы альтруист? – спросил Хэнкок с самодовольной ухмылкой.

– Привык за годы службы. Не вижу, почему на Уолл-стрит должно стать иначе.

– Нет, правда… Скажите честно. Неужто все настолько плохо?

Дивайн не произнес больше ни слова, потому что ему нечего было сказать.

Дела и впрямь обстояли хуже некуда.

Глава 6

Хэнкок предложил Дивайну подвезти его до дома, рассчитывая увидеть, где тот живет. Дивайн согласился и через несколько минут вышел из машины перед белым двухэтажным коттеджем, рядом с которым стоял маленький гараж. Дом ничем не отличался от соседних. Район был не самым бедным, но и не богатым. Впрочем, Дивайна все устраивало.

– Милый домишко, – хмыкнул Хэнкок.

– Единственное, что могу себе позволить.

– Не далеко ли от работы?

– Вы сами где живете?

Хэнкок ухмыльнулся и ответил:

– В Элизабет-тауне, это в Нью-Джерси.

– Ясно. У вас больше нет вопросов?

– Если понадобится что-то уточнить…

– Вы знаете, где я живу и где работаю. Найти меня будет легко. Я никуда не собираюсь, если только не уволят. Тогда ищите меня в службе занятости.

Хэнкок уехал на своей колымаге, провонявшей кофе и никотином. Черный дым валил из выхлопной трубы, укрывая белый дом и Дивайна одеялом из канцерогенов.

Кашляя, Трэвис отпер дверь и вошел. В гостиной обнаружился один из соседей: пузатый Уилл Валентайн. Сосед работал из дома, считаясь кем-то вроде «белого хакера» – специалиста, которого нанимают разработчики электроники, банки и прочие подобные компании, желающие проверить систему безопасности. С Валентайном они успели сдружиться, толстяк даже научил Дивайна нескольким фокусам, позволяющим проникнуть в защищенную базу данных.

Русский, он сменил имя на американский лад. Как-то раз показывал свой паспорт: его настоящее имя было длинным и совершенно непроизносимым, по крайней мере для Дивайна: слишком много согласных.

– С американским именем я цепляю больше девчонок, – пояснил Валентайн. – Но клиентам говорю правду: что я русский. Они знают, что в этом деле мы лучшие. Обожаю капитализм. И ваших женщин тоже.

Дивайн так и не понял: парень корчил из себя пародию на русского или в самом деле был таким.

Сейчас Валентайн тихонько похрапывал на диване, бормоча что-то на родном языке. Для Дивайна разговорный русский всегда звучал крайне грозно. У любых произнесенных слов чудился один смысл: «Готовься к мучительной смерти, товарищ!»

На огромном пузе Валентайна лежал ноутбук, который поднимался и опускался при каждом вдохе. Телевизор работал; шел какой-то сериал из тех, что выпускают десятками. Рядом с диваном валялась пустая коробка из-под пиццы. Возле стояли две пивные бутылки. Русский давно подсел на американскую диету.

Дивайн подошел и дотронулся до распахнутого ноутбука. Экран ожил, на нем появился огромный дракон и выпустил огненную струю в того, кто посмел посягнуть на его цифровые сокровища.

«Мило», – подумал Дивайн.

Он заглянул в столовую, где обнаружилась вторая соседка. Темнокожая женщина по имени Хелен Спирс лежала на коврике посреди пола и занималась йогой. Она была босиком, в облегающем костюме, стояла в позе собаки мордой вниз. Спирс только что окончила юридический факультет Нью-Йоркского университета и обычно приезжала домой еще позже Дивайна. Она была миниатюрной, гибкой и очень красивой. Скоро перед ней не устоит ни один судья.

– Ты сегодня рано, – сказал Дивайн.

У Спирс были надеты наушники. Она кивнула и произнесла между глубокими вдохами:

– Представь себе, зашла в бар. Теперь сжигаю лишние калории.

– Ух ты, – ответил Дивайн. Впрочем, она уже приняла позу ребенка и его не слушала.

Он поднялся по лестнице на второй этаж. Третья соседка по дому, Джилл Тэпшоу, была по-настоящему успешным человеком: она основала собственную службу онлайн-знакомств под названием «Колибри». Дивайн восхищался ее хваткой, напористостью и умом, работавшим в нестандартном направлении. Валентайн и Спирс переехали сюда примерно в одно время вместе с ним, а Тэпшоу – всего четыре месяца назад, но она была настолько дружелюбной и общительной, что он успел неплохо с нею сблизиться.

