скачать книгу бесплатно
Бесстрашный, молча наблюдавший за необычным поведением подчинённого сыщика, в конце концов не выдержал, отобрал у него ключи и самолично отпер «непокорный», скорее даже злополучный, замок. Карелин, нисколько не сомневавшийся, что именно Денис является тем омерзительным человеком, что был и нужен, продолжал цепко удерживать его за одежду, не отпуская ни на секунду.
– Никто не заходит! – внезапно начальник УГРО резко воскликнул, намеренно оборвав общее желание оказаться внутри и воочию убедиться, как же ведет себя в бытовых условиях беспощадный маньяк-убийца (возможно, он надеялся отыскать пропавшие сердце и голову, а может, действовал и с совершенно другими соображениями?). – Я сам вначале все посмотрю, а дальше дождемся эксперта.
На беглый осмотр ушло не более трех минут; в дальнейшем, убедившись, что в ветхой избёнке нет ни крови, ни отделённых человеческих останков, ни каких-либо других следов и прочих предметов, способных указать на причастность хозяина к совершению жуткого преступления, Алексей Николаевич вышел наружу.
– Так, – первым делом он обратился к обоим кинологам, отходя с ними чуть в сторону и отдаляясь на приличное расстояние, чтобы их разговор не смог бы быть услышан Денисом, продолжавшим находиться в мёртвой хватке второго руководителя, – а теперь расскажите-ка мне, «любезные», как вы здесь очутились?
– Странный вопрос, товарищ майор, – начал высокий сотрудник, казавшийся в тандеме старшим и выглядевший более увереннее и гораздо внушительнее, – нас сюда привела собака.
– Это я понял, – свел офицер к переносице брови и одновременно заводил «железными» желваками, как бы передавая, что находится в состоянии крайнего возбуждения и вот-вот охватится неописуемой яростью, – сейчас я имею в виду, что, скажем, не могла ли она случайно ошибиться или же попросту пойти по неверному следу? Как, надеюсь, вы поняли, ваша подопечная животина привела нас к дому одного из наших сотрудников, а он тоже, – здесь он, конечно, сострил, – имел честь находиться в месте обнаружения трупа – вы поняли, к чему я веду? – на секунду он замолчал и только после утвердительного кивка головами, покрытыми служебными кепками, снова продолжил: – Не случилось ли, предположим, так, что ваше животное напало по ошибке на его утренний след и тем самым указало нам неверное, ненужное направление? Как, полагаю, вы понимаете, ситуация очень серьезная, и, прежде чем давать конкретизированный, строго определенный, ответ, вам следует основательно обо всем поразмыслить. Итак, я повторюсь: вы поручитесь, что она шла по следу истинного преступника, а не постороннего человека, в той или иной мере случайно оказавшегося в непосредственной близости от убитой?
– Последнее предположение исключается полностью, – ответил профессиональный собаковод, ничуть не поменявшись при разъяснениях в убедительной мимике, – наш пес прошел приличную и сложную школу, где отлично освоил необходимые навыки, требуемые хорошей ищейке; еще ни разу он не совершил никакой, даже малейшей, ошибки, отлично зная порученную работу и отчетливо беря оставленный след. Естественно, он обнюхал каждого, кто находился в месте обнаружения трупа… И вот тут вы спросите: почему он сразу не указал на предполагаемого убийцу? Что ж на поставленный вопрос существует вполне логичное объяснение: ему была дана команда «идти по следу», а не указать на искомую личность, и он с честью справился с поставленной несложной задачей. Ну, а нужный человек, судя по всему, проделал лишь два пути: дошел до этого дома, а затем вернулся обратно в лес. Полагаясь на озвученный довод, хорошо обученное животное справедливо предположило, что нас гораздо больше заинтересует постоянное пристанище, занимаемое матёрым преступником, отъявленным негодяем, а не его конкретное месторасположение.
– Так я и думал, – сделал начальник уголовного розыска авторитетное заключение; он и сам прекрасно разбирался в повадках сыскных собак, неплохо представлял себе истинные причины, по которым они здесь все очутились, но, единственное, желал услышать весомое подтверждение еще и от лиц, считающихся в похожих вопросах большими специалистами, – тогда вы оставайтесь здесь, дожидайтесь прибытия остальной опергруппы – пусть эксперт обследует ближайшую округу как можно внимательнее. Что касается нас? Мы отправимся в основной, районный отдел и с молодым человеком обстоятельно там побеседуем: что-то мне это тёмное дело по большей части не нравятся, а внутренний голос подсказывает, что не так оно просто…
Он не стал уточнять, что ему видится сложным, а попросту велел всем «загружаться» в служебный «уазик», намереваясь отправиться в расположение, наиболее удобное для «задушевных» бесед и откровенных признаний. Карелин, ни единой секунды не сомневаясь, что удерживает в цепких, неумолимых руках (как в прямом, так и в переносном смысле) безжалостного маньяка-убийцу и что на его памяти случилось самое жестокое преступление, не имевшее доселе аналогов, но считавшееся (по его мнению) в целом раскрытым, выразил неуёмную активность, а заодно и непреодолимое желание сопровождать жестокого тирана-насильника, искренне и ответственно полагая, что без его многолетнего опыта и действенной помощи ни у кого так и не получится вывести опаснейшего преступника на «чистую воду», а соответственно, и откровенные показания.
Глава IV. Ситуация вокруг сокровищ все более осложняется
Тем же днем, но уже ближе к вечеру, по специальному приспособлению, включавшему в себя две самые обыкновенные березовые доски?, Майкл загонял японский «квадроцикл» в небольшой иностранный автофургон, оставленный им в селе Большое Борисово, пока они внимательно обследовали «нескончаемые достопримечательности» местных окрестностей, точнее, топких, непроходимых болот. Наконец, вездеходная техника была погружена и можно было выдвигаться обратной дорогой. О’Доннелл сел за управление, Наташа расположилась с ним рядом и удобно устроилась на мягком сидении, установленном в салоне автомобиля, детища первоклассного производителя транспорта, именуемого как «форд». Оба кладоискателя невероятно устали; но, полностью положившись на многолетний водительский опыт мужчины, именно ему белокурая девушка и предоставила благополучно довести их до дома.
В половине восьмого вечера они выехали на Федеральную трассу «М-7», взяв направление на Иваново. Благодатную природу давно уже окутали сплошные, густые сумерки; автодорога не являлась сильно загруженной, и американский предприниматель, желая побыстрее попасть в уютные и тёплые помещения, посчитал, что может прибавить побольше газу и двигаться немного быстрее (на неоправданно неосторожные действия его вынудил угрюмый вид дорогого, любимого человека). Весь обратный путь, простиравшийся из лесного массива до суздальского села, Елисеева все больше молчала; вот и сейчас, усевшись на пассажирское место, опечаленным взглядом она взирала в окно, не выказывая никакой заинтересованности к учтивому кавалеру. Галантный мужчина хорошо понимал, что отрешённое состояние вызвано глубоким разочарованием, возникшим от неудавшихся поиском, поэтому и стремился побыстрее увести ее от злосчастного места подальше, а сменив обстановку, вернуть возлюбленной бодрое и веселое расположение духа.
