Месть сэра Левина. Похищение грудного ребёнка

Подведя бывшую пиратку к протянутому столу, исполнительные солдаты отступили назад, за́мерли в почтительном ожидании. С противоположной стороны, сложив перед собою руки, постаивал тридцатипятилетний мужчина; он как бы спрятался за разукрашенной спинкой, а надменным, чопорным, чисто английским, видом передавал принадлежность к высшей британской аристократии. Помимо прочего, о влиятельном положении говорил отлично подогнанный офицерский мундир; он состоял из тёмно-зелёного камзола, белоснежных коротких штанов, однотонных чулок, чёрных башмаков, украшенных позолочёнными пряжками, командорской треуголки, увенчанной шикарными перьями. Меняя положение широких ладоней, хозяин капитанского помещения медленно перевёл их за широкую, истинно могучую, спину, также неторопливо сдвинулся влево и шёл, пока не предстал во всей высокомерной красе. Когда на утончённое обозрение предъяви́лась фигура статная, высокая и подтянутая, он посчитал необходимым учтиво представиться:

– Я лорд Чарльз Скра́ймджер Ле́вин. Мне поручено командовать морскими силами, базирующимися в пределах двух акваторий: Саргассовой и Карибской.

Родовитый сноб на несколько секунд замолчал. Вперил проникновенный взгляд, передававший непоколебимую волю, общую смелость, небывалую твёрдость. Колкие голубые глаза словно пытались постичь в обескураженной собеседнице все сокровенные, потаённо глубинные, мысли. Беспристрастное лицо, в меру смуглое, обветренное сырыми ветрами, в то же время оставалось непроницаемым; по нему совсем не читалось, какие великосветского обладателя поедают живые эмоции. Несвойственная «игра в молчанку» продлилась недолго. «Подарив» ей пристальный взор, выдававший как расчётливый ум, так и мстительную жестокость, заносчивый сноб вернулся к закономерному продолжению.

– Вы, я так понимаю, миссис О’Коннелл, владелица тростниковой плантации? – британский сэр сжал тонкие губы, выказывая завышенную самооценку, кичливое своенравие; затем он изобразил некое подобие чванливой улыбки и ехидно полюбопытствовал: – Или прикажете именовать Вас Монни Рид, удало́й пираткой, грозой атлантических, обоих северо-американских, морей? Э-эх! Если б нам встретиться в то славное, давно ушедшее, время?.. Поверьте, от меня Вы, точно бы, не ушли, – говоря, своенравный аристократ повернулся вправо и позволил рассмотреть и прямой, до полной идеальности, нос, и ровное, плотно прижатое, ухо (сверху оно прикрывалось седым париком, отмеченным двумя завитушками). – Вы думали, про Вас забыли? Ан нет!.. Ну, да речь сейчас пойдёт о другом, – он уставился на прекрасную женщину, молча дожидавшуюся логичных обоснований. – Как, наверное, Вам известно, я практически вычистил вверенное океаническое пространство, то есть избавил его от мерзких морских разбойников. Попутно добился образцового порядка, английской законности. Однако! Остаётся одно проблемное судно, Вам знакомое, отлично известное. Вначале оно принадлежало Бешеному Фрэнку Уойну, потом Джеку Колипо, по прозвищу Умертвитель, впоследствии лично Вам. Затем перешло обратно, к истинному владельцу. Поразительное дело! Или такова пиратская участь?.. Тот его повторно утратил, и сейчас «Кровавая Мэри» находится у дерзкой пиратки, с которой никак не удаётся пока расправиться. Вот Вы-то, миссис О’Коннелл, счастливая бабушка, нам непременно поможете! – сказал он резко, лицом же остался каменным и бесстрастным.

– Ни за что! – импульсивно вскрикнула Монни; она стрельнула презрительным взглядом, заняла́ выразительную позицию и немножечко подбоченилась. – Ни за какие посулы не подбить Вам меня на низкую подлость – уж лучше бесславная смерть!

