скачать книгу бесплатно
К тому времени, когда лодка причалила к берегу маленького острова, он напрочь забыл о странной старухе.
Альфа был тут как тут: мигом спустился ему на запястье, хлопая мощными крыльями, моргнул хищным глазом, цапнул гостинец – Лео не забыл прихватить из ресторанчика кусок ветчины – и умчался назад к подруге.
Зато Бесс в этот раз повела себе более бескорыстно. Вылакав сливки – ей ведь тоже полагался гостинец – кошка потёрлась о ноги Лео, соизволив издать даже что-то вроде мурлыкания. Для дикой зверюги это была высшая степень признательности.
До ночи оставалась ещё уйма времени. Продолжать работу Лео не мог из-за отсутствия нужных материалов, поэтому решил последовать совету добряка Памфилоса: отдохнуть. То, что ему требовалось для отдыха, находилось за домом, под широким навесом: здесь была его мастерская. Повязав фартук и разложив на верстаке необходимые инструменты, он аккуратно снял кусок полиэтилена со своего последнего творения и тотчас принялся за работу: руки, соскучившиеся по любимому делу, чесались в предвкушении.
Это было большое панно, естественно, на морскую тему. Собирая на берегу плавник, Лео по привычке откладывал самые интересные деревяшки и сушил их в тени под навесом. А в конце осени штормящее море выкинуло на отмель широченную дубовую плаху длиной в четыре локтя, чёрную, с серебристо-седыми прожилками, проступившими после сушки – бог знает, когда и откуда похитили её жадные волны. И Лео сразу понял, на что использует плаху: для панно. Картина сама возникла перед его внутренним взором: прибрежные скалы, окружённые бурлящей пеной, и два парусника по центру: один, с обрывками такелажа на сломанных мачтах, уже идёт на дно, а второй, потрёпанный бурей, но уцелевший, уносится в неведомую даль. Возможно, он каким-то образом считал информацию, запечатлённую в дереве, а может, это была лишь игра воображения, но сюжет напрашивался сам собой…
Мастер более практического склада наверняка определил бы столь ценную находку под столешницу, фасад буфета или изголовье кровати, а затем продал бы за большие деньги. Нет более дорогой древесины, чем морёный дуб, тем более естественно морёный. Но Лео в деньгах не нуждался, а мебельщик из него был так себе. Другое дело – художественные детали интерьера: это был его конёк! Недаром говорят: «Найди себе труд по душе, и тебе никогда в жизни не придётся работать». Работать ему, правда, пришлось, зато труд по душе служил лучшим отдыхом…
Панно было уже почти готово. Оставалось самое сложное: выложить из мельчайших кусочков древесины уходящий в море корабль. Помимо накладной резьбы, в этом изделии Лео использовал разное дерево для инкрустации. Розовато-серая осина, например, отлично подходила для мокрых после бури парусов, освещённых первыми лучами восходящего над морем солнца. Для обшивки кораблей подошла местная груша и тёмный орех, а на скалы пошла вишня, крупинки млечного дуба, почти прозрачные пластинки ясеня. Разумеется, пришлось выписывать это всё по интернету – на складе старины Памфилоса отродясь не водились породы, ценимые больше краснодеревщиками, чем строителями.
Увлёкшись, Лео не заметил, как наступил вечер. Очнулся, только когда под навесом стало слишком темно для кропотливой работы. С моря подул сырой ветер, и ему снова стало зябко. Ещё один день жизни – светлый, яркий, тёплый – подходил к концу. Неумолимо надвигалась ночь. И тьма.
Но он был к этому готов.
Накрыв панно полиэтиленом и убрав на место инструмент, Лео снял фартук и снова накинул на плечи кожаную куртку. Затем быстро пересёк двор, мимоходом оглядел сидевшую на перилах крыльца кошку и вошёл в дом. Внутри уже царили сумерки. Миновав вход на кухню, он поднялся по лестнице в пустую комнату, в которой проснулся утром и уселся посередине потёртого турецкого ковра с аляповатыми узорами. Ждать оставалось недолго, от силы четверть часа: окна мансарды выходили на восток, но Лео затылком чувствовал, как на западной стороне по синему полотну неба разливаются оранжево-пурпурные полосы.
Он шевельнулся лишь раз: сунул руку под куртку, проверяя, на месте ли талисман. Тот был там, где положено, надёжно приколот к плотной подкладке.