– Не переживай, – пытался он ее успокоить, искоса поглядывая на прекрасную, но унылую леди, и, поправ осторожность, отвлекал излишнее внимание от шоссейной дороги, которая казалась пустынной и где встречный транспорт попадался лишь изредка?, – мы что-нибудь непременно придумаем. У меня в Америке есть один специалист-компьютерщик, может, стоит ему показать оставшийся обрывок схемы, а он в свою очередь сможет воссоздать утраченное изображение; поверь, он специалист высокого класса и уже не раз помогал мне в самых сложных и, казалось бы, неразрешимых вопросах.
Наташа молчала, погруженная в невеселые, грустные мысли; ей почему-то вспомнился давно погибший отец… Елисеев Дмитрий хотя и был человеком не слишком высокого роста, но при жизни являлся молодым мужчиной, обладавшим дюжей физической силой; кроме всего прочего, в его зловредном, а где-то даже ожесточённом, характере присутствовали отчаянные черты, и он никогда не упускал случая ввязаться в какую-нибудь рисковую авантюру. Так случилось, перед самой его трагической гибелью его не менее безжалостный босс (в тайне ото всех, через какие-то одному ему известные связи) нашел в дремучем лесу Владимирской области небольшое селение, где люди жили еще практически у самых истоков цивилизации. В основном они занимались сельским хозяйством, животноводством и собирательством, а руководил ими седовласый старейшина, по существу оказавшийся хранителем древнего, потомственного секрета, оставшегося в его ведении еще от канувших в лету княживших «русичей».
Если вкратце обратиться к российской истории, то в стародавние времена, когда зимой 1238 года хан Батый свирепствовал на территории разрозненных владимирских княжеств, суздальский владыка, бывший в те суровые годы одним из богатейших вельмож государства, не желая с безжалостными и могучими недругами делиться нажитыми сокровищами, повелел верному слуге Птолемею (прозванному так за тягу к математическим и географическим исчислениям) вывести богатство подальше, куда-нибудь в лесистую глухомань, и спрятать его там, как он тогда сказал: «…Понадежнее!»
– В случае, если со мной случится что нехорошее, – говорил предусмотрительный управитель, – ты останешься единственным, кто ведает о наших несметных сокровищах. Сделай так, чтобы лютый, коварный ворог никогда бы не проведал о том, что оно существует и чтобы, когда понадобиться, послужило на благо народа.
Немногочисленное суздальское войско 6 февраля 1238 года прямо у стен родного древнерусского города потерпело сокрушительное, грандиозное поражение; в живых не осталось никого, а Великий князь был умерщвлен самым жестоким образом. Птолемей с точностью выполнил полученное им строжайшее указание: с небольшим количеством преданных сторонников укрылся в непроходимом дремучем лесу огромного Суздальского княжества и организовал там небольшое поселение, сохранившееся до настоящего времени. Бесчисленное сокровище он, как и было указано, спрятал до такой исключительной меры надежно, что ни одному живому человеку не было под силу отыскать то сокровенное, заветное место. Однако хотя человек тот и слыл среди своих мужем ученым и дальновидным, но он нисколько не надеялся на долгую память; в результате, чтобы не забыть, где находится спрятанный клад, он аккуратно занес его тайное месторасположение на обыкновенный кусочек пергамента, впоследствии передававшийся из поколения в поколение, как нетрудно догадаться, с сохранением подлинного, большого секрета. Те пять человек, что сопровождали выбранного хранителя, приставленного к неисчислимым русским богатствам, и что проследовали с ним до самого? хитроумного тайника, сгинули при необычных и таинственных обстоятельствах, позволив Птолемею единолично владеть загадкой утраченного сокровища.
Ничего из рассказанного Наташа, конечно, не знала. Имя «Птолемей» было обозначено на осколке ее части секретного плана, а то сущее обстоятельство, что через несколько долгих столетий было обнаружено и разграблено древнерусское поселение, она узнала еще от умершего родителя: в тот день, когда они убегали от ожесточенных, кровожадных преследователей, еще во время поспешных сборов отец первым делом счел необходимым сообщить маленькой девочке об истинных причинах, побудивших его действовать неординарным и неоправданным образом.
– Нам необходимо срочно бежать, – говорил он, находясь на съёмной квартире и собирая дочку в далекую и страшную неизвестность, – твой папа снова ввязался в «стрёмное» дело и имел непоправимую глупость встать на пути крутого, серьезного человека. Говоря вкратце, мы напали на старинную русскую деревушку, всех там перебили, а потом мой жестокий босс долго пытал одного человека и, вконец его замучив, выведал у него страшную, древнюю тайну, которую случайно довелось узнать и твоему неразумному, непутёвому папе. Наш безжалостный предводитель посчитал мою излишнюю осведомлённость обстоятельством просто недопустимым, и теперь наши жизни подвергаются нешуточной, дьявольски чреватой, опасности.
Далее, уже в ходе отчаянного, поспешного бегства, отец рассказал совсем ещё маленькой девочке про строгий секрет двух половинок перерисованных схем, в ходе чего не позабыл уточнить, что истинный оригинал был полностью уничтожен.
Сопоставляя существующие факты, Елисеева молча слушала успокаивавшие речи ворковавшего подле О'Доннелла. Вдруг она резко дернулась, словно пробудившись от какого-то тяжелого и кошмарного сна, и, глядя ему прямо в глаза (он отвлекся от управления и изучал ослепительный взор необычайной красавицы), высказала мысли, терзавшие ее последнее время:
– Как ты думаешь, милый, раз мой отец делал похожий рисунок в спешке, то вполне может существовать определённая, довольно немалая, вероятность, что он либо в чем-то ошибся, либо координаты перенес немножко неверно; ксероксов тогда не было и ему приходилось вычерчивать каждую линию лично, своими руками. Я согласна, он отличался особым дарованием и несравненной тягой к феноменальным художествам; но что, если он что-нибудь понял неправильно и так же неправдоподобно перенес имевшиеся данные на составляемую им некорректную схему – ведь могло же такое случиться?.. Тем более что он тогда торопился, был возбужден, не в меру напуган, а потому никто и не поручится, что он не совершил какой-нибудь маленькой, но досадной ошибки. Так что, Майкл, ты обо всем мною сказанном думаешь?
О'Доннелл, периодически отводивший от зеленоглазой блондинки влюбленный взгляд на дорогу и тут же возвращавший его обратно, прекрасно понимал, что обстоятельства, озвученные милой подругой, вполне могут соответствовать прискорбной действительности и что в указанном случае тайна древнерусского сокровища будет безвозвратно утрачена; однако, не желая еще больше погружать удручённую спутницу в унылые, мрачные мысли, заокеанский поклонник решил хоть как-то ее ободрить и по возможности развеять угнетённое, тоскливое настроение.
