скачать книгу бесплатно
– Кто?
В ответ, тишина, только шорох.
Осторожно открываю: на полу шикарный букет цветов.
– Дочка! – зову я.
Иришка подходит и ахает.
Я, улыбаясь, смекаю, и заглядываю за дверь:
– Ага! Ну-ка, зайди!
Толя смущённо входит в квартиру:
– Прости старого дурака!
– Верно сказал: старый ревнивый дурак!
– Знаешь, я в приступе беспомощности порвал фотографии, что ты подарила мне. Клочки, правда, собрал.
– Отвратительно! Попробуй восстановить.
Так помирились. Временами, он вел себя, как влюблённый мальчишка, вызывая мою улыбку.
Вскоре пришла весна. Однажды, Толя пришёл с маленьким букетиком подснежников, который прятал на груди под курткой.
– Попытка номер два удалась! – Сияя, гордо заявил с порога.
– А номер один?
– Не поверишь. Поехал в наш любимый Павловск, чтобы весеннюю весточку привезти любимым. Нарвал букет подснежников, выхожу, и тут наряд милиции под белы рученьки берёт:
– Ай-яй-яй! Как не стыдно, голова седая, а ума нет! Придётся штраф платить.
– Ладно, – говорю, – заплачу. Только учтите смягчающие обстоятельства: преклонный возраст и влюблённое состояние души.
Короче, отвели в милицейский пункт, составили акт изъятия, пожурили, взяли штраф и отпустили с богом.
– Ничего себе! Стыдно в парках рвать цветы! – строго осудила я.
– А, по-моему, прикольно, – сказала дочка, – очень романтично.
– Я всё равно маленький букетик нарвал, когда отпустили. Поставь в рюмочку.
– М-да, кого там могила исправит?
– Значит, недолго ждать. – Смеясь, ответил Толя.
Гуляли в Ржевском лесопарке, Толя фотографировал стареньким «Зенитом», утверждая, что для портретов самое то.
Большая Вишера
Моя знакомая предложила котёнка, белое пушистое чудо назвали Стёпкой. Мы очень любили Стёпочку. Получилось настоящая семья: я, Толя, дочка Ирина и Стёпка. Оставалось за малым: домик в деревне. Весной 2002 года я продала квартиру на Гаккелевской улице и вложилась в новостройку в Ручьях. Разницу в цене осенью решено было потратить на дом в деревне. Собственно, поначалу я решила посмотреть дачу в садоводстве, где-то за Павловском, в восьмидесяти километрах от Санкт-Петербурга. От станции минут 30—40 пешком, маленький домик с одной комнатой, шесть соток, соседи со всех сторон, и непонятно, где в лесу водоем для купания.
– Всё, – сказала я Толе, – целенаправленно дом в деревне и с Московского вокзала, чтобы до электрички пешком не больше 20 минут.
Вторым был дом в Померанье, за Любанью. Дом понравился, и я не думала о том, что под окнами трасса на Москву, а по ней день и ночь идут фуры. Я хотела его купить, но судьба отвела от непродуманного решения. Документы у хозяина не были готовы, и мы решили смотреть другие варианты.
Следующим оказался дом в Торфяном. Дом и сад. Отличная баня. Но… Автолавка пару раз в неделю и отсутствие водоёма. Здесь Ленинградская область закончилась, и Чудово показалось совсем близко.
Следующим был дом и отличный яблоневый сад в Дубцах, а это уже за рекой Волхов. Через деревню проходит всего лишь ручей, но мне всё нравилось, даже не пугало, что в магазин придётся ехать в Чудово. Хозяин сказал, что на дом есть желающие, и он позвонит, и скажет свой ответ. Как я плакала, когда те, кто смотрели раньше, решили купить этот дом. Это была судьба!
И вот, наконец, Большая Вишера. Далековато? Возможно. От станции идём с Толей и семенящей пожилой женщиной, сворачиваем на длинную прямую:
– Это КДО, – поясняет старушка.