– Позорно, вздёрнутой на гладкую рею, умереть Вы всегда успеете! – прервал сэр Чарльз её грубо, совсем неучтиво. – Не забывайте, любезная Монни, она же Повелительница морей, что казнь «через повешение», приостановленная в тысяча семьсот двадцатом году, с лёгкостью, по моему указанию, может возобновиться. Но-о-о… – он моментально сменил наигранный гнев на непонятно любезную милость, – принимая во внимание высокородную родословную, почтенное положение, а главное, последнее заявление, я вознамерился Вас отпустить.

– Как?! Разрази меня гром! – из правого угла, из-за железной вешалки, завешанной различной одеждой (она затеняла невидимое пространство), прогремел грубый, пропито́й, изрядно прокуренный голос. – Уговор наш вроде совсем не такой?

– Я-я́ здесь решаю! – дал мистер Левин однозначный ответ; он распорядился, обращаясь к беспрекословным гвардейцам, неотступно стоявшим на входе: – Капрал Хендрикс, посадите миссис О’Коннелл на реквизированный баркас, дайте ей пару сильных гребцов и сопроводите до берега. Лейтенанту Рубинсу укажите, что такова моя личная воля.

– Но постойте?! – встревоженно вскрикнула Маргарет, когда к ней приблизился бравый служака и когда он с лёгким поклоном, учтивый, указал на приоткрытые створки. – Как же мой маленький внук и как его прямая кормилица? Без них я никуда с корабля не сойду, и даже не думайте!

– Не Вам, Повелительница морей, здесь грозно распоряжаться, – невозмутимый капитан-командор выдавил некое подобие злорадной ухмылки. – Хватит с отъявленной пираткой любезничать, – обращался он к безупречному Крису, не допускавшему и мысли о своевольном непослушании, – будет сопротивляться – волоките её, особенно не стесняясь.

Далее, враз позабыв про светские нравы, применилась грубая солдатская сила – она попрала чужое достоинство. Как бы одинокая женщина не кричала, как бы не билась в безвольной истерике, как бы, враз обезумевшая, отчаянно не брыкалась и как бы, многострадальная, не призывала Господа Бога в прямые свидетели, её грубо протащили на глазах у бравого английского воинства. Невежливо спустили в рыбацкий баркас. Угрюмую, насупленную, всех проклинавшую, сопроводили к скалистому берегу. Предусмотрительно не завели «Великолепную Монни» в удобную природную гавань. Почему? Стало ясно из запоздалого высказывания высокородного сноба.

– Кто-то же должен передать несчастной матери о злой сыновьей судьбе, – сказал он тихо, предназначая то ли лично себе, то ли грубому незнакомцу, притаившемуся в тёмном углу, так и продолжавшему оставаться невидимым.

Глава I. Stingy and Tramp

Несколькими днями ранее, где-то в открытом море…

– Послушай, Бродяга, – обратился пропито́й, рано состарившийся, мужчина ко второму, более презентабельному; оба они находились в утлом рыболовецком судёнышке, – подскажи мне, старому дурню, чего это мы переметнулись в вонючие рыбаки? Я бы, к примеру, со́здал собственное свободное братство. Ну и чего, что Бешеный Фрэнк сошёл на берег и решил уйти на покой?.. Мы-то ещё ого-го-о-о!

Преувеличенная бравада, проявленная сорокачетырёхлетним старцем, смотревшимся крайне плачевно, выглядела смешной и вызвала участливую улыбку. Она возникла на гладковыбритой физиономии, передававшей, что второй собеседник достиг лет тридцать восемь (может, чуть больше?). Он виделся намного справнее, хотя и представлялся худощавым, сравнимым с длинной оглоблей. В отличие от убогого одеяния первого (тот отметился голым торсом, потрёпанными штанами и стоптанными штиблетами), оделся изыскано, в аглицкое сукно, перехваченное кожаной перевязью (правда, без сабли), прочные, едва ли не новые сапоги.