А мгновенье спустя мир погрузился во мрак…
Глава 2. Суета сует
В послеобеденные часы в Эрхарт-холле царила сонная тишина. Правда, спал только рыжий Барбос, как обычно, свернувшись калачиком в ротанговом кресле на террасе. А может, и не спал, только притворялся спящим. Так или иначе, воробьи не рисковали покидать своё убежище в кусте древовидной гортензии, растущей у входа на террасу, лишь вожделенно поглядывали оттуда на крошки печенья на скатерти – редкую картину в этом доме: что же должно было произойти, чтобы Эль не убрала со стола?
Вообще-то ещё ничего такого не произошло, а только намечалось. Однако и этого было достаточно, чтобы она забыла о своих домашних обязанностях. Предстоящая свадьба – нешуточный стресс для каждой девушки!
– Да, с фасоном уже определилась, – говорила Элинор в трубку сестре, сидя на качелях в саду. В её голосе, всегда таком тихом и размеренном, нет-нет да проскальзывали панические нотки – словно камешки плюхались в нежно журчащий ручей. – Осталось выбрать ткань. А мама не хочет мне в этом помочь, представляешь!
– Не представляю. Скорее всего, мама просто посоветовала тебе чётко представить, какую ткань ты бы хотела – цвет, фактуру и так далее – при этом не ограничивая свою фантазию…
– Именно так! Откуда ты знаешь?
– Ты забыла, мне ведь тоже шили подвенечный наряд… Правда, тебя в ту пору с нами не было… Но я же тебе его показывала в твой прошлый приезд! Короче говоря, мама тогда дала мне в точности такой же совет.
– Вот как? – изумилась Эль. – Я прекрасно помню твоё платье. Судя по всему, ты действительно не ограничивала свою фантазию – я даже не знала, что бывают такие чудесные ткани!
Ева рассмеялась, довольная.
– Поверь, сестричка, я тоже не знала – до того момента, когда мама вручила мне отрез шёлка, словно вытканного из света… Так что мечтай смелее.
– Ох, – вздохнула Элинор, – кажется, я только этим и занимаюсь в последнее время!
– Нормальное состояние для невесты, – успокоила её сестра. – А чем занимается жених?
– Всё тем же – где-то пропадает с Мастером Илларионом. Иногда по два-три дня дома не показывается, но ничего не рассказывает, представляешь?
– Представляю, – сказала Ева, теперь уже без смеха. – Это тоже нормально. Не волнуйся, когда нужно будет, он обязательно с тобой поделится.
– Вот и мама так говорит, – снова вздохнула Элинор. – А ещё говорит, что все мужчины такие… Вот почему мы, женщины, им всегда всё про себя рассказываем, каждой мелочью делимся, а из них и слова не вытянешь?
– «Мы, женщины!» – передразнила её сестра. – Да ты ещё совсем ребёнок, если так рассуждаешь. Скажи, ты действительно не знаешь ответа на свой вопрос?
Элинор вздохнула третий раз – и тут же тихо рассмеялась.
– Знаю, конечно: потому что они – мужчины! Я всё понимаю, Ева, просто… просто я думала, что теперь, когда я вернулась, мы всегда будем вместе. Я очень скучаю по нему…
– Привыкай, – серьёзно сказала ей сестра. – Ты собралась замуж за Искателя, значит, разлуки неизбежны. Тревожиться за Вика тебе нет смысла – ты же прекрасно чувствуешь его и сразу поймёшь, если с ним что-то случится. Займи себя чем-нибудь интересным – и отвлечёшься, и время быстрее пройдёт.
– Я стараюсь: в саду работаю, на скрипке играю. Только это и спасает.
– А как дела у родителей? Мама уже несколько дней мне не звонила.
– Мама вдруг решила научиться плести кружева, – пояснила Элинор. – Вошла в азарт, уже неделю коклюшки из рук не выпускает. Знаешь, какие там сложные схемы? Папа говорит, что у кружевниц мозги как у гроссмейстеров: они десятки рядов наперёд просчитывают, будто ходы в шахматах! Мама хочет сплести для меня головной убор к свадебному наряду…
– Уверена, это будет смотреться очень красиво, – заверила её сестра. – А как поживают двойняшки?
– Лучше всех! С осени начнут учиться, а пока знай играют с утра до вечера. Сегодня сразу после завтрака в Заповедный Лес убежали: на днях у Арка детёныш родился, так они малышу имя придумывают. Вик говорит, теперь там ровно сто единорогов обитает!
– Прекрасная новость! – в голосе Евы звучала искренняя радость: старшие дети Эрхартов выросли вместе с Арком и считали его своим близким другом, если не братом. – Приеду, обязательно их навещу!
– Так приезжай поскорей! – предложила Элинор. – Поможешь нам готовиться к свадьбе.