– Как? – переспрашивает муж. Я пожимаю плечами.
– Улица 50 лет первого КДО – Комсомольского Добровольческого Отряда.
– Далеко ещё?
– Скажу, – загадочно улыбается проводница.
Подходим к ярко-синему домику в три окна, с белыми резными ставнями, я шепчу Толе:
– Хоть бы этот, хоть бы этот, – но он остаётся позади, и немножко грустно становится. Я ничего не жду.
– Вот он! Мой дом.
Я поворачиваю голову влево и ахаю. Ярко-жёлтый, в четыре окна, а перед окнами тонкая рябинка.
– Вот это дом! – прошептал муж.
– Сказка! Я не верю.
Внутри дома, конечно, было убого: старый диван, железная кровать, обои, видно, из старых советских запасов. А за окном большой пруд. Никакого сада, участок большой, не очень ухоженный. Но это был мой дом, и я уже его любила. Сделку оформили в начале ноября, сразу заказали машину дров. И вот ноябрьские праздники встречаем вдвоем с Толей в новом доме.
Трещат дрова в печи,
Весь дом теплом согрет.
Немного помолчим:
К чему слова, мой свет?
Твоё дыханье мне
Дороже всяких фраз,
А блики на стене
Соединяют нас.
Последняя любовь —
Молитва у огня.
Последняя любовь,
Не оставляй меня.
Строки складывались, пока сидела у печки, глядя на пылающие дрова: счастье, тепло и ощущение покоя, добра и света. Я вижу тот день, будто всё было вчера.
И ведь, такой хитрец: прошу, чтобы прочитал моё стихотворение, а он отвечает:
– Я купил тебе толстую тетрадь, когда заполнишь стихами всю, прочитаю с удовольствием.
Хороший стимул. Мне так хотелось, чтобы прочитал!
В Большую Вишеру приезжали на пару дней. Ранней весной гуляли по нашей улице КДО или, как называют местные жители «Концы». Раньше, ещё до открытия стекольного завода братьев Курженковых в 1837 году, здесь была деревня Концы. Станция 1 класса Николаевской железной дороги (из Санкт-Петербурга в Москву) в 1874 году получила название Большая Вишера, а с ней и поселение.
В 1938 году Указом Президиума Верховного Совета СССР посёлок был отнесён к категории рабочих с включением в его черту деревни Концы.
Во время Великой Отечественной Войны Большая Вишера была оккупирована немецко-фашистскими войсками с 23 октября по 22 декабря 1941 года. 5 июля 1944 года после образования Новгородской области, посёлок Большая Вишера вместе с Маловишерским районом перешёл в её состав. Несмотря на название, Большая Вишера меньше по величине, чем Малая Вишера. Название она получила по реке, на которой расположена.
Концы
На черном небе звезды в россыпь.
Иду по улице моей,
Что так длинна, темна, а просто
Здесь не хватает фонарей.
Живу в Концах, верней в начале
Концов, такая вот беда,
Длиннее улиц не встречали
Вы в Новгородской никогда.
Кивают ветлы мне навстречу
По всей дороге с двух сторон;
Вот слева – пруд, а вот, замечу.
Пред ним обычный желтый дом.
Но серы в темноте все кошки,
И желтый цвет не виден тут.
Зато в нем светятся окошки,
А, значит, что меня там ждут.[1 - Концами называлась в старые времена деревушка. Теперь это часть современного поселка Большая Вишера, в которую вошли две маленьких деревушки.]
Ранней весной 2003 года мы гуляли по нашей улице, останавливаясь возле каждого скворечника, ассоциируя прилёт скворцов с наступлением весны. Ещё лежал снег, но дневное солнце наполняло воздух весенним теплом и ароматом набухающих почек. И они прилетели. Мы восхищались всему, что видели, это было непередаваемое время. Лето я решила провести в деревне.