– Теперь за это никто, естественно, не поручится, – сказал он, буквально растворяясь влюблённым взглядом в ясных, едва ли не изумрудных глазах, – но лично я считаю, что нам следует идти чуточку по-другому: необходимо отыскать вторую половинку составленной схемы, а по ней уже и определить, в каком истинном направлении полагается двигаться дальше. С моей точки зрения, пусть даже не получится добиться полного сходства, но знай мы отправную точку и нужное расстояние – искать станет намного проще. Если вдобавок мы станем использовать еще и возможности, предоставляемые в наше распоряжение современной вычислительной техникой, мы потонувший «Титаник» сможем поднять со дна глубоководного океана – чего уж там говорить про какие-то небольшие раскопки?..
Мысленно он желал сказать еще много ласковых и ободряющих слов, совершенно упустив из пристального внимания, чем непрямую должен был заниматься, и легкомысленно доверился профессиональным качествам, присущим и опытным, и искусным водителям. Однако небрежное, нарочитое отношение, проявленное к участку автомобильной дороги, наполненной лихими опасностями (и где возможно движение небезопасной техники) практически всегда находит отголосок в праведном гневе Вселенной; не явилась каким-то удивительным исключением и та непринуждённая невнимательность, с какой О’Доннелл подходил к безответственному управлению транспортным средством. Он как раз смотрел на миловидную спутницу и прилагал все мыслимые силы, чтобы хоть как-то ее успокоить, полностью положившись на спокойное протекание заданного маршрута, когда девушка, на миг оторвавшая от него озабоченный взгляд, вдруг резко вернула его обратно и мгновенно наполнила хорошенькие глаза неподдельным, неописуемым ужасом.
– Майкл, смотри на дорогу! – закричала Наташа перепуганным голосом, в одно мгновение задребезжавшим от нешуточного, неистового волнения. – Мы сейчас врежемся!
Резким движением головы Майкл вернул встревоженный взор на дорогу и, мгновенно оценив возникшую ситуацию, более чем отчетливо осознал, что никаких возможностей избежать назревающую опасность у него практически не осталось…
Что же явилось причиной нечеловеческого испуга молодой красавицы и ее преданного возлюбленного? В то время, пока водитель, поддавшись безотчётной беспечности, основанной на практически незагруженной трассе, уверенно вел принадлежавший ему автомобильный фургон (не забывая безрассудно отвлекаться, чтобы любоваться находящейся рядом очаровательной девушкой), впереди, прямо по курсу их следования, но только на встречном движении, точно так же, совершенно спокойно, чувствовал себя шофер, управлявший огромной фурой, сравнимой разве с железнодорожным вагоном; двигаясь не первые сутки, он излишне расслабился (из-за спокойного следования по незагруженной трассе) и теперь слегка клевал носом, потеряв разумную бдительность, необходимую во время вождения.
Протянутая по холмистой местности, автострада «М-7» славится всевозможными спусками и последующими крутыми подъемами; приведённая особенность, по-видимому, и послужила последовавшему роковому стечению обстоятельств. Успокоившись тем положением, что по ходу следования практически не попадается встречного транспорта, мужчина, управлявший автомобильным поездом, на одном из таких подъемов догнал автоцистерну, двигавшуюся в попутном направлении и перевозившую какую-то взрывоопасную жидкость. К слову сказать, человек тот очень спешил, потому и проводил за рулем большую часть суточного времени, оставляя на сон лишь короткие промежутки. Цистерна продвигалась невероятно медленно, и первый водитель, не желая терять набранную ранее скорость, посчитал, что может положиться на банальное везение и слепую удачу. Из-за темного времени суток и большой усталости он не придал должного внимания тому исключительному факту, что въезжает на крутой, искривлённый пригорок, решив обогнать возникшее препятствие, не своевременно образовавшееся и мешавшее стремительному движению. «Притопив» побольше газу, он вышел на встречную полосу и поравнялся с обгоняемым автопоездом. В тот же самый момент из-за ближайшей возвышенности, причем на скорости, достигавшей никак не меньше восьмидесяти километров, вылетел иностранный мини-фургон, за управлением которого находился, конечно же, американский предприниматель.
Положение оказалась критическим: до ужасного столкновения оставались считанные секунды и в сложившейся ситуации найти какое-то правильное и наиболее безопасное решение было практически невозможно. Поддавшись инстинкту самосохранения, Майкл резко дернул руль вправо (что в такой ситуации было вполне логично, ведь впереди надвигалась несокрушимая железная масса) и попытался уберечься от страшного столкновения, направляя транспортное средство напрямую в близлежащий придорожный кювет. Избежать одной из самых страшных аварий у него получилось, но, с другой стороны, автофургон, потеряв под колесами твердую почву и на приличной скорости оказавшись на неровной поверхности, внезапно подпрыгнул, завалился на правый бок, а дальше, хорошенько ударившись о землю, начал энергично крутиться, перевернувшись несколько раз вокруг невидимой оси, словно бы кем-то специально вставленной и воткнутой в самый центр попавшей в отчаянную переделку несчастливой машины.
Но что же шофер огромной фуры, вопреки всяческой безопасности и здравому смыслу так безрассудно нарушивший дорожные правила? Заметив перед собой внезапно возникший свет фар и с прискорбием осознав, что встречное столкновение неминуемо, он, точно так же желая его избежать, начал выкручивать баранку руля на аналогичное направление, какое выбрал другой, не менее беспечный, водитель. От ужасных последствий, непременно последовавших бы при пересечении их траекторий, спасло в тот момент единственное условие: автомобильная фура, имевшая намного большие размеры (вследствие чего являвшаяся гораздо неповоротливее), изменяя направление, нижним металлическим корпусом зацепилась за двигавшуюся рядом автоцистерну; предпринятый неудачный маневр смог замедлить его начальную скорость, но способствовал тому обстоятельству, что его огромный грузовик начал заваливаться набок, увлекая с собой и перевозчика взрывоопасной жидкости, ответственно двигавшегося рядом и ни в чём не повинного. Заскрипели тормоза, посыпались искры, и обе машины, имевшие необычайно большие размеры, вдруг закрутились, словно бы были игрушечные. Целостность люка, сдерживавшего внутри бочки горючую жидкость, была (как нетрудно догадаться) нарушена, в результате чего она незамедлительно, буквально в одну секунду, устремилась наружу, моментально воспламеняясь и раздаваясь по округе сокрушительным взрывом, разбрасывающим вокруг себя многочисленные металлические осколки, крупные и мелкие, раскалённые и смертоносные, звенящие и свистящие.
От уничтожавшего воздействия, сметавшего собой все, что попадалось ему на пути, автомобиль, принадлежавший американскому предпринимателю, смогло уберечь лишь то удачное положение, что, увлеченный движущейся силой, сохранявшейся в результате его нешуточной скорости, он, кувыркаясь, взлетая и падая, сумел отлететь от эпицентра мощного взрыва на недосягаемое, приличное расстояние – и только многочисленные мелкие частички нещадно забарабанили по белоснежной обшивке изрядно помятого корпуса.
