скачать книгу бесплатно
– Не ведаю, что и сказать? – неуверенно промолвил Андрей, потупив книзу слезившиеся глаза и придав себе стыдливое выражение. – Однозначно знаю только одно: я очень сильно люблю ту славную девушку, причем давно, еще с самого детского возраста. Хотя и пытался я смотреть на других, но ничего к ним не чувствовал, даже простой похотливой страсти, невольно сравнивая их с – ТОЙ! – что милее всех на всём белом свете. Недаром именитые астрологи говорят, что судьба не посылает посторонних людей, а значит, наша встреча была неслучайной и предначертана свыше. Вполне возможно, сейчас я совершаю самую большую ошибку: послушавшись вас, отпускаю возлюбленную, ставшую и дорогой, и на весь остаток жизни единственной.
Во время помпезной, пламенной речи ясные глаза молодого курсанта наполнились жгучими, горестными слезами, а дыхание вдруг стало прерывистым, предупреждая, что того вот-вот захватят безудержные рыдания. Состояние его было близким к критическому, поэтому пришлось вмешиваться Ирине Васильевне. Увидев сыновью отчаянность, она, выжидающе молчавшая, но искренне переживавшая, материнской любовью и ласковым голосом, попыталась вырвать опечаленного ребенка из захватившей любовной хандры, хотя бы немного отвлечь его от тяжелой, практически нестерпимой, утраты:
– Послушай-ка, милый Андрюша, не стоит так убиваться из-за случившегося несчастья, страшного горя. Не сомневайся, я отлично понимаю, как тебе сейчас тяжело; но… если бы та девушка – пусть даже и развратная проститутка! – вдруг оказалась нормальной, показала нам искреннюю любовь, безропотное смирение, бесхитростную натуру, бескорыстную и порядочную, а не стала бы проявлять норовистый характер, то, скажу откровенно, я смирилась бы, наверное, с твоим непутевым выбором и согласилась бы…
Договорить чувственную речь, наполненную материнской лаской, до конца она не успела… Ее резко оборвал упивавшийся исключительным превосходством полицейский полковник:
– Что за чушь вы – оба! – несете? Какая еще, к чёрту, любовь? Какие астрологи? Она грязная проститутка – недостойная нашей почтенной семьи! Ты, Ира, совсем, что ли, ополоумела, раз говоришь несмышленому пацану непревзойденную ахинею? Ты что, хочешь всю его жизнь поломать, причём в самом ее начале, и пустить с растленной женой под откос? Ты разве не знаешь, что падшие женщины никогда не способны быть верными, искренними подругами? Я всю служебную будничность общаюсь только с такими и, поверьте, не видел ни единого исключения. Короче, свадебная тема закрыта, и я искренне рад, что все закончилось именно так, и наш догадливый мальчик сам для себя сделал правильный выбор, – он на какое-то время замолк, пытаясь скинуть с себя негативные чувства, охватившие его и внезапно, и полностью; однако, видя, что молчаливые собеседники внимают ему, обозначившись виноватыми выражениями и не в силах поднять кверху затуманенные глаза, надменно возобновился: – Я понимаю – любовь! – когда она возникает у людей, равных и по социальному статусу, и в общественной жизни. Но! Когда сын далеко не последнего человека встречается с какой-то «третьесортной» шалавой, причем пророчит ее себе в равноправные жёны – и даже покупает бриллиантовое кольцо?! Тут, извините, я просто обязан вмешаться, чтобы уберечь его от роковой, огромной ошибки. Итак, всё ли тебе, Андрей, дословно понятно?
Юноша поднял на родителя заплаканные глаза, наполненные солёной и едкой влагой, а затем голосом, охваченным неимоверной печалью, начал оправдываться:
– Я прекрасно, папа, всё сознаю, но ничего не могу с собою поделать: мои чувства настолько сильные, что я готов следовать за той прекрасной девушкой хоть на самый край света. Она запала в мое сердце с того самого момента, когда я стал понимать половые различия между мальчиками и девочками, и с тех самых пор она надежно поселилась и в трепетной душе, и в пламенном сердце. Признаюсь, я пытался избавиться от жгучей занозы, и даже специально, захваченный непобедимой целью, не виделся с ней невероятно долгое время; но… едва повстречав, моя платоническая любовь вспыхнула значительно больше и завладела моим помутнённым сознанием гораздо сильнее. Естественно, мне неприятно, что она пала так низко, но к тому ее заставила суровая жизненная действительность, не оставив никакого иного, наиболее достойного, выбора.
– Послушай, Слава, единственного ребенка, – поддержала говорившего сына добродушная женщина, сидевшая, как известно, напротив, – возможно, стоит дать ему уникальный шанс попробовать пожить с любимой девушкой, чем женить его по непреклонной родительской воле, и все равно в итоге сделать несчастным. Не забывай! Потом мы навсегда останемся виноватыми, что не дали ему пройти предрешённый жизненный путь самому. Пускай он сам следует туда, куда ему предначертано, набивает больные шишки, влюбляется и ошибается, мучается и страдает, но – лично! – без нашей с тобой медвежьей услуги. Может, всё-таки стоит дать ему редкостную возможность?