– Прямо сейчас не получится – у Тоба много работы. В лучшем случае приедем за пару дней до торжества. Но могу прислать тебе помощницу – сама просится, каждый день канючит: «Хочу к Эль, хочу к Эль»…
– Селия, что ли? – обрадовалась младшая сестра. – Так пусть приезжает! Вик её в Кракове встретит.
– Вообще-то и Клим мог бы её привезти…
– Клим сюда едет? Вот здорово! Мы его уже давненько не видели – с тех пор, как он засел за дипломную работу. Знаю только, что он удачно сдал все экзамены и с блеском защитил диплом.
– Да, Рауль говорит, теперь у нас в семье ещё один магистр появился, – рассмеялась Ева. – Клим гостил у нас пару дней, но уже завтра хочет отправиться к себе, то есть к вам практически…
– Скажу Вику – вот обрадуется! Пусть тогда Селия едет с Климом, в чём проблема?
– Проблема в том, что Клим не сильно жаждет её в попутчицы: сама знаешь, они с Селией начинают цапаться, стоит им пять минут провести рядом. А тут почти сутки в одной машине!
– Намекни Климу, что это моя просьба, – со значением проговорила Элинор.
– Ну, в таком случае, думаю, он не откажет… Ладно, я тебе позже перезвоню, когда всё окончательно решится.
– Буду ждать. Пока, сестричка!
После разговора со старшей сестрой Элинор ещё минут пятнадцать просидела на садовых качелях, глубоко задумавшись. Она ещё раз осмыслила всё, о чём говорила с Евой, и даже приняла для себя кое-какие решения. Лишь когда в кустах и деревьях вокруг снова завозились, зачирикали, засвистели пичуги, притихшие было в самую жару, девушка внезапно очнулась от грёз.
«Господи, уже вечереет! Сколько же времени я тут просидела? А ужин кто будет готовить? И на террасе я не прибралась…» – соскочив с качелей, она бегом кинулась к дому.
На террасе уже хозяйничала Эмилия: вытряхнув за перилами скатерть на радость воробьям.
– Мам, прости, я задумалась и совсем потеряла счёт времени…
– Ничего, – улыбнулась Эмилия. – Ну как, определилась с тканью на платье?
– Да, – кивнула Эль. – Хочу такую, как у Евы, только более тёплого оттенка – как луна над тропическим морем… Это вообще возможно?
– Думаю, да, – в свою очередь кивнула Эмилия и тут же перескочила на другую тему: – Что нового у Евы?
Эль даже не стала спрашивать, откуда мама знает, что она разговаривала с сестрой.
– Они с Тобом смогут приехать только на свадьбу. Но к нам едет Клим – и везёт Селию!
– Отлично, – сказала Эмилия. – Будет тебе подружка. Мне показалось, вы с первого дня знакомства нашли общий язык. Очень интересная девочка, на мой взгляд…
– Да, с ней не соскучишься, – подтвердила Эль. – Я пойду, приготовлю ужин?
– Давай вместе состряпаем что-нибудь новенькое, пока папа работает? Что-то я засиделась за этими коклюшками, уже в глазах рябит…
И мать с дочерью, обнявшись, прошли на кухню. Рыжий Барбос тотчас спрыгнул с кресла и потрусил следом.
***
Клим Галицкий считал себя человеком терпеливым: стоическим в принципе и толерантным к проявлениям человеческих слабостей в частности. Единственное, чего он не мог вынести, это покушения на его свободу. Правда, мало кто осмеливался на подобное. Клим с детства был самостоятельным, всегда остро чувствовал ответственность за свои поступки, поэтому ни мама, ни бабушка с дедушкой не посягали на его право выбора – с того самого момента, когда трёхлетний пацанёнок решил, что пора отдать его в садик…
С другой стороны, получается, никто никогда и не испытывал его терпения, то есть, не заставлял его делать то, чего он не хотел. И теперь Клим неожиданно осознал, что порядком ошибался в границах своей хвалёной стойкости. Потому что болтливая пигалица сумела довести его до белого каления уже в первый час пути!
Сначала он честно попытался с ней договориться.
– Послушай, Селия, – сказал Клим девушке, вольготно расположившейся на соседнем сидении спорткара, – я езжу быстро…
– Класс! – радостно отозвалась та. – Прокатимся с ветерком! Верх откроешь?
– Нет! Предпочитаю не отвлекаться от дороги. Поэтому пожалуйста, не приставай ко мне с разговорами.
– Больно надо! – фыркнула Селия и демонстративно отвернулась к окну.