***
Вацек Валерий Владимирович недавно справил сорок четыре года и давно уже слыл состоявшимся и обеспеченным человеком. В далекой и бурной юности он (как и все тогдашние преступные элементы, не имевшие достаточного образования и чёткого смысла в жизни, будоражившей тогда страну и бунтовавшей во всех отношениях) состоял в очень значимой группировке преступного толка и носил непривлекательное прозвище Дрищ. Между прочим, прилипший псевдоним оказался наделенным строго определенным смыслом: человек тот был невысокого роста, чрезмерно худощавого телосложения и никак не выделялся какой-нибудь физической силой. Вместе с тем еще с юношеских лет злобный и беспощадный парень отличался и жестоким, и непримиримым характером, в связи с чем рано смог заслужить себе громкую славу безжалостного убийцы. Естественно, со временем его позорная кличка осталась в глубоком прошлом, и теперь Вацека называли не иначе, а исключительно Босс; он, и действительно, давно уже заведовал всем ивановским криминалом, сумев перехватить завидное первенство у прежнего предшественника (как оно и полагается в «опасном бизнесе»), и самолично, и преждевременно отправив его к прародителям.
Случилось так, что кульминационный конфликт между ними разгорелся как раз из-за того самого утраченного сокровища, путь к которому и пыталась отыскать одна из самых очаровательных девушек, не преминувшая соблазнить на увлекательное приключение и неразлучного с нею бизнесмена-американца. В те давние, «весёлые» времена Дрищ, разумеется, не поверил лицу, заправлявшему региональной преступной организацией: он справедливо предположил, что тот, хитроумный отступник, скрывает от свободолюбивой «братвы» некую великую тайну и не считает нужным ни с кем из преступных товарищей ею делиться. Подговорив ближайших сторонников, он организовал незапланированную сходку местных криминальных авторитетов, проходившую (как кому-нибудь не покажется странным?) без участия – того! – чья судьба решалась на покрытом страшным секретом сборище, проводимом не отличавшимися уже прежним благородством отъявленными бандитами. Общим и безоговорочным решением он был заочно низвергнут и тем же мигом приговорен к самому скорому жестокому умерщвлению. Исполнять «почётную миссию», причем с превеликим удовольствием, взял на себя честолюбивую обязанность, конечно же, Вацек, питая дополнительный умысел – прославиться в качестве и кровожадного, и беспощадного киллера.
Бывший авторитет умирал тяжело, испытывая нечеловеческие мучения, невыносимые и неслыханные, пока, вконец не обессилив, самолично не стал умолять Валерия, чтобы тот наконец заканчивал изощрённые, жестокие пытки. Уважением к его авторитетной просьбе явился отточенный удар знаменитой финкой НКВД, направленной прямо в глаз развенчанного преступного босса. Тогда же на общем преступном собрании Дрищ был назначен главой «преступного братства», и с тех самых пор его позорное имя благополучно забыли. Бандит стал безраздельно властвовать над Ивановской областью, постепенно подчиняя себе любого, кто имел к преступному миру хоть какое-то, пусть даже маломальское, отношение; ни одно мал-мала серьезное преступление не совершалось без его личного одобрения, причём с непременным пополнением общественной кассы, именуемой в просторечии «воровским общаком». Грозный мужчина, с виду казавшийся маленьким и тщедушным, снискал себе громкую славу кровавого и удачливого убийцы, а ещё и талантливого организатора, непревзойдённого, едва ли не гениального.
С тех пор минуло два добрых десятка лет, но Вацек так и не оставил мысли найти утраченное в неразберихе «девяностых» немыслимое сокровище.
Итак, проснувшись ранним апрельским утром, по обыкновению в шесть утра, он сразу же включил телевизор, как и всегда, одновременно с утренним моционом, прослушивая последние новости. Вацек как раз находился в ванной и чистил зубы, когда с экрана прозвучала негромкая фраза, еле-еле до него долетевшая, но словно бы острым клинком врезавшаяся в чуткое ухо, взбудоражив сознание до такой чрезвычайной степени, что он едва не проглотил зубную щетку и, ошарашенный, поперхнулся. Так и оставаясь с нею во рту, он разом вылетел в огромную залу, где прямо перед плазменным устройством, на широком диване, беспечно развалился огромный, «горилообразный» человек, казавшийся примерно одинаковым возрастом, который бесцельно вертел в «кувалдоподобной» руке пульт управления, словно бы раздумывая, что же с ним следует сделать.
– Буйвол! – брызгая вокруг вспенившейся пастой, грубо прокричал разгневанный Босс. – Как прикажешь тебя понимать?!
Копылин Иван Альбертович, он заслужил себе само за себя говорившее прозвище из-за необъятной, просто огромной, силы, да внешнего спокойствия, да безудержной ярости, вскипавшей в нем всякий раз, когда его вынуждали к необузданному проявлению звериного буйства. Ближайший соратник, он был старше главы ивановской мафии на каких-то два года и прошел с ним весь долгий, тернистый путь, «поднявшись» от простых, никчемных «шестерок» до непререкаемых руководителей местного авторитетного криминала. Буйвол не отличался слишком сверходаренным разумом (этим качеством в наивысшей степени был наделен его более мелкий товарищ), наоборот, он был по-настоящему глуп; зато звероподобный детина владел огромнейшей, едва ли не сокрушительной мощью, дававшей ему способность двигать необъятные валуны, вследствие чего порой становилось не слишком понятно, почему переросток-верзила настолько легко подчиняется маленькому и тщедушному человечку? Тем не менее крепкая дружба завязалась между ними довольно давно, и Копылин, не отличаясь большим умом и здравым рассудком, всегда полагался на хитроумного и изворотливого товарища; он даже, никогда не выказывая недовольства, позволял тому «пилить» себя и песочить, испытывая к Вацеку если и не страх, то, по-видимому, какую-то братскую любовь и простодушное уважение.
Вот и теперь, со стороны могло показаться необъяснимо странным, как мужичок с ноготок, представляющийся не больше чем «метр с кепкой», во всю отчитывает стоящего перед ним большого громилу, а тот лишь виновато хмыкает, опустив книзу понурую голову, отчасти квадратную, а чем-то напоминавшую «бычью». Стоит отметить, он не сразу и понял, вследствие чего возникло неистовое негодование его не столько хозяина, сколько лучшего друга. Как бы там ни было, видя разгневанного Валерия, звероподобный человек мгновенно поднялся с удобного места и застыл в почтительной позе, спокойно дожидаясь, когда же ему наконец объяснят основную суть очередного проступка. Глава ивановской преступности тем временем продолжал.
– Так ответь мне, Ивашка, – уничижительное имя он применял исключительно в случаях крайнего отчуждения, – как вдруг стало возможным, что та маленькая девчушка, которую – я! – приказал тебе убить, до сих пор остается живой, и даже умудряется попадать в автомобильные катастрофы? Так-то ты предан давнему, верному другу?..
Человек, некогда носивший прозвище Дрищ, хотел сказать еще много «теплых» и «ободряющих» слов, но в этот момент заинтересовавший его ролик стали прокручивать снова, как бы подтверждая Копылину его самые нехорошие подозрения, внезапно нахлынувшие из далекого, казалось бы забытого, прошлого.
