Пошли мама с папой за грибами… (Анатолий Вехотко). Воспоминания вдовы режиссёра

– Зато сынок был бабником, – заметила я.

– И не говори, родная…

Мы смеёмся, хотя мне не очень приятно.

– Ты и режиссёром стал, чтобы самые красивые женщины хотели сняться в твоих картинах. Колись!

– Ну, разве что, это одна из причин. Не главная. Соседями по коммунальной квартире была еврейская пара, муж каким-то снабженцем работал, звали друг друга Муpзиком и Пупсиком. Самую большую комнату занимала семья из трёх человек, как у нас. Муж и жена работали в торговле. В те годы, если воровали, то скромно. Боялись. Ведь могли и расстрелять.

Меня определили в мужскую гимназию возле Прудковского садика. Мы с ребятами часто в садике, как теперь говорят, тусили. Ни телевизора, ни, тем более, интернета не было. Я много читал. С ребятами ходил в кино. Тогда почти все бредили киношным миром. Казалось, это совсем другая жизнь, не всамделишная, сказочная. Так оно и было на самом деле. А, что касается женщин… те, что в жизни на меня бы не посмотрели, сами искали моей благосклонности.

– Ты же джентльмен.

– Да. Сама посуди, как отказать женщине? Потому и женился пять раз, что джентльмен.

Меня несколько коробило данное утверждение. Толя всему искал благородные причины. А женился на разных женщинах, и не все были так или иначе связаны с миром кино. Меня мало заботила личная жизнь мужа до меня. Его сын Миша, от Ольги Савельевой (сестра актрисы Людмилы Савельевой) встречался с отцом, и иногда бывал у нас в гостях.

– Когда началась война, тебе было десять.

– Да, десять. Помню, с папой кошку ловили. Она, будто испарилась. Моё отчаянье, потом апатия. Мама всё больше лежала, я каждое утро ходил за хлебом. Хотя, скорее, кое-как передвигался. Булочная на улице Некрасова, очередь, которая стояла с раннего утра, и нестерпимый холод. Вот кто-нибудь кидает:

– Качаемся!

Мы строимся по-одному, обнимаем друг друга за пояс и молча, качаемся, пытаясь согреться. Продавщица в обрезанных на пальцах перчатках, принимает карточки, тщательно, до крошки, взвешивая брусочки хлеба, добавляет к ним довесочки. Все стоят, затаив дыхание: вот стрелка весов качнулась, она добавляет ещё крошечку. Однажды мне перепало три довесочка. Я не стал их есть, чтобы принести мамочке.

Мама всё время лежала, кутаясь в одеяло, поверх которого старые пальто, какие-то платки. Когда папа смотрел на неё, его глаза становились больными, а сам он жалким.

Иногда появлялся цыган. Чёрный, страшный, под носом грязно-зелёные сосульки. Как я его боялся! Цыган стоял поодаль, наблюдая, выискивал жертву. Обычно старушку, закутанную поверх пальто в шаль крест-накрест на груди, и оттого неповоротливую. Как только она удалялась от очереди метров на десять, покачиваясь, настигал и, выхватив свёрток с пайком, толкал пожилую женщину в сугроб. Сам, отойдя на несколько шагов, падал, сворачиваясь клубком, одной рукой запихивал кусок хлеба в рот, другой прикрывал голову. Люди подходили, слабо, как в замедленной съёмке, пинали цыгана ногами. Съев хлеб, он тяжело вставал, плача и размазывая сопли по щекам, брёл прочь. Я боялся рано или поздно стать такой жертвой.

Однажды цыган пропал: говорили, видели его мёртвым. Спустя пару дней, я, набирая воду на колонке в соседнем дворе, которая вскоре перестала работать, увидел кусок ткани, торчащий из-под огромной наледи. Присмотревшись, узнал в куске льда вмёрзшего цыгана.

– Бр-р, – меня передёрнуло, – испугался?

– Нет. Вздохнул с облегчением.

– Скажи, тебя пугало то, что на улицах валялись трупы?

– Ко всему привыкаешь. Сначала пугало, потом нет. Папа признавался, что однажды проявил слабость. Отчаявшись, что семья в плачевном состоянии, а любимая Машенька уже не встаёт с кровати, он попросту решил уйти, куда глаза глядят. Плача от горя, вышел на улицу, думая в каком сугробе найти последнее пристанище. Рядом затарахтела полуторка.

– Эй, дедок!

А папе и сорока не было.

– Подь сюда, дед!

Папа оглянулся: молодой боец в полушубке вывалился из кабины:

– Оглох, что ли? Часы есть? надо позарез!

– Есть. – Отец вытащил старые часы на потёртом кожаном ремешке.