Полковник полиции смотрел на близких людей если и не сплошь ошарашено, то, по крайней мере, нисколько не понимая – как?! – он, целиком отдаваясь нелёгкой работе, сумел упустить главное дело безукоризненной жизни и вырастил неприлично мягкотелого сына. Ладно, чуткая женщина (ее с глубокой нежностью ещё можно как-то понять) – но вот здоровый, сильный, умный «парнина», подающий большие надежды… чтобы он так неоднозначно свернул с намеченного пути? Его поведение оставалось совершенно непостижимым. В конечном счёте, выслушав чувствительные мнения их обоих, он сделал неприятную отмашку и, опечаленный, решил, что несостоятельный разговор, никчемный и бесполезный, пришла пора заканчивать, о чем и выразил неотвратимое мнение:
– Я вижу, что вы – ни тот, ни другая – никак не уйметесь, поэтому, извините, кто-то должен быть в малодушной семье отчасти жёстким, подчас жестоким, а частью безжалостным, способным не поддаться на коварные чары безнравственной проститутки. И пусть я сделаюсь впоследствии вам ненавистен, но именно мне предстоит взять будущую судьбу единственного ребенка в надежные, отцовские руки. В общем, с нынешней минуты, мои дорогие родные, я постановляю следующее волевое решение, не подлежащее никакому обжалованию: наш неразумный мальчик сегодня же уезжает в учебное заведение – я лично его туда отвезу! – а впредь он лишается всех положенных ему карманных финансов и останется жить только за счет бюджетных ассигнований. И еще! Колечко дорогостоящее, любезный сыночек, тебе придётся отдать. На этом у меня пока всё, а если же, вопреки моему пожеланию, ты, Андрюша, всё-таки наберешься завидной смелости и пойдешь против отеческой воли, то с той ключевой минуты будешь сам кормить и себя самого, и вновь созданную семью исключительно на заработанные собою денежные средства? – кто не согласен?
Таковых не нашлось. Противоречить несгибаемому полковнику считалось делом бесперспективным и глупым, а потому, подтвердив уважительное отношение молчаливым согласием, и мама и сын не проронили более ни единого слова – аж вплоть до полного окончания неприятного ужина.
***
К тому времени, Азмира давно уже находилась по месту жительства и одиноко лежала в «холодной» кровати, обдумывая произошедшее за день. «Я абсолютно правильно сделала, что рассказала Андрею голую правду, – размышляла она с безысходной печалью, – еще до того непрезентабельного момента, как ему сообщил бы высокомерный папаша – пусть теперь все узнают, что я не до высшей степени прожжённая «сука», и главной моей целью является отнюдь не же?нин хомут, одетый на состоятельного мужчину. Жалко, конечно, что не удалось вырваться из унылой, мерзопакостной жизни, но Холод парень хороший, и обманывать его – лично у меня не хватило бы де?вичьей совести. Ну и что, раз он по натуре чуть трусоватый и раз влиятельных «родаков» боится сверх всякой меры?.. В душе он очень совестливый, а главное, до безумия преданный – такой, уж точно, никогда и ни за что не предаст. Пусть всё идет своим чередом, и если Богу когда-нибудь станет угодно соединить наши любящие сердца, значит, мы непременно будем с ним вместе. Ну, а ежели, нет? Так что же… разве только на нём свет клином сошелся? С моими-то внешним данными!.. Разумеется, я одна не останусь».
Так рассуждала Тагиева, пока не зазвонил ее сотовый телефон. «Кому я понадобилась в столь позднее время?» – задалась она недовольным вопросом, поднося к глазам новенький смартфон, представленный последней моделью iPhone-а. Оказалось, звонила белокурая «сменщица» по непутёвой «работе». «Этой-то чего ещё надо?» – недоброжелательно подивилась молодая путана, но все же ответила.
– Что случилось? – промолвила она, обращаясь к близкой подруге и прекрасно осознавая, что в неурочный час по незначительным пустякам никто названивать не отважится.
С той стороны послышался заплаканный голос, принадлежавший зашуганной коллеге по опасному бизнесу. Срывавшимся от боли и ужаса голосом Анжелика проговорила:
– Мира, помоги мне, пожалуйста, – послышались жалкие всхлипывания, – я попала в беду, и мне очень нужна твоя неотложная помощь.
Пока она говорила, и Беркутов, и его огромный товарищ, предоставив измученной жертве один телефонный звонок и убедившись, что она звонит именно тому, кому надо (а не, скажем, в полицию), направились к захваченному автомобилю, преспокойненько в него «погрузились», незамысловато завели и вывели на прямое направление, собираясь следовать к недалёкому городу. Услышав тарахтевший шум отъезжавшей автомашины, Азмира, находившаяся на том конце сотовой связи, отчётливо поняла, что ее давняя подруга находится где-то на улице, и решила уточнить конкретное место:
– Ты сейчас где? Куда мне приехать?
Подробно объяснив, куда ее злодейская судьба завела, и, не переставая плакать, Гордеева попросила поторопится. Действуя по неписанному закону взаимной выручки, Тагиева позвонила в ночное такси, а заказав к дому мобильный транспорт, принялась собираться в непростую дорогу. На улице уже почти рассвело: время на циферблате близилось к четырём утра?.
Тем временем двое преступных друзей, решивших «подмять под себя» весь незаконный предпринимательский бизнес, направленный на оказание в Иванове сексуальных услуг, продвигались по ярославской дороге и находились в угнанной «Волге». Продуманные и деловые, они решили предоставить развратным девочкам поговорить без непосредственного присутствия; а заодно (как уже сказано, солнце вовсю выходило из-за восточного горизонта) им в спешном порядке надлежало избавиться от мёртвого трупа несговорчивого охранника декоративных посадок. Они, конечно, могли закопать его на новота?лицком кладбище, но предприимчивую голову Константина посетила идея получше… Однако доводить ее до туповатого подельника он сразу не стал, а молча обдумывал, пока они двигались по загородной дороге.
– Скоро город, – сказал Михайлов, управлявший машиной и предполагавший очевидные неприятности; он сделал вполне справедливое замечание: – Там пост ГАИ. Если нас на нём остановят, да еще и посмотрят в багажный отсек, думаю, найдут там мёртвое тело – как бы нам не нажить себе существенных неприятностей?
– Всегда поражался, как вовремя ты умеешь подавать интересные мысли, – не без едкой усмешки заметил более умный подельник, – ты что же, мог предположить, будто бы я не знаю, что впереди располагаются наши «доблестные гайцы»? Ты, наверное, забыл, что всегда имеются объездные пути – или без моего прямого участия сам-то догадаться не сможешь? Короче, правь на Песочево, а дальше через мост – на Авдотьино.
Не достигнув опасного места, два отмороженных спутника оказались недалеко от неширокой реки, ознаменованной интересным названием Уводь. На дворе стояло ранее утро, и интенсивного транспортного движения, к удаче, не наблюдалось.
