banner banner banner
Против течения. Избранное
Против течения. Избранное
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Против течения. Избранное

скачать книгу бесплатно

а счастья нету…

Дай Бог тебе, невольник воли,
зимовки сытой – и весной
ощупать клейкие листочки,
вздохнув об участи иной.
И мне – одну ли, две ли строчки
несмертных, творческий покой,
нестыдной роли.

А без любви нам не впервой, —
есть мир и звёзд звучащий рой.
Чего же боле?

2001

«Здесь всё чужое: улицы, дома…»

Здесь всё чужое: улицы, дома.
Как будто сплю и сном угарным скован,
как будто я давно сошёл с ума —
я на себя гляжу как на чужого,
со стороны без жалости гляжу —
судья-палач, – караю и сужу.

Казнь продолжается – и столб позорный врыт.
Стою один, лишён людского званья.
И точит боль, и гложет тёмный стыд
за тёмный стыд и боль существованья.

Мне в оправданье нечего сказать.
Как равный вам, пришёл я в мир несытый,
но никогда мне не поднять глаза,
в глаза людей мне не смотреть открыто.

За жизнь мою, за сладкий белый свет,
за нищий хлеб, замешанный с половой,
я благодарен вам, – и дела нет,
как нелегко из уст исходит слово.
Казнь продолжается. Ещё не вышел срок,
ещё душа не иссушила омут
страстей своих, ещё не мёртв порок.

…Но э т о т хлеб! но воздуха глоток, —
по вашей щедрости отпущенных другому —
и мне доставшихся; но вашей веры свет! —
когда для вас слова мерзавец и поэт, —
одно и то же…

1986

Памяти друга. Памяти Толи Житного

Лес разбуженный зеленью нежной расшит.
Ласков свет над стернёй прошлогодней, печальной,
над просёлком ухабистым в сельской глуши…
И затейливым очерком Русской души
оплавляется воск на свече погребальной.

Отплывает ладьёй принаряженной гроб.
И пустые слова, и чужие рыданья
не тревожат твой слух, и не дрогнет твой лоб
под последним земным целованьем.

По высокой земле отплываешь один,
каменеют нагрузшие плечи.
Сам себе судия, сам себе господин —
в ожиданье томительном судных смотрин,
в ожиданье назначенной Встречи.

Нет следов твоих ног в подорожной пыли.
Сколько нас – неприкаянных – в этой дороге
ляжет в комья тяжёлой любимой земли, —
всех равняет она – и святых, и убогих.

И о тех, кто зарыт в вековой глубине,
и о тех, кто душою и разумом беден,
и о тех, кто убит на чеченской войне, —
Православные храмы поют в вышине
во спасение наше рыдающей медью…

май 1996

«Нынче день бездонно светел…»

Нынче день бездонно светел,
над другими днями – главный.
Что тоскуешь, что невесел, —
али ты неправославный?

И глядеть не наглядеться —
купола поют!
И сладко
пахнет мёдом, пахнет детством
пряник с тульскою печаткой.

Лишь смотри, молчи да слушай, —
как ликует вестью дальной,
сердце лечит, правит душу
колокольный звон Пасхальный!

1998

«В полуяви, во сне я лежал посреди…»

В полуяви, во сне я лежал посреди
Двух дорог с остановленным сердцем в груди.

Головой – на закат, но лицом – на восток.
И лежал я, и спал, и подняться не мог.

Две дороги сходились на мне, и во мне
Продолжались дороги. Я бредил во сне…

Жгли мне кожу копыта шипами гвоздей
На подковах соловых степных лошадей.

И ломали мне кости чужие кресты,
На плечах крестоносцев в распятьях застыв.

Две дороги сходились на мне, и во мне
Замыкались дороги. Я бредил во сне…

Но одна восходила звезда надо мной,
Поутру называясь восточной звездой.

И, на запад закатный сходя с высоты,
Принимавшая имя вечерней звезды.

Две дороги сходились на мне, и во мне
Обрывались дороги. Я бредил во сне…

И лежал я, и спал я, и тысячу лет
Нет пути мне, дороги мне собственной нет.

И чужие не всходят во мне семена,
И глухая меня окружает стена.

Две дороги сходились на мне, и во мне
Потерялись дороги. Я умер во сне.

1982

Игра в классиков

Мне скучно, бес.

С младых ногтей в неё влюблённый,
я б и в похмельных снах не счёл
мою мечту – мечтой скоромной,
в живую плоть преображённой,
но нас Небесный промысл свёл;
и…
(«Полно врать, пиита, – слушай:
и в прошлой книге странный случай
в закон возвёл ты, враль беспечный,
а жизнь не враз устроит так», —
укажет мне мой критик вечный,
зоил запойный, враг сердечный,
владелец правды…
– Сам дурак!)

Но я отвлёкся…

Вечный случай
нас свёл одесскою зимой.
Мела позёмка; снег летучий,
виясь по льдистой мостовой,
слепил…
(И ты, Мытищей житель,
друг-собутыльник?! В сём синклите
врагов словесности родной
ужели слышу голос твой?!
Прискорбно. Вот совет: решите —
да беспристрастен будет суд! —
закономерно иль случайно
фамильи ваши в примечанье
к стихам сегодняшним войдут
одной лишь строчкой – чьи тут козни?
О д н о й (!) строкой издатель поздний
помянет ваш угрюмый труд).

Прошу прощенья. В третий раз
начну – и кончу свой рассказ.

Итак, я жил тогда в Одессе
холодной – редкостной – зимой,
у моря южного. И вместе
жила тоска моя со мной.
Томился я (путём без цели
доселе жизнь моя была)
тоской по Женщине…
С постели
она на улицы гнала,
на оснежённые бульвары,
на стогны жалкого греха,
где от бездомья стонут пары,
в кошачьи кутаясь меха,
где так нежданна встреча наша;
и город южный не для нас,