– Работают?

– Да…

– Давай сюда! Стой, куда пошёл? За мной должок.

Папа, не понимая, остановился.

– Спасибо, старик, выручил. Тикают.

Боец вытащил из машины два небольших мешка:

– Здесь шесть кило гречи, а здесь около четырёх кило сахару. Да, не плачь, ты, старый!

Знаешь, благодаря той встрече мы выжили. Весной 42-го нас эвакуировали. Помню, ехали в кузове по льду Ладоги, полыньи вокруг. Казалось бы, пережили голод, но риск после стольких страданий провалиться под лёд и найти могилу на дне озера холодил душу, сжимая сердце в смертной тоске. Наконец, другой берег, а там гора трупов, сверху этой горы (никогда не забуду!) труп маленькой девочки. Будто сломанная игрушка в одном башмачке. Я плакал, глядя на неё.

Когда сняли блокаду, мы вернулись в город.

Когда окончил восьмой класс, вместе с приятелем забрали документы и поступили в морское училище на судовых коков. Я вообще люблю готовить, а тут ещё и сбывается мечта объездить весь свет на белом пароходе. И вот, к ноябрьским праздникам велели испечь для конкурса торты. Я ночей не спал, думал о своём великолепном творении, а как-то забылся сном и увидел свой торт – не торт, а мечта. А венчает сие творение фигура вождя мирового пролетариата. Проснулся, хвать карандаш: набросал рисунок будущего кулинарного шедевра. Расписал подробно, куда какой крем, чем пропитать бисквит. Даже эскиз самодельной коробки набросал. Ходил, как чумовой: мама даже решила, что заболел. Купил все ингредиенты. Настал день, когда замысел был готов к воплощению. Испёк бисквит, крем сам раскрашивал пищевыми красителями. И вот венец творенья: фигура Ленина, знаменитая лысинка! подумал, прикрыл кепочкой. Полюбовался – сердце бьётся от любви и гордости. Сам коробку склеил.

Преподаватель открыл коробку и обмер:

– Это что ж такое? Как прикажете понимать: вождя мирового пролетариата есть будут? Знаете, на что смахивает? Чем дело пахнет? Вредительством. Да, да, вредительством. Хорошо, никто не видит этого безобразия, и я, чтобы не видел. Забирайте и вон из училища! По муке вам три! И забудьте мечтать о дальних плаваниях!

– Знаете, родные, что такое тройка по муке для кока? – Спросил муж, – Это уже нет кока! Всё. Забрал я торт, нашёл дома маленькую водки, забрался в подвал и, рыдая, выпил, закусывая кремовым вождём.

В итоге вернулся в гимназию.

Этот эпизод, рассказанный Анатолием Вехотко, лег в основу моего рассказа «Мишка».

Домашние посиделки

Иногда мы устраивали домашние посиделки. Под рюмочку Толя предавался воспоминаниям, а то и просто находилась какая-нибудь тема. Отмечали наши дни рождения, Новый год, День Победы. Что касается дней рождения, я перестала их отмечать с окончанием детства, и до встречи с Вехотко, благополучно о них не помнила. Теперь, когда Толи нет, тоже не отмечаю. На все праздники Толя нам преподносил шикарные букеты цветов и щедрые подарки. Нам с дочкой очень не хватает его внимания.

На домашних посиделках говорили обо всём: от кулинарных рецептов до воспоминаний о блокаде Ленинграда.

Суп Авиньонский

Бульон из телятины, – тёплым голосом говорит муж. – В него кладёшь не мелко крошеную морковь, а вдоль тонко порезанную, яркую, потом цветную капусту желтоватую, потом ты туда кладёшь крепко сваренный омлет, то есть, что значит крепко сваренный? Омлет, замешанный на сметане. Представляешь? У тебя бульон крепкий, морковка длинненькая тонкая, капустка жёлтенькая. И всё получается, – большой палец вверх.

– Было бы так просто, я не придумала бы сказку о супе, – улыбаюсь я, – здесь обязательно присутствует кулинарная тайна. Помнишь, в моей сказке?

Князь: ― Да, владею тайной рода,

Но, видно, такова порода.

Рецепты кухни нашей всей

Не продаются, хоть убей!

Не раз уж их купить пытались,

А дамы выведать старались,

Пуская в ход кокетство, ласки,

И страсти надевая маски.

Пытали жаждой и свинцом,

Но не был предок подлецом.

Одет в позорную рубаху,

Он голову склонил на плаху.

– Кто же спорит? – Таинственно подмигивает муж, – сама ответила.

Я, дочка и Толя смеёмся.

– А солянка? – вспоминает Ириша. – Какая красивая: зелёные оливки, черные маслины, мясо красное и коричневое, колбаски, сосиски. А бульон оранжево-красный!