Ее компания оказалась истинным детищем своего времени, поскольку управлялась из дома, хотя у Тэпшоу имелся офис в торговом центре, расположенном неподалеку отсюда. Тэпшоу рассказывала, что у нее пять штатных сотрудников, а на удаленке трудится три десятка подрядчиков. Они занимались тем, что знакомили людей, не умевших заводить отношения самостоятельно или переживших неудачный опыт в прошлом. На ее услуги имелся немалый спрос. По словам Тэпшоу, на сайте было несколько миллионов пользователей, в том числе больше ста тысяч платных подписчиков со всего мира.

– Каждый день добавляется десять тысяч новых аккаунтов. На первом этапе я получила полмиллиона инвестиций, на втором – уже пять. Рассчитываю в скором времени выйти на самообеспечение и получать прибыль без внешней поддержки. Потом повесим на сайт рекламные ролики и баннеры для дополнительного дохода. Имея достаточный капитал, я смогу вытеснить конкурентов. Начнем выпускать близкие по духу товары под единым брендом: мол, «обеспечим вам знакомство до гробовой доски». Не хочешь вложиться? Пока недорого. Последний шанс. Делаю скидку как приятелю и соседу.

Стажерам в «Коул и Панч» платили мало. Они впахивали за гроши по восемьдесят, а то и девяносто часов в неделю, мечтая о достойном вознаграждении в будущем. Большая часть денег уходила на аренду и дорогу. Не стоило забывать и о такой роскоши, как еда.

Однако, хоть юридически, по закону, Дивайн не имел права делать инвестиции, он все-таки вложил тысячу долларов в акции «Птички, порхающей среди дивных цветов». Тэпшоу объяснила, откуда взялся такой слоган:

– Можно спустить кучу денег на рекламщиков, чтобы те изобрели какую-то глупость; затем надо собрать фокус-группу и отдать им еще столько же. А можно придумать самостоятельно совершенно бесплатно.

Дивайн постучал к ней в дверь и окликнул девушку по имени.

– У меня созвон с тайваньской венчурной группой, – рявкнула Тэпшоу в ответ. – Что-то срочное? В доме пожар? Ты истекаешь кровью?

– Нет, – крикнул он через дверь. – Все нормально. Не забудь поесть!

Он знал, что из еды у Тэпшоу – только банка арахисового масла и горстка палочек сельдерея в стакане с водой. Она была тощей, словно жердь, и ничуть этого не стеснялась. Однажды Тэпшоу сказала Дивайну, что целый год не ходила на свидания.

– Только брать с меня пример не надо, – съязвила она.

Вконец вымотанный, раздраженный, но при этом совершенно не желающий спать, Дивайн прошел к себе и сменил одежду на спортивные шорты, футболку и кроссовки.

Он вышел из дома, но не успел сделать и десятка шагов, как рядом притормозил черный седан.

Внутри сидело двое мужчин крайне серьезного вида: в костюмах и темных очках, несмотря на сгущавшиеся сумерки.

– Мистер Дивайн? Трэвис Дивайн? – спросили у него второй раз за вечер.

Он остановился.

– Да?

Мужчина вытащил значок одного до боли знакомого федерального агентства.

– Надо поговорить. Пожалуйста, сядьте в машину.

– В чем дело?

Мужчина подвинулся ровно настолько, чтобы Дивайн заметил пистолет в наплечной кобуре.

– Садитесь.

Он огляделся и послушно, как солдат до мозга костей, залез в салон.

Глава 7

Дорога заняла минут тридцать. Они ехали на юг, в сторону города. Мужчины хранили молчание, Дивайн тоже помалкивал, зная, что вопросов задавать не стоит. Сначала полиция, теперь федералы. Ему не нравилось внимание к своей персоне…

Они въехали в маленький городок, очень похожий на Маунт-Киско, где богатые дома перемежались с жильем для рабочего класса. Их путь лежал к неприметному бизнес-центру, рядом с которым стояло кирпичное здание. Перед входом не было ни одной машины, на фасаде – ни единой вывески. В окнах не горел свет; место выглядело заброшенным.

Водитель припарковался и вышел вместе с коллегой. Он придержал дверцу для Дивайна, и они втроем зашагали к зданию. Мужчина поднес карту к считывающему устройству, и дверь со щелчком открылась.

