Не по совести

скачать книгу бесплатно

Не по совести
Василий Боярков

Шестилетнюю Диану сбивает внедорожник, которым управляет безнравственная, самовлюблённая фифа. Виновная мерзавка оставляет бездыханную девочку лежать на асфальте, а сама стремительно уезжает. Несмотря на опасную, едва ли не смертельную травму, несчастная малышка не погибает, а ее успевают доставить в больницу. Однако! Чтобы ее реанимировать, требуется провести переливание крови, но у обоих родителей резус-фактор и группа не совпадают. Встаёт два серьезных вопроса: кто является ей настоящим отцом и смогут ли спасти жизнь маленькой девочки? Счёт идет на минуты…

Василий Боярков

Не по совести

Пролог

В последний четверг теплого, погожего мая 2019 года по одному из проспектов Иваново, именуемого в народе как город-невест, разрывая воздушное пространство пронзительными сиренами, пронёсся реанимационный автомобиль; он устремился прямым направлением к детской травматологии, расположенной на улице Любимова, дом номер семь. В салоне давно уже не новенькой «газели», предназначенной для экстренной транспортировки тяжёлых больных, на раскладных носилках лежит шестилетняя девочка, ни жестом, ни выражением на лице не подающая признаков жизни.

Выглядит она как обыкновенный ребенок, достигший дошкольного возраста: рост чуть более метра; вес как у лёгкой пушинки; худощавое телосложение без признаков лишнего веса. Красивое, милое личико в основном представлено круглой формой, но и не лишено едва заметной продолговатости (в тревожный, трагический миг оно неестественно бледное); носик маленький – на конце словно изящная пуговка; небольшие тонкие губы плотно прижаты друг к другу (они бесцветны, словно полностью утратили жизненную окраску); белокурые волосы заплетены в две аккуратненькие косички, перехваченные на длинных концах пышными цветными резинками; круглые ровные ушки не выделены ни единым, хотя бы малейшим, изъяном.

Над бесчувственной девчушкой склонилась молодая, симпатичная женщина-фельдшер, одетая в спецодежду работников экстренной медицинской службы. Разомкнув двумя пальцами безвольные веки, она напряжённо изучает прекрасные глазки, поистине бездонные и ослепительно голубые. Подсвечивая миниатюрным фонариком, ответственная сотрудница пытается отыскать в них хоть малейшие проявления жизни. Однако маленькая пациентка совершенно не реагирует: ее остановившийся взгляд безжизненно замер. Из телесных повреждений у бесчувственной малютки выявлен закрытый перелом нескольких ребер, которые загнулись внутрь миниатюрного тельца и которые пронзили правое легкое; к великому ужасу, они нарушили размеренное дыхание и образовали незначительное кровотечение внутренней полости.

Но что же стало действительной причиной бессознательного состояния милой малышки?

Одним часом раньше Холод Диана Андреевна (именно такое имя носила девочка, безвольно лежавшая на кушетке) гуляла возле пятиэтажного дома, расположенного в районе, в простонародье прозываемого Рабочим посёлком. Так получилось, что в момент чудовищной катастрофы никого из родителей не было рядом: отец, Холод Андрей Вячеславович, – полицейский, состоявший в должности оперуполномоченного, находился на повседневной службе; мать, Холод Азмира Ринатовна (она только-только закончила дневную смену и попутно забрала дочурку из детского садика) разрешила ей одной погулять во дворе (что в общем-то было той не в диковинку), сама же отправилась в собственную трехкомнатную квартиру, чтобы заняться хозяйственными делами, в частности приготовлением вкусного ужина.

Итак, Диана осталась без заботливого присмотра и стала бесцельно бегать по узкой асфальтированной дороге, используемой как подъездные пути и способной вместить не более одной машины за единственный раз. Транспортных средств перед многоквартирным домом ставили мало, поэтому на всём непродолжительном протяжении не осуществлялось (обычно) никакого движения (основная трасса находилась несколько в стороне, и редкий случай – когда кто-то сбивался с основного пути и избирал придомовой участок для дальнейшего продвижения). Словно бы по какому-то роковому стечению обстоятельств, именно так случилось и в тот теплый, весенний вечер, когда одна московская фифа, прибывшая в провинциальный город на долгожданную встречу с богатым любовником, полностью положилась на бортовой навигатор: следуя его постоянным подсказкам, она проследовала на новеньком внедорожнике, оснащенном высокой посадкой, радикально неправильным курсом. Огорчительную ошибку она заметила лишь после того, как свернула совсем не в тот попутный проулок; только в нём столичная гостья смогла убедиться, что стала невольной заложницей досадной оплошности, – ее электронный указатель пути, выставив правильную траекторию, стал показывать целиком противоположное направление. Молодая и, честно признаться, сказочно красивая девушка, она едва достигла возраста двадцати пяти лет; почти неземная привлекательность еще больше подчеркивалась нанесенной на смазливую мордашку яркой косметикой (она успешно скрыла неприятную тень недовольства, проявившегося, едва столичная красотка смогла обнаружить, что существенно отдалилась от намеченного городского маршрута). С чопорным недовольством она резко остановилась и начала разбираться в электронном путеводителе, мысленно пытаясь понять: почему он (такой-«рассякой»!) допустил неприемлемую, не отмечавшуюся раньше, неточность?

Как раз ее незначительная заминка и послужила уставшей матери тем самым ободрявшим сигналом, позволившим посчитать, что вокруг вроде бы всё спокойно. Руководствуясь видимой безмятежностью, она и ушла, не обратив повышенного внимания на массивную легковую машину, одиноко застывшую возле дальнего углового подъезда. Всего через пару недолгих мгновений непростительная опрометчивость отозвалась жестокой, если и не ужасной трагедией… Не успела беспечная девушка подняться на третий этаж, где размещалась принадлежавшая им трёхкомнатная квартира, как услышала жуткий звук, обозначивший жёсткое столкновение с человеческим телом и сопровождавшийся характерным треском лопнувшей пластической массы. А ещё! Прозвучал детский вскрик звонкого голоса, какой мог быть только у единственного человека на всём белом свете – ее маленькой, миленькой дочери.

Молодую Азмиру словно окатили холодной водой – до такой степени сжалось объятое дикой паникой материнское сердце; оно готовилось вот-вот остановиться, а разом похолодевшее тело сковало неведомой силой, превратившей его в одну большую «ледышку». На доли секунды она замерла, оказавшись не в силах сдвинуться с места… но буквально через мгновение, «расто?пленная» бесконечной любовью и сильной душевной болью, Холод стремительно кинулась вниз, любыми путями намереваясь спасти крохотную, дорогую дочурку.