– Стой! – резко скомандовал Беркутов, когда до городской окраины оставалось чуть менее километра. – Надо подготовить особый «груз» к «дальнему плаванию».
Скрипучим смешком Слон подтвердил, что отлично понял криминальные замыслы, посетившие его смышлёного соучастника. Они остановили экспроприированное такси, съехав с основной трассы чуть в сторону, затем открыли объёмный багажник и без особого труда извлекли оттуда лёгкое тело худого охранника. В продолжение преступных помыслов отпетые уголовники достали оцинкованный моток «сетки-рабицы», а расстелив ее на травянистой земле, стали заматывать в нее бездыханное туловище. Чтобы продолговатый «сверток» поместился обратно, предварительно (пока еще шла злачная «упаковка») пришлось сломать остывавшему трупу обе ноги?, а потом заломить их назад, чтобы получилось приемлемо. Когда «спеленованный» покойник погрузился обратно, а закрытая крышка спрятала его от постороннего, любопытного глаза, лютые соучастники посчитали, что могут спокойненько двигаться дальше.
Подъехав к автомобильному мосту, они остановились точно посередине. Время плавно перевалило за отметку пяти часов, поэтому по пригородной магистрали начинали сновать посторонние транспортные средства?, хотя и редкие, но всё-таки нежелательные. Намеренно пропустив четырёх потенциальных свидетелей, Костя-киллер выбрал удачный момент, когда возникло очередное «затишье», и, едва последний автомобиль поднялся в крутую го?ру, а следом скрылся из виду, возбуждённым голосом вскрикнул:
– Всё, Слон, давай скидывай – и будь что будет!
Без особенного труда, почти не напрягаясь, большой человек легонько подхватил ужасную ношу, для него оказавшуюся совсем нетяжелой, перегнул ее через низенькие перила, а затем ненавязчиво сбросил вниз, не позабыв ехидно пожелать «спокойного плаванья». Едва закончив заметать губительные следы, оба злостных преступника энергично уселись в угнанную машину и по-быстрому отправились восвояси.
В тоже самое время Азмира, следуя на безотказном такси, подъезжала к загородному местечку Буньково, где располагался питомник декоративных растений. Без особенного труда найдя одинокий неказистый сарайчик, указанный побитой подругой, она покинула жёлтую «Волгу» и бегом устремилась во внутреннее пространство. Чудовищная картина, представшая ее взбудораженному взору, с одной стороны напуганному, с другой возмущённому, представилась жуткой, ежели не кошмарной: на земляном полу лежал бессознательный человек, по-видимому имевший серьёзную головную травму; ее ближайшая подруга, болезненно покряхтывая и обливаясь нескончаемыми слезами, сидела, прислонясь к деревянной стенке, а её роскошное тело, некогда выглядевшее несказанно прекрасным, сплошь покрывалось синими кровоподтеками и чёрными гематомами (лицо, однако, оставалось нетронутым).
– Что случилось? – с ужасом спросила Тагиева, искренне переживая за искалеченную подругу. – Кто это сделал?
– Даже не спрашивай, – трясясь от безвольного страха, прошептала Анжелика измученным голосом, не в силах пошевелится от терзавших болезненных ощущений, – потом расскажу, а пока отвези меня отсюда куда подальше, только, пожалуйста, не в лечебницу: не хочу подробных расспросов – боюсь, не выдержу и во всем сознаюсь; а тогда всё… хана… однозначная смерть.
Вторая девушка, подгоняемая безотчётным испугом и искренним состраданием, выбежала на улицу и позвала в активную помощь участливого водителя. Вдвоём они поспешно перетаскали обоих пострадавших людей, изувеченных и измученных, осторожно поместили их в машину такси и, несмотря на отчаянные протесты Гордеевой, повезли в первую городскую больницу, оказавшуюся от страшной местности ближе, нежели все остальные лечебные заведения.
Глава VIII. Неприятные размышления
Едва они очутились в приёмном отделении, покалеченной девушке первым же делом стали вводить обезболивающее лекарство, содержащее в себе сильнодействующее снотворное. Далее, пока Гордеева еще не уснула, она подвергалась тщательному осмотру, в результате которого получилось определить, что Слон бил более-менее аккуратно, не причинив истязуемой мученице ни единого перелома; но нестерпимых страданий он ей доставил великое множество (на истерзанном теле не существовало ни одного живого места, где бы не остался отпечаток его увесистых тумаков, хлестких шлепков и резких затрещин). Установив, что общее здоровье измученной пострадавшей серьезной опасности не подвержено, её отвезли в больничную палату, а Тагиевой порекомендовали отправиться отдыхать, пояснив, что исцеляемая подруга проспит, как минимум, целые сутки, – сердобольной девушке ничего другого не осталось, как безропотно подчиниться.
