Только не в этот раз

скачать книгу бесплатно


– Марихуана-то, что ли? – пробормотал Роман, словно и не слушая говорившего человека, а оставаясь погруженным в какие-то сокровенные мысли. – Скоро узнаешь. Я тебе, как и всегда, посоветую: побольше смотри, повнимательней слушай и поменьше говори, а главное, ни разу не умничай. Со временем придут и опыт и знания, ты изведаешь на собственной шкуре мельчайшие тонкости и понемногу начнешь понимать главную розыскную задачу.

Наблюдая, с какой неохотой задумчивый напарник отвечает на обыденные вопросы, Никита обиженно замолчал; он отвернулся к окошку, изобразил на унылой физиономии крайнее недовольство и полную отрешенность. «Переварив» что-то в продуманной голове, Киров заметил надутое состояние, охватившее угрюмого новобранца, и от всей души рассмеялся, да так искренне, что разом вызвал у молодого воспитанника непроизвольную смену настроения с угнетенного на глубоко удивленное. «Уж не спятил ли он? Вот, как и всегда… мне достался полоумный наставник», – невольно поразмыслил про себя Бирюков.

Роман резко остановил ведомую машину, свернул из «экспроприированной» марихуаны изогнутый «косячок» и, подпалив его обыкновенной спичкой, стал небрежно покручивать в промежутке между? пальцами – средним и указательным. Через минуту, заметив, что очумевший воспитанник смотрит на него обезумевшими глазами, широко открытыми и яснее-ясного выражающими, что он вот-вот уже готовится выпрыгнуть наружу, причём прямо во время движения, и намеревается бежать докладывать начальству о чрезвычайном происшествии, случившимся на работе, опытный сыщик недвусмысленно усмехнулся:

– Хочешь сказать, что у вас там, в ППС-е, «сухую травку» никто «не пользует»? Да я ни в жизни в полную «херню» не поверю! На, Никита, «пыхни» разочек, да заодно немного расслабься.

Он протянул самокрутку младшему лейтенанту, но тот замахал руками настолько активно, насколько чуть-чуть не сломал пагубную, злую отраву, скрученную из одного из самых доступных представителей наркотического семейства. Киров резко отдернул руку, произведя машинальное движение так бережно, будто бы пытался спасти не самую губительную цигарку, а нечто для него невиданно ценное.

– Ты чего, совсем, что ли, «офанарел»?! – «наехал» он на молодого сотрудника, поднимая тон грозного голоса почти до громкого крика. – Не хочешь сам – так и другим не мешай. Надеюсь, вышестоящему руководству стучать не отправишься?

– Нет, – твердо заверил Никита, отчётливо давая понять, что на него в последующем можно всецело будет надеяться, – делай чего пожелаешь, лишь бы твои убогие предпочтения не шли в ущерб основной работе.

– Вот и ладненько, вот и «отличненько», – продолжал старший товарищ сохранять одновременно и язвительный, и недовольный, и недоверчивый вид, – я, если честно, хотел тебя немного проверить и совсем не собирался всерьёз предлагать курить эту мерзкую гадость – молодец! – испытание ты прошел на отлично.

Засим неприятный разговор оказался законченным, а старший оперативник, обозначившись презрительным выражением, решительно смял скру?ченный «косячок» и безжалостно вышвырнул его в водительское окошко, после чего они поехали дальше.

Глава IV. Федосеева Любовь Викторона

День близился к концу. Киров, направляя служебный автомобиль в сторону знаменитой «Петровки», внезапно повернул руль влево и свернул в ответвлённый проулок; никак не комментируя внезапную смену основного маршрута, он повез недоумевавшего спутника на удаление от Московского уголовного розыска.

– Мы куда? – невольно молодой сотрудник задался резонным вопросом.

– Заедем ко мне домой, – отвечал ему старший товарищ, – надо перекусить да заодно личное оружие взять, а то еще неизвестно, когда и чем нынешний день закончится.

– Так ты весь день работал без служебного пистолета? – непритворно удивился новоиспеченный оперативник. – А как же инструкция?

– Правила для того и существуют, чтобы ими пренебрегать, – насмехаясь над практичной исполнительностью, разъяснил Роман непреложную истину, не прописанную ни в одном из законов, – и запомни главное: оружие полицейского – это обыкновенная шариковая ручка, а вовсе не огнестрельные «пукалки».

Одаляясь от основного корпуса МВД и отклоняясь в западную сторону, они оказались в одном из самых неблагополучных районов столицы, где в большом количестве кишела всевозможная «шушара»: закоренелые наркоманы, отпетые гопники, простые пьяницы и другие неприятные элементы, асоциальные личности, – и вот именно в жутком, опасном вертепе и жил один из самых лучших оперативников московского розыска.

– Так проще работать, – объяснил Роман незавидный выбор необычного местожительства, – когда «варишься в котле» «преступных ублюдков», очень много знаешь об их жизненных устоях, незаурядных привычках и негласных правилах межличностного общения.

Продолжая налаживать близкие отношения, болтливые напарники подъехали к двухэтажному коттеджу, одиноко стоявшему среди высотных, громоздких строений; сразу можно было обратить внимание, что территория его огораживалась двухметровым железным забором, имевшим для въезда самые обыкновенные ворота, изнутри закрытые на внушительный, прочный засов. Не загоняя внутрь, беспечный хозяин оставил машину снаружи, после чего, пригласив молодого коллегу, направился к высокой калитке, расположенной чуть в стороне и запиравшейся на механический замок, снабженный кодовой системой набора. Роман машинально нажал на несколько кнопок – послышался характерный щелчок, возвещавший, что металлический ригель вышел из своего гнезда, предоставляя ото?мкнутой створке свободно открыться. Оказавшись на приусадебном участке, они сразу же направились к дому, где на входную дверь был вмонтирован современный электрический домофон. Нажав миниатюрную кнопку вызова, нетерпеливый хозяин дождался ответа, прозвучавшего приятным и нежным голосом, по-быстрому назвался и поторопил пустить его внутрь. Едва сработал отпиравший механизм, Киров потянул за рифленую ручку и пригласил смущённого напарника следовать за собой.