Но что же с той приключилось?

Исправив возникшие недочеты и повторно введя нужный ивановский адрес, бездумная незнакомка построила истинный путь и, не оглядываясь назад (даже не используя машинные зеркала?!), нетерпеливо включила заднюю передачу, а следом резко нажала на топливный газ. Верный прямому предназначению, автомобиль по-быстрому набрал приличное ускорение, а двигаясь задом, помчался прямо навстречу спокойно игравшей беззаботной малютке. Внезапно! Безответственная красавица почувствовала сильный удар, способный означать разве одно – неосмотрительный наезд на праздного пешехода; неотвратимые домыслы подтверждались громким вскриком детского голоса. «Пошли вы «на хер», «грязные нищеброды»! Нечего лезть под колеса!» – высказалась она про себя и, не останавливаясь посмотреть, что же на самом деле случилось, кинулась впопыхах удирать, как можно быстрее скрываясь со страшного происшествия.

Немногим раньше Диана, видя, как на нее, следуя на бешеной скорости, мчится большая машина, пронзительно закричала, а уже в следующий миг получала сильнейший удар, направленный пластической частью заднего бампера по хрупкому туловищу. Толчок оказался настолько болезненным и одновременно губительным, что миниатюрная девчушка практически сразу же (еще до падения) потеряла сознание и безвольно завалилась на придомовую автодорогу. Упала она (если можно так выразиться?) довольно удачно и очутилась под завышенным клиренсом заграничного внедорожника, не попавшая под крутившиеся колеса и ничем из вращавшихся механизмов дополнительно не задетая. Но! Сломанных ребер стало более чем достаточно, чтобы погрузить шестилетнюю малышку в одно из самых глубоких бессознательных состояний.

Ошеломлённая мать выбежала к трагическому финалу, когда сбитая дочка, находясь в глубочайшем обмороке, в полном одиночестве лежала посередине неширокой дороги и ни словом ни жестом не подавала признаков жизни. В тот драматический час взгляд несчастной матери, обычно самоуверенный, а где-то и несколько нагловатый (он выражал внутреннее превосходство дерзкой натуры, готовой подчинять себе любого, кто выглядит более слабым) не передавал ничего иного, а лишь неподдельный ужас и панический страх невосполнимой утраты.

Молодая девушка, достигшая двадцатишестилетнего возраста, она имела превосходное, стройное тело, без единого видимого изъяна, и выделялась следующими отличительными чертами: невысокий рост больше стремился к среднему; упругая грудь выглядела роскошной и скрывалась за разноцветной майкой, отливавшей чудесной серебряной вышивкой; узкая талия отлично подчеркивалась синими джинсами, украшенные модными потёртостями и прилегавшими плотно, в тугую обтяжку; прямые, красивые ноги смотрелись шикарно и обувались в узкие туфли-лодочки, обозначенные невысоким, изящно обточенным каблуком. Привлекательное лицо?.. Если выразиться бесподобно прекрасное – это значит не передать совсем ничего! Оно выглядело таким очаровательно восхитительным, что невольно приковывало к себе взгляд любого, кто мог его только видеть, и отмечалось неповторимыми характерными признаками: тёмно-карие глаза казались слегка зауженными, но в основном имели привычную форму; обода век, украшенные неяркой косметикой, обозначались длинными, естественными ресницами, чуть загнутыми кверху и слегка затушёванными; прямой, едва ли не идеальный нос смотрелся словно точёным; божественные уста напоминали (сочным оттенком) молодые кораллы и не требовали броской помады; смуглая, гладкая кожа выдавала этническую принадлежность к татарской национальности (что соответствовало действительности, так как родной отец её был чистокровным выходцем Татарстана); маленькие уши немножко отстояли по разные стороны, но настолько незначительно, насколько ничуть не портили общего прелестного вида; иссиня-чёрные волосы, длинные и пышные, собирались сзади в своеобразный «хвост», перетянутый красивой резинкой, – вот такой исключительной внешностью обладала восхитительная брюнетка, выбежавшая на улицу и устремившаяся к лежавшей без движения маленькой дочери.

Опустившись перед ней на оба колена, она склонилась, горемычная, вниз, обхватив миленькими ладошками дорогое хрупкое тельце. Прижав белокурую головку к несравненной груди, Азмира разразилась безудержным плачем, сопровождавшимся громкими вскриками. Словно большие бриллианты, катились крупные слезы по обеим щекам; они падали на бездвижную дочку, как будто, окропляемая живительной влагой, она бы вернулась в сознание. Странное дело, неожиданно Холод погрузилась в какое-то неопределенное состояние беспросветного забытья, полностью отстранившись от окружавшего мира и точно бы позабыв обо всем на свете, – она даже не держала в растревоженных мыслях, что бесчувственного ребенка нужно срочно спасать и вызывать на место происшествия квалифицированную медицинскую службу. Несчастная мать так бы и продолжала стенать, ни на что иное не обращая внимания, если бы не проходившие мимо соседи… как раз они-то и додумались позвонить по «ноль три» и направить к месту страшной трагедии неотложную скорую помощь.

Видавшая виды реанимационная «газель» приехала на удивление быстро, создав у окружавших людей впечатление, что она стояла за ближайшим углом и ожидала там именно этого сложного вызова. Раненую девочку еле-еле получилось оторвать от страдавшей родительницы, а затем в самом спешном порядке погрузить на передвижные носилки, установленные в заднем салоне больничной машины. Первым делом Диане поставили капельницу, после чего тут же отравились в путь. Несчастная мать? Она ни в коем случае не захотела расставаться с маленькой девочкой и напросилась внутрь скорой помощи, чтобы непременно сопровождать безвольную малышку и чтобы проследовать с ней вплоть до областного травм-пункта. В жуткий, по сути критический, миг дежурная фельдшер (даже если бы и сильно желала) все равно никак бы не посмела ей отказать, и Азмира, продолжавшая биться в бурной истерике, залезла в передвижную реанимацию. Далее, на полной скорости, какую позволяли развить водительское мастерство и номинальная мощность потрёпанной в многочисленных поездках больничной машины, медицинские спасатели, пострадавший ребенок и безутешная мать погнали в главную областную травматологию, основным направлением которой являлось срочное обслуживание получивших телесные повреждения несовершеннолетних детей.