В тревожном ожидании и полном неведении прошли весь следующий день и сменившая ночь. Переживая за избитую приятельницу, «работать» никому не хотелось, и никакие, даже самые выгодные, «заказы» не принимались; с тревожным сердцем, сжимавшимся от чудовищной жути, каждая ожидала, когда Анжелика проснется и когда она просветит всех остальных в основную суть возникшей проблемы, в чём-то нетипичной, а где-то и пугающе страшной. Но жизнь не стоит на месте, и постепенно тот недолгий период, что отводился на восстановительный сон, постепенно закончился; значит, можно было отправиться выяснить, что же с ней всё-таки приключилось. Итак, в лечебное отделение, куда положили Гордееву, Азмира прибыла около девяти утра?, наступившего аккурат через сутки, прошедшие с того трагического момента, когда ее обнаружила. Подмаслив угодливых санитаров хрустевшими долларами, она, вопреки общему расписанию, выбила первичное посещение в неурочное, слишком раннее, время. Как бы участливая «коллега» не торопилась, но всё же её немного опередили: в тот ответственный момент, когда она появилась, возле измученной девушки находились двое оперативных сотрудников, непременно пожелавших узнать, что именно явилось натуральной причинной её жуткого, крайне невзрачного, состояния. Впрочем, как бы они не старались, никакие хитрые уловки не действовали, и Анжелика держалась упорно, незыблемо, стойко: более всего она опасалась нешуточных, вполне осуществимых, угроз, высказанных накануне Костей-киллером (в особенности в той их ужасной части, когда, недобро расставаясь, он жёстко заметил, что если она вдруг попытается навести на их «отмороженный» след «поганых ментов», то «сделать звонок дражайшему другу» ей впоследствии редкой возможности не представится; напротив, после предательского поступка, искать ее станет негде, так как раскромсанное тело продажной шлюхи окажется разбросанным по всей Ивановской области). Небезосновательные опасения прочно отложились в подсознательной памяти избитой путаны, поэтому она отчаянно не хотела признаваться как в настоящих причинах ее телесных мучений, так и в том вопиющем факте, кто же на самом деле к ним оказался причастен. Полицейские «бились» с ней свыше целого часа, но ни к какому обоюдовыгодному консенсусу прийти не смогли: несгибаемая блондинка настойчиво старалась их убедить, что виновата сама, а соответственно, личное обвинение выдвигать никому не станет (она ссылалась на то объективное условие, что якобы упала с высотной постройки). Но! Матёрые оперативники не являлись полными дураками и, принимая во внимание многочисленные травмы разностороннего свойства, настаивали на чисто правдивом ответе (сейчас они, раздраженные, как раз требовали уточнить, сколько раз она падала, а главное, зачем – черт возьми! – снова и снова поднималась на слишком опасную высоту?). Наконец, Гордеева, измученная и общим болезненным состоянием, и длительным, невыносимо изнурявшим, допросом, разразилась безудержным плачем и буквально забилась в бурной истерике, да так настойчиво сильно, что в затянувшуюся беседу вынужденно вмешался непререкаемый доктор – он убедительно пожел, чтобы измученную пациентку оставили на какое-то время в полном покое.
Успокаивать страждущую девушку допустили только Тагиеву, которую (как нетрудно догадаться) призвала сама Анжелика. Душевная подруга вошла и, едва они остались вдвоем (посовещавшись всем маленьким коллективом, было решено организовать больной отдельное помещение, проплатив за него необходимую валютную сумму), вопросительно уставилась на избитую приятельницу, терпеливо ожидая, когда та сделает запоздалое признание и когда, в конце концов, начнёт рассказывать, что же явилось истинной причиной ее неимоверных страданий (может показаться удивительным, она почему-то была абсолютно уверена, что услышит именно ту горькую правду, в какой и так нисколько не сомневалась). Чтобы подтолкнуть трусоватую «сменщицу» к насущной беседе, бойкая посетительница сама навела её на нужную тему.
– Это был Костя-киллер со звероподобным, массивным товарищем? – беззастенчиво поинтересовалась она, нежно, двумя руками, держа пострадавшую за покоцанную ладонь. – Они с тобой это сделали – ведь так? Я не ошиблась?
– Да, – чуть слышно отвечала Гордеева, наполняя голубые глаза жгучей, солоноватой влагой, – именно они, и, поверь дорогая сестричка, я никогда не думала, что живые люди могут вести себя настолько жестоко, – сказала она обычным голосом, а затем, понижая голос до полушепота, еле слышно добавила: – Они даже, похоже, кого-то убили… С чем мое предположение связано? В общем, – она оглянулась, словно боялась, что их смогут подслушать, – я слышала возле того ужасного сарая оглушительную стрельбу, а потом отчётливые удары беспощадного избиения, где пострадали, уж точно, не те зловещие, злобные гады, какие потом меня бессердечно мучили.
Напуганная до полусмерти, деви?ца так и не решалась произнести вслух имена закоренелых преступников, предпочитая заменять их подходящими по смыслу недвусмысленными словами. Однако Тагиевой хотелось услышать главную причину, побудившую их к буйному, едва ли не безумному поведению (хотя и здесь, можно не сомневаться, она прекрасно знала ответы), поэтому с тревожной настойчивостью допытывалась:
– Они что-то хотели? Наверное, «охранные» деньги – сколько им надо?
– Со всех четверых требуют тысячу долларов в месяц, – всхлипнув, отвечала старшая девушка, – на вдумчивое согласование дали одну неделю, а потом обещали поступить похожим способом с каждой, кто выразит явное несогласие. А ещё! Кого-нибудь, для пущей острастки, пообещали убить.
– Вообще озверели два «безбашенных» «беспредельщика»! – охваченная естественным негодованием, воскликнула Азмира чуть громче. – Двести пятьдесят долларов с человека, ого?! Где интересно мы раздобудем такие огромные деньги? Предположим, при самом удачном «раскладе» наш ежемесячный доход никогда не превышает четырех сотен баксов – и что же в итоге получится? Мы будем отдавать почти всю наличную выручку, а сами останемся на голых бобах, только так, чтобы с голодухи совсем не загнуться. Ох, чувствую, с предложенной перспективой мы скоро и вовсе останемся без штанов.
– Ты можешь предложить чего-то другое? – пострадавшая «сменщица» продолжала настойчиво всхлипывать. – Или, может быть, на соседнюю койку прилечь захотелось? По-моему, здесь либо вконец забрасывай невыгодный бизнес и отправляйся работать – как и все нормальные люди – либо «вставай» под действительную охрану отмороженной парочки. Не знаю, как ты, но лично я ничего другого и делать-то не умею. Считаю, добровольно-принудительное предложение надо принять!.. Придётся как-то выкручиваться, тем более что рано или поздно нечто подобное всё равно бы случилось, и пускай не эти двое, так обязательно нашелся бы кто-то иной, кто на халяву пожелал бы через нас зараз поживиться.