– Уж не ты ли, Скупой, чуть живой бедолага, собираешься сделаться кровожадным морским капитаном? – опрятный попутчик привстал; он недоверчиво сморщился, ещё сильнее искривляя лицо, обезображенное уродливым шрамом (тот проходил от правого голубого ока и вплоть до треугольного подбородка). – Если ты не знаешь?.. Для того чтобы снова вернуться в пиратское дело, надо либо обзавестись собственным двухмачтовым кораблём, либо удачно прибиться к какой-нибудь умалишённой команде, либо поступить на службу к английской короне. В последнем случае получить доверительный патент и стать ненавистным, презренным капером, брр! которых мы ранее, ведомые почитаемым Франком Уойном, безжалостно истребляли, – он снял завидную треуголку, украшенную густыми белыми перьями, и оголил курчавые белокурые локоны (давно не мытыми прядями они спускались к тонким плечам). – Постой! – неожиданно он не на шутку напрягся. – Может, старый плут, ты спрашиваешь вовсе не просто так?.. Возможно, втайне уж с кем-то сошёлся? Ну-ка давай, тупоголовый пройдоха, скорей признавайся да рассказывай мне всю подноготную истину.

– Нет, брат Бродяга… ничего конкретного, – невысокий мужчина, отличавшийся нескла́дным телосложением, точно так же привстал, поиграл непривлекательными рубцами, испещрявшими оголённое тело, и озарился загадочной миной, – просто я слышал о некоей пиратке, мисс Доджер… Говорят, она умело захватила наш собственный бриг и в течении последнего года наводит и жуткий страх, и подлинный ужас – на «всю-у-у!» Бермудскую акваторию, – тёмно-серые зенки, лупоглазые, какие-то рыбьи, отобразились заговорщицким выражением; объёмный, похожий на картошину, нос легонько наморщился; небритые щёки по-звериному ощетинились. – Сдаётся мне, она именно тот человек, какой нам сейчас и нужен. Как думаешь? – не отличаясь рациональным умом, бывший морской разбойник словно специально погладил лысую голову. – Ну, и пускай она плавает на личной посудине Бешеного Уойна – в последнее время, кстати, он не пользуется прежним доверием, не обладает былыми возможностями – нам какое до этого дело?! Поступим к ней в матросскую службу и постепенно награбим на безбедную, по-тихому почтенную, старость. Что-то бесприбыльное рыболовецкое предприятие не слишком меня привлекает… а, тебя, любезный соратник?

– Да?.. Действительно? – возвращая капитанскую шляпу на прежнее место, второй участник слегка озадачился. – Не та ли она самая мисс, которая в прошлогоднюю осень подвергла нас жестокому испытанию и из-за которой мы лишились и нашего судна, и всех достигнутых привилегий? Ты случайно не позабыл, по чьей именно милости мы сделались презренными рыбарями? Явно она не обрадуется ненадёжному, если не вражьему пополнению?

– Хм?.. – так и продолжая поглаживать загорелую лысину, невысокий мужчина исподлобья насупился. – Может, то вовсе и не она? Ту вроде б все Лерою звали, а эту – мисс До-о-оджер! Да и чем мы, собственно, никчёмные служа́ки, рискуем? Непонимание у них, какое-то… оно сложилось с Бешенным Фрэнком, а мы, тупые чурба́ны, – применённым сравнением он, естественно, себя не расценивал (но выразиться для красного словца… а, почему бы и нет?), – мы только исполняем строгие капитанские указания – заметь, Бродяга, послушно! – и ни в какие подозрительные интриги не лезем. Да таких незаменимых прислужников во всем свободолюбивом братстве не сыщешь! Так что чего хочешь мне «щас» рассказывай, а попробовать пробиться в пиратскую команду, к удачливому кэпу – тьфу ты, удачливой! – мы просто обязаны.