Весь долгий путь, показавшийся нескончаемой вечностью, занял чуть более сорока минут, и наконец-таки безжизненную малютку доставили в лечебное заведение, где ей смогли бы оказать достойную медицинскую помощь. Не отключая лекарственной капельницы, раненую девочку переместили на улицу и быстрым шагом покатили колёсные носилки к хирургическим отделениям. Холод все это время семенила рядом с профессиональным медперсоналом, намереваясь следовать напрямую до операционной палаты. Однако не успели они приблизится к запретной территории, а нежелательный путь преградил дежурный доктор, достигший пожилого возраста и одетый в специальный служебный халат, отличавшийся синим оттенком. Тоном, не терпевшим никаких возражений, он строго скомандовал:

– Дальше нельзя!.. Ей будут делать сложную операцию – посторонним вход туда воспрещен!

– Но там моя дочь!!! – в безутешной истерике кричала Азмира, не в силах расстаться с безвольным ребенком. – Пустите! – набросилась она с кулаками на непримиримого медработника, с грозным видом преградившего ей дорогу. – Вы не имеете права! Я все равно буду с миленькой дочкой, даже если мне самой придется здесь умереть! Вы не понимаете, как же мне она дорога?!

Рослый врач казался выше «развоевавшейся» девушки чуть ли ни на целую голову, виделся много шире в плечах и гораздо физически развитей, а его суровое вытянутое лицо не выражало никаких эмоциональных переживаний (он давно уже привык к пламенному изъявлению материнского горя и ничем не выдавал терзавших волнений); но, даже несмотря на значимые внешние габариты, а заодно и внешне спокойное выражение, ему с огромным трудом удавалось сдержать отчаявшуюся мамашу, неотвратимо рвавшуюся к бесчувственной дочери. В сложившейся ситуации ему просто не оставалось другого выхода, как вызвать охранную службу, чтобы устранить стенающую Холод от операционного помещения, – и только с прибытием двух здоровенных охранников ответственный доктор получил реальный шанс отправиться приступать к основному делу, направленному на непосредственное спасение жизни маленькой пострадавшей.

В то же самое время, пока Азмира никак не умела справиться с нахлынувшими на нее неукротимыми чувствами, ее муж, Холод Андрей, находившийся на полицейской службе, по скорбному звонку, поступившему от ближайших соседей, к неописуемому, великому горю, выяснил, какое с его любимой дочерью случилось непоправимое, сплошное несчастье.

Молодой двадцатисемилетний мужчина, ростом он виделся чуть выше среднего, а разница, существовавшая между ним и супругой, на первый взгляд казалась слишком значительной. Широкие плечи, мощный, атлетический торс, не лишённый развитой силы, мускулистые руки – все говорило за то неотъемлемое условие, что нетренированный человек не забывает посещать спортивные залы, где, кроме подъема тяжестей, бо?льшее предпочтение отдает усердным занятиям, направленным на плодотворное освоение боевых искусств и рукопашного боя. Скуластое, привлекательно лицо (в настоящий момент выделялось периодически ходившими желваками) выдавало деятельного сотрудника (в обыденной жизни он представлял офицера, достигшего чина капитана полиции, недавно получившего новое звание), обладавшего аналитическим разумом, в основном выражавшим неимпульсивные, уравновешенные, благочестивые мысли, и отличавшегося характером, скорее, доброжелательным, нежели чем враждебным. Теперь следует выделить следующие особенные черты: серые глаза излучали высокую умственную активность, непоколебимую решимость и удивительное бесстрашие; вздёрнутый нос наблюдался массивным и сообщал об общей суровой мужественности; широкие губы, почти всегда плотно сжатые, выдавали излишнюю сосредоточенность и скрытую властность; равномерные уши смотрелись большими и передавали страстную, не исключавшую жуткую ревность, натуру; светло-русые волосы во всех случаях укладывались аккуратной, короткой стрижкой, сведенной к правому боку, – вот таким человеком, где-то симпатичным, а в чем-то и темпераментным, представлялся отец чудесной малышки, невольно оказавшейся в прискорбной, крайне драматической, ситуации.

Возвращаясь к моменту, когда поступило трагическое известие, следует уточнить, что, как и обычно, ивановский оперативник находился в служебном кабинете и, встревоженный непонятным предчувствием, ожидал вечернего совещания, предполагавшего заслушивание наиболее важных отчетов «о проделанной за день детективной работе». В силу занимаемой должности, он облачался в гражданское, неприметное одеяние, состоявшее из черной футболки и однотипных, как у супруги, вытертых джинсов; на сильных ногах отмечались удобные кроссовки тёмно-синего цвета. Когда поступил тот самый телефонный звонок, сообщавший об ужасной трагедии, произошедшей с его маленькой девочкой, взволнованный офицер, сразу сообразивший, откуда у него взялось тревожное чувство, незамедлительно бросил все насущные дела; он едва успел предупредить второго напарника о серьёзной причине вынужденного отсутствия и кинулся в городскую больницу, где отчаянно боролась за жизнь его шестилетняя доченька. Обезумевший отец, он добрался на другой конец города сравнительно быстро и как ураганный ветер влетел в приёмное помещение детской травматологии; а здесь… как раз в тот же самый момент тащили к главному выходу его молодую, словно обезумевшую супругу, не помнившую себя от несказанного горя. Она билась в неуёмной истерике и, угрожая дьявольскими проклятиями, пыталась вырваться из цепких объятий массивных охранников, беспрестанно колотя их нежными, миленькими ладошками и остервенело пиная несравненными ножками; а еще ополоумевшая девушка не забывала во всю материться и истошным ором выкрикивать:

– Отпустите, «…мать вашу», лютые нелюди! Там моя девочка! Она умирает!

Совместными усилиями, наперебой, ответственные сотрудники, собравшиеся вокруг, пытались Азмиру хоть как-нибудь успокоить и вернуть ее к реальной действительности. Но! Она точно не понимала, что вокруг неё происходит, а объятая паническим настроением, выпучив заплаканные глаза и отобразив в них остекленевшее выражение, ничего не воспринимала нормально; её кареглазое лицо трансформировалось до необычной, если не озверевшей степени, будто в нее вселился сам Сатана и будто он придавал ей сейчас свои суровые очертания; по побелевшим щекам градом струились бесконечные слезы, падавшие вниз сверкавшими «алмазами» и создававшие некое впечатление, что множественный запас их попросту никогда не иссякнет.