Их встретила молодая, невероятно красивая девушка. На вид ей едва ли исполнилось двадцать лет; невысоким ростом она была схожа с владельцем дома (однако, когда они поравнялись для нежного поцелуя, оказалось, что является ниже); худощавое телосложение выгодно отличалось шикарной грудью, узкой талией, широкой ягодичной областью и несравненными, стройными ножками, чуть скрытыми за коротеньким голубым халатиком и обутыми в красивые синие туфельки (хотя и домашние, но предусматривавшие маленький, книзу зауженный каблучок). Касаясь очертаний хорошенького лица, в чём-то прекрасного, а где-то неотразимого, можно остановиться на его слегка удлиненной форме, больших, выразительных глазах, отливающих нескончаемой глубиной, темно-карим оттенком и с чем-то похожим едва ли сравнимых; ещё следует обратить внимание на скромно подведённые веки, выделяющиеся длинными ресницами, эффектно затушеванными и загнутыми чуть кверху; не позабыть про курносый нос, неплохо сочетающийся с алыми, подкрашенными яркой помадой, губами, в меру «надутыми» и придающие дополнительной миловидности; а закончить длинными каштановыми волосами, пышной, волнистой прической спускавшимися на элегантные плечи. Вела себя восхитительная хозяйка свободно, непринуждённо, позволяя думать, что она является представительницей прекрасного пола и «живой», и энергичной, и явно неглупой; помимо перечисленных качеств, волевой взгляд выражал нескончаемую любовь, выражаемую к нерадивому владельцу дома (редко балующего благосклонным вниманием), неженскую способность, проявленную к адекватной оценке окружавшей действительности, а заодно и незаурядный ум, и практичное мышление, и смекалистую сообразительность.

– Это моя жена Ира, – представил Киров знойную супругу и подмигнул поражённому напарнику, жадно «пожиравшему» милую девушку зачарованным взглядом, – познакомились мы недавно и как-то сразу поняли, что не сможем прожить друг без друга ни единого дня, и немедленно поженились.

А смазливая хозяйка уже игриво протягивала новому знакомому нежную руку, ожидая от него аналогичного действия.

– Никита, – молодой человек с готовностью принял ненавязчивое рукопожатие.

– Мой новый воспитанник, – ответил сообразительный муж на немой вопрос, угадывавшийся во кокетливом взоре красивой супруги, – с сегодняшнего утра, – бросил он уже на ходу, удаляясь в верхние помещения и намереваясь вооружаться.

– Вы есть будете?! – поинтересовалась простодушная красавица, громко прокричав ему вслед.

– Перекусим! – отозвался Киров тем же тоном, желая быть услышанным и не затерять положительный ответ среди верхних покоев, куда он успел быстро проследовать, следуя легкой, подпрыгивающей походкой.

Когда он, держа в руках дорогую кожанку, спустился вниз, из-под мышки у него виднелась оперативная кобура, а в ней красовался знаменитый пистолет тульских оружейников, очевидно являвшийся собственностью оперативника и не имевший никакой принадлежности к табельному оружию. Бирюков продолжал находиться в гостиной, где, приглашенный девушкой, удобно расположился за длинным столом, терпеливо ожидая суетящегося, неусидчивого товарища. Ирина хлопотала на кухне и изредка выбегала в зал, чтобы выставлять на стол аппетитные яства, вкусные и изысканные, частью приготовленные ею самой, а частично, наверное, заказанные в каком-нибудь респектабельном ресторане. Воспользовавшись ее радушным гостеприимством, проголодавшиеся напарники наспех перекусили, после чего отправились на вечернее совещание, чтобы обстоятельно доложить о проделанной работе и чтобы ознакомиться с собранными за день дополнительными материалами. Они прибыли чуть задержавшись, но для огромного московского региона столь незначительное обстоятельство было делом вполне нормальным и всесторонне обычным (существовали даже некие исключения, дескать, если наваливалось много работы, то на нудных мероприятиях разрешено было не появляться и вовсе, а отчет, соответственно, переносился на более удобное время). Два сослуживца вошли в просторное помещение (типа ленинской комнаты), когда «разбор дневных полётов» находился в полном разгаре и когда проходило подробное обсуждение уголовных материалов, прибывших из Южного административного округа и связанных с серией жестоких убийств, совершенных в отношении непривлекательных женщин, обладавших избыточным весом. Как и полагается, выступал начальник «убойного отдела» Кравцов:

– От наших прочих коллег прибыло несколько томов уголовного дела, составленного из трех эпизодов. Согласно собранных документов, основным местом обнаружения трупов является заповедник Царицыно, расположенный в районе Орехово-Борисово Северное, что располагается на Дольской улице нашего мегаполиса. Все убитые – это молодые девушки, страдающие незначительным ожирением, причем две из них заманивались в лесопарковую зону и умерщвлялись непосредственно там, а третья мученица была убита где-то – где пока неизвестно? – и привезена в Царицынский парк уже будучи мертвой. До той точки, где ее потом обнаружили, последнюю жертву транспортировали, но каким конкретно способом, пока остается загадкой. Можно, конечно, допустить, что изворотливый преступник прибыл туда не один; но, с другой стороны, принимая во внимание характер совершенного преступления и наличие одного отпечатка ботинка, предположенное мнение лично мне представляется чертовски нелепым – как правило, в случаях маниакальной зависимости, злодеи действуют всегда в одиночку. Кстати, предварительное заключение лишний раз дает полное основание полагать, что интересующий субъект обладает неимоверной физической силой. С описанием пока всё – переходим к периодичности. Итак, время, прошедшее между всеми тремя преступлениями, – это ровно пять лет; получается, первый случай имел место быть пятилетку назад, второй – через два года после него, а последний случился сегодня. Все они объединяются несколькими идентичными признаками: местом обнаружения растерзанных трупов, наличием множества колото-резанных ран, введением в кровь гормона адреналина… необходимого, скорее всего, для того, чтобы на весь период пыточного процесса, истязаемые женщины оставались в сознании.