– Да, – безропотно согласилась Тагиева, опечалившись значимо больше (она отлично поняла, что, как и все остальные, попала в полностью безысходную историю), – будем платить, зато хоть жить продолжим спокойно, понимая, что – вот так просто! – нас больше никто не «наедет», никуда не вывезет да жестоко не изобьет. Словом, лично я согласна, но надо еще заручится позитивной поддержкой и остальных подружек… хотя-а?.. Возьму на себя смелость предположить, что они, как и я, не откажутся.
Далее, решившиеся девушки говорили еще около получаса, но, правда, уже на более отвлеченные темы, охваченные обыкновенным человеческим состраданием; они общались, пока не подоспело время каждодневных процедур и пока Азмире не предложили покинуть внутреннее расположение лечебной палаты. Отдав дань почтения и выяснив неутешительные условия, она отправилась на съёмную квартиру, предназначенную исключительно для их «неправомочной работы», где в тоскливой тревоге дожидались две другие подруги. Как и предполагалось, обе они отнеслись к свалившимся неприятностям «с большим пониманием» и безропотно согласились «отстёгивать» неуёмным рэкетирам строго определенную долю. Пока Анжелика находилась на длительном излечении, ее «рабочее» время, отведенное на клиентский приём, в равной мере поделилось между оставшиеся любвеобильными жрицами, а развратные сутки распределены на три составные части.
По прошествии семи дней (как и оговаривалось), заявился безжалостный Костя-киллер, сопровождаемый огромным подельником. В очередной раз они выслеживали Тагиеву возле ее «древнего» дома, убогого и невзрачного, чтобы «подвалить», когда она, ничего не подозревающая, возвратится с законченного «дежурства». Еще не достигнув настежь «расхлебененного» подъезда, молодая путана «спинным мозгом» почувствовала поджидавшую впереди лихую опасность; но в сложившейся ситуации она отважно пустилась навстречу злосчастной судьбе. Наверное, по причине ее полной осведомленности, когда перед ней выросли две озлобленные фигуры, наводившие невообразимый ужас и кого хочешь способные заставить опи?саться, Тагиева ничуть не удивилась и нисколько не испугалась.
– Договорны?е деньги собрали? – буркнул Беркутов голосом, настолько уверенным, насколько он вообще не сомневался, что могло быть как-то иначе.
– Да, – спокойно отвечала Азмира, открывая дамскую сумочку и отсчитывая десять стодолларовых купюр (она словно была уверена, что за назначенным «лаве» придут именно к ней, поэтому искомые деньги носила всегда с собой).
Перелистав валютные ассигнации, изображавшие Бенджами?на Фра?нклина, Константин расплылся в довольной улыбке и торжественным тоном провозгласил:
– Поскольку вы, милые девочки, оказались более сговорчивыми, чем некоторые другие – мы ведь тоже не лютые звери?! – значит, ваша месячная плата понижается до семисот долларов. Однако сейчас с вас всё равно тысяча – почему? – по той простой причине, что вас пришлось убеждать слишком долго. В следующий раз передашь семь сотен – и точка! Всё ли тебе, писанная красотка, понятно?
– Да, – согласилась Азмира, немного обрадованная и не имевшая против бандитского послабления никаких возражений.
Направляясь на выход, Костя-киллер расплы?лся в счастливой улыбке и, довольный удачно законченной сделкой, выдал небезызвестную поговорку, немного переиначив ее под себя:
– Добр Мартын, коли есть алтын; зол Костян, коли пуст карман.
***
С тех пор пошло обычное течение размеренной жизни, когда порочные «девочки» успешно отрабатывали «блудливое время», не забывая делиться ежемесячной выручкой с влиятельным сутенёром. Через тройку недель поправилась Анжелика, которая сразу же вернулась к полноценному исполнению повседневных обязанностей. Кроме немаленьких выплат суровым бандитам, приличную сумму пришлось заплатить и за длительное лечение; но как долговое обязательство Гордеевой оно не засчитывалось (все прекрасно осознавали, что она, единственная из всех, кто принял на себя общий удар и что такая драматичная неприятность могла бы случиться с каждой из остальных). Однако то оказались еще не все крутые испытания, подстерегавшие близких подруг…
В один из погожих вечеров, спустившихся на город в самой середине июля, после окончания нелёгкого дня (в этот раз ей пришлось обслужить сразу шесть человек, что случалось нечасто) Тагиева, переодевшись в обычные шмотки, возвращалась пешком, пожелав чуть-чуть прогуляться – восстановить, так сказать, силы, растраченные в ходе нелёгкой «работы». Рабочий поселок всегда славился бесчисленным множеством всяческих захолустных проулков, глухих закоулков и пустынных лесопосадок. Так вот, следуя по одному изрядно заросшему зелёному коридору и скрываясь в густой тени лиственных насаждений, Азмира беспечно перебирала несравненными ножками, мысленно предаваясь всё тем же насущным мечтаниям; как и все последнее время, она думала о бывшем возлюбленном, бессовестно оставившем ее, едва лишь раскрылась ужасная, страшная тайна. «"Мерзкий слизняк", – думала она, недружелюбно вспоминая Андрея, – а ведь и я полюбила тебя невиданно сильно. Да, соглашусь, сначала я просто хотела тебя использовать, чтобы обрести настоящую половую свободу и чтобы навсегда распрощаться с похотливой, распущенной жизнью, но потом и сама не заметила, как начала испытывать к тебе трепетные, теплые чувства. С тех пор многое-многое изменилось, но, как бы там не случилось, я все равно не смогла бы жить по-другому: злая, безжалостная судьба заставила меня пойти по грязной, распутной дороге, не оставив никакого иного выбора. Ах! Если бы я только росла в нормальной, счастливой семье, то все могло бы произойти совсем не так, и тогда от меня ни за что бы не отвернулся любимый молодой человек… Хм, интересно было знать: где он сейчас?»