Отличаясь более сильной натурой, Андрей бросился на действительную подмогу, крайне необходимую блюстителям правопорядка. Схватив осатаневшую супругу за милые плечи, он принялся энергично встряхивать, пытаясь возвратить страдающей девушке здравый рассудок, на какое-то время всецело утраченный. Впрочем, она ничего, что происходило вокруг, не слышала, нормально не понимала или просто-напросто (что наиболее вероятно!) не желала воспринимать. В наиболее напряжённый момент с хирургических отделений спустилась моложавая санитарка, громким, резанувшим ухо, криком сумевшая сначала насторожить, а затем и привлечь самое пристальное внимание:

– Кто здесь родственники раненой Холод?

– Мы, – отвечал полицейский, продолжая удерживать буянящую жену, – а что, ей уже лучше?

– Нет, – спокойно отвечала исполнительная сотрудница, – ей требуется срочное переливание крови. Но?.. Так случилось, что у нее оказалась первая группа, а у нас, к несчастью, закончились все сделанные запасы. Дорогие родители, вся надежда осталась только на вас: в настоящем, исключительном случае можно вливать лишь полностью идентичную… Итак, кто из вас станет донором? Уточню: внутривенное вливание нужно сделать как можно быстрее.

Молодой офицер прекрасно знал, что его кровь относится к третьей группе, а у Азмиры была вторая (второй факт он успел выяснить во время ее преждевременных родов, случившихся года четыре назад, когда ей проводилась аналогичная процедура и когда печальным итогом стала внезапная потеря несформировавшегося зародыша). Страшные подозрения стали терзать растерявшегося мужчину… получалось, что кровь его (вроде бы?) родной дочери не соответствует никому из родителей – но такое ведь невозможно!

– Чья это дочь?! – что есть силы заорал взбудораженный офицер, не обращая внимания на стоявших подле посторонних людей. – Кто ее настоящий отец?! Вспоминай, развратная шлюха!.. От скорости твоих размышлений зависит жизнь нашей маленькой девочки!.. – И не закончив до конца грубой фразы, полностью потеряв над собой душевный контроль, наотмашь ударил неверную жену по перекошенному, зарёванному лицу.

Часть первая. Кто же является Диане настоящим отцом?

Глава I. Нежданные гости

Семью годами ранее. Тагиева Азмира Ринатовна выросла в неблагополучной, сильно пившей, семье: мать ее, русская, имела неуёмную склонность злоупотреблять горячительными напитками, как, впрочем, и татарин-отец; оба они нигде не работали, перебиваясь либо случайными заработками, либо же кто чем подаст. С шестнадцати лет, чтобы прокормить и себя саму и непутёвых родителей, «опустившихся» к тому времени до самого «крайнего плинтуса» (или, говоря человеческим языком, нижнего социального статуса), молоденькой барышне пришлось продавать бесподобное юное тело. К восемнадцати годам развратная красавица вовсю пользовалась повышенным спросом и являлась востребованной среди лиц, более или менее состоятельных; в результате она плавно перешла из низкосортного разряда обыкновенных, уличных «шлюх» в элитный класс дорогих, престижных «индивидуалок-путан». Ее ничтожная мать, однажды опившись до «белкиных чёртиков», не смогла благополучно «выйти» из жуткого состояния «белой горячки» – она прямёхонько отправилась на вечное поселение, уготованное ей на Ба?линском кладбище, расположенном в окраинной черте провинциального города. Утратив безотказную «собутыльницу», отец принялся горевать по ее скоропостижной кончине сильнее обычного и уже совсем не выходил из захламлённой коммунальной квартиры; не забывал он, однако, заставлять предприимчивую дочку ежедневно покупать ему вначале утреннюю опохмелку, а затем и дополнительную, вечернюю выпивку, приводящую опущенного мужчину к беспробудному, каждодневному пьянству.

– Эй, грязная шалава! – кричал он ей всякий раз, как только она переступала порог их общего дома. – Принесла ли мне, «че зря гнить», полечиться? Если нет, тогда иди-ка ты, «на хер», отсюда!

Их престарелая соседка, занимавшая две другие комнаты хотя и просторной, но все-таки коммунальной квартиры, являлась бабушкой, «божием одуванчиком»; следовательно, её запредельная планка прожитых лет давно уже перевалила почтенную отметку восьмидесяти пяти. Аристархова Елизавета Ивановна (так звали ничуть не миленькую старушку) отмечалась непривлекательными чертами: костлявое телосложение выглядело излишне худосочным, от чего создавалось невольное впечатление, что оно высохло, подвергаясь многолетним потрясениям и злополучным невзгодам; на морщинистом лице выпирали челюстные угловатые скулы, само же оно обтягивалось неприятной, насухо высохшей кожей; белёсые глаза давно ввалились вовнутрь и уподобились «стеклянным», едва-едва выделяясь еле заметным зрачком (иногда даже вызывало удивление, как она с их помощью умудряется видеть); нос смотрелся большим, а к концу заостренным, что еще больше портило первое, и без того невзрачное, впечатление; тонкие губы давно обесцветились и всегда остались чуть-чуть приоткрытыми, выставляя напоказ сплошь беззубую полость (когда она изволила говорить, ее рот, вдобавок ко всему, обдавал неприятным запахом); поседевшие волосы большей частью «повыпадали», оставшись некрасивыми, торчавшими местами, «ляпками» (наверное, эта немаловажная причина и служила тем неотъемлемым условием, что она нигде не появлялась без скрывавшей их одноцветной косынки); скрипучий, вечно недовольный, голос нередко раздавался из обжи?тых ею замызганных помещений, вонявших отвратительной плесенью (особенно громко, когда неприличные соседи вели себя слишком уж шумно). Старой женщине принадлежало в трёхкомнатной коммуналке две обшарпанных комнаты, где она вела обособленный образ жизни; к ней никто и никогда не ходил, потому как она имела скверный, вздорный характер и отвадила от себя всех родных, как, впрочем, и близких.

