История Ведьмы. Стихия

Антон еще несколько секунд смотрел на меня выжидающе. Взгляд тяжелый, проницательный. Я вдруг почувствовала, как давно забытая бетонная плита вновь раздавила сознание. Но я не отвела глаз, стойко выдержав его натиск. Такой взгляд в моей жизни был только у одного человека. И я его никогда не забуду.

То ли это особенность всех суарутов, то ли у меня очередное помутнение рассудка на фоне пережитых событий. Но в его глазах, лице, манере речи и мимике я четко увидела отражение Макса.

Как?

Как такое может быть?

Я внимательней присмотрелась к сыну. Он его копия, ничего не изменилось.

Как?

Ответа нет. Пока нет.

Антон поднялся к себе. На некоторое время я осталась одна. Эмоции зашкаливали. Последнее открытие фактически выбило почву из-под ног. Хотелось убежать и спрятаться где-нибудь ненадолго, хотелось немного подумать, разложить все по полочкам, осознать.

Известия о случившемся с Эвеном, живые родители, перемена прошлого с момента рождения моей мамы, отсутствие новых воспоминаний, потеря Макса, сын, похожий на давно несуществующего человека. Но главное, сам факт изменения прошлого!

Столько всего свалилось одновременно. В таком возбужденном состоянии сложно контролировать себя. Сложно думать о том, что говорить, куда идти или ехать. А вдруг недавно было еще какое-то событие, о котором я не знаю, и сейчас за обедом мы будем обсуждать его. Я не знаю, что делать. Но надо собраться. Другого варианта нет. Осталось пережить семейный обед, и я поеду к Эвену, а по пути можно обдумать происходящее.

Находясь в полушоковом состоянии от разговора с сыном, я так и стояла возле лестницы. Из гостиной донесся звук радионяни, услужливо сообщив, что моя девочка проснулась. Я очнулась и поднялась к дочери.

Спустя полчаса мы уже сидели за обеденным столом. К моему великому счастью, обошлось без лишних разговоров. Я старалась вести себя спокойно.

Мы обсудили состояние Эвена, но ничего нового я так и не узнала. Он без сознания, стабилен, на аппарате жизнеобеспечения, за него дышит машина. И это самая страшная новость.

Затем папа рассказал о делах в компании. И о том, что сегодня ночью улетает в Мурманск на переговоры. Мама возмутилась, напомнила, что он в отпуске. На что папа только улыбнулся. А я даже немного обрадовалась, что его ближайшие пару дней не будет. Так я могла беспрепятственно перемещаться к себе домой, не боясь, что придется объяснять свое отсутствие. А мне сейчас крайне необходимо побыть одной.

Дальше мы обсудили учебу Антона. Родители настоятельно вразумляли внука о необходимости занятий вне школы.

Весь обед я не сводила глаз с родителей. Как можно скрыть столько радости? Мне хотелось петь, танцевать, кричать и прыгать от счастья. Они живы. Живы! Я не могла наглядеться на них.

А еще весь обед я чувствовала на себе взгляд Антона. Но в глаза ему старалась не смотреть, чтобы не сдаться.

После обеда я обняла, поцеловала папу и сына. Мама проводила меня до двери. Я с трудом оторвала от себя дочь. Лили никак не хотела отпускать меня, словно чувствовала, что мы давно не виделись.

Я вошла в гараж. Три автомобиля. Крутой внедорожник, скорее всего папин, и два седана. Один из них вместительный купе, больше подходит для поездок с внуками на прогулку и по магазинам. А второй маленький, спортивный итальянец, скорее всего мой. Мама вряд ли села бы за руль такого автомобиля. Я с трудом отыскала в сумке ключи, пискнула сигнализация. Интуиция не подвела. Это моя машина.

Я медленно ехала по проселочной дороге. Ярко, зелень, слабый ветерок разносит глубокие ароматы. Но мне было не до любования природными красотами.

В голове полная каша.

Когда я решилась вернуться в прошлое и изменить его, мало представляла себе, каков будет результат. Главной целью было исправить то, что натворил поступок Макса. Мне надо было вернуть к жизни родителей, Олега, бабушку. Дать возможность Лаури прожить ее настоящую жизнь, а не ту, которая получилась в результате ее неожиданного бессмертия. Необходимо было изменить ситуацию с Софи. И я даже не думала, что буду помнить о другом прошлом. Мне казалось, я проснусь в новой жизни, и все для меня будет привычным и знакомым. Ведь это единственно верный исход.