«Вчера, около двадцати одного часа вечера, – говорила с голубого экрана приятная и симпатичная девушка, державшая перед лицом микрофон и описывавшая случившуюся накануне трагедию, – на участке автодороги «М-7» произошла автомобильная катастрофа: столкнулись автофургон, автоцистерна и небольшой «минивен». В результате ужасной аварии случился сокрушительный взрыв, унесший с собой жизни обоих водителей-дальнобойщиков. Следовавшим на автомашине «форд» и мужчине и женщине каким-то необъяснимым чудом удалось уцелеть, но они получили тяжелейшие травмы и находятся в критическом состоянии. Выжившими оказались американский предприниматель Майкл О'Доннелл и писательница Елисеева Наталья Дмитриевна. Информация для родственников: оба они госпитализированы в травматологическое отделение областного госпиталя для ветеранов войн».
Дальше шло подробное описание как самой катастрофы, так и сопутствующих причин; однако остальные подробности зрителям, утратившим к дальнейшему ролику всяческое внимание, по понятным причинам стали неинтересны: они успели услышать все, что им, в сущности, требовалось. Озабоченный приведёнными фактами, Вацек настойчиво требовал у неотступного друга любого, более или менее весомого, оправдания:
– Так как же, Буйвол, так получилось, что девчушка осталась жива, – ты меня «кинуть», что ли, решил?
– Может, это не та, Босс? – робко заметил большой человек, неловко переминаясь с ноги на ногу. – «Може», какая, другая?
– Видишь, – зло усмехнулся Вацек предположению, казавшемуся ему необдуманным и невероятно тупым; он не преминул поближе сдвинуть к переносице и без того сведенные брови, – ты сам ни в чем не уверен, а значит, мое утверждение, что ты тогда, в далеком девяноста восьмом, не выполнил моего приказа, оказалось и верным, и правильным – получается, ты меня предал? И потом… я совсем не думаю, что в нашей области слишком много Елисеевых Димок, способных породить дочек интересующего нас возраста. Хватит, Ивашка, юлить – давай уже признавайся.
– Но… – еле слышным голосом несостоявшийся убийца маленькой девочки попытался из себя хоть что-нибудь выдавить.
Между тем закончить оправдание Валерий ему не дал: он метнул на давнего товарища яростный, бешеный взгляд, от которого у того по спине побежал неприятный, морозивший холодок, а тело стало теребиться легкой нервозной дрожью.
– Хватит уже, наверное, Буйвол водить меня за нос, – грубо бросил предводитель жестких преступников, – а рассказывай уже, как именно было дело.
Огромный мужчина виновато потупил опечаленный взор, уставил его в начищенное до блеска половое покрытие и слегка охрипшим голосом выдал страшную тайну, примерно им хранимую и пронесённую через долгие годы:
– Извини, Босс, но ты ведь меня знаешь: врага – пусть то будет хоть мужчина, хоть женщина – я для тебя разорву голыми руками, без никакого оружия; не получится – грызть буду оставшимися зубами. Но маленькую, ни в чем неповинную девочку?.. Её я просто не смог. Прости, но это единственное, в чем ты смог бы меня упрекнуть. Я еще в тот вечер хотел тебе представить справедливые возражения и заявить, что не смогу поступить против совести; но я предположил, что в любом случае ты убьёшь её сам или поручишь кому-то другому. Не знаю почему, но я ужасно пожалел ту девчушку и попросту не смог допустить, чтобы с ней случилось хоть что-то плохое. Эх! – он печально вздохнул. – Вот поэтому-то я и увел несмышлёную малютку от вас подальше, спрятал в придорожной канаве и велел сидеть тихо. Я в тот раз почему-то подумал, что невинная дочка не должна отвечать за проделки мерзопакостного, гнилого папаши: мала она слишком была в то суровое, свирепое время.
– Зато теперь «вертлявая сучка» выросла, – резко оборвал его преступный авторитет, – а что, если ей вдруг захочется отомстить? Видишь: она даже специально с американцем связалась; а от заморских, напыщенных «не?русей» всегда можно ждать только единственного – больших неприятностей. Однако… – Вацек понизил голос до полушепота и придал лицу заговорщицкий вид, – с другой стороны, может не так уж и плохо, что девка осталась живой, а?
– Не понял? – теперь пришла очередь удивляться униженному громиле. – Ты же меня только что презренным предателем чуть ли не объявил?
– Да, ладно, ты… успокойся, – промолвил Валерий более дружественно, но продолжая сохранять мимику полной таинственности, – помнишь, когда мы убивали прежнего босса, я тогда ему, поганому выродку, предъявил, что он «закрысил» себе некие таинственные сокровища, строгий секрет которых ему по случаю удалось раздобыть – это когда мы разграбляли затерянную в лесах славянскую деревушку. Я тогда еще подумал, что он просто не хочет ни с кем делиться, и – если ты не позабыл? – подверг его жестким, попросту нечеловеческим, пыткам, силой пытаясь вырвать у него ревностно хранимую тайну, нет! Я не думаю, что после стольких перенесенных страданий, он смог бы и дальше стойко держать при себе любые, даже самые сокровенные, мысли. Но, знаешь ли, Буйвол, что он в тот раз мне все-таки рассказал?
– Нет, – откровенно признался Копылин, выражая звероподобным лицом крайнее, едва ли не полное удивление, – мне это неизвестно. Ты сам тогда с ним всё время о чем-то шептался; я же только помог его захватить и за весь период продолжения пытки преспокойненько находился на улице, – здесь необъятный детина на секунду остановился, а затем, как будто что-то неожиданно вспомнив, воскликнул: – Точно! Ты же сам к нему никого не пускал – сказал, типа, только ты сможешь обойтись с ним, согласно и наших традиций, и его высокого положения.
– Правильно, – согласился босс ивановской мафии, хитро прищуриваясь, – я вполне справедливо предположил, что при большом собрании отпетый мерзавец не посчитает нужным со мной откровенничать, – и более печально, – как же я ошибался, ведь, оказалось, Елисеева Димку мы «убирали» как раз таки за ту непростительную провинность, что он каким-то непостижимым образом сумел уничтожить документ, указывавший на истинное расположение, где спрятаны несметные древнерусские ценности. И вот теперь я думаю, что с его преждевременным убийством мы тогда немного погорячились – а знаешь почему?
– И тут я не в силах разумно ответить, – не менее честно признался огромный бандит, продолжая стоять перед пытливым товарищем с низко опущенной головой и застенчивым видом.
– Теперь я попросту убежден, – снова нахмурился Вацек, но уже не испытывая гнева по отношению к Буйволу, а предаваясь исключительно мыслям, ведущим в славное прошлое, – что Елисеев в то далекое время не просто уничтожил ту карту, нет! Он сумел разгадать, где скрыто сокровище. Однако наш прежний босс, как известно, не славился аналитическими способностями, – за что он, кстати, и поплатился! – поэтому и не рассмотрел тогда столь значимой перспективы, а велел просто-напросто взять да и Димку убить. Хотя если бы мы на него в те времена как следует надавили, то мы бы давно уже владели несметным богатством и ни в чем не нуждались.