Это что касалось невзрачной старушки. Дальше не следует забыть еще об одном непривлекательном персонаже, постоянно проживавшем в захламлённой квартире, – о сорокалетнем Тагиеве Ринате Тагировиче. Как уже говорилось, он считался чистокровным татарином, в раннем детстве переехавшим в город Иваново вместе с родителями. Невысоким ростом Азмира была обязана именно непутёвому родичу; его чрезвычайно худощавое телосложение выдавало ленивого мужчину, не склонного к физическому труду и давно утратившего веру в светлое, счастливое будущее. Отталкивавшее лицо, «прочерневшее» от постоянного употребления алкогольной и табачной продукции, обладало обвисшими щеками и выпуклыми «подглазинами», что передавало явное наличие хронических заболеваний мочеполовой системы и желудочно-кишечного тракта. Оно выделялось гадкими признаками: нос наблюдался прямым, расширявшимся к концу и выглядевшим в виде синюшной сливы, испещренной многочисленными глубокими порами (точно такими же, как и на остальной физиономии, покрытой густой, многодневной щетиной); карие, почти чёрные, глаза, слегка зауженные и искрившиеся живым интересом, – единственное, что указывало на жизненный интерес, требовавший продолжать влачить пагубный общественный статус; маленькие, круглые уши широко торчали по сторонам, образуя чрезмерную лопоухость; черные, с существенной проседью, волосы остригались коротко и, давно не зная расчески, взъерошенные, торчали кверху, на видимую длину, едва ли превышавшую полтора или два сантиметра. По скверному характеру, человек тот слыл наглым, беспринципным, хитрым и, в то же время, трусливым; казалось бы, он смел проявлять изрядную смелость только в отношении уступчивой дочки Азмиры, отлично зная, что та никогда не сделает ему плохо. Однако, бывало, всё-таки случалось, что от его назойливых выходок, совершенных на почве беспробудного пьянства, безграничное терпение лопало даже у закаленной улицей сдержанной девушки, и она устраивала ему полный разнос, правда словесный, и высказывала все нелицеприятные моменты, какие накопились в далеко не изнеженном сердце и отнюдь не ранимой душе.

Вот в таком пагубном обществе и провела восемнадцатилетняя проститутка и несчастливое детство и горемычную юность. Не зная никакой другой жизни, Тагиева нисколько не сетовала на злую судьбу, предпочитая смело глядеть любым невзгодам прямо в лицо и пробиваясь в безрадостной жизни исключительно, как её научили – и никак по-другому! Она давно уже поняла, что обеспеченные клиенты буквально сходят от ее непревзойденного вида с ума, в связи с чем активно старалась использовать внешние данные в мелкособственнических личных задумках и низменных интересах; собственно, зарабатывать у юной путаны получалось в достаточной мере – на скромное существование и ей самой, и вечно пьяному папе, по сути, хватало. Вместе с тем она решительно настраивалась выбраться из грязной, отвратной «помойки», куда невольно «опустилась» по вине нерадивых родителей, и однозначно собиралась стать приличной, состоятельной, устроенной в личной жизни настолько, насколько рассчитывала обзавестись постоянной, а главное почётной, работой.

Как и обычно, вернувшись в тот злополучный день от очередного клиента, Азмира неприязненно взглянула на полупьяного батю, одетого в тёмно-синее трико, порванные и замызганные (прямо так, без трусов, на голое тело), а также серую майку, застиранную до такой невзрачной степени, что от бесчисленных дыр практически не оставалось свободного места; она вдохнула его ужасную вонь и невольно подумала: «И как я терплю рядом с собой мерзопакостного, подлого человека, который еще набирается наглости – меня! – которая его поит и кормит, неприветливо оскорблять, да притом именно – тем! – чем мне приходится зарабатывать? Наглец!.. Да и только». Вдохновлённая веской причиной, на его обидное, ставшее обыденным, изречение вошедшая дочка недоброжелательно бросила:

– Каков отец, такая и дочь! Если опущенный родитель и сам является «бутылочной проституткой», то чего ждать от неразумной девчонки? И вообще, нелюбезный папаша, будите кривляться – останетесь на голых бобах! Достаточно ли… ясно… я сейчас выражаюсь?

– Брось, добрая дочка, – моментально стушевался враз поникший мужчина, осознав непривлекательные перспективы ее недовольного настроения, – чего ты сразу? Я же просто шучу.

– Зато я нисколечко даже не собираюсь, дорогой мой папаша, – отличаясь грубым ответом, проговорила требовательная брюнетка, – именно по вашей с «мамашкой-алкашкой» милости я и вынуждена была спуститься на нелёгкое, позорное «днище», так что не Вам, деградировавший урод, говорить мне нелицеприятные, ужасные вещи… Кста-а-ти, разлюбезный папочка, а не хотите ли жареной рыбки?

– Не откажусь, – не чувствуя в простом вопросе завуалированного подвоха, сразу же согласился полупьяный родитель, – было бы совсем неплохо иметь хорошенькую закуску.

– Тогда пойдите сначала почистите, а потом и пожарьте, – значительно веселея, сказала беззастенчивая красавица, относившаяся к омерзительному человеку точно так же, как он, то есть бессовестно.

– А если нету?.. – непонимающе промолвил Тагиев.

– Тогда сидите и не «трендите», – рассмеявшись, что ей удалось ненавязчиво подловить неразумного батю, довольная девушка вошла в их общую комнату, где у нее был отгорожен маленький угол, куда распространяемый Ринатом сногсшибательный запах если чутка и проникал, то не так уж и сильно.

Однако не успела она приблизится к самодельному фанерному перекрытию, разделявшему комнату на? две равные части, как в деревянную, крепкую дверь, по небрежности оставленную незапертой, ворва?лись двое молодых бритоголовых парней, выделявшихся далеко не интеллигентной наружностью.

Здесь следует рассказать, что семья Тагиевых ютилась в двухэтажном доме, сконструированным по давнишней, ещё сталинской, планировке; в каждом подъезде располагалось по шесть квартир (по три на этаж); они квартировали в нижних помещениях, имевших три отдельные комнаты и граничивших с местами общего пользования; а те включали в себя коридор, кухню и сантехнический узел, где вовсе не было помывочной ванны. Теперь следует немного отвлечься и уточнить, что для незавидной деятельности Азмира снимала временные апартаменты, хотя и однокомнатные, но выделявшиеся отличным ремонтом; для бо?льшего удобства оплаты они делились еще с тремя проститутками, где каждой назначались строго определенные часы, отведенные на текущий прием клиентов, поэтому никаких неприятных накладок не возникало (там можно было и помыться, и переодеться, и придать себе вид, надлежащий для произведения наилучшего впечатления, сулившего и отличный заработок, и солидные чаевые). Возвращаясь к подробному описанию наполовину обшарпанного жилья, пропахшего омерзительной вонью годами немытого родича, можно смело утверждать, что, для того чтобы частично отстраниться от жуткого запаха, чистоплотная девушка воспользовалась помощью фанерного перекрытия и разделила их общую комнату, имевшую размер шесть на четыре метра, на две равнозначные части; в одной она расположилась сама, установив внутри полуторную кровать, одёжный шкаф и небольшой будуар, а вторую, для захламления и распространения отвратного смрада, предоставила давно опустившемуся родителю. Тагиева даже умудрилась смонтировать лёгкую дверцу, чтобы наибольшим образом отделиться от непристойного человека, пускай и являвшегося ей родимым отцом, но воистину её недостойного.