С первыми тёплыми деньками началось моё переселение. Толя работал швейцаром в ресторане «Карл и Фридрих» на Крестовском острове 3 через 3. Я всегда встречала его с утренней электрички: необыкновеннее чувство, когда вдали видишь маленькую точку, потом она растёт, вот уже видны красные полосы на локомотиве, они всё ближе и явственнее, Наконец, электричка останавливается напротив меня, выходит улыбающийся муж, мы обнимаемся:
– Здравствуй, Любимка!
Три дня блаженства в собственном доме, и рано утром Толя тихонько будит меня:
– Родненькая, закрой за мной.
Я, сонная, поднимаюсь, закрывая дверь, целую на прощание:
– Толя, береги себя!
На выходные муж неизменно приезжал в загородный дом, мы гуляли, разговаривали обо всем. Толя был прекрасным собеседником, я с удовольствием слушала его истории. Свою жизнь он делил на прошлую и настоящую. Прошлая, когда работал на киностудии Ленфильм: встречи, расставания, творчество. В настоящей жизни «светом в окне» была я.
О женщинах Вехотко был высокого мнения, что приятно. Он говорил, что женщины умнее, лучше и глубже мужчин. Возможно, он действительно так считал, а, может быть, чтобы польстить мне. В молодости Толя был отчаянным ловеласом.
Вскоре после того, как мы познакомились, Анатолий Тимофеевич торжественно собрал нас с дочкой, чтобы полнее рассказать о себе. Не знаю, насколько достоверен его рассказ.
Анатолий Вехотко о себе
Итак, моя мать из рода священнослужителей, отец – образованный человек, химик, труды по тяжёлой воде. Но, всё по-порядку.
Однажды, то было в разгар лета, 24 июля 1930 года, пошли мама с папой в лес по грибы, а нашли меня. Заметь, не в огороде на капустной грядке, а среди грибов. В общем, родился я в лесу. Как сейчас помню: лодка, папа в белой рубашке на вёслах. Вот ты, Любимка (Толя называл меня так же, как когда-то мама), знаешь, о чём говорю, но в те времена, наверно, казалось диким помнить себя с рождения.
– Можно и прошлые жизни вспомнить, – вставляю я, – а уж момент рождения, подавно.
– Я точно помню!
– А насчёт голодного детства?
– Тридцатые, продразвёрстка. Впрочем, вскоре семья переехала в Ленинград: папе предложили научную работу, дали квартиру, не сразу, конечно. Сначала была комната на улице Некрасова, а квартиру уже после войны. Мама всю жизнь была домохозяйкой. Папочка очень любил и уважал маму, советовался всегда с ней. Всю жизнь душа в душу.
– Зато сынок был бабником, – заметила я.
– И не говори, родная…
Мы смеёмся, хотя мне не очень приятно.
– Ты и режиссёром стал, чтобы самые красивые женщины хотели сняться в твоих картинах. Колись!
– Ну, разве что, это одна из причин. Не главная. Соседями по коммунальной квартире была еврейская пара, муж каким-то снабженцем работал, звали друг друга Муpзиком и Пупсиком. Самую большую комнату занимала семья из трёх человек, как у нас. Муж и жена работали в торговле. В те годы, если воровали, то скромно. Боялись. Ведь могли и расстрелять.
Меня определили в мужскую гимназию возле Прудковского садика. Мы с ребятами часто в садике, как теперь говорят, тусили. Ни телевизора, ни, тем более, интернета не было. Я много читал. С ребятами ходил в кино. Тогда почти все бредили киношным миром. Казалось, это совсем другая жизнь, не всамделишная, сказочная. Так оно и было на самом деле. А, что касается женщин… те, что в жизни на меня бы не посмотрели, сами искали моей благосклонности.
– Ты же джентльмен.
– Да. Сама посуди, как отказать женщине? Потому и женился пять раз, что джентльмен.