Одна-одинёшенька продвигаясь по скрытой аллее и оставаясь наедине с печальными, скорбными мыслями, прекрасная девушка даже не полагала, что ее Андрей переживает ничуть не меньше и что он страшно мается из-за унизительного поступка, оказавшегося недостойным истинного мужчины. Действительно, стыдливый парень прекрасно осознавал, что поступил как последний предатель, вначале заполоскав несчастной красавице неразумную голову, а затем отстранившись от нее, чуть только узнал о теневой стороне ее порочного заработка, – он так легко поддался на грозные угрозы папы-полковника?! «Ведь не она же первая ко мне подошла, – изнутри его терзали совестливые мучения, – я сам долгое время добивался от нее хоть какого-нибудь малюсенького внимания. А сам? Когда у меня всё почти получилось, я, последний мерзавец, позорно струсил и, как склизкая улитка, спрятался в раковину. Между прочим, моё непристойное поведение недостойно будущего офицера полиции, ведь если я начинаю жить с подлого предательства и бессовестного обмана, то что из меня в конечном итоге получится?» То были невесёлые мысли, касавшиеся стыдливого чувства; но были еще и муки душевные, которые также не оставляли бесчестного, но страшно влюблённого человека. «А кроме того, – продолжал он страстные размышления, – я люблю ее практически безгранично, в связи с чем вполне отчётливо понимаю, что жить без нее я попросту не смогу… Даже не представляю?! Сможет ли, после неизгладимого позора и нравственной низости, она когда-нибудь даровать мне милостивое прощение?» Грустные, самокритичные размышления не давали молодому курсанту никакого покоя; в результате он кое-как, с необычайным трудом, сдал итоговые экзамены, заработав лишь самые низкие баллы. Вместе с тем, в силу болезненной нерешительности, он никак не мог набраться должного мужества и первым подойти к желанной возлюбленной, чтобы взять да и от чистой души перед ней повиниться. Причина его стойкой неуверенности виделась совершенно простой: он ни на одну секунду не смел надеяться, что красивого поступка, в чём-то незамысловатого, а где-то и героического, с его стороны оказалось бы более чем достаточно, чтобы заслужить себе и милосердное, и полное искупление.
В конечном счёте размышляя и в одно тоже время, и том же самом, оба возлюбленных даже и не рассчитывали, что думают сейчас одинаково. Однако не только отвергнутой любовью занимались в тот короткий миг честолюбивые помыслы развратной путан: ее беспросветное будущее, порочное и постылое, не считалось по новой определенным и представлялось изогнутой, ломаной линией; сама же она окуталась неосознанным страхом, возникшим в связи с полной невозможностью вырваться из той жуткой, поганой и распущенной «грязи», в которой, так или иначе, она утопала всё больше и больше.
Так она и шла, медленно перебирая излюбленными кроссовками, отличавшимися ярко-синей окраской; сверху красовалась излюбленная рубашка, разукрашенная в крупную клеточку, а красивые ноги скрывались за плотными, удобными джинсами. Внезапно! Кареглазая брюнетка необъяснимо встревожилась: она стала отмечать, что психологическое состояние у неё несколько изменилось и что, помимо излишней усталости и сплошного разочарования, возникла некая неприятная, трусливая дрожь, а по спине побежали многочисленные ледяные мурашки; сердце забилось настолько быстро, часто и сильно, что, даже сквозь внушительный бюст, его тревожный стук выделялся мощной, неугомонной пульсацией; кручинную голову словно сковало каким-то невидимым ободком – так натянулась объятая страхом «гусиная» кожа.
Азмира невольно остановилась, оказавшись не в силах найти нормального объяснения. Оторопело замерев, она прислушалась к окружавшей обстановке: ничто не выдавало посторонних присутствий – певчие птицы спокойненько щебетали, густая листва шелестела под лёгоньким ветерком, с недалёкой проезжей части слышался шум дорожного транспорта. Насмерть перепуганная брюнетка попыталась скинуть безвольное, ступорное оцепенение: она стала делать глубокие вдохи, скрестив перед собою нежные пальцы и последовательно выпрямляя руки ладонью вперед. Исполняя нехитрое упражнение, она пробовала восстановить учащенное сердцебиение; но… оно вдруг сделалось словно чужое и никак не хотело слушаться рациональных команд, поступавших к нему из перевозбуждённого, морально подуставшего, мозга.
«Что же мне пытается сказать безотказная интуиция? – задавалась молодая путана закономерным вопросом, не в силах объяснить себе странное поведение организма. – Что же, спрашивается, меня тяготит и какая поджидает крутая опасность?» Вдруг! Точно отвечая на ее последний вопрос, прямо перед ней возникла странная фигура неизвестного человека, жуткого и страшного, а еще и одетого исключительно в чёрное. Появился он из-за ближайших кустов, причем возник до такой степени неожиданно, что опешившая девушка, охваченная естественным испугом, неумышленно громко вскрикнула, а следом, от дикого и небывалого ужаса, едва-едва не потеряла сознание.
Глава IX. Отчаянная битва
– Хватайте ее! – гнусавым голосом закричал «безбашенный» незнакомец, делая кому-то взмах правой рукой, очевидно, стоявшему сзади Тагиевой.
В то же мгновение, словно только того и ждали, ошеломлённую красавицу подхватили сзади сильные руки, причем и с той и с другой стороны, а затем чуть-чуть приподняли кверху. Азмира попробовала активно брыкаться, пытаясь вырваться из цепких объятий; но справиться в одиночку с двумя хотя и худыми, но жилистыми парнями – такое слабенькой девушке случилось «не по зубам».
– Что вам от меня нужно?! – заголосила и возмущённая, и напуганная путана истерическим голосом, намереваясь разглядеть хватающих её сзади невидимых личностей.
– А ну-ка молчать и смотреть исключительно на меня! – словно гремучая змея прошипел передний налётчик; в ту же секунду тычковым движением он «познакомил» хрупкую переносицу выбранной жертвы с увесистым, едва ли не стальным кулаком.
От резкого воздействия и невыносимых болевых ощущений из карих глаз самопроизвольно брызнули едкие слезы, а разбитый нос несильно закровото?чил.
– Еще никто не смел перечить Баклану, – преступное имя одичалый незнакомец возвестил своеобразным, несколько необычным, способом.