Так вот, удачно пошутив над неразумным папашей, она спокойно направлялась в отдельную половину, когда в коммунальную квартиру и забегали два лихих, отмороженных хлопца, явным хулиганским видом нисколько не внушавшие дружеского доверия.

Первый, достигший двадцатидвухлетнего возраста, виделся низкорослым, зато выделялся коренастым телосложением, что более чем отчетливо определялось через грудные мышцы и мощные бицепсы, выпиравшие сквозь плотный спортивный костюм; круглая голова остригалась коротко и отличалась светло-русыми волосами; серо-зеленые глаза метали гневные взгляды и грозные молнии, заранее обозначая, что их суровый владелец обладает безжалостным, скверным характером, направленным исключительно на достижение преступных, низменных целей; на левой щеке, гладкой и белокожей, остался широкий шрам, пересекавший вовсю длину, от виска и до окончания нижней челюсти; нос представлялся небольшим, слегка сдвинутым набок, выдавая немалое пристрастие к уличным дракам; тонкие, узкие губы кривились в недружелюбной усмешке, обозная человека в себе уверенного и в любом случае готового идти до конца. Среди местной шпаны он знался под авторитетным прозвищем Костя-киллер, что указывало на его нездоровое пристрастие к насильственному отбору человеческих жизней; впрочем, он имел и нормальное, человеческое имя и от рождения назывался Беркутовым Константином Петровичем.

Второй – Михайлов Алексей Борисович, имевший преступное погоняло Слон; его он получил из-за необычайно огромного роста, совмещенного как с мощным телосложением, так и с отъявленной глупостью [имея ра?звитое, сильное тело, он обладал крупной, обритой налысо головой, в которой совершенно не ощущалось наличие практичного разума (про таких людей обычно принято говорить: он бездумный, словно морская торпеда)]. Двадцатипятилетний парень, на вид он выглядел, как минимум, тридцатипятилетним; взрослое впечатление обуславливалось смуглым лицом, обозначенным округлой формой и изъеденным врезавшимися морщинами. Остальные отличительные черты ничуть не умаляли первого впечатления: серые глаза наполнялись безграничной тупостью, выражавшей полное доверие ко всему, что не делал его более умный сподвижник; толстые, мясистые губы постоянно причмокивали, создавая некое впечатление, что их невзрачный обладатель совершенно не управляет естественной мимикой; вбитого носа практически не угадывался, лишь на самом кончике круглая «картошинка» напоминала, что он всё-таки существует; круглые уши настолько плотно прижимались к гладкому черепу, что создавали впечатление их либо полного сглаживания, либо частичного вдавливания; массивные челюсти чуть выпирали вперед, придавая ему сходство с бездумной, зато свирепой гориллой. Одевался могучий парень, так же как и его низкорослый предводитель, в спортивный костюм тёмно-синего цвета, плотно прилегавший к исполинскому корпусу.

Не успела Азмира приблизиться к деревянному перекрытию, отделявшему личное пространство, как в жилую комнату, отталкивая и без того шатающегося папашу, ввалились два грозных субъекта, в хулиганских повадках отмеченных дерзкой, преступной наклонностью. Отец как раз говорил:

– Дорогая доченька, а водочку?.. Ты что, разве забыла?

– В сторону, мерзкий «бомжара»! – грубо воскликнул Костя, именуемый киллером; он небрежно ударил хлипкого хозяина в грудь и наставительным тоном добавил: – «Пшёл» прочь, вонючая «гнида»!

Некрепкий мужчина, потеряв нестойкое равновесие, быстро-быстро засеменил маленькими ногами, пытаясь хоть как-нибудь устоять, но так и не смог, наоборот, «шометом» (ноги, руки кверху) завалился на спину, грузно плюхнувшись на пол.

– Азмира, беги! – успел он крикнуть что было мочи, но благочестивое предостережение прозвучало достаточно поздно.

Тагиева хотя и бросилась бежать к собственной комнатушке, но поступила так, скорее, машинально, чем надеясь благополучно спастись: она прекрасно понимала, что никакие фанерные преграды не удержат двух нахальных парней, обезумивших и свирепых, а еще и подкрепленных значительной силой. И действительно, не успела она ухватиться за резную ручку, как ее тоненькое запястье оказалось перехвачено Беркутовым. Сильно дернув, он бросил красавицу на обоссанный папой невзрачный диванчик и тут же кинулся следом, чтобы не позволить вертлявой брюнетке поднять обратно и чтобы попытаться ее по-хорошему обездвижить. Успев на съемной квартире переодеться в обычную одежду, удобную в повседневной жизни и включавшую в себя разноцветную клетчатую рубашку, синие и кроссовки и джинсы, она остервенело брыкалась, отбиваясь всеми незначительными силёнками и не подпуская к себе незнакомого человека, дерзкого и грубого, а еще и невероятно настойчивого; она пинала его обеими ногами и, как ветряная мельница, махала перед собою царапавшими руками.

– Слон, ты чего стоишь словно пень дубовый?! – зло прикрикнул ему Константин, призывая внушительного подельника. – Давай помогай! Видишь, юркая «сучка» разбушевалась и я один не справляюсь!

Оправдывая сравнение с бездумной торпедой, Михайлов, получив конкретное указание, что именно ему надлежит проделать, незамедлительно вступил в активную помощь: перехватив энергично трепыхавшиеся прекрасные ноги (бывшие для него, если честно, будто две тонкие спички), легко приподнял очумевшую красавицу кверху (чернявая голова оказалась книзу). Далее, он развернул ее с чётким расчётом, чтобы перед его звероподобным лицом оказалась упругая задница, похотливо аппетитная и возбуждавшая масляный взгляд, а привлекательная мордашка очутилась повернутой к негодовавшему Беркутову. Первый отморозок присел на корточки, и их глаза встретились, оказавшись друг против друга. Увидев безжалостный взор, горевший неприкрытой яростью и наполненный безудержным гневом, Азмира разом оторопела и вмиг замерла: она испытала холодный страх, ничуть не поддельный и наполненный паническим ужасом.