– Постой! – применяя любимое слово, высокий собеседник тревожно напрягся; ясные очи всмотрелись в отдалённую линию горизонта, а сам он приподнялся на цыпочки. – Мне мерещиться, или я вижу плывущий корабль?

– Правда?.. Какой у него опознавательный флаг? – допытывался Скупой, поворачивая круглую головёнку; он приставил правую руку, ладонью снизу, к обоим глазам. – Я ничего не вижу.

– Потому что ты слеп, да и ростом намного ниже, – от пристального гляде́ния, неотрывного, напряжённого, Бродяга чутка прослезился. – Судно находится далеко, очертания представляются неясными и расплывчатыми, верхний флагшток пока не просматривается. С другой стороны, мы находимся у острова Нью-Провиденс, плаваем в прибрежных водах, подконтрольных английской короне; вблизи проходят сторожевые пути. Какой, ты думаешь, к нам может приближаться корабль?

– Я просто… без задней мысли, – походя на обиженного енота, низкорослый спутник угрюмо насупился; он сел обратно, на узкую лавку, и принялся энергично вытягивать их рыболовные снасти, неловко сплетённую сеть, – подумал, что к нам приближается лично мисс Доджер. Мы вот только поговори, а она – хвать! – и сразу же здесь. Было б чертовски «потрясно» – ты не считаешь?

Пока один задумчиво рассуждал, применяя замысловатые словечки двадцать первого века, второй усиленно вглядывался; он смотрел в бескрайнюю морскую пучину. Чтобы вернуться с приличным уловом, они рисково отдались на чересчур приличное расстояние. Наконец, удручённо выдохнув, Бродяга уселся прямо напротив и стал усиленно помогать. Когда отяжелевшая сетка вся, без остатка, появилась внутри, стало понятно, что рыбы попалось немного; но на приличную выпивку двум неприхотливым бедолагам «хватило бы за глаза».

– Как я и думал, – поделился тот прискорбными мы́слями, не позабыв состроить плаксиво-ехидную рожицу, – к нам – строго и неотступно! – приближается английский фрегат. Через несколько часов – а может, и раньше? – мы будем, брат Скупой, болтаться на гладких, сухо обветренных, реях.

– С чего ты взял? – не обладая незаурядным умом, лысый сообщник рассуждал и нерезонно, и непрактично. – На наших измученных рожах ведь не написано, что мы былые пираты. Погляди вон на жухлые туловища: кожа да кости – смотреть, тьфу, противно! Да и оружия при нас никакого нет, – кивком облысевшего черепа он указал на пустовавшую перевязь, – как определить принадлежность к свободному воинству?! По сути, никак. Подойдут спросят, мол, кто такие, а после, введённые в счастливое заблуждение, что, типа, мы обычные моряки, отчалят спокойненько восвояси. Рыбёшки мы наловили не так уж и много, в основном она какая-то мелкая – на неё не позарятся. В случае чего, отдадим её добровольно. Самое худшее, останемся без горячительной выпивки – только-то и всего.

– Мне бы твоё тупое спокойствие, – закидывая последний конец, Бродяга хмурился всё более, всё суровее, – знаешь, Скупой, чего-то мне как-то не по себе. Сначала, как обычно бывает, без суда, без следствия вздёрнут, а когда уже будет поздно, возьмут разбираться. Гляди: идут прямо на нас, никуда не сворачивают. Уж не по наши ли грешные души они отправились специально?