– Лимон! – вспоминаю я.

Втроём восхищённо мычим.

– Я вспомнила ещё одно твоё коронное блюдо: ты готовил яичницу по-извозчичьи. Не помнишь? – говорю я.

– А! Это ёлки-палки! Объясняю, – в голосе мужа удовольствие и улыбка.

– Помню, ты ел, аж за ушами трещало, – перебиваю очередной кулинарный рассказ.

– Прямо трещало?

– Да. Треск стоял! Мы уши затыкали.

Хохочем.

– Колбаса по-извозчичьи это просто.

– Яичница по-извозчичьи, – поправляю.

– Колбаса по-извозчичьи, – настаивает Толя. – Есть колбаса по- карело-фински, а это по-извозчичьи. Берёшь не такую вот колбаску, а с большим диаметром, типа «телячьей». Знаешь, чтобы при жарке края загнулись, образовывая чашку. Лук репчатый приправить солью и сахаром, можно ещё соком лимона полить. Жаришь лук, потом колбасу, и колбасные чашки луком заполняешь. Заливаешь свежими яйцами, а сверху зеленью посыпать, и на огонь. Всё! Ставишь на стол в сковороде, наливаешь стакан водки – хлоп его! И колбасу по- извозчичьи. О!

– Как же извозчик стакан водки пил, если он за рулём? – Вопрошаю я.

Мои хихикают.

– Так он руль бросает, – находит Толя ответ.

Смеёмся.

Толя показывает на бутылку:

– Смотрите! Что написано?

– Мерная. На молоке. – Вещает дочь.

– Это слова, – говорю капризно, – Что значит, на молоке?

– Расскажу один эпизод из жизни. Если помнишь (ты должна помнить) был такой актёр Алейников.

– Знаю, конечно. Илья, нет, Пётр Алейников. Забыла, давно уже…

– Давно… Давным-давно его нет. Так вот. Как-то Пётр Алейников приехал сниматься на «Ленфильм» в некой жуткой картине типа «Знакомьтесь, Балуев!». Играл какого-то тракториста. И меня с ним познакомил замечательный человек Эмиль Михайлович Галь (1898—1960), актёр, был ассистентом по актёрам у братьев Васильевых. Мы с Петром быстро нашли общий язык, выпили и покорешались (Вехотко поёт «Спят курганы тёмные» в манере Петра Алейникова). Нам принесли бутылку водки от ассистента режиссёра и кусочек хлеба. Я растерялся, говорю, дескать, запить, закусить нечем.

«Самая лучшая закуска, – говорит Пётр, – это молоко. У меня есть с собой бутылка молока, попробуй. Оно смывает нехорошие масла и нейтрализует. Ты как орешек утром».

– Даю честное слово: одно время я запивал водку только молоком.

– Странно! – Ответила я.

– Я тоже думал одно с другим несовместимо. Мерная водка очищена молоком, никаких сивушных запахов.

– Я помню, подруга молодости, Валя Лыткина, рассказывала, что у неё в деревне один мужик водки выпьет, молоком запьёт и селёдкой закусит.

– Надо попробовать, – смеётся Толя.

– Зачем? – пожимаю плечами.

– Вообще, мы выпивали с Алейниковым литра полтора под молоко, точнее, кусочек хлеба, две бутылки водки и две бутылки молока.

– Ну, ты нас так накормил! – Говорю я, возвращаясь к кулинарной теме.

– А что вы скажете утром, когда будете солянку есть.

– Скажем, что солянка – настоящее произведение искусства!

– Любимая, – говорит Толя, и читает на память «Элегию» Александра Сергеевича Пушкина:

«…И может быть – на мой закат печальный

Блеснёт любовь улыбкою прощальной».

Он вздыхает, молчим, а потом меняем тему разговора.

Насчёт пиара

Мне хотелось, чтобы муж не только писал воспоминания или биографию, но и встречался иногда с киношной братией, может, даже, где-то пиарился. Он упорно отказывался от встреч со зрителями и не хотел давать никаких интервью. Однажды глава администрации посёлка Большая Вишера попросил дать интервью Новгородскому телевидению. Толя сказал мне об этом, и я уговорила дать интервью. В тот день я была на работе, а в Большую Вишеру приезжали с телевидения и беседовали с режиссёром. И именно в этот момент шёл по какому-то из центральных каналов фильм «Кадкина всякий знает».

С присущей ему скромностью, Толя сказал, что побеседовал. Я хотела бы видеть передачу, но увы…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Концами называлась в старые времена деревушка. Теперь это часть современного поселка Большая Вишера, в которую вошли две маленьких деревушки.