– Ты чего зазря ерепенишься? – было первым вопросом, с которого непрошенный гость начал ознакомительную беседу. – Значит, так-то ты встречаешь будущих лучших друзей? Я же, странное дело, вдруг почему-то подумал, что здесь мне гостеприимно предложат чашечку горячего чая, – что ли, ошибся? – он наигранно печально вздохнул. – Ну, дык как, поговорим спокойно, или же мой бравый напарник на какое-то время тебя хладнокровно вырубит, затем мы отнесем твой роскошный стан в наше скромное логово, где в первую очередь отвратительно изнасилуем, а потом будем страшно пытать. Поверь мне на слово, конечный результат все едино будет один: ты непременно сделаешь, что нам только не нужно. Так что мне ему сказать – отпустить тебя или же всё-таки хорошенечко стукнуть?

– Отпускай, – срывавшимся голосом проговорила Азмира, испуганно хлопая растерянными глазами, – я честно буду вести себя спокойно и внимательно выслушаю, что вы захотите мне предложить.

– Вот и отлично, – сделал довольное заключение Беркутов, подавая знак большому подельнику, чтобы тот поставил согласную девушку на? пол.

Глава II. В квартире Тагиевых

– Алле, милиция, – послышался из общего коридора скрипучий голос Елизаветы Ивановны, не привыкшей еще называть правоохранительный орган полицией, – на нас напали – приезжайте как можно скорее!

Очевидно, на обратном конце мобильной связи стали выспрашивать у деловитой старушки ее полное имя, так как следом она начала называть подробные персональные данные.

– Слон, глянь, чего там творится! – громко прикрикнул Беркутов, разумно предположивший, что напряжённая ситуация выйдет из-под контроля, – если надо, убей!

Особо не раздумывая, Михайлов небрежно бросил напуганную хозяйку на дощатое половое покрытие, сам же решительным шагом направился к Аристарховой. Та только-только успела произнести фамилию, имя, отчество, как перед ней возник звероподобный, чудовищно огромный, детина. Поглядывая на будущую жертву ожесточенным, суровым взглядом, не предвещающим ей ничего более или менее доброго, он схватил дотошную старушенцию за хиленькую ручонку, прислонившую к уху сотовый телефон, а затем медленно, но уверенно стал ее отстранять, отводя от беспокойной головушки в правую сторону.

– Не надо, – выпучив бычьи глаза, сказал убедительный верзила наполовину ласковым тоном, но с выражением неподдельной жёсткой уверенности, – не стоит так рисковать – я бы не стал.

Из мобильного устройства слышался вопрошавший голос, плавно переходивший на повелительный окрик:

– Адрес?! Пожалуйста, говорите Ваш адрес?!

Но разъяснительного ответа (как не составит труда догадаться) ответственный дежурный, принявший тревожный вызов, так в итоге и не дождался, причем по всецело объяснимым причинам. Отобрав у излишне активной бабушки сотовый телефон, Михайлов снял с него заднюю крышку, небрежно извлек сим-карту и предусмотрительно смял ее пополам; по всему было видно, что проделанный грубый трюк ему далеко не в диковинку и что совершает он его, проявляя в незаконном деле большую смышленость, вразрез идущую с основным впечатлением, какое перво-наперво возникало от созерцания его тупоумного вида. Выведя средство связи из рабочего строя, Слон широко расставил мощные пальцы, похожие на сардельки, и немного их изогнул, как будто хотел ухватить великовозрастную хозяйку за хрупкую голову; он приподнял кверху чудовищную длань, достигшую невероятных размеров, после чего (вероятно посчитав, что для пущей убедительности необходимо сопроводить выразительные жесты убедительными словами?) выпятил вперед нижнюю челюсть, а подтверждая, что настроен очень решительно, грубо промолвил:

– Смотри, старая «ведьма»! Я вот тебе устрою… ужо!..

В тот же самый миг огромный верзила заметил отца пленённой девушки, поднявшегося с деревянного пола и стоявшего немного покачиваясь. Едва лишь ощутив на себе грозный взгляд гориллоподобного человека, он, непристойно ёкнув, плюхнулся на пятую точку, а затем энергично стал отползать назад, помогая себе и согнутыми локтями, и голыми пятками. Насмерть перепуганный, хозяин забился в дальний угол, расположенный возле одной из кладовок, и трясся там сейчас не столько от затаённого страха, сколько со страшного бодуна; хлипкое туловище ходило ходуном до такой неестественной степени, что создавалось неотвратимое впечатление, будто его возьмёт да и вот-вот «стебанёт».

В злосчастный, если и не критический момент Алексей, придав себе еще большее сходство с чудовищным хищником и приподняв кверху огромный кулак, направился в его жалкую сторону и одновременно зловещим голосом заорал:

– Ты чего здесь «колбасишься» словно осиновый лист – в «роговой отсек» захотел?

Злобное изречение оказалось последним, что услышал от нежданного гостя очумевший хозяин, а затем окончательно провалился в безвольный припадок. Мгновенно! Точно какая-то невероятная сила оторвала его от скрипучего пола и подбросила кверху едва не на целый метр – резко оторвала от прежнего места, где он секундою раньше сидел. Впоследствии та же самая «неясная невидимка» швырнула бесчувственного мужчину обратно, да с такой неестественной мощью, что становилось непонятно, как в результате немыслимого броска, неописуемого никакими людскими словами, он ничего на себе не сломал. Едва Тагиев коснулся полового покрытия, затуманенные глаза у него закатились, выставив на всеобщее обозрение одни белёсые склеры, а неуправляемое тело затряслось так неестественно сильно, словно бы кто-то пытался прорвать его внешнюю оболочку, а следом выйти наружу; из окровавленного рта показалась густая пена.

Какой бы ни был Слон привычный ко всякого рода невыносимым мучениям и жестоким страданиям; но (сейчас!) от развернувшейся перед его ошарашенным взором ужасной картины Михайлов испугался до немыслимой степени, словно следующим на очереди, выстроенной на погружение в коматозное состояние, стоял теперь именно он.

– Костян! – крикнул он более умному другу. – Иди скорей посмотри, что здесь непонятное приключилось!.. Я как есть «потерялся» и не знаю, что надо делать?!

Верный закадычному приятелю, Беркутов моментально поспешил в общественный коридор; попутно он грозно глянул на запуганную деви?цу и, стиснув прочные зубы, не замедлил распорядиться:

– Даже не думай… «порву»!