***

Словно бы подтверждая, с носового орудия, установленного по левому бо́рту, раздался пушечный выстрел; он требовал замереть на месте и терпеливо дождаться королевского флагмана. Делать нечего, убежать на хлипкой лодчонке от трёхмачтового фрегата – это чего-то из разряда ненаучной фантастики. И два слаженных приятеля, освобождая непрочную сетку от пойманной рыбки, послушно исполнили властное приказание. Через двадцать минут одинокие бедолаги вскарабкивались наверх. Едва они перевалились за метровую балюстраду, недружелюбно, ружейными тычками и болезненными пинками, их познакомили с гвардейской командой. Встречать вышел лейтенант О́ливер Ру́бинс. Он отличался двадцатишестилетним возрастом, покладистым характером, где-то излишне весёлым, но в основном исполнительным, и принадлежал к дворянскому роду, в силу печальных обстоятельств незадачливо разорившемуся. За истекший неполный год худощавый офицер заметно поправился; он не выглядел теперь уж слишком высоким, а соответствовал средним стандартам; в жилистых руках и ловких телодвижениях так и продолжала угадываться немалая сила; привлекательное веснушчатое лицо теперь отметилось истинно мужскими оттенками – представлялось суровым и непреклонным; хмурые брови сводились к прямому, по-аристократически ровному, носу; пухлые губы, прикрытые лёгким, по-юношески жидковатым, пушком, выпячивались как будто капризные; рыжие, чисто саксонские, кудри скрывались за стандартным седым париком, а далее за форменной треуголкой, увенчанной изящными перьями. Новёхонькое обмундирование различалось ярко-красным камзолом, белоснежными штанами да чёрными высокими сапогами. Неудивительно, что первым начал разговаривать именно он.

– Кто вы такие и что намереваетесь делать? – серые глаза загорелись подозрительным блеском; он продвинулся чуть вперёд. – Отвечать! Ну-у?.. Быстро! – пытаясь прослыть не в меру грозным, он злобно нахмурился.

– Простите, ежели мы как-нибудь помешали королевским военным манёврам или же – что нисколько не лучше – заплыли в запретные воды, – опережая неотёсанного мужлана, изъясняться взя́лся более смышлёный единомышленник; он мечтал отделаться лёгким испугом (проскочить между наковальней и молотом). – Мы бедные рыбаки и промышляем скромной, самой обычной, ловлей. Добываем не много, а так… чтобы хватало на дешёвую выпивку да честную, более-менее пристойную, жизнь. Сами поглядите, господин лейтенант, – он кивнул на старую рыболовецкую лодку, – сегодняшний улов, как есть, небогатый, оружия при нас никакого, сами мы слабые, не в меру замученные – разве можем представлять какую-нибудь опасность?

– О́ливер! – из капитанской каюты раздался распорядительный голос. – Хватит выслушивать их лживые бредни! Ведите мерзких пиратов сюда: я самолично их выведу на чистую воду.

Едва суровый голос замолк, незадачливых пленников, ошалевших до чистого полоумия, грубыми тычками, болезненными «пырка́ми», затолкали в капитанское помещение. Поставили перед дубовым столом. Во главе, с противоположного края, восседал горделивый английский аристократ и с чопорным видом рассматривал доставленных бедолаг, неэтично захваченных горемык. Расторопный лейтенант и пара гвардейцев (ну так, на всякий случай – мало ль чего?) отодвинулись к приоткрытым дверя́м. Застыли в молчаливом подобострастии.

Мистер Левин изволил вкусно обедать. На столе у него, накрытом соответственно случая, дымилось горячее, вкусное по виду, жаркое, соблазняли разнообразные овощные закуски, томились в серебряной вазе сочные фрукты, заманчиво волновала бутылочка неплохого «бургундского». Пираты, и тот и другой, непроизвольно сглотнули голодной слюной.