Но, по всей видимости, я опять где-то просчиталась, ошиблась. Конечно, родители живы и счастливы, бабушка прожила свой срок в любви с дорогим мужем, детьми, внуками и правнуками. Олег, наверняка, тоже жив и здоров.

А я? А моя жизнь? Что получила я?

Ничего не помню из нового прошлого. Не понимаю, как вести себя, что делать, говорить. Я даже не знаю, какая я.

Эвен в непонятном состоянии. По словам Аманды ни врачи, ни магия не смогли помочь ему.

Мой сын похож на несуществующего человека, ведет себя так же, даже интонация в голосе напоминает о Максиме.

А еще мы с Эвеном, оказывается, не должны быть вместе. Мы не созданы друг для друга.

Как такое могло произойти?

Где я опять просчиталась?

Что я сделала не так?

Как обычно, ответов нет. И мне придется в очередной раз с головой окунуться в поиски решений возникших проблем, причину которых я вообще не понимаю.

Но по сути своей, мое понимание в нашей всеобщей жизни не так уж и важно. Главное в другом.

Помнить, сколько невинных жизней пострадало однажды.

Верить, что во всем происходящем есть глубокий смысл, и если постараться, то скорее всего возможно постичь его.

Знать, что все они живы и счастливы, что мои усилия были не напрасны.

Невозможно представить, что все так обернулось

Спустя примерно три часа я, наконец-то, подъехала к больнице, в которой находился Эвен. Точный адрес мне, конечно, был неизвестен. Местонахождение Эвена я аккуратно выяснила за обедом, но только ориентировочно. Теперь мне предстояло разыскать мужа в бескрайних лабиринтах московского НИИ. Спасибо папе, позаботился, поместив моего мужа в лучшую больницу страны.

Я посмотрела на часы – шесть часов вечера. Быстро вошла внутрь, до окончания приемного времени еще пара часов. Пройдя по бесконечным коридорам с указателями, я увидела надпись большими красными буквами на стеклянной перегородке: «Реанимация». Сердце замерло, дыхание перехватило, кончики пальцев похолодели.

Я медленно открыла дверь и тихо вошла в длинный белый коридор. Очень тихо, никакого движения, даже страшно.

Тут неожиданно у меня зазвонил телефон. Я судорожно начала рыться в сумке, пытаясь найти его. И, как назло, мелодия звонка на полную громкость. В такой тишине даже писк звучал как духовой оркестр, а меня теперь слышало все отделение.

Вот он, наконец-то. Я скинула звонок. Мгновенно пришло сообщение: абонент Вера пытался вам позвонить.

– «О нет, Верочка. Только не сейчас», – я мысленно извинилась перед ней.

Тут же пришло еще одно сообщение:

«Оля, прошу, перезвони, как сможешь! У меня тут такое произошло!»

– «Ох, Вера! Ты даже не представляешь, что у меня происходит».

Я быстро набрала ответное сообщение: «чуть позже», и отключила звук.

Пройдя несколько метров, послышался шорох за спиной, я оглянулась. Передо мной стояла медсестра не сильно приветливого вида, похожая на коменданта в институтском общежитии. Не проскользнешь. Она недовольно посмотрела на мой телефон в руке, я не успела спрятать его.

– Извините, – едва слышно выдавила я, искренне раскаиваясь в собственной оплошности.

– Пропуск есть? – монотонно спросила она, скрестив руки на груди, чем только подтвердила мое сравнение.

Я нервно сглотнула. Какой пропуск? Куда? Я понятия не имею, о чем она говорит.

Приветливо улыбнувшись, я машинально открыла сумку, содержание которой мне до конца еще неизвестно, и начала искать нечто, напоминающее входной билет в кино. Это заняло довольно много времени, но не принесло желаемого результата.

Она сделала шаг вперед, показывая всем видом, что мне лучше покинуть ее территорию. Но я не двинулась с места, продолжая копаться в собственных вещах. Мне на помощь пришел доктор.

– Галина Сергеевна, все в порядке. Это к пациенту из третьей палаты.

Я подняла голову и увидела молодого мужчину в белом халате. По возрасту мне показалось, что он еще интерн, однако бейдж опроверг первое впечатление:

«Шувалов Алексей Петрович, врач-реаниматолог».

Но кое-что привлекло мое внимание к нему, гораздо сильней, чем информационная карточка на груди. Я почувствовала, как меня обдало особым энергетическим теплом, исходящим от него. Теплом, которое бывает только от людей, принадлежащих нашему миру.