На финальной части пояснительной инструкции в зале поднялась трясшаяся рука, принадлежавшая сыщику Кирову; по демонстрируемым жестам она показывала, что активный слушатель желает задать какой-то и важный, и срочный вопрос. Кравцов кивнул головой, разрешая подчиненному сотруднику говорить.

– Извините, товарищ полковник, а правда, что все найденные жертвы оказались голыми и что вокруг не было никакой носимой одежды? Еще хотелось бы подробнее выяснить: какие с мест происшествий изъяты отличительные следы?

– Вопрос правильный и вполне своевременный, – недовольно наморщил лоб Виктор Иванович, только-только собиравшийся довести до сотрудников значимые, если и не первоочередные моменты. – Да, действительно, все три трупа были обнаружены без какого-либо женского одеяния и без видимых признаков его наличия вокруг мертвых и истерзанных тел. Из зафиксированных следов у нас имеется чёткий отпечаток обуви, изъятый с последнего преступления, – он находился возле жуткого туловища; к слову, его схематичное изображение пущено сейчас по сотрудникам – просьба, всем внимательно ознакомиться. Теперь позвольте вернуться к началу, то есть к тому, о чём я говорил, но не успел закончить, потому что одному из наших – сильно заинтересованных! – «оперов» никак не сидится на мягком кресле и он не умеет подождать единой минутки, – намекал он, разумеется, на Романа. – Так вот, после того как заканчивались невероятные пытки, наш новоиспеченный «упырь-губитель» вступал с истерзанными трупами, пока ещё теплыми, в отвратительное половое сношение …

– Фу, – в один голос воскликнули сотрудники оперативной части, присутствовавшие на отчётном собрании, – кажется, у нас «нарисовался» маньяк-некрофил.

– Да, похоже, что так, – нехотя подтвердил подполковник, – и как вы понимаете, «земельники», сопоставив буквальные совпадения, объединили три уголовных дела в одно и переслали их нам, сняв с себя неподъёмный груз тяжелой ответственности. Теперь основная часть розыскной работы ложится на наши профессиональные плечи, а проводимое расследование находится на контроле у самого министра внутренних дел. В то же самое время – как вы, надеюсь, уже догадались – вводится усиленный режим службы, переводящий нас на долгие, десятичасовые, рабочие сутки. Как результат, утром развод проводится ровно в восемь, ну, а вечерний доклад – не раньше, чем в двадцать.

«Какие-то странные десять часов?» – подумал про себя Бирюков, но вслух произносить ничего не отважился (в патрульно-постовой службе, честно говоря, усиления тоже мало чем отличались: озвучивалась одна цифра, на поверку же выходила иная). В заключение прозвучало пожелание, предлагавшее всем и дальше активно продолжить рабочую деятельность, после чего удручённые сотрудники, обсуждая промеж себя доведенную информацию, стали не торопясь расходиться.

Киров привлек внимание озадаченного воспитанника, аккуратно потрогав его за плечо, и тихо (так, чтобы никто не слышал), еле слышным голосом, произнес:

– Никита, на сегодня можешь считаться свободным, а завтра к восьми – чтобы как штык!

– А как же?.. – попытался тот возразить.

– «Забей», – ухмыльнулся опытный сыщик, – у нас здесь много чего говорят, тем более что, скажу правду, мне сегодня надо маленькое личное дельце «обтяпать»… Так что волей или неволей, но тебе придется «отчаливать»; короче, двигая до дому до хаты.

– Понял, – подтвердил понятливый новобранец покорную готовность действовать в полном соответствии с озвученными инструкциями; не прощаясь, он направился прямо к выходу.

Покинув здание, он проследовал на автостоянку, где оставил допотопный транспорт, невзрачным видом выдававший принадлежность к семейству ВАЗ-2109 и выделявшийся черным, убогим цветом.

***

Введенное усиление коснулось не только оперативных сотрудников МУРа, но и полицейских отделений, расположенных в границах Южного административного округа. Как раз по столь значимой причине специалист экспертно-криминалистической службы старший лейтенант полиции Федосеева Любовь Викторовна вынуждена была задержаться на работе и возвращалась домой уже глубоким вечером, после девяти часов (между прочим, именно она и проводила осмотр неузнаваемого, жуткого трупа, обнаруженного в Царицынском заповеднике). На улице смеркалось, лучше сказать, спустились глубокие сумерки, о чем можно было судить по свету уличных фонарей, вовсю загоревшихся по всей московской округе. Уставшая девушка ехала на личной иномарке, имевшей немецкое название «опель». Если коснуться описания ее привлекательной внешности, то сначала следует остановиться на общих формах и косвенных признаках: она отличалась невысоким ростом, казалась пухлой больше обычного, вследствие чего имела не менее десяти килограммов, оказавшихся лишними и указывавших на явный избыток в немалом весе; миловидное круглое личико выделялось щеками румяными, пышными, въедливыми серенькими глазами, маленьким прямым носом, похожим на пуговку, и мясистыми коралловыми губами; светло-русые волосы собирались аккуратной прической, а сзади скреплялись заколкой, образуя эффектный, вычурно распушившийся, «хвост». Покидая служебные помещения, Люба сдала табельное оружие, сняла форменное обмундирование, следовательно, сейчас находилась в сером, укороченном книзу платье, из-под которого виднелись массивные ноги, обозначенные идеальной формой и обутые в серые туфли, оказавшиеся на невысоком и расширенном каблуке; ее внешний облик заканчивался кожаной курткой зелёного цвета.