Надо отдать ей должное: за последующий час она не проронила ни слова. Сидела надувшись, сложив руки на груди, и пялилась на стремительно мелькающие виды за окном автомобиля. Молча. Но это было самое шумное молчание, какое только доводилось слышать Климу. Её мысли, эмоции, чувства метались по всему салону, ударяясь о стенки и отскакивая, словно теннисные мячики в сквоше – десятки, сотни бешеных мячиков!
Клим пытался не обращать внимания на посторонние «шумы», надеялся, что девочка скоро успокоится. Но мысленная интервенция продолжалась с неубывающей интенсивностью, и в конце концов он не выдержал.
– Послушай, Селия, – снова начал он – мягко и по-дружески, разумеется: – Ты не могла бы попридержать свой внутренний диалог?
– Что?! – бледно-голубые глаза девушки от изумления стали величиной с блюдца, как у персонажей аниме.
– Понимаешь, твоё психоэмоциональное поле весьма… экспансивное…
– Мне что, уже и думать нельзя? – возмущённо заверещала Селия, быстро-быстро моргая длинными ресницами.
– Думать можно, но не так громко, пожалуйста! – Клим сам с трудом сдержался, чтобы тоже не повысить голос.
Увы, юное создание, судя по всему, не дружило с художественными оборотами речи.
– Ты сам-то понял, что сейчас сказал? – и Селия выразительно постучала пальцем себе по лбу.
Клим едва не брякнул в ответ: «Стучите, и откроется!», однако успел одёрнуть себя и лишь вздохнул:
– Я-то понял – жаль, что ты не понимаешь…
– Куда уж мне, дурочке неотёсанной!
В этот раз Клим промолчал, хотя выражение его лица красноречиво свидетельствовало, что с последним высказыванием он согласен полностью и безоговорочно.
Какое-то время ехали молча. Селия застыла, поджав губы и даже закрыв глаза.
«Обиделась», – решил Клим. И ему стало немножко совестно.
Однако вскоре выяснилось, насколько сильно он недооценил свою попутчицу.
– Я не хочу с тобой ссориться, – неожиданно проговорила девушка, снова повернувшись к нему. – Можешь толком объяснить, что я, по-твоему, делаю не так?
Клим задумался. Оказалось, найти подходящие слова было непросто. Вот Мастер Илларион – тот умел объяснить всё что угодно, используя понятия, уже известные ученикам, и постепенно вводя новые. Клим и сам не заметил, как стал изъясняться категориями наставника уже и вне занятий. Ему так было удобнее, а остальным? Если подумать, Мастер ведь всегда общался с людьми на доступным им языке, не обескураживая их незнакомыми терминами. Как он это делал?
Не отрывая взгляда от чёрной полосы автобана, Клим с минуту размышлял, как правильно выстроить общение с непосредственной барышней, навязавшейся ему в попутчицы. Откровенно говоря, общаться вообще не хотелось. В имении Кауницев, ставшем его вторым домом, в дружной компании – другое дело, там и темы общие, и атмосфера располагающая. А так, один на один, да ещё всю дорогу… О чём, скажите на милость, ему с ней говорить? О популярной музыке, о новых фильмах? Исключено, Клим этим не интересовался. А его интересы, увы, были недоступны ей. Однако девушка задала вопрос, и элементарная вежливость требовала хоть что-то ответить. И он попытался:
– Извини, я затрудняюсь объяснить…
Однако Селию это лишь подхлестнуло.
– Я тебя раздражаю, так ведь? – спросила она с вызовом, впившись в него пристальным взглядом.
Клим вздохнул, в который раз за сегодняшний день напоминая себе, что эта особа, столь энергичная и не менее утомительная – сестра его лучшего друга. Затем искоса глянул на неё… и вдруг увидел мольбу в огромных голубых глазах, так похожих на глаза Тоба. Мольбу и надежду. Наверное, следовало успокоить девушку, быть может, даже попросить прощения (недаром же французы шутят: «Если женщина в чём-то не права, надо перед ней извиниться»). Но почему-то вырвалось совсем другое:
– Да, раздражаешь.
Селия, если и обиделась, то виду не подала.
– Спасибо за честность, – сказала она, криво усмехнувшись.
– Пожалуйста, – кивнул он.
– А что именно во мне тебе не нравится?
– Настойчивость.
И девушка снова надолго замолчала, видимо, переваривала ответ.
Удивительно, но её мысли теперь куда меньше «шумели», по крайней мере, перестали носиться по салону автомобиля. Неужто она действительно углубилась в себя?