– Но мы вроде и так не особо бедствуем, – само собой вырвалось у Копылина, сразу же зажавшего себе рот огромной ладонью.
– Я как раз сейчас не про это, – усмехнулся Вацек невольному движение могучего человека, не без прикрас будет сказано, просто залоснившийся от того благоговейного трепета, какой внушал даже необъятному, тупому громиле, – я просто размышляю, – он взял короткую паузу, пристально поглядел на преданного соратника и задался справедливым вопросом: – Смогу ли я теперь, после того что мне только что стало известно, полностью доверить тебе затаённые мысли?
– Ну?.. – Иван виновато отвел в сторону взгляд, наполненный смущённой стыдливостью, – ты же меня знаешь давно, словно облупленного… короче, за исключением девчонки, я не подвёл тебя больше ни разу.
– Хорошо, – окончательно вдруг решившись, промолвил Валерий, – все равно у меня нет никого другого, кого бы я взял с собою в подельники, причём на важное, «стрёмное» дело. В общем, слушай, какая меня посетила идея, – он приблизился ближе и дальше говорил заговорщицким полушёпотом: – Тогда наш босс-дурак, являясь человеком недальновидным, не разобрался досконально в сложившейся ситуации и, считая Елисеева гнусным предателем, велел его «замочить»; не спорю – он поступил целиком справедливо. Однако он даже не догадался, что, прежде чем приводить приговор в исполнение, необходимо было гнилого отступника как следует допросить, применив к нему небезосновательное, болезненное пристрастие. Эх! Знай я в те далекие времена истинные обстоятельства запутанного, сложного дела – я бы, безусловно, так бы и поступил; но теперь-то чего причитать: надлежащий момент упущен, и достаточно основательно. Между тем мне почему-то кажется, что не все еще до конца потеряно, потому как, скорее всего, Димка успел раскрыть страшную тайну своей маленькой дочке – я почему-то в этом просто уверен! – и теперь она единственный человек, знающий тайну потерянных, древнерусских сокровищ.
– В положенном случае она давно ими воспользовалась, – неожиданно для себя самого Копылин высказал здравое замечание, не лишенное осмысленной логики.
– Вот зачем ты мне сейчас это сказал? – предводитель ивановского «преступного братства» едва не поперхнулся и одарил неизменного сообщника взглядом свирепым, ежели не зловещим, от какого тому вдруг то?тчас же захотелось провалиться на месте, – хотя… – сразу найдя решение, через секунду продолжил Валерий, – если она их достала, мы попросту возьмем да и вырвем у «маленькой сучки» то, что, между прочим, принадлежит нам по первостепенному, изначальному праву.
Глава V. Допрос с пристрастием и новая жертва
Хотя Денис и считался человеком, подозреваемым в одном из самых жестоких и отвратительных преступлений, но официального обвинения предъявлять ему пока не решались, а доставив предполагаемого маньяка в районный отдел, каждый попросту занялся исполнением основных, повседневных обязанностей. Единственный, кому было надобно больше всех, подполковник Карелин ходил по кабинетам и, страшно нервничая, уговаривал вышестоящее руководство немедленно приступить к более активным действиям и основательно допросить «презренного негодяя». Более разумные высокопоставленные начальники, зная недалекий ум Германа Петровича, только отмахивались, словно бы он являлся какой-нибудь назойливой мухой: они-то прекрасно осознавали, что построить откровенный, признательный разговор на пустом месте в настоящем случае навряд ли получится.
Так Градов и просидел в одном из кабинетов оперативного состава весь истекший день, а впоследствии остался в райотделе и «на? ночь». Начальнику поселкового отделения ничего другого не оставалось, как отправиться домой отдыхать. Предполагаемый допрос опаснейшего преступника было решено отложить до утра: с областного управления ожидался приезд сведущих, наиболее профессиональных, сотрудников, которые, сверх всего прочего, должны были привести с собой полиграф, спокойно развязывающий языки и самым отчаянным молчунам, и прожженным, матёрым преступникам.
Вот и настал решающий день в судьбе молодого оперуполномоченного, когда от одного его неверного слова могла полностью поломаться вся его дальнейшая жизнь. Не стоит говорить, что он, немного уже знакомый с методами и правилами, какие применялись в органах внутренних дел, чувствовал себе несколько неуютно, неуверенно, да и что там говорить, был подвержен отчаянному, безотчётному страху, и давно уже прощался как с полицейской карьерой, так и со счастливой, драгоценной свободой. На протяжении прошедшей ночи, показавшейся безмерно продолжительно долгой, как он не пытался, ему так и не довелось сомкнуть затуманенных глаз; словом, к наступившему у?тру не выспавшийся юноша, мало того что выглядел отчаянно перетрусившим, так еще и был выжат словно лимон, утративший всяческую возможность достойно сопротивляться. Как распорядился начальник местного отдела внутренних дел, «от греха подальше…», молодого человека в добровольно-принудительном порядке перевели на ночь в одну из одноместных камер, предназначавшихся для буйных административно-задержанных. Как ни негодовала возмущённая душа юного полицейского, но, скрепя сердце, ему всё-таки пришлось подчиниться.
Он думал, что им займутся с самым рассветом (ну, или чуточку позже?); впрочем, неумолимое время потихонечку шло, а к нему так никто и не соизволил спуститься. Страшно хотелось и есть и пить, однако про Градова словно забыли, лишив его даже самых необходимых потребностей, необходимых для нормальной жизнедеятельности молодого, всё еще росшего, организма. По его мнению, пренебрежительное отношение было нисколько не удивительно, ведь другие полицейские считали его теперь не просто «неоперившимся» юнцом, еще не укоренившемся в коллективе, но еще и (по всеобщему убеждению?) он оказался жестоким маньяком-убийцей, обманным путем затесавшимся в их дружное полицейское братство.
Вот таким невеселым мыслям подвергал себя переволновавшийся парень, когда в половине одиннадцатого в камеру вошел начальник уголовного розыска, сопровождаемый оперативником, прибывшим из областного центра, и, разумеется, господином Карелиным.
– Меня зовут Сазонов Михаил Александрович, – представился незнакомый мужчина, казавшийся над остальными главным как по чину, так в точности и по званию, который без особых предисловий сразу взял инициативу в искусные и умелые руки, – я подполковник полиции и курирую преступления, связанные со всеми убийствами и жестокими изнасилованиями. Как ты понимаешь, – офицер, по сути, не церемонился, – в ближайшее время нам предстоит с тобой плотно и тесно общаться, пока мы не сдвинемся с мертвой точки и не придем к устраивающему всех безоговорочному консенсусу. Первым делом спрошу: тебе не в чем перед нами открыться? Если есть, то лучше признайся сейчас; в означенном случае мы еще как-то сможем тебе помочь, потом же, не сомневайся, будет намного труднее. Ну так как, есть ли нечто такое, что сильно тяготит твою смятенную душу?