Рабочая задержка сильно сказалась на общей усталости, поэтому она старалась двигаться с предельной осторожностью, чтобы не спровоцировать дорожной аварии. Несмотря на чрезмерную расслабленность и глубокую отрешенность, от профессионального внимания не ускользнул тот непонятный факт, что прямо от полицейского отделения за ней неотступно двигался автомобиль мрачного, черного цвета, старавшийся держаться на строго определенной дистанции, чтобы не привлекать к себе особого внимания, но и чтобы совсем не теряться из виду. Точную модель, из-за света фар, Федосеева определить не сумела, однако, сопоставив общую конфигурацию, предположительно просчитала, что, скорее всего, ее преследует гордость российского автопрома, относящаяся к семейству от ВАЗ-2108 до ВАЗ-2115. Подъезжая к собственному жилищу, она загнала транспортное средство на придомовую парковку, не упустив из напряжённого интереса тот успокоительный случай, что догонявшая машина проехала дальше, не замедляя ход и ничем не выказывая чрезвычайную заинтересованность к ее скромной особе. Полицейская облегченно вздохнула, мысленно подсказывая: «Наверное, ему просто надо было в ту же самую сторону?» Ободрив себя необоснованным размышлением, она направилась к высотному, девятиэтажному, дому, где у нее имелась отдельная, двухкомнатная квартира. Экспертной криминалистке было отлично известно, что в наступивший поздний час она пустовала, ведь, вопреки двадцатипятилетнему возрасту, из-за ее напряженной работы и не совсем располагавшего внешнего вида ей никак не удавалось устроить личную, семейную жизнь – хорошенькая, но полноватая девушка продолжала жить в беспросветном одиночестве и ютилась в купленном (не без помощи обоих родителей) скромном московском жилище. Итак, она шла; однако, чем ближе подходила к вышеупомянутому строению, тем чаще начинала оглядываться, страшно переживая из-за внезапно охватившего ее тревожного чувства. Она никак не могла найти себе правдоподобного объяснения: в чем именно кроется причина беспокойного, смятенного состояния? Хотя если вдуматься, оно было вполне естественным, ведь на тёмной улице, принимая во внимание позднее время, было пустынно, холодно, диковато, а в окрестной округе не раздавалось ни единого лишнего звука (что само по себе навевало неприятные, если и не кошмарные мысли) – а до спасительной подъездной двери ей нужно было преодолеть еще и густую кустарниковую посадку, расположенную по бокам непродолжительного тротуара, подводившего к нужной многоэтажке и имевшего протяженность не менее сотни метров. Подойдя к границе мрачноватого насаждения, Федосеева внезапно остановилась… из-за «поселившегося» в душе ужаса, необъяснимого, неописуемого, ежели не животного, она никак не могла себя пересилить и войти в то угрюмое, отдающее жутью, пространство. Дикий страх подкреплялся еще и внутренним голосом, который, не унимаясь, нашептывал: «Не ходи туда, глупая дура, там тебя поджидает неумолимая, чудовищная опасность».

Любовь прислушалась к женской интуиции и не стала проделывать окончательную дорогу кратчайшим путем – страшную территорию, показавшуюся ей и зловещей, и жуткой, она решила обойти по пути иному, пускай и пролегавшему чуточку в стороне, но представлявшемуся наиболее безопасным; правда, дополнительный переход сильно увеличивал общее расстояние, простиравшееся до желанного дома, но, не решаясь пренебрегать элементарной собственной безопасностью, Федосеева решила поступить способом хотя и несколько трусоватым, но в сложившемся положении показавшимся ей самым приемлемым. Применив обходной маневр, предусмотрительная девушка потеряла еще тридцать минут, полагавшихся ей для спокойного отдыха. В конечном счёте полицейская преодолела необъяснимые страхи и без значительных происшествий приблизилась к дверному проему, ведшему внутрь спасительного подъезда; но тут она снова стала оглядываться, лихорадочно озираясь по сторонам и испытывая мучительную тревогу, до сего мгновения ей просто неведомую. Опытная сотрудница внутренних органов, она прекрасно понимала, что если сейчас кому-нибудь придет в голову шальная, бредовая мысль внезапно напасть, то у коварного злодея появится великолепная возможность осуществить зловещий замысел без какого-нибудь существенного труда и сторонних препятствий. Впрочем, как оказалось, тоскливые страхи были напрасны: вокруг стояла мёртвая тишина и нигде не замечалось никакого движения. Воспользовавшись помощью электронной отмычки, напуганная криминалистка открыла магнитный замок и благополучно оказалась внутри домового подъезда. Интуитивно не решившись использовать лифт, она взбежала на шестой этаж по бетонным ступенькам и остановилась перед жилым помещением, не очень респектабельным, но снабженным надежной металлической дверью. Далее, собственно, она занялась усердным поиском основного ключа и дрожавшими пальцами энергично закопошилась в дамской сумочке, неизменно обязанной присутствовать при любой, уважающей себя, женщине.

Внезапно! Одинокая хозяйка неброской квартиры остановилась – и замерла на месте как вкопанная!.. Неожиданно ее охватило паническое, суеверное чувство, будто бы за спиной у нее непременно кто-то сейчас находится. Панический ужас был настолько велик, что она впала в неестественный, кратковременный ступор и не смогла ни сдвинуться с места, ни повернуться назад, чтобы установить настоящую причину неведомого раньше нешуточного испуга. Постепенно Люба стала чувствовать, как ледяная кровь застывает в суженных венах, по спине энергично бегают многотысячные мурашки, а немеющее тело колотится нескончаемой дрожью; ей даже показалось, что она слышит позади себя какие-то странные звуки, похожие на выдыхаемый воздух, выходящий из сильной груди и упирающийся в некую неведомую преграду (обычно так происходит, когда люди пытаются восстанавливать дыхание, сбившееся после быстрой ходьбы либо же лёгкого бега). Не в силах совладать с чудовищным потрясением, Федосеева вдруг почувствовала, как закатываются глаза, а еще через секунду потеряла сознание, плавно опустившись на лестничную площадку и распластавшись прямо возле собственной двери. Она безвольно лежала, но даже сквозь надвигавшийся обморок смогла ощутить, как кто-то, неведомый и неясный, плавно подхватил ее за широкую талию и тем самым немного «сгладил» бессознательное падение. В другой момент ей чудилось: будто чьи-то руки, одетые в черные тонкие кожаные перчатки, неспешно копаются в дамской сумочке и извлекают оттуда единственные ключи от квартиры; будто бы они забирают их и уносят с собой. Еще ей показалось, что она вроде бы слышала, как рядом разговаривают чьи-то приглушенные голоса, суть же самого разговора так и осталась для нее непонятной.