– Можете мне не врать, трусливо не изгаляться, – отламывая аппетитную куриную ножку, хрустевшую поджаренной корочкой, капитан-командор демонстративно, чванливый, её надкусил; медленно, как будто нарочно подразнивая, принялся пережёвывать. – Я знаю, кто вы такие, – не забывал он про содержательную беседу, попутное изъяснение, – к вам, собственно, я и прибы́л. Да, да, – перехватил он удивлённые взгляды и то́тчас же развеял любые сомнения: – Именно вы, презренные два пройдохи, удостоились сегодня неслыханной чести. Итак?.. Я жду и настоящие имена, и искренние признания, – он замолчал и, смачно откушивая, принялся дожидаться прямого ответа.

– Помнишь, что я тебе чуть ранее говорил? – недальновидный сподвижник толкнул второго под печень и шёпотом произнес: – Мистер «самовлюблённая чопорность» как будто подслушал наш давешний разговор; видимо, он предлагает нам третий, разработанный впопыхах, вариант?

– Чего-чего? – не сразу доту́мкал сметливый Бродяга; в минуту реальной опасности он мысленно потерялся и совершенно не понимал, куда его склоняет беспечный единомышленник. – Что ты такое несёшь? – говорил одними губами, нисколько не слышно. – Какой, к дьяволу, вариант и кем он, скажи-ка, придуман?

– Я говорю о каперской грамоте, – не обижаясь, а только лишь энергичней моргая, высказывал Скупой логичные вещи, – мне кажется, он предлагает нам королевскую службу, а заодно и неплохую пиратскую перспективу. Давай соглашаться: всё одно иной, более выгодной, будущности у нас пока не предвидится.

– Похоже, действительно так, – еле слышно согласился второй компаньон, не видевший иного исхода; он натужно вздохнул и перешёл к правдивой, практически искренней, исповеди: – Я Бродяга, первый помощник капитана Бешенного Фрэнка Уойна. Это, – кивнул на коренастого спутника, – Скупой, мой давний соратник, преданный соучастник да неизменный попутчик. В настоящее время мы как бы в отставке… – подбирая нужное слово, словоохотливый рассказчик на несколько секунд призадумался; далее, вдохновлённый настойчивым взглядом, он не замедлил возобновиться: – Утратив грабительский интерес, сошли на берег, решили жить честно и заниматься исключительно промысловой рыбалкой.

– Я же сказал – не лгать! – кладя обглоданную косточку, лорд Скраймджер поднял с коленок белое полотенце, вытер холёные губы, лоснившиеся масляным жиром, а следом, частично удовлетворённый, спокойно продолжил: – Хотя, по правде, мне вовсе не интересны те истинные причины, в результате коих вы остались ни с чем и слоняетесь здесь без дела. В гораздо большей степени меня занимает печальная участь пиратского капитана; точнее, где он, отвергнутый и гонимый, может находиться-скрываться, да просто болтаться? Так вот, мой первый вопрос: готовы ли вы, два презренных пирата, послужить и лично мне, и Британской короне?

– Без сомнения! – с готовностью выпалил второй, более тупой, соучастник; расторопный, он решился держать ответ: – Мы сделаем всё, чего не прикажите. Велите: бравые морские разбойники в Вашем полном распоряжении! – говорил он с бравурной горячностью. – Только дайте нам, господин капитан-командор, хорошее судно, отменную команду – ну, хотя бы послушную? – и можете на нас всецело рассчитывать.

– Так ли он рассуждает? – обратился сэр Левин к другому соратнику; он сразу определил, кто в бандитском тандеме является и умным, и предприимчивым.

– Похоже, о лучшем исходе и думать не стоит, – не воспротивился сметливый Бродяга (соглашался он то ли откровенно, то ли с таинственной подоплёкой?), – полагайтесь на нас, мистер Скраймджер, и Ваши ожидания никак не обма́нутся.

– Хорошо, – сытно покушав, сэр Чарльз поднялся с резного стула, напыщенно выпрямился и, заложив ладони за́ спину, прошёлся до середины стола; он остановился в двух с половиной ярдах от завербованных пленников, резонно полюбопытствовал: – Вопрос второй: где скрывается капитан Уойн – пират, по прозвищу Бешеный?