Я быстро определила его статус. Он такой же, как Аманда, пузыречки – колбочки, ведун, стихия земля, довольно сильный и опытный. Он меня, конечно, не почувствовал.

Грозная медсестра удалилась. Алексей проводил ее дружеской улыбкой.

– Она в нашем отделении новенькая, – обратился он ко мне, не переставая улыбаться, и добавил, склонив немного голову, – мое почтение.

Из его поведения я сделала единственный вывод: мы уже знакомы. И даже больше, он точно знает, кто я. Я же в свою очередь ничего не помнила о нем, впрочем, как и обо всем остальном. Поэтому пришлось импровизировать.

– Есть новости?

– Нет. Ваш супруг по-прежнему без сознания и мы не знаем, что с ним. Но одно радует, мозг жив. Он будто спит.

– А вы пробовали применить свои способности?

Я произнесла вопрос так, будто мы уже обсуждали это. Алексей не удивился, я попала в точку.

– Пробовал, но опять безрезультатно.

Он огорченно вздохнул и отрицательно качнул головой. Я не почувствовала в нем обмана. Видно было, что этот доктор хотел помочь, чем может. В ответ, я благосклонно улыбнулась.

– Проводите меня?

– Да, пойдемте.

Он повернулся в сторону длинного коридора. Я последовала за ним. С каждым шагом идти становилось все тяжелее. Ноги будто свинцом налились.

Когда ты просто слышишь о чем-то плохом, до конца не осознаешь всего масштаба случившегося. У человеческого разума есть уникальная способность. Пока ты не видишь проблему, на уровне подсознания кажется, это неправда. А вот увидеть все собственными глазами, уже совсем другое дело. И если проблема связана с кем-то очень дорогим для тебя, но ты не можешь ничем помочь, вообще невыносимо.

На уровне подсознания мне не хотелось идти в палату. Не хотелось видеть Эвена таким. Я не хотела чувствовать собственную беспомощность. Хотелось верить, что он просто уехал в очередную командировку или с друзьями на отдых. Все, что угодно, только не это.

Мы остановились возле полупрозрачной стеклянной двери. Цифра «3» на табличке. Я на секунду зажмурилась, в глазах слегка потемнело, в ушах зазвенело, к горлу подкатил ком.

– Вам плохо? – неожиданно спросил Алексей.

– Я в порядке.

– Вы так побледнели. Может, присядете?

Он смотрел на меня весьма обеспокоенно. Я глубоко вдохнула и постаралась собраться.

– Нет, не беспокойтесь. Я в норме. Благодарю за компанию.

– Звоните, если что-то понадобится.

Алексей вновь едва заметно склонил голову. Я вежливо улыбнулась, открыла дверь палаты и вошла внутрь.

Однажды я сама находилась в таком же месте, когда родился Антон. Но это было давно и даже не в этой жизни.

Белый кафель, белый пол, белый потолок, стерильная чистота и абсолютный порядок, ничего лишнего. Вокруг множество включенной аппаратуры и гармошка, ездящая вверх-вниз.

Я с трудом приблизилась к кровати Эвена. Он лежал неподвижно, во рту трубка, глаза закрыты, а лицо белее первого снега. Если бы не ровный сигнал пульсометра, можно было бы подумать, что он мертв.

Я почувствовала, как ноги подкашиваются. Несколько слезинок скатились по щекам.

– «Этого не может быть, – мысленно запротестовала я. – Надо еще раз попробовать»

Я бросила сумку в рядом стоящее кресло и потерла руки. Сконцентрировавшись на его дыхание и сердцебиение, я медленно начала вливать в него свою силу. Еще, еще и еще. Но она будто проходила сквозь него и разливалась золотистыми нитями по всей палате, в поисках чего-нибудь живого. Спустя минуту результат не изменился.

Я оставила попытку исцеления. Села в кресло, откинула голову на спинку и прикрыла глаза. Внутри пусто. Даже мыслей нет. Состояние полного отупения.

– О, Эвен! Что же мне делать?

Я просидела так примерно минут десять, надеясь найти хоть какое-то решение. Не получилось. Больше мне здесь делать нечего.

Я встала, подошла к кровати, взяла мужа за руку, поцеловала в щеку.

– Люблю тебя, – по привычке прошептала я в самое ухо.