Очнулась Федосеева по прошествии получаса, так и оставаясь в подъезде одна, без чьего-либо явного либо же вымышленного присутствия. Вспоминая то ли неявный сон, то ли призрачное видение, она тут же стала рыться в личной поклаже, свалившейся с плеча на лестничную площадку, и, с радостью, обнаружила, что незамысловатые ключики так и продолжают оставаться на месте. «Привидится же такое? Наверное, я попросту перенервничала и чуть-чуть сверх нужного утомилась? Нужно будет попросить выходной и как следует отдохнуть», – подумала она облегчённо, но не преминула побыстрее отпереть входную дверь, а затем без промедления укрылась в маломерном жилище, стараясь двигаться как можно скорее… И только оказавшись внутри непривлекательной, но комфортабельной «двушки», умаявшаяся девушка наконец-то спокойно вздохнула и хоть сколько-нибудь расслабилась.

Глава V. Осмотр квартиры Глебовых

Около двадцати трех часов на мобильный телефон Кирова поступил звонок от дежурного по московскому управлению.

– Доброй тебе ночи, Костоломов Рома, – прозвучал в аппарате знакомый голос и хитро, ехидно добавил: – Не спишь?

– Тебя что, Сережа, – обратился он к дежурившему офицеру по-свойски, – мои сны интересуют, или ты снова звонишь, чтобы, как и в прошлый раз, сообщить, что самое время в уборную по-быстрому сбегать? – грубо «фыркнул» оперуполномоченный. – Только тогда ты выбрал время гораздо более позднее.

– Нет, сегодня я тебя беспокою, чтобы передать куда более печальные вести, – перешел «шаловливый сотрудник», находившийся с той сотовой телефонной связи, на официальные интонации, – ты сейчас чем занимаешься?

– Тебе не один ли до этого «хрен»? – продолжал Киров грубить, обильно перемежая нормальную речь с отборнейшей матерщиной (что давало весьма весомые основания призадуматься, что ему сорвали какие-то неимоверно важные планы); впрочем, в силу сложившейся привычки, выработанной долгими годами службы, он быстро справился с раздражённым, негативным настроем и в более вежливом тоне ответил: – Нахожусь в одном интересном адресе, где получаю ценную оперативную информацию.

– В общем, можешь хоть тысячу раз меня обматерить, – гнул жёсткую линию невидимый собеседник, – но наши «муровские» эксперты установили личность убитой – той, что нашли сегодня в парковой зоне – и твой «шеф» приказал немедленно поднимать тебя, дабы срочно отправить с оперативной группой на выезд. В любом случае хватай «ноги в руки» и двигай быстрее сюда: тебе оказывается величайшая честь, потому что проверку знакового, но непростого события нельзя пускать на самотек и доверять кому-то другому.

«Знаю я ваше хвалёное доверие… нашли «козла отпущения». Потом удивляются: почему ты так жестоко обращаешься с преступными элементами?» – подумал майор в тот самый момент, когда отключал мобильную связь. В дальнейшем, направляясь уже к машине, он вдруг недовольно предположил: «Интересно, а чего я буду «ишачить» один? Надо разбудить «молодого» – пусть сразу же включается в основную работу и с первых дней начинает привыкать к немыслимым тяготам и тяжким лишениям, неотступно сопровождающим каждого нормального сыщика». Приняв единоличное волевое решение, он тем же мигом набрал номер молодого воспитанника и, не давая времени как следует поразмыслить, неприветливо огорошил:

– Привет, Никита, ты сейчас чем, прости, занимаешься?

– Сплю, – зевая, ответил тот заспанным голосом, – а что, чего-то случилось?

– Да, – проговорил старший товарищ, стараясь грубить по возможности реже, – давай собирайся и – одна нога здесь, другая там! – дуй на «Петровку», где я тебя буду ждать и поведаю о детальных инструкциях.

Через полтора часа все были на месте. Новобранец, как почему-то сложилось (в связи с чем и не вызвал ни у кого удивления) явился самым последним. «Я живу за чертой города, откуда сложно добраться», – объяснил он длительную задержку, хотя его никто и не спрашивал. Собравшись полным составом, следственно-оперативная группа загрузилась в дежурный автомобиль и выдвинулась на осмотр рекомендованного объекта, способного внести разгадку в череду кровавых и ужасных событий. По дороге Киров, более обстоятельно успевший пообщаться с дежурным, носившим (как оказалось) простецкое имя Сережа, понемногу вводил остальных сотрудников в общий курс предстоящего дела:

– «Наши бараны» на сегодня такие: по «пальчикам», снятым с трупа убитой, управленческие эксперты успешно и, ха! своевременно определили, что «нашу» тучную покойницу зовут Глебова Марина Георгиевна. Как выяснилось, ранее она привлекалась – то ли к уголовной, то ли к административной? – ответственности, поэтому по сохранившимся отпечаткам база данных безошибочно установила ее противоправную личность. Вы, конечно же, спросите: почему срочный выезд организуется именно ночью? Все очень просто, а несложный ответ находится у нас буквально под носом: предприимчивые «земельники», едва лишь определив, что уголовное дело уже не в их прямой компетенции, моментально скомпоновали собранные материалы, когда-либо ими добытые, и незамедлительно «пульнули» их нам, не проделав ни оперативно-розыскных мероприятий, ни следственных действий, полагавшихся и в таких, и в подобных им случаях – оно и понятно, ответственность теперь не на них! Теперь другое: наши чудодейственные эксперты, настроенные к продуктивной, но неспешной работе – как у них издавна водится, ха! – вдоволь напившись крепкого чаю, натрепались болтливыми языками, разрешили и глобальные, и мировые проблемы; а уже затем, не имея более срочных дел – наверное, чтобы хоть чем-то себя занять? – вдруг вспомнили о некоторых деталях, ранее казавшихся им не такими уж и значимыми – в отличии, например, как же им обустроить Россию? – и приступили к их непременному разрешению. Мягко выражаясь, дождавшись, когда окончательно стемнеет – причем последнее условие, по-видимому, считалось ими как самое главное? – они решили попробовать загнать изъятые «пальчики» в «АДИС ПАПИЛОН» – и что бы вы думали?! – он тут же выдал им положительный результат. Теперь подскажите мне: что положено делать в похожих, экстренных случаях?