– Простите, сэр, но Фрэнки особо нигде не прячется, – разоткровенничался простофиля Скупой; он выказывал одну жестокую жадность и никакого здравомыслящего рассудка, – в отличии от нас, желающих, как все нормальные люди, успешно разбогатеть, он – после странного, если и не таинственного похода – опустился глубже подводного киля, поселился в замызганной забегаловке и спокойненько пропивает награбленное богатство.

– Между прочим, – вклинился рациональный Бродяга; он посчитал, что обязан остаться полезным тоже, – наличных капиталов у него осталось не так уж и много. К чему я сейчас?.. Они вот-вот закончатся, и его, опустошённого, возьмут да попросту выгонят.

– И найти бездомного «прощелыгу» станет проблематично, достаточно сложно, – омрачившись, заключил расчётливый капитан-командор. – Получается, дорогие ребятки, – сказал он с неприкрытой иронией, – нам надо спешить, чтоб непременно успеть. Заметьте, от успешного исхода зависит и ваше жизненное благополучие в том же числе. Если всё понятно, говорите лейтенанту Рубинсу корректное направление, забирайте с накрытого стола, что сможете унести, и ступайте пока подкрепляться.

Отдав неоспоримое приказание, высокородный лорд отвернулся к распахнутому окну и отошёл, чтоб насладиться свежим морским дуновением. Другие собеседники похватали, что посчитали сытнее, и отправились, сопровождаемые исполнительным офицером, прокладывать курс; он вёл к приморскому городку Нассау, к отвергнутому пиратскому капитану.

Глава II. Поединок в прибрежной таверне

В 1740 году, в летнее время, в одной из наиболее захудалых харчевен, какие только имелись на острове Нью-Провиденс, одиноко посиживал седой человек. Имея неприятную наружность, он выделялся свирепым видом, озлобленным взглядом. Расположился он в затемнённом углу и разглядывал других посетителей ненавистным, по-пиратски суровым, взглядом. Чёрные злые зенки зыркали из-под нависших густых бровей, из-под кожаной, изрядно замызганной треуголки; она передавала несомненное капитанское звание. Когда-то он, и правда, являлся славным морским разбойником и одним лишь именем «Бешеный Фрэнк» наводил и страх и ужас на всю Саргассово-Карибскую акваторию. Сейчас он изрядно «подвы́сох» и не выражал уж прежнего зверского вида, какой был присущ ему совсем в недалёком прошлом. Возраст преодолел шестидесятилетний отрезок; сильное телосложение передавало небывалую силу; злобные, по-звериному яростные, глаза заставляли трепетать всякого, на кого обращались; бесформенный нос устрашал как корявой формой, так и неимоверно громадным размером; курчавая борода давно поседела и вообще никогда не чесалась; мерзкий беззубый рот обладал всего-навсего двумя гнилыми клыками. Венцом представлялся потрёпанный, правда модный когда-то, костюм; пошился он из китайского ситца и украшался позолоченной перевязью, увенчанной однозарядным пистолетом да специальной саблей, абордажным клинком.

Питейный зал представлял собой типичное заведение того далёкого времени; оно наполнялось всяческим сбродом, заядлыми искателями приключений да обычными обывателями. Восемь столов, расставленные вдоль узкого коридора, оказались заполненными по-разному. Где-то расположилось до восьми оголтелых головорезов – эти, конечно, орали, шумели, по-всякому дебоширили, задирались до более слабых. Где-то расселились усталые рыбаки, пришедшие снимать дневную усталость единственным, им известным, доступным способом. Где-то приткнулись бомжеватого вида бродяги – всем внешним видом и одичалыми глазками те скрытно передавали, что пришли сюда не только за горячительной выпивкой, но и чем-нибудь поживиться. В общем, публика собрала́сь разношёрстная, разномастная, Бешеному Фрэнку всецело привычная.