И тут на меня будто горная лавина обрушилась. Я сама до конца еще не осознала того, что произошло. В какое-то мгновение мне показалось, что я тону, легкие быстро наполняются жидкость, мне нечем дышать. Перед глазами появились радужные круги. Я упала обратно в кресло.

Такое ошеломленное состояние у меня было лишь однажды. Когда я встретила Макса. Только к Максу у меня мгновенно вспыхнула необъяснимая привязанность, можно даже сказать влюбленность. А сейчас случилось совсем наоборот.

Я сказала всего лишь два слова, которые ежедневно миллионы людей повторяют миллиарды раз. Причины наших признаний самые разные. Кто-то говорит искренне, кто-то из вежливости или жалости, кто-то потому что действительно любит весь мир, а кто-то просто врет. Но вряд ли кто-либо из них до конца задумывался о том, что он испытывает, произнося эту фразу.

А мне вдруг пришлось!

Раньше, точнее, в моем другом прошлом, я много раз говорила Эвену слова любви. В тот момент я чувствовала прилив счастья, трепет, воодушевленность, единение. Эти эмоции всегда сопровождали мое признание, тем самым подтверждая искренность сказанных слов. Мне хотелось обнять его, поцеловать, быть рядом как можно дольше и ближе.

А сейчас, произнеся заветную фразу, я ничего не почувствовала. Совсем ничего, будто и не говорила вовсе. Внутри тишина и пустота, ничто в душе не отозвалось. У меня не возникло привязанности к человеку, который был для меня любовью всей жизни. Я больше не чувствовала к нему того же, что раньше.

В эту секунду для меня рухнул мир.

Я вновь посмотрела на него. Столько беспомощности на лице. На глаза навернулись слезы. Нет! Жуткое беспокойство и переживание за его жизнь никуда не делись. Но сейчас в душе остались лишь теплые чувства как к другу, к брату, как к человеку, с которым связана жизнь. Хочется кричать о помощи, перевернуть все вокруг, только бы он очнулся.

Но я продолжила неподвижно сидеть в кресле и, не моргая, смотреть перед собой. В каждой клеточке тела, в каждом миллиметре души пустота. Она как непроглядная тьма окутала разум. Такого потрясения я не испытывала еще никогда в своей жизни.

Я потеряла Максима. Я потеряла Эвена. Я осталась одна.

Значит, благополучие новой реальности обман? Фальшивка?

Но почему так случилось?

Если я не люблю Эвена, почему я вышла за него замуж? Ведь мы не в средневековье живем. И в наше время даже незапланированная беременность не является поводом для продолжения отношений. А любит ли он меня?

Бред какой-то. Этого всего не может быть. И он любит меня, и я люблю его. Между нами точно все как раньше. Это просто хандра на фоне тяжелой адаптации к новой жизни. Эшли, наверняка прояснит ситуацию и развеет мои страхи.

Мне нужна сестра.

Я достала телефон, набрала ее номер. Эш ответила мгновенно.

– Привет. Как ты?

В ее голосе послышались участие, понимание и поддержка. Именно этого мне сейчас не хватало. Я не смогла ответить, слезы сдавили горло. Я разрыдалась.

– Оля, что случилось? – взволнованно пролепетала она, в ответ тишина. – Что-то с Эвеном? Родителями? Детьми?

Я с трудом подавила приступ истерики. И, немного заикаясь, спросила:

– Ты где сейчас?

– Уже бегу к себе в комнату, – сообразила она, – жду тебя.

Я еще раз взглянула на Эвена. В душе ничего не изменилось. Огромное переживание за его жизнь и глухая пустота.

Я переместилась в комнату Эшли. Увидев меня, она бросилась с объятиями.

– О, я так переживала! Что случилось? На тебе лица нет.

Мои всхлипывания никак не способствовали внятному разговору. Она налила мне стакан воды. Я выпила его полностью. Она налила еще, я допила до конца, и только теперь смогла нормально говорить.

– Теперь можешь рассказать?

Эшли заботливо погладила меня по спине. Она постаралась говорить спокойно, но в голосе слышалось волнение.

– Да. Прости за истерику.

Я глубоко вдохнула, собираясь с мыслями. Не зная с чего начать, решила сказать самое главное.

– Я не люблю Эвена.

Эшли широко раскрыла глаза, явно не понимая, о чем речь. Пришлось повторить.

– Я не люблю Эвена.

Для меня самой эта фраза звучала нелогично, бредово, дико, абсурдно, как нечто противоестественное. Но, к сожалению, она была истинной правдой. И добавить здесь нечего.