Словоохотливый рассказчик ненадолго замолк, похоже ожидая, что на поставленный вопрос ответит кто-нибудь из остальных, сопровождающих проверочный выезд, сотрудников. В короткое разъяснение пустился бывалый эксперт-криминалист (мужчина средних лет, находившийся в чине майора, очевидно, он и проводил проверку дактилоскопического учета):

– Немедленно передать информацию в дежурную часть и «прогнать» ее по оперативным сотрудникам.

– Правильно, – согласился Роман, продолжая язвительное повествование, – точно так же поступили и тут. Установив личность погибшей, по всем существующим правилам полагается незамедлительно выезжать осматривать местожительства, занимаемого покойной при жизни. Как удалось успешно выяснить, она имела честь проживать в северной части нашего огромного мегаполиса, находящейся «хрен» знает где, причём и от нас, и от парка Царицыно. И вот тут возникают два самых интересный и насущных вопроса: что именно ее изуродованный труп делал на юге столицы и где же она в таком случае нашла ужасную, прискорбную участь?

Все согласились, что обозначенный предмет изысканий, состоящий из двух составляющих, является особенно важным, после чего пустились в незатейливые рассуждения, не относившиеся к расследуемому уголовному делу. Через полтора часа выездная бригада достигла города Зеленоград, где и находилось муниципальное жилье последней жертвы безжалостного маньяка. Оно располагалось в пятиэтажном доме старой постройки, возведенном во второй половине прошлого века. И сразу возникла наиболее затруднительная проблема: попасть в ночное время внутрь крепко запертого подъезда. Как следует понимать, в искомой квартире никто так и не отозвался; с другой стороны, никто не отреагировал ни на беспрестанные, ни на назойливые вызовы, посылаемые другим жильцам с наружного домофона, то есть при настойчивых попытках установить контактную связь, либо никто не отвечал, либо разбуженные хозяева не скупились, крайне недовольные, на грубые, нелицеприятные выражения – они старались, как водится на Руси, послать звонившего «негодяя» как можно подальше (дело было позднее: стрелки часов давно перевалили два часа ночи, так что бесцеремонное поведение незаинтересованных граждан было вполне объяснимым, а в какой-то степени и даже оправданным).

Немного отвлекаясь, в безвыходных случаях рядовые сотрудники всегда задаются справедливым вопросом: а нужна ли вообще срочная необходимость ночного выезда, фактически нисколько не экстренного, да ещё и когда нахождение взаимопонимания со спящими гражданами становилось делом неприятным и очень проблематичным?

В конце концов Киров не выдержал и, захватив с собой полицейского водителя, непременно сопровождавшего оперативную группу и одетого, как оно и полагается, в форменную одежду, подошел к оконному проёму, ближайшему от подъезда, и стал интенсивно барабанить в него двумя руками, поступая и беспардонно, и нагло, и до того самого мгновения, пока не показался заспанный местный житель, ничуть не обрадованный его неутомимой настойчивостью. Придав крючконосому лицу чрезвычайно недовольное выражение, он неприветливо буркнул:

– Вы чего, совсем, что ли, «офанарели»? Ступайте, ступайте отсюда подобру-поздорову: здесь не подают… не то полицию вызову.

– Но мы уже здесь, и как раз стоим сейчас перед Вами, – старясь улыбаться как можно шире, вежливо произнес московский оперативник, за? голову схватив второго сотрудника, одетого в очевидную форму, и позволяя несговорчивому хозяину воочию убедиться, что на молчаливого спутника одета полицейская бейсболка с соответствующей кокардой, – откройте нам, пожалуйста, чтобы мы смогли войти в парадный подъезд, где займемся основной правоохранительной деятельностью и где никому мешать в последующем не будем.

– Какая, «на хер», тупая деятельность?! Вы на часы-то смотрели? – не унимался неподатливый собеседник, тыкая указательным пальцем в одетые на левую руку командирские часики. – Полиция в позднее время не шастает! Откуда я могу знать, что вы, например… не пронырливые грабители?

– В тему вопрос, – согласился Роман, доставая из кармана служебное удостоверение; он показал его в развернутом виде и эффектно продемонстрировал осторожному и, в то же время, упрямому человеку неоспоримую принадлежность к московскому розыску.

Внимательно изучив представленный документ, упорный мужчина всё-таки «сдался» и, не переставая ворчать, грубовато заметил:

– Ладно, в таком случае прошу… заходите.

Сам он направился в невидимую прихожую, где, по всей видимости, у него был смонтирован выключатель, позволявший отключить магнитный замок, установленный в неприступном подъезде и смонтированный на уличном выходе.

– Вот и попробуй попади в интересующую квартиру, – поделился угрюмый оперативник недовольными мыслями с остальными сотрудниками, – я очень удивлюсь, если вдруг окажется, что убийство Глебовой было совершенно именно здесь?..

В итоге, по окончанию сложного пропускного мероприятия, свободный доступ в подъезд оказался открытым, и вся следственно-оперативная группа успешно смогла проследовать внутрь. Затем прибывшие сотрудники подняли?сь на четвертый этаж и остановились перед невзрачной, филёнчатой дверью.

– Никита, звони, – небрежно брякнул старший товарищ.