Не лицезря воочию двух его остальных соучастников, Азмира зато отлично разглядела представшего пред нею отвратного человека, едва ли достигшего тридцатилетнего возраста. Не выделяясь высоким ростом, чуть выше пленённой жертвы, он внушал некий неестественный, неописуемый ужас и выделялся невзрачными признаками: нескладная фигура, не обделенная физической силой, скрывалась за чёрным спортивным костюмом; шершавые руки, словно заражённые какой-то неизлечимой кожной болезнью, постоянно искали чем бы заняться; светлокожее круглое лицо, испещрённое гнилостными язвами, обладало треугольным, резко выпиравшим вниз, подбородком; злые глаза, яркие и голубые, излучали единовременно и смертельный холод, и безумный огонь; большой нос, похожий на топор и заостренный к концу, оказался сведенным в левую сторону (вероятно, от сильных побоев?); бровей никаких не виделось вообще; толстые, влажные губы постоянно причмокивали; огромные уши, оттопыренные невиданной лопоухостью, на концах оказались заостренными, словно у натурального чёрта; лысая голова блестела липким и отвратительным потом.
– Ну-ка, братаны, давай-ка немного посторонись! – крикнул он противным, гнусавым голосом, придавая ему визгливую интонацию.
Как только его несложное приказание было исполнено и как только двое его дружных помощников отошли от девушки в разные стороны, Баклан принялся прекрасную жертву безжалостно избивать, бездушно превращая ее в окровавленную уродину, отличавшуюся обезображенным видом; он бил с невероятным остервенением, полностью отдаваясь кровожадному делу и целиком растворяясь в беспощадных эмоциях, мгновенно наполняющих его жестокое сердце. Неуёмный отморозок успокоился не раньше, чем Азмира потеряла сознание, то есть когда она, покрытая объемными гематомами и противными синяками, не подавала более признаков жизни. Двое его расторопных подельников стояли немного поодаль, не смея беспокоить кровавого предводителя и разумно помалкивали. Редкие прохожие, ещё издалека завидев недвусмысленную картину, в тот же миг поворачивали обратно, стараясь как можно быстрее удалиться от кошмарного места (вмешиваться в разборки преступных группировок у нормальных людей в то страшное время было непринято).
Насладившись жестоким побоищем, чудовищный зверь, представленный в человеческом облике, с видимой неохотой отстранился от измочаленной девушки и резко окрикнул неотступных помощников:
– Давай-ка, бравые хлопцы, тащи ее к нам, на злачную базу!
Приученные неукоснительно исполнять его грозные приказания, подручные соучастники подхватили безвольную жертву за ноги (первый за одну, второй за другую) и потащили ее так неестественно грубо, что бессознательная голова, касаясь поросшей травянистым покровом бренной земли, основательно билась затылочной частью.
– Вы чё, с дуба рухнули, «на…»?! – заорал возмущённый главарь словно резанный поросенок, увидев, как незадачливые сообщники неответственно подходят к выполнению его нетрудного поручения. – Вы, как ее, тупые дурни, несёте?! Убить, что ли, хотите, «на…»?! А ну, «на…», бери немного поаккуратней!
Послушные молодчики тем же мигом успешно перехватились, взяв бесчувственную красавицу намного участливее (за руки и за ноги), а дальше потащили ее способом, гораздо более сострадательным.
В то же самое время Костя-киллер разглядывал свой недешёвый iPhone, недоумевая, что же, в самом деле, творится; в частности, минут десять назад с сотового номера Тагиевой поступил настойчивый вызов, но, включив его на прием, он не услышал знакомого милого голоса, а лишь какие-то смачные шлепки, хлёсткие удары, усердное кряхтение и беспощадные выкрики. В дополнение ко всему услышанному, он стал невольным свидетелем отчётливых приказаний, отдаваемых Бакланом и предназначаемых подвластным пособникам. Но как же такое стало возможным? Всё очень просто и совсем незатейливо: последний разговор, который, часом раньше, молодая путана провела по собственному смартфону, оказался подробным «докладом», представленным дотошному сутенёру и передававшим, что у них всё нормально (это происходило, когда тот сам ей позвонил и ненавязчиво вознамерился справиться, нет ли у них каких пожеланий). Закончив непродолжительное общение, она убрала мобильное устройство в неизменную сумочку, причём не закрывая последнюю страничку и машинально оставив ее в режиме прямого доступа. А дальше? Едва бешенный отморозок начал ожесточённое избиение, он тут же случайно задел современный разговорный приборчик, находившийся в перекинутом через плечо дамском аксессуаре; ну, а в следующий миг пошел тот самый необъяснимый вызов, в результате которого Беркутов и сделался нечаянным очевидцем жестокого нападения, случившегося на подопечную проститутку.
– Это что сейчас было? – посмотрел он на Михайлова с туповатым недоумением. – Я с ней только-только, вот буквально недавно, беседовал, и она мне сказала, что у них вроде бы как всё в полном «поряде»? Что, «…ее мать», непонятное поведение может значить?
– Может клиент какой попался чересчур агрессивный? – попытался домыслить огромный детина.
– Какой, «на хер», клиент?! – в неистовом бешенстве вскрикнул Костя. – Согласно ихнего же строгого графика, она уже отработала и должна отправляться до дому до хаты. С другой стороны, если даже и образовался какой внеплановый «съёмщик» – ну, так и что же? – все одно мы должны бросать все личные дела и быстрее-быстрого стремиться на срочную выручку. Ежели ты, большой тугодум, не забыл, за личную безопасность развратных деви?ц мы и примерно поручились, и взяли на себя прямую обязанность.
– Так чего мы тогда сидим? – поинтересовался Слон простодушно, но и делая лицо поистине зверским; он расторопно поднялся, собираясь на выход. – Пошли побыстрей разберёмся.
– Ага? – усмехнулся Константин, оскаливаясь зловещей гримасой. – И ты, наверное, знаешь, куда нам надо идти – ведь, да?
– Естественно, к ним на блудливую квартиру – там и разберемся, где ее стоит искать.