– Я тебя не понимаю, – спустя минуту, прошептала сестра.

Я вздохнула. Она меня не понимает. А я вообще ничего не понимаю.

– Как это ты не любишь Эвена?

Она смотрела на меня так, будто пыталась оценить мою умственную вменяемость.

– Эшли, я сама не понимаю, что происходит.

– Оля, с чего ты взяла? Точнее, исходя из какой информации? Из воспоминаний моей мамы? Тебе что-то рассказали родители?

– Нет, они здесь не причем. Я сейчас была в больнице у Эвена. Встретилась с врачом, выяснила, что они действительно не могут найти причину его состояния. Посидела с мужем. Потом пришло время ехать домой. Я поцеловала его и сказала, что люблю. И тут поняла, что это неправда.

Эшли слушала меня с круглыми от удивления глазами, не произнеся ни слова. Я продолжила, голос дрогнул.

– Я очень переживаю за него. Хочу, чтобы он поскорее выздоровел. Хочу, чтобы мы опять жили вместе, как раньше. Чтобы вновь было как раньше. Когда я произнесла слова любви, во мне все воспротивилось. Я не знаю, как объяснить. Мои чувства к нему очень глубокие, но они как к другу, брату, к человеку, с которым многое связано в моей жизни. И честно сказать я не представляю, как у нас родилось двое детей. Я не чувствую к нему того же, что до сих пор чувствую к Максу.

При упоминании последнего, сердце внутри сжалось и замерло, кончики пальцев похолодели, во рту вновь пересохло, а шея покрылась мурашками. Я больше никогда не увижу его. Это явилось прямым доказательством того, что мое отношение к Эвену изменилось.

– О нет! Давай пока не будем про Максима. Проблем и без него хватает, – вырвалось у сестры.

– Честно говоря, давай вообще не будем про Макса. Больше никогда, – добавила я.

Она сочувственно посмотрела на меня.

Я вспомнила наш последний момент с Эвеном. Он умер у меня на глазах, я ничего не могла сделать. Тогда от горя я едва не умерла вместе с ним. Сегодня я была у него. Он в любую секунду может умереть. Мне невыносимо видеть его на больничной кровати. Но сердце не рвется от горя и боли, как в наш последний раз. Очередное доказательство перемен.

– Оля, мне нужно посмотреть на вас рядом.

Эшли предложила единственно верное решение на данный момент. Мы либо увидим, что я права, либо она поработает со мной как семейный психолог.

– Да. Сейчас врачу позвоню, чтобы в палате никого не было.

Я достала телефон.

– Ой, кстати, Вера звонила. Я не могла взять трубку. Потом она сообщение прислала, у нее тоже что-то произошло. Надо ей сейчас перезвонить. Вдруг срочно.

Я не успела набрать ее номер.

Входящий вызов. Мама.

– Привет, – с наигранным спокойствием ответила я.

– Оля, все в порядке? Ты не звонишь. Хорошо доехала, без пробок? Как Эвен?

Мама сразу засыпала меня кучей вопросов. Я совсем забыла, что значит быть чьим-то ребенком. И неважно, сколько мне лет, она волнуется и переживает.

Я быстро и спокойно ответила на ее вопросы. Затем пересказала разговор с врачом. Конечно, я не сказала, где нахожусь сейчас и про перемены к мужу. Ей не стоит знать об этом. Она попросила меня ехать неспеша и осторожно. Я пообещала и отключилась.

Мы с Эшли переглянулись и улыбнулись.

Я открыла список последних вызовов. Вера. И опять не получилось. Звонит Элизабет. Только этого разговора сейчас и не хватает.

– Свекровь звонит, – растерянно сказала я, глядя на экран телефона.

– Они сговорились? – Эшли так же растеряно посмотрела на телефон. – Не бери трубку, потом перезвонишь.

– Так нельзя, она волнуется.

Я глубоко вдохнула, нервы почти сдали. Сейчас надо поговорить с человеком, последнюю встречу с которым в новом прошлом я не помню.

– Добрый вечер, Элизабет.

Деланное спокойствие. Уважение и приветливость. Я заговорила по-английски и почувствовала себя полиглотом. Но, честно сказать, довольно сложно перескакивать с языка на язык.

Она спросила про состояние Эвена, о внуках, обо мне, родителях. Я рассказала, что с Эвеном без изменений, а в остальном все хорошо. Грэг передал привет, и я ему тоже ото всех. Мы попрощались.