Тот выполнил нехитрое поручение, произведя непродолжительное нажатие на миниатюрную круглую кнопку. Скрежещущий звонок трещал словно бы «поларешный», но внутри как будто ничего и не слышали: не было слышно вообще никаких признаков, указывавших на предполагаемое наличие в квартире живых людей либо кого-то другого (скажем, домашних животных).

– Звони еще, – торопил Киров, начиная терять и без того не ангельское терпение.

Когда прошло минут двадцать, а никакой адекватной реакции так и не следовало, Роман не сдержался и, в силу вздорного, взрывного характера, стал энергично стучать в непрочную деревянную дверь, установленную в давние, еще советские, времена. Он тарабанил с такой неимоверной силой, что из занимаемых ими жилых помещений стали высовываться недовольные соседи, чтобы с недружелюбным видом попытаться высказать насущные претензии, относившиеся к тем отъявленным негодникам, какие посмели устроить ужаснейший грохот, больше похожий на нежданно начавшееся «вавилонское столпотворение». Однако, завидев людей в полицейских мундирах, раздосадованные, они сразу же удалялись, как и водится в случаях, аналогичных случившемуся, проклиная существующий режим, а заодно и все правоохранительные органы вместе взятые – и одна только бабка, давно достигшая возраста «божьего одуванчика», не смогла отделаться от жгучего желания, чтобы не пообщаться с сотрудниками московской полиции. Говоря о ее непривлекательной внешности, следует отметить некоторые черты: необычайную худосочность, позволяющую удивляться, в чем только душа ее держится; свободную, уверенную походку, странно как не утраченную; стойкий, самовлюблённый вид, демонстрирующий необычайную ловкость и завидные жизнелюбивые качества; а как итог, серенький ситцевый халатик, одетый под однотонные мягкие тапочки.

– Вы чего, сынки, расшумелись? – обратилась она к полицейским.

– Нам бы, дорогая бабушка, выяснить: есть ли кто внутри соседней квартиры? – вежливо обратился Роман к дотошной старушке, вышедшей с суровой инспекцией, и указал на глебовское жилище.

– Чего же, мил человек, здесь не знать-то? «Стаська» там Глебов – пьяный… у него уже два дни, как жена «куда-тоть» сгинула. Он думает, она отправилась к полюбовнику – вот теперь «пропитой стервец» и «нажрался» как отвратительная свинья, и дрыхнет ни к чему не прислушиваясь. Кха, кха, кха, – она хрипло покашляла, – его теперь из пушки не разбудить.

– Действительно? – попытался старший оперуполномоченный изобразить непритворное изумление, но, быстро переменившись в лице, убежденно поправился: – Не переживайте, сейчас добудимся.

Обращаясь к молодому напарнику, он с резкой интонацией произнес:

– Никита, а ну-ка давай подсоби! Не бойся, полицейский закон предусматривает.

Оказываясь в аналогичных ситуациях уже не единожды, Бирюков моментально понял, что конкретно в означенном случае требуется; он подошел почти вплотную и, сцепившись с Романом двумя руками, плотно прижал левое плечо к его правому (несмотря на активные протесты представителя следственного комитета, молодого худощавого лейтенанта, отличавшегося высоким ростом и одетого в форменный холеный мундир) – создал вместе с ним «живую фигуру», которой обычно принято вышибать непрочные дверные преграды. Через пару мгновений, как следует разбежавшись, они словно некий могучий клин, все сшибавший на переднем пути, бросились на хрупкое, еле «живое», препятствие… допотопный «барьер», непрочный и старый, естественно, он не выдержал и разом слетел с хиленьких пе?телек, легко сломавшись тем паче, что он открывался вовнутрь.

– Милости просим, – съехидничал Киров, поднимаясь с линолеумного покрытия, устланного в квартире, куда, не рассчитав силу «массированного» удара, пролетел вместе с безотказным напарником – по открытой Ньютоном инерции, – можете заходить не стесняясь и, заметьте, на правомерных, юридически подогнанных, правилах: у нас имеются все основания полагать, что здесь совершено особо тяжкое преступление.

Осматривая внутренние помещения, сотрудники правоохранительных органов первым делом установили, что трёхкомнатная жилплощадь содержит в себе еще и непросторную кухню, и длинную прихожую, и раздельный санузел. В самой маленькой комнатушке спал восьмилетний ребенок; вторая, используемая под зал, была пустой; а третья сразу же привлекла к себе всеобщее, более пристальное, внимание – похоже, это была спальня родителей, и, судя по всему, здесь бушевали совсем нешуточные страсти, не передаваемые как по гневу, так в точности и по ужасу свершившегося события (создавалось впечатление, что когда в далеком прошлом по Руси проходил Мамай, то разрушения он оставил после себя гораздо более меньшие). Ни один из обстановочных предметов, представленных недорогой, неказистой мебелью, не сохранил первозданной целостности: двуспальная кровать, письменный стол, деревянные стулья, и даже «четырёхсекционный» комод, предполагавший некогда на себе старенький телевизор, были беспощадно разломаны и в беспорядке валялись по комнате; носимые женские вещи порваны и точно так же разбросаны по всему небольшому периметру – словом, всё указывало на неравную и отчаянную борьбу. Ужасное предположение подтверждалось многочисленными бурыми пятнами, обильно обагрившими чудовищное побоище и более чем отчётливо свидетельствовавшими, что здесь реально либо происходила ожесточённая битва за жизнь, либо состоялось жестокое умерщвление. Хозяин квартиры был обнаружен в ванной комнате, где находился в полностью невменяемом состоянии; он лежал внутри пустой емкости, одетый в домашние вещи, и был настолько пьян, что не реагировал ни на какие внешние встряски. Между прочим, первоначальную ответственность за срочную операцию побудки взял на себя напыщенный комитетчик; однако он очень скоро убедился, что умелое приведение в чувство беспробудного пьяницы не является его основной задачей, что он, к стыду, оказался совершенно бессилен и что требуется чья-то жёсткая хватка, более уверенная и не раз себя проявившая.