– Ты, Слон, просто меня поражаешь, – удивленный Беркутов выразительно оглядел тупого подельника, – какие простые, но подходящие мысли ты иногда выдаешь, – и закончил хвалебную речь народной поговоркой, своевременно пришедшей на ум, – глупый свиснет, а умный осмыслит.
– Чего-чего? – не понял Михайлов, что именно подразумевает его лукавый подельник.
– Ничего особенного, – отвечал Константин с хитрющей ухмылкой, – тебя это не касается… собирайся-ка лучше искать нашу самую ценную проститутку.
Стремглав выскочив из квартиры, снимаемой ими по случаю, первым делом они бросились в «приёмные апартаменты», где на очередную смену заступила небезызвестная Анжелика.
Тем временем Азмира, пробыв в недолгом забытьи, потихоньку очнулась. Едва выйдя из неприятного обморока, она вдруг обнаружила, что тело её, жестоко избитое, абсолютно раздето (даже трусов на ней не оставили), а сама она висит вниз головой, привязанная к бетонному потолку, и находится на какой-то законсервированной, полуразрушенной стройплощадке. В тот же самый момент, прямо напротив нее, расположившись на мягких автомобильных сидениях, вырванных из какой-то старой машины, перед неким подобием небольшого стола величаво восседал беспардонный Баклан, а рядом с ним, по обоим бокам и чуть впереди, сидели его отмороженные подельники. Как оказалось, в итоге их было не двое, а целых трое. Выглядели они одинаково худыми, зато имели различия как в возрасте, так и в росте: самому старшему исполнилось чуть более тридцати, и он казался длиннее; остальные выглядели немногим старше лет двадцати. Все они облачались в тренировочные костюмы чёрного цвета; единственное, в отличии от мрачного главаря, их одеяния не исключали разнообразной расцветки.
Не обращая на очнувшуюся жертву никакого внимания, они увлечённо употребляли алкогольные жидкости, горячившие хулиганскую душу, а заодно и смачно покуривали наркотическую марихуану.
– Что будем делать с захваченной шлюхой? – спросил главного «беспредельщика» тот, что сидел к ней спиной и выглядевший несколько старше. – «Кабыть», «трахнуть» ее – и в левый расход?
– Обязательно «трахнешь», Годзилла, но разве чуть позже, – злобно промолвил Баклан, гневно сверкая злобными «бе?льмами», – сначала стрясем с нее все ее наличные денежки, а потом можешь делать с ней всё, что не захочешь, «на…». Если ты помнишь, мы нашли в ее сумке только пятнадцать тысяч рубликов, а это – возьмусь предположить? – лишь ее однодневная выручка. Теперь, «безмозглые остолопы», представьте, сколько она «зашибает» за месяц. В общем, надо у грязной шалавы забрать всю ее прибыль, «на…», в том числе и припрятанную, а потом заставить работать на нас. Вы как, спрошу я вас, себе разумеете, «на…»: где мы завтра будем брать насущных денег на сущую выпивку и прочую наркоту? Одним разбоем долго не проживешь. Вспомните, «на…»: сколько раз каждый, из здесь сидящих, побывал за решёткой? Еще раз охота, «на…»? Можете не отвечать: вижу, что нет, «на…». В таком случае теперь надо быть немного умнее: собрать всех местных «шаболд», «на…», под нашу бдительную опеку, и за счёт их неустанного «траха» припеваючи жить-поживать, «на…», ни в чём себе не отказывая и ни в чём не нуждаясь – весело и сердито! Ну как, верна ли моя мысль, «на…»?
– Да, – хором согласились безотказные соплеменники; в тот же момент они почему-то решили, что пришла пора открывать очередную бутылку, содержащую водку.
– Извините, – решилась заговорить Азмира, прекрасно понимая, что долго в висячем положении, да ещё и с сотрясением головного мозга, она провисеть не сможет, – но я – уже! – «хожу» под Костей-киллером. Если он вдруг узнает, как вы сейчас со мной обошлись, то останется вашим неразумным поступком очень расстроен; а в необузданном гневе – говоря его же словами – он становится попросту страшен.
– Лично мне вся твоя напыщенная белиберда, «на…», «по ровному барабану»! – бешено заорал «безбашенный» предводитель, сидевший к подвешенной пленнице вполоборота. – Я сам себе киллер, «на…», и могу «замочить» кого угодно, даже твоего «беспантового» Костю! – он встал, приблизился к голой жертве едва не вплотную, а присев на корточки, чтобы их лица оказались напротив, и брызгая из вонючего рта омерзительными слюнями, продолжил гневно орать: – Пусть приходит сюда, «на…» – я вмиг ему жирное брюхо вспорю и его же собственные кишки на глупую башку зараз намотаю! Я «беспредельщик» Баклан, «на…» – и мне никто не указ!
Откуда-то из-за спины он извлек длинный, тоненький нож и медленно повертел перед измочаленным лицом у Тагиевой, словно выбирая, какую его часть перво-наперво начать разрезать. В то же самое мгновение он услышал позади грубый, до дрожи убедительный, окрик:
– Вот я и здесь – можешь говорить, поганая гнида, чего захотел!
На уверенный возглас, прозвучавший настолько неожиданно, насколько остальные члены маленькой группировки повскакали с занимаемых мягких сидений и, пошатываясь на пьяных ногах, похватали, кто чего не успел: двое, в том числе и Годзилла, бейсбольные биты, а третий достал из кармана остроконечную «выкидуху».
– Ага!!! – заголосил остервенелый Баклан, делая лицо пунцовым, едва ли не чёрным. – Давай нападай, «на…» – посмотрим, что ты за Киллер?! Я сейчас твои вонючие гениталии вырежу, «на…», и заставлю их проглотить в моем же присутствии!
– Не поймавши ясного сокола, а уже безраздельно хвастаешь! – крикнул Беркутов, давая отмашку большому компаньону, что пришла пора решительно действовать; сам он бросился прямо на мерзкого главаря, представлявшего конкурентное общество.