Опытный офицер, он отлично знал оперативное дело, проведя на службе в органах внутренних дел лучшие годы насыщенной жизни. Достигнув тридцатисемилетнего возраста и выследив не одного закоренелого, отъявленного преступника, считавшего себя чересчур хитроумным, офицер отлично разбирался и в человеческой психике, и в эмпирической психологии, почему и был назначен на столь ответственное направление в оперативных расследованиях. Статными внешними данными он выдавал привлекательного человека, следившего за подтянутой фигурой и уделявшего немалое время активным занятиям спортом: высокий рост гармонично сочетался с натренированным крепким телосложением; ухоженное лицо отдавало бронзовым оттенком смуглого цвета кожи; серые глаза по краям были чуточку карими, а пронзительным взглядом могли поведать, что их обладатель отличается пытливым умом и расчётливым разумом; нос – в целом прямой, лишь к концу виделся несколько вздернутым, передававшим некую капризность своевольной натуры; средние уши, представлялись чуть оттопыренными и ничуть не скрывались за короткой стрижкой густых и черных волос; мясистые губы прикрывались аккуратно-подстриженными усами. Строгое одеяние областного сотрудника представлялось дорогим коричневым костюмом, отлично сочетавшимся с ослепительно белой рубашкой, украшенной изящным, в небольшую крапинку, галстуком. Глядя на опрятного, превосходно сложённого, человека, складывалась всесторонне оправданная оценка, что перед тобой находится не сотрудник, лишь неплохо знающий розыскное дело, а скорее, «сплошной механизм», отлично функционирующий и прекрасно во всём разбирающийся.
Именно такое впечатление и утвердилось в сознании молодого оперативника, вследствие чего поникшая душа у него загрустила значительно больше; говоря иначе, у него начинало складываться определенное мнение, что с помощью его непосредственного руководителя и начальника уголовного розыска ивановский оперативник сможет склонить его признаться в чем угодно, и даже в том неочевидном факте, что он каким-то непостижимым образом причастен к разрушению двух башен Всемирного торгового центра, ну, или в крайнем случае к нашумевшему убийству американского Кеннеди. Объятый страхом и колотившей нервозной дрожью, молодой человек отчётливо понимал, что действенной помощи ему дожидаться попросту неоткуда, – машинально он замкнулся в себе и приготовился выдерживать сокрушительный психологический натиск, непередаваемый никакими человеческими словами. Наверное, именно поэтому на заданный подполковником вопрос он ответил и злобно, и неприветливо, сжимаясь словно загнанный в угол дикий зверек (парень опустил книзу глаза и насупил лицо) и выдавая встревоженное состояние дребезжащей интонацией голоса:
– Я ничего не делал и раскаиваться мне не в чем. Вы собрались «повесить» на меня очередное, нераскрывающееся убийство; ну, так что же… дерзайте. На то воля ваша.
– Ты давай здесь не умничай, – грубо оборвал его Герман Петрович, в присутствии областного оперативника не решившийся рыкнуть, по обыкновению, грубо, – следы преступника ведут к твоему поселковому дому, а там обрываются. Сие, «поганый негодник», может означать только единственное – ты и есть тот самый жестокий убийца!
Ивановский подполковник одарил неугомонного, но не отличавшегося большим интеллектом начальника откровенным, «остужающим» взглядом, яснее-ясного говорившим, что тот значительно опережает события, да и попросту суется в чужое дело; другими словами, офицер очень пожалел, что позволил ему участвовать во время допроса. Тем не менее вслух он заносчивому самодуру ничего не сказал, а, отвернувшись к Денису, спокойно промолвил:
– Согласишься ли ты – если к тому возникнет необходимость – пройти полиграф и ответить через него на интересующие нас простые вопросы?
– Конечно, – не задумываясь, выпалил молодой человек, придавая произнесённым словам как можно большей уверенности, – мне скрывать нечего, и я готов на любые, правомерные процедуры, лишь бы доказать свою полную невиновность. Я сам не понимаю, как вдруг стало возможным, что следы маньяка-убийцы привели к моему временному жилищу? Очевидно, меня просто кто-то слишком сильно желает подставить?.. – пожал он, недоумевая, плечами.
– Но зачем? – вмешался в разговор Бесстрашный, выгодно отличавшийся от Карелина более покладистым характером и непременным желанием докопаться именно до истины, а не «загрузить» на преступление первого человека, попавшего под лёгкое подозрение. – А главное, кому – такое! – вообще могло прийти в голову?
– Я не знаю… пока, – понуро опустив взъерошенную голову, продолжил Денис подрагивать нервными нотками, – но непременно хочу это выяснить…
Договорить он не успел, так как Герман Петрович, никак не реагировавший на мимику ивановского сотрудника и считавший себя непревзойденным мастером развязывать несловоохотливым преступникам языки, грубо оборвал недосказанную реплику и, придавая лицу звериное выражение, гробовыми интонациями зло прорычал:
– Хватит нам «ваньку валять»! Мы всё уже хорошо себе представляем, – что именно ему известно, уточнять он не потрудился, полагая, что одного, по его мнению сильного, утверждения будет более чем достаточно, – и все равно тебя, «поганого мерзавца», засадим – доказательств хватает! Давай уже сознавайся и сэкономь нормальным людям их драгоценное время! У нас и без тебя, «паскудный ублюдок», рабочей мороки хватает!
Областному оперативнику, видимо, сталось в диковинку видеть подобное проведение следственных действий, и он, опешив от удивления, ошарашенный, уставился на – «целого»! – начальника поселкового отделения, явно не понимая – как?! – неотесанный, невоспитанный человек смог дослужиться до столь высокого чина. Вместе с тем, верный служебному долгу, он все-таки посчитал, что просто обязан осадить бесцеремонного, бесстыжего грубияна.
– Товарищ подполковник?! – сведя к переносице брови, придал он мелодичному голосу металлических ноток и, нарушая основные, допустимые инструкции, грозно воскликнул: – Что Вы себе позволяете?! Достоверно еще не установлено, что молодой человек имеет какое-то отношение к совершенному преступлению, и мы пока еще не знаем, является ли он лицом, причастным к раскрываемому убийству. Если вы не поняли, сейчас мы пытаемся разрешить сомнения, возникшие касательно некоторых странных событий. Прошу Вас не вмешиваться, в противном случае, я буду вынужден поставить вопрос, чтобы Вы незамедлительно покинули допросное место. Пока же отойдите в сторону и не мешайте, пожалуйста, устанавливать основные обстоятельства и без того неординарного дела.