– Приглашайте сюда сотрудников ПДН, – не желая заострять внимание на постыдной беспомощности, отдавал он распоряжение повелительным тоном и адресовал его находившемуся с группой молодому сотруднику, – пусть они занимаются изъятием малолетнего мальчика, а пропойцей-папой займемся мы сами… но разве немного позднее, когда он соизволит проснуться и когда начнет оценивать ситуацию более-менее адекватно.

Поскольку отданная команда касалась Никиты, он, желая себя проявить (ну и пусть! Что в нехитром деле), отошел немного в сторонку и позвонил в дежурную часть управления.

– Слушаю, – неприветливо буркнули с той стороны телефонной связи.

– Это Бирюков.

– Какой еще, «к херам», Бирюков? – послышался грубый голос недовольного человека, находившегося в чересчур перевозбужденном, или «загруженном», состоянии.

– Новый сотрудник… – звонивший парень вначале несколько растерялся, однако быстро собрался с нужными мыслями, а чтобы скорее дать почувствовать логическую связку, кто именно, в столь поздний час, берётся беспокоить «дежурку», гораздо твёрже добавил: – напарник Кирова Ромы! Нам нужен сотрудник службы по делам несовершеннолетних.

– Понял, ждите, – недолгая связь мгновенно оборвалась, потому как с той стороны, не вдаваясь в дополнительные подробности, беззастенчиво повесили телефонную трубку.

В то же время старший оперативник, вдоволь насмотревшись на жуткую картину, представшую привычному взгляду и открывшуюся в родительской спальне, предоставил проявить профессиональные навыки эксперту-криминалисту, сам же, нисколько не сомневаясь, что примерно случилось, агрессивно настроенный, бросился в ванную, где в бесчувственном состоянии спокойно посапывал (по его мнению) кровожадный, бездушный преступник. Оказавшись в помывочном закутке и самолично убедившись, что мягкие методы, применяемые представителем следственного комитета, нисколько не эффективны, а главное, не приносят желаемых результатов, он вежливо попросил его отойти чуть подальше, сам же незамедлительно заперся изнутри, оставшись наедине то ли с семейным дебоширом, то ли с серийным маньяком-убийцей. В дальнейшем, по доносившимся звукам, напоминавшим энергичное постукивание колотушки во время взбивания мяса и сопровождавшимся легким «покряхтыванием», служивые люди, присутствовавшие в убогом жилище, с упреком подметили, что напористое «оживление», напротив, скорее закончится непреднамеренным умерщвлением. Действительно, в необузданном гневе Киров считался неутомим, неистовым и жестоким; по сложившемуся мнению, он яростно избивал главного подозреваемого, чтобы побыстрее вырвать из него (чисто!) сердечное признание и чтобы безвозвратно выставить виновным в нечеловеческих зверствах. А он всё молотил, колотил и рьяно усердствовал… остановился же в неугомонных пытках и вернулся к нормальной реальности, только тогда, когда раздался настойчивый стук, бешено колотивший в непрочную створку, и когда до него максимально дошло, что до него пытается достучаться не кто-то единственный, наиболее милосердный, а сразу несколько человек, причем в полной мере готовых «вынести» непрочную дверную преграду. Немного успокоившись и взглянув на избитого мужчину, полицейский и сам ужаснулся от открывавшегося страшного вида: лицо Станислава было измочалено в кровь, а на теле образовались огромные гематомы. Далее, отвлекаясь на настойчивых сослуживцев и открывая им хлипкую дверь, старший оперативник ненадолго выпустил из вида недавнего испытуемого, а соответственно, не заметил, как пьяный хозяин, от нескончаемых побоев потихоньку пришедший в себя, воспользовался предоставленной ему коротенькой передышкой и, не помня себя от ослепляющей ярости и выпитого спиртного, с громогласным криком бросился на неожиданного обидчика. Тут! Дверной проем приоткрылся и впечатлённому взору участников следственной группы представилась такая картина: Глебов, отличавшийся полностью расквашенной физиономией, окровавленной и страшной, обхватил ненавистного противника сзади, придушил его за сильную шею и сдавил ее одной из тех «мертвых хваток», от каких ни за что не возможно освободиться – он далеко не шуточно пытался лишить нерадивого сыщика жизни. Убедившись, что вероломное нападение (совершаемое, между прочим, на сотрудника правоохранительных органов) увидели все, кому было нужно, Роман попытался провести эффективный прием, всегда получавшийся при освобождении от задних захватов: топнув твердым каблуком по ступне нападавшего, левой ладонью он перехватил его правую руку, проводившую мощное удушение, взял её за широкое запястье, попытался стащить его вниз, а другой одновременно нажал на локоть одноименной руки, надавливая ее вверх и пустив конечность неприятеля на излом. Обычно незамысловатое действие, наработанное до привычного автоматизма, приносило безоговорочную победу, но в этот раз обезумивший Глебов, словно и не чувствовавший ни нормального страха, ни отчётливой боли, никак не реагировал на ловкие попытки соперника высвободится, а так и продолжал безжалостно сдавливать ему хрипящее горло. Да, только сейчас Кирову, несмотря на прошлую практику и чопорную самоуверенность, суждено было осознать, что он попал в одно из самых безвыходных положений, когда-либо случавшихся в его насыщенной жизни. В последней попытке, способной помочь вырваться из цепких объятий, сообразительный полицейский двумя ладонями обхватил давившее предплечье и на единственное мгновение ослабил умопомрачительное давление… Как оказалось, непродолжительного ослабления посчиталось достаточным, а дальше, собрав воедино последние силы, он сделал отчаянный рывок – и направляясь вперед, и вырываясь из узкой ванной в более просторный коридор, имевшийся между кухней и спальными комнатами. Так, вместе с разъяренным недоброжелателем, удушаемый сыщик резко кинулся на пол, бросившись лицом вниз, а затем, воспользовавшись помощью остальных сотрудников, единовременно навалившихся на Глебова и включавших в себя в том числе строптивого комитетчика, кое-как сумел высвободиться из смертельного силового захвата.