Происходящее выглядело донельзя странным и чересчур таинственным. Дивайну все это совершенно не нравилось.

Вспомнилась песня Боба Марли: «Я застрелил шерифа, но не стрелял в помощника».

Водитель вошел первым, за ним Дивайн; завершал шествие второй сопровождавший. Впрочем, это было логично. Так всегда конвоируют заключенных… или тех, кого в скором времени ждет арест.

Когда они вышли в коридор, автоматически включился свет.

Дивайна подвели к внутренней двери. Мужчина постучал, изнутри раздался голос:

– Входите.

Дверь распахнулась, конвоир жестом пригласил Дивайна внутрь. Дивайн оглядел небольшое помещение и мужчину, сидевшего за столом.

– Садитесь, – велел тот. – Нам многое надо обсудить, так что слушайте внимательно. Не будем терять время.

Дивайн сел.

Собеседник оказался немолод, его вид навевал мысли о старой гранитной плите. Волосы – седые и жесткие, лицо – рубленое и острое. Светлые брови наползали на виски. Костюм, купленный лет десять назад, и в лучшие времена не отличался качеством, сейчас же и вовсе грозил разойтись по швам. Галстук в красно-синюю полоску по нынешней моде был слишком широким; рубашка с воротником на пуговицах заметно обтрепалась. Обуви Дивайн не видел; если бы его спросили, он предположил бы, что ботинки черные, на толстой подошве и начищены до блеска.

Мужчина явно был не из простых: это чувствовалось по осанке, по манере говорить, по размаху плеч.

Сейчас он носил костюм, но в прошлом явно предпочитал форму. Дивайн это сразу заметил.

Ты всегда остаешься солдатом: армия проникает в ДНК и становится неотделима от твоей сути, как часть натуры.

Мужчина молча его разглядывал.

«Оценивает меня и прикидывает размер яиц».

Дивайн выжидающе глядел перед собой. Он столько раз проделывал это с армейским начальством, что такое поведение давно вошло в привычку.

– Отличные рекомендации из Вест-Пойнта. Затем начальная подготовка для пехотинцев, Школа рейнджеров, десантная учебка и стрелковый батальон в Форт-Льюисе. Полтора года командования линейным взводом с ворохом благодарностей. Звание лейтенанта. Следующие полгода – старшина роты. Далее – командир линейного взвода в батальоне рейнджеров, так что вы – рейнджер «с нашивкой из списка», – сказал мужчина, имея в виду тот факт, что Дивайн окончил школу рейнджеров и был назначен в Семьдесят пятый полк[5]. – Произведен в капитаны, получил серебряные планки спустя ровно четыре года после начала службы. Затем в течение восемнадцати месяцев командовал мотопехотной ротой в Форт-Стюарте, после чего – батальоном рейнджеров на армейском аэродроме Хантер. Командир роты рейнджеров, впоследствии штабной офицер. Все это время – боевые дежурства в Афганистане, в Ираке и специальные операции в десятке других стран, где малейшая ошибка – и вот вам гроб, укрытый флагом, и достойные проводы на авиабазу в Дувре.

Дивайна впечатлило, что мужчина по памяти воспроизвел почти весь его послужной список.

Тот откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на Дивайна.

– У вас осколки в плече и бедре, которые теперь с вами на всю жизнь. Вы получили звание капитана на восьмом году службы в «зоне», – добавил он, используя армейский жаргон. – Вот-вот вам должны были выдать золотой дубовый лист. И вдруг, Дивайн, вы увольняетесь. Хотелось бы знать почему.

Последняя фраза прозвучала не вопросом. Скорее утверждением. И все же Дивайн рискнул ответить.

– Я отслужил свое. Устал стрелять по людям. Меня дважды ранили. Я решил, что пора двигаться дальше. Не хотел лишний раз испытывать удачу.

– Не вешай мне лапшу на уши, сынок. – Старик отбросил вежливость.

– Но…

– Меня зовут Эмерсон Кэмпбелл. Армейский генерал в отставке с двумя звездами. Третью и четвертую я получать не стал, поскольку не захотел лезть в политические дрязги. Поэтому позволь внести ясность, бывший капитан Дивайн. Я прекрасно знаю, почему ты ушел со службы, и к удаче это не имело никакого отношения.