Я отключилась и посмотрела на Эшли.

– Уже даже не знаю, стоит ли звонить Вере. Или опять кто-то позвонит?

Будто в подтверждение моих слов, опять зазвонил телефон.

– Да что же это такое! – возмутилась сестра. – Кто на этот раз?

– Не поверишь! Врач.

– Слушаю, – я ответила на звонок.

– Ольга Владимировна, прошу прошения за беспокойство. Я не заметил, как вы уехали.

– Ну, я еще не совсем уехала.

– А. У меня смена закончилась. Я Вам еще нужен? – он сделал особый акцент на обращение.

Услышав наш разговор, Эшли вопросительно посмотрела на меня, я кивнула ей головой и продолжила:

– Алексей Петрович, спасибо за беспокойство. Если можно задержитесь ненадолго. Нужно, чтобы в палату Эвена никто не входил некоторое время.

– Хорошо, как скажете, – без претензий согласился он.

Я посмотрела на сестру. На ее лице читался вопрос.

– Он врач Эвена, принадлежит нашему миру. Знает, что я хранитель. Не спрашивай, откуда. Понятия не имею.

– Ну, наверное, это хорошо. Зато теперь рядом с Эвеном есть надежный помощник.

– Не знаю. Надежный ли? Я пока ему не доверяю.

– Вере будешь звонить? – напомнила Эшли.

– Да. И интуиция подсказывает, проблем сейчас добавится.

У меня в душе появилась странная тревога. Внутреннее чутье подсказывало, это только начало огромного клубка неразберихи, который получился в результате изменения прошлого.

Эшли вздохнула. Я набрала Веру.

– Оля, Оля, наконец-то, ты позвонила!

Голос Веры дрожал. Мне показалось, что она вот-вот закричит. Я включила громкую связь.

– Вера, спокойно. Что случилось?

– Спокойно?!

Она почти рыдала в трубку. Я не на шутку забеспокоилась.

– Оля, я сегодня проснулась не в своей жизни. Я не знаю, как объяснить. Наверное, я сошла с ума, у меня потеря памяти или дурной сон приснился. Но для меня вчера было все по-другому.

От удивления я присела на кровать. В нашей с Эшли компании пополнение.

– Вера, пожалуйста, успокойся. Ты здорова и это не сон. Ты дома? Одна?

– Да, одна. Но это не все! Кажется, я теперь как ты. Или как Эшли.

Теперь рядом со мной присела сестра.

– Вера, привет! Я тоже здесь. Что ты хочешь сказать? – спросила она нетерпеливо.

– Кажется, я ведьма. Или как это у вас называется? – подружка машинально перешла на английский.

Мы с Эшли замерли. Интуиция не подвела. Проблемы множились с завидной скоростью.

– С чего ты это решила? – в один голос спросили мы.

– Я не могу объяснить. Это показать надо.

Она всхлипнула. Повисла пауза.

Я думала, что сильней, чем отсутствие прежних чувств к Эвену, меня уже больше ничто не удивит. Но изменения Веры побили все рекорды. Я потерла виски, не понимая, что сейчас надо сделать в первую очередь. С одной стороны в палате Эвена нас ждет врач, которому давно пора домой. С другой стороны Вера на грани истерики, и что с ней случилось, вообще не понятно.

– Давай в больницу, это быстро. А потом к Вере, – предложила Эшли, угадав мои мысли.

Я согласно кивнула.

– Верочка, я тебя очень прошу успокоиться. Через полчаса мы с Эшли будем у тебя. И вместе во всем разберемся. А сейчас, пожалуйста, ничего не трогай, приляг, отдохни. Мы скоро. Обещаю.

Я попыталась говорить мягко и ласково, чтобы она хоть немного успокоилась. Мои усилия оказались не напрасны. Вера согласилась подождать нас.

– Оля, у меня ощущение, что мы попали в какую-то воронку. И это только начало, – немного отрешенно сказала Эшли.

– Согласна.

Я набрала номер доктора. Он сразу взял трубку, сказал, что никого нет.

Мы переместились в больницу. На улице почти вечер. Кто-то включил светильники, в палате легкий полумрак.

За время моего отсутствия ничего не изменилось. Я взглянула на Эвена. Больно заныло в груди. А в душе единственное желание – помочь ему. Эшли подошла ближе к кровати и оцепенела. Она молча смотрела на Эвена.