Вероятнее всего, лаконичной, недвусмысленной фразой он имел в виду всяческие переговоры, производимые с помощью сотовых телефонов, либо беспечное поведение, направленное на мнимый побег, либо создание (каких других?) негативных последствий. Что конкретно? Дополнительных подробностей нежданный гость не озвучил. Вместе с тем молодая путана, общавшаяся с разного рода представителями многостороннего общества, в том числе и с криминальными элементами, прекрасно поняла, что немногословной, но ёмкой фразой имелось в виду. В любом случае Беркутов, пока до зашуганной хозяйки доходил исключительный смысл его грубоватого изречения, выбежал на призывный возглас опешившего подельника и увидел лежавшего человека, бившегося в кошмарном, лихорадочном приступе.

– Эй, презренная шлюшка! – крикнул он Азмире, с одной стороны перепуганной, но с другой задыхавшейся от нестерпимого гнева. – Поди-ка быстрее сюда! Тут, кажется, предок твой, «помойный», зараз загибается!

Предаваться негативно настроенным чувствам? Нет, после тревожного, едва ли не горестного известия Тагиевой не позволяла отстраниться дочерняя, почтительная привязанность (как не говори, но она все же имелась к самому близкому человеку, последнему, оставшемуся в недоброжелательном мире живым). Утирая с заплаканных глаз крупные слезы, сердобольная дочка вскочила с пропитавшегося едкой вонью старенького дивана и стремглав побежала в коридорный проход, где в жестоких конвульсиях бился неразумный, беспутный родитель, вконец пристрастившийся к пагубной выпивке. К основным событиям она выбежала в пиковый, относительно недобрый, момент. Когда она появилась, перекошенное лицо страдавшего бати отображалось то демоническим выражением, то различными цветовыми оттенками: оно становилось то пунцовым, то белым, то каким-то сразу коричневым, то попросту черным и выказывало то безудержный гнев, то безотчётный страх, то горестную печаль, то сплошную обиду. Искушённая брюнетка мгновенно всё поняла; по ее дальнейшему изречению и уверенным движениям становилось более чем очевидно, что обморочное состояние забулдыжного папочки для нее отнюдь не в диковинку.

– Водочная эпилепсия, – сказала она сухо, проходя мимо охваченного судорожным припадком безалаберного родителя, – нужно разжать ему челюсти.

Едва сказав незатейливые слова, привычная дочь перевернула бившегося в страшных конвульсиях беспробудного пьяницу на левую сторону, ловко скинула фирменную кроссовку, обутую на ее великолепную ножку, а следом сняла разноцветный носок. Выбрав подходящий момент, когда после очередной физиономической судороги, пробежавшейся лёгкой волной, отец стихийно разжал крепко сжатые челюсти, энергично, а главное лихо, загнала в его ротовую полость немаловажную часть личного повседневного туалета.

– Чтобы болтающийся язык не смог прикусить, – объяснила она странное поведение.

А что же соседская бабка? Воспользовавшись невольной заминкой, она предусмотрительно зашла в третью комнату и понадежнее заперлась изнутри. Два других созерцателя диковинной сцены, еще недавно сверх меры активных и бравых, теперь молчаливо стояли и, не двигаясь с места, с нескрываемым отвращением поглядывали на бестолкового человека, подвергнутого непостижимому приступу, теперь же постепенно начинавшего приходить в себя. В общей сложности безотчётный припадок длился чуть больше минуты, но непродолжительного времени оказалось более чем достаточно, чтобы посторонним чужакам успеть наполниться смятенными чувствами, сопряженными с нескончаемым омерзением.

– «Хрена?» себе?! Ну, вы и «даёте стране сырого угля», – прокомментировал Костя-киллер, чуть немного стал отходить ото всего, им здесь недавно увиденного, – и часто у вас – такое! – случается?

– Нет, – уверенно заявила бойкая девушка, наблюдая, как глазные белки на батиной физиономии медленно опускаются вниз, а чёрные зрачки возвращаются на прежнее место, – но все же бывает… в основном, когда он подвергается внезапным волнениям. Сегодняшний припадок спровоцировал ваш внезапный приход да крутое столпотворение. А ещё! Что не менее важно… я не успела дать ему обычную опохмелку. Если бы он вовремя выпил, то ничего подобного с ним, уж точно бы, не случилось.

– То есть?.. – недовольно оборвал говорившую красавицу Костя (после непривычного происшествия он окончательно восстановил душевное равновесие). – Ты хочешь сейчас «прогнать», что нам требовалось дождаться, когда твой «папик-алкаш» примет ежедневную дозу «на грудь», и только потом удостоиться великой чести быть вами принятыми, – он иронично язвил, – это, что ли, ты мне хочешь сказать? А может, вообще следовало записаться на королевский прием, к вам, мелким недомеркам, заранее?.. Ерунду-то не городи!

– Нет, – опять повторилась Азмира, слегка стушевавшись от грозного вида, какой умел напустить на себя непререкаемый Костя, – я вовсе не то имела в виду… просто, видя ваш испуганный вид…

– Да ты что, белены, что ли, объелась?! – презрительно выкрикнул Беркутов. – Что такое ты говоришь, «испуганный», хм?.. Да ты хоть понимаешь, с кем сейчас разговариваешь? Да я людей убил больше, чем ты, презренная малявка, полных лет пока прожила – а ты мне «испуганный вид»?.. Разозлить меня хочешь?!

– Ни в коем случае, – замотала испуганная красавица чернявыми волосами и энергично замахала двумя руками, изображая жест крайнего отрицания, – просто я наконец-то хочу узнать: что явилось истинной причиной вашего внезапного посещения?

К решающему мгновению, когда задавался закономерный вопрос, оторопелый отец окончательно вернулся в сознание и настоятельно силился вспомнить, что же с ним чуть ранее приключилось? Он сидел на голом полу и в недоумении качал пустоголовой башкой, если еще и обладавшей какими мозгами, то полностью «высушенными» как горячительными напитками, так и не менее губительным никотином. Очумевший мужчина никак не мог найти вразумительный, внятный ответ: «Откуда взялись все эти люди? Почему я сижу на полу? И главное, откуда в моём разинутом рту вдруг очутился разноцветный женский носок?»

Видя полное недоумение и стараясь хоть как-то привести его в рациональное чувство, Азмира категорично прикрикнула:

– Чего сидите, грязный пропойца?! Идите в нашу общую комнату: там в моей сумочке находится свежая выпивка – можете взять.