Для более грамотного областного оперативника было дико и непривычно вести межличностные трения в непосредственном присутствии лица, подозреваемого в совершении преступления; однако, вопреки всем принятым правилам, он никак не мог допустить, чтобы своенравный, считавший себя мелким царьком, начальник мешал ему соблюдать необходимые процессуальные меры и служебные предписания. Неудивительно, что его стойкое терпение лопнуло сравнительно быстро и что он начал выговаривать «самодурящему» начальнику о неправомерных, неправильных действиях, мешающих общему розыскному делу. Он не сомневался в его способностях выводить на откровенный разговор людей низких социальных прослоек; но здесь перед ними предстал человек совсем другого склада, причем сам являвшийся оперативным сотрудником, а с ним привычные методы, каких обычно придерживался Карелин, были просто недопустимы. Герман Петрович, конечно, ничего из перечисленного никогда бы не осознал, несправедливо предполагая, что ивановский «хлыщ» хочет заграбастать себе его личную славу, непременно последующую после раскрытия необычного, небывалого ранее, преступления; его же – прославленного сотрудника, опытного специалиста, тёртого и заматерелого! – хотят обойти стороной и позабыть в раздаче лавров победителям, непревзойденно сумевшим вывести «на чистую воду» жестокого душегуба, очередного маньяка-убийцу. Основываясь именно на предвзятых предубеждениях, ошибочных и пристрастных, он и остался крайне недоволен пламенным изречением, поступившим от областного «начальниЧка» (так он его про себя называл); однако, несмотря на заносчивый, вздорный характер, ко всеобщему удивлению, возражать Карелин ему не отважился, а придав озлобленному лицу обиженную, крайне недовольную, мину (вероятнее всего, понимая, что власти у его оппонента немного побольше), отошел немного в сторонку и уселся на разложенные нары, предоставив тому воочию продемонстрировать, как именно необходимо поступать в означенных случаях.
Сазонов не заставил себя долго ждать и то?тчас же высказал предложение, в сложившейся ситуации показавшееся ему приемлемым и наиболее здравомыслящим:
– В таком случае, когда все наконец-то наговорились, – он недобрым взглядом окинул поселкового подполковника, – тогда уже можно пройти в комнату для допросов и продолжить нашу беседу в специально предназначенном помещении. В нём установлены видеокамеры, постоянно ведется фиксация, и никому не придет в голову слишком уж своевольничать, – намек относился явно к Карелину, на что тот лишь презрительно фыркнул, а ивановский оперативник продолжал, обращаясь уже лично к Денису: – Мы хотели дать тебе, Градов, шанс облегчить незавидную, печальную участь, поэтому и пытались поговорить вначале именно здесь; но раз ты всесторонне уверен, что за тобой никаких потаённых грехов не тянется, то мы сразу же начнем процессуальную процедуру, как принято по законным, установленным правилам.
– Не возражаю, – утвердительно кивнул головой молодой человек, волею сурового случая попавший под сложное подозрение и готовый выполнять любые условия, только бы оправдаться в запутанной, непредвиденной ситуации, – я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы мне в конечном итоге поверили, – я никого не насиловал, а также не убивал.
Засим разговор, проходивший в подземной камере, посчитался законченным, и все четверо полицейских направились в специальное помещение, надлежаще оборудованное для подробного фиксирования допросной процедуры дознания, где каждое лишнее слово (либо же действие) могло стать роковыми как для одной стороны, так в той же мере и для иной.
Квадратная комната, в которой четырем полицейским предстояло находиться всё ближайшее время, угадывалась небольшими размерами, была слегка затемнённой, а еще и окрашивалась в серый, невзрачный, пугавший оттенок; в самом центре угрюмо стоял металлический стол, слегка удлинённый и надежно прикрученный к полу, с каждого торца прочно крепились две табуретки; никакой другой мебели в помещении не было, а на единственном небольшом окошке нагнетала невеселые мысли прочная, стальная решетка. Прямо посередине стола, разделённого на две части невысокой перегородкой, красовался портативный аппаратик, в простом обиходе именуемый «полиграфом». Дениса усадили на табурет, оказавшийся ближе к выходу, а областной оперативник специально уселся под единственным оконным проёмом, чтобы поступавший свет падал на лицо подозреваемого, не позволяя ему утаивать игру мимики и чтобы сам он имел выгодное преимущество, оставаясь в полузатенённом пространстве. Остальные участники следственного действия расположились, кто где: Бесстрашный, сложив на груди руки, застыл в центре маленькой комнаты, но немного сбоку от протянутого стола; Карелин, скрестив за спиной ладони, отошел к окну и придал себе отречённый вид, будто внимательно изучает голубое, бескрайнее небо, мизерным клочочком виднеющееся снаружи.
– Давай, Градов, первым делом поговорим без детектора лжи, – постепенно переходил Сазонов к активной части допроса, – попытайся нам все-таки объяснить: как же так получилось, что следы преступника привели к твоему поселковому дому? Сразу поясню, что, кроме служебной собаки, ситуацию вокруг внимательно изучил специальный сотрудник-эксперт и дал однозначное заключение, что следы обуви, найденные в месте совершения преступления и обнаруженные у твоего жилища, – они полностью идентичны. Сверх прочего, он утверждает, что отпечатки подводят к твоему дома, а затем обрываются на территории приусадебного участка. Как ты понимаешь, сделанное наблюдение может означать только одно…
– Что преступник непременно побывал внутри помещений, – договорил за подполковника младший оперуполномоченный.
– Не исключается, – наполовину согласился более опытный офицер, утвердительно кивнув головой, – именно поэтому с тобой и не стали разговаривать сразу, а ожидали официального заключения; но теперь уже имеются полные доказательства, что маниакальный убийца, бесспорно, побывал рядом с твоим служебным жилищем.
– То есть, – ухватился Денис за последнее изречение, словно током прошедшее через молодое, подвижное тело, – Вы сказали, что преступник дошел до приусадебного участка, но у Вас нет полной уверенности, что он заходил вовнутрь ветхой…
– А чему, собственно, ты удивляешься? – вдруг резко повернулся скучавший Карелин, как не покажется странным, высказавший невольную мысль, хотя и отдававшую провинциальной простотой, но в большей или меньшей мере логичную: – Ты «замочил» развратную потаскуху, поглумился над ней – как следует! – затем бросил, покойной, в лесу, а сам отправился домой, но зайти в жилые помещения не успел, так как тебе поступил от меня срочный вызов, требовавший немедленно выходить на работу.
Еще с вечера у Градова забрали на экспертизу личную обувь, и теперь его вновь обуяли страшные подозрения: не окажется ли так, что специалист криминальной службы даст заключение, что она идентична и полностью совпадает? В положительном случае, он действительно будет целиком потерянным для общества человеком: при вновь открывшихся обстоятельствах как-нибудь оправдаться и доказать невинную непричастность – эх, не останется практически никакой возможности. Он снова помрачнел и, печально загрустив, опустил книзу ясные очи, неожиданно наполнившиеся безутешными, скупыми слезами.
– Что говорит эксперт? – едва выдавил из себя молодой человек, еще больше начинавший поддаваться нервозной дрожжи, лихорадочно теребившей сильное тело, и ожидавший, что вот-вот будет поставлена окончательная точка в его печальной судьбе и несостоявшейся полицейской карьере.
– Он дает однозначное заключение, что подошвы не совпадают, – спокойным голосом промолвил оперативник, прибывший в районный отдел прямиком из Иванова.
