скачать книгу бесплатно
Но увидев в дверях Соню, перестал интересоваться продолжением беседы и опустил трубку на стол.
– Решила почтить нас своим присутствием?
– Извини, что помешала. Я зашла поздороваться.
– Проходи, коли зашла.
Он, не вставая, повел рукой в сторону кресла, и она направилась на привычное место.
– Как ты? – спросила Соня и разгладила юбку на коленях.
– Лучше всех.
– Мы давно не разговаривали.
– Это упрек? Снова виноват я?
– Никто не виноват, дорогой. Такая у нас с тобой жизнь, и мне жаль…
Илья пропустил мимо ушей ее сожаление, посчитав его неискренним, и, нахмурившись, без слов воззрился на сестру.
– И чем тебе не угодила жизнь?
– Да нет, все хорошо, – сказала она чуть истерично и поерзала в кресле. – Коля поправляется.
– Прекрасно.
– Левушка сказал, что у Марины закончился французский период. Тебе стало полегче?
– Один закончился, другой начнется, – уклончиво ответил строгий отец.
– С ней опять проблемы?
– Может, поговорим о погоде?
– О погоде? – Она растерялась, удивленно подняла бровь и встретила его раздраженный взгляд. – Ты не хочешь разговаривать, да? Извини, что я помешала. Увидимся за столом.
– Тебе больше нечего сказать мне, кроме этой чепухи?
– А чего ты ждешь?
– Ну, хотя бы формальных слов, что ты соскучилась. Или тебе плевать?
– Конечно, соскучилась, – повторила за ним она и мысленно отступила, покидая зону противостояния. – Я пойду.
– Я постоянно думал о тебе, каждый день.
Он не позволил ей уйти, вынудил вернуться в кресло, стиснуть руки на коленях и опустить виноватые глаза.
– Мне жаль.
– Жаль, что я думал? Это изощренный способ издеваться?
– Что все у нас выходит не как у всех.
– Мне нет дела до всех, – сурово отрезал он.
– Да, мы так редко видимся, – невпопад вздохнула Соня и подумала о другом, с кем она зачастила встречаться в последнее время.
– Не только по моей вине, правда?
– Конечно, милый, – поспешила уверить его женщина, и он тут же уловил в ее тоне фальшь и напрягся. – Со мной у тебя так много проблем…
– Что-то я тебя не понимаю. Что ты скрываешь?
– Боже упаси, Илюша, я просто ужасно устала. От этого у меня, наверное, портится характер. Я стала раздражительная и злая и иногда сама себя не понимаю.
Она нервничала, переплетала пальцы на коленях, трогала бриллиант в обручальном кольце.
– Это потому что ты занимаешься тем, что тебе в жизни не надо. – К частью, он отнес ее нервное напряжение на счет обычной для них конфликтной темы. – И не смей со мной снова спорить! Ты не привыкла к такой жизни.
– Так и есть. Ты прав, как всегда. – Она покладисто кивнула и обвела тоскующим взглядом комнату. – Но у меня на руках ребенок, больной муж и четыреста пятьдесят сотрудников. И все от меня чего-то хотят.
– И в первую очередь я.
– А у меня часто не хватает на все сил.
– Я не достоин стать четыреста пятьдесят третьим?
– Ты никогда не будешь даже вторым, потому что ты первый и единственный.
– Интересно ты рассуждаешь! Мое место в своей жизни определила, расставила приоритеты. И так все гладко у тебя выходит…
– Ах, совсем не гладко, Илюша. Ужасно коряво.
– Мне твои театральные постановки, Софья, давно поперек горла. Я сам решаю, под каким номером буду жить.
– Конечно, я ничего не навязываю. – Она сразу пошла на попятный, будто он был безмозглый мальчишка, который ничего не видит и которого можно убедить в чем угодно. – Выбор всегда за тобой.
Он, чувствуя, как давление пара внутри стремительно нарастает, взял себя в руки, все еще надеясь поймать ее убегающий взгляд. Орать не хотелось, не хотелось привлекать внимание близких и прислуги, которые то и дело проходили мимо кабинета. Поэтому он еще понизил голос, заставив сестру похолодеть перед приближением неизбежного шторма.
– Тебя постоянно бросает то в одну сторону, то в другую. То ты любишь меня без всякой меры, то смотришь волком и отталкиваешь. И что мне прикажешь делать?
– Я не знаю, братец…
– Ах, даже так! Новое амплуа в репертуаре! Видимо, сейчас ты извинишься, как хорошая девочка, и попросишься выйти из класса?
– Мне не за что извиняться.
Надменность и раздражение, промелькнувшие в ее словах, сразу расставили все по своим места. Это заявление было равносильно отказу и больше походило на вызов, чем на смирение кроткой овечки, роль которой она играла все это время, пока он, удерживая ее взглядом в кресле, вел допрос. Они поднялись одновременно, не спуская друг с друга настороженных глаз, но возле двери он оказался быстрее, чем она.
– Ты решила, что пора расстаться со мной?
– Может, и стоит, – уклончиво заявила она и чуть отступила, сохраняя дистанцию. – Но я все еще люблю тебя.
– Ну что же! – Он не поверил ни секунды в это холодное и равнодушное «люблю», но она была в его власти, и только от него зависело, как будут развиваться события. – Тогда поцелуй меня, если любишь.
– Конечно, – будничным голосом согласилась Соня и вернулась в зону досягаемости, приподнялась на цыпочки и, не обняв, не прижавшись, изобразила покорность.
И поцеловала прохладными равнодушными губами, как целуют давнего любовника, страсть к которому уже остыла. Поцелуй-прощание, воспоминание без сожалений, нежность без надежды.
– Но если ты еще любишь меня, – тихо повторил он, ощущая холод предательства на ее губах, которого еще не осознал, но которое вторгалось между ними, и удержал за талию, когда она подалась назад, – если я люблю тебя…
– Похоже, Марина приехала, – солгала Соня и привычным жестом пригладила его висок. – Пойдем в гостиную, милый.
Он разжал руки и потерял волю перед ее ничего не обещающей нежностью, заменившую привычную и каждый раз новую страсть их объятий, и она осталась стоять возле двери, прислушиваясь к звукам в доме.
– Ничего не закончилось, – ненавидящим голосом сообщил Илья и вернулся к столу, спрятав руки в карманы брюк. – И ничего не закончится, слышишь, Соня. Ты это знаешь так же хорошо, как и я. Возможно, тебе еще нужно время, чтобы осознать, что от меня тебе не уйти. Только…
Она склонила голову набок и вперилась в него блестящими глазами, как будто пыталась спровоцировать замершие в горле слова. Он медлил, прежде чем произнести то, что занимало его мысли все чаще. Его империя становилась сильнее день ото дня. Он распространил свою власть там, куда раньше и не думал идти. Его счета в зарубежных банках неуклонно росли, как упорная городская трава сквозь трещины в асфальте, и только одно не давало ему покоя. Сжигало его изнутри, заставляло просыпаться посреди ночи и лежать без сна. Только одно могло нарушить его планы и смести с лица земли взметнувшиеся ввысь небоскребы его амбиций.
Время. Он чувствовал его воздействие, когда смотрел на груду таблеток в разноцветных упаковках в изголовье кровати, когда вспоминал беспомощного Николая, распростертого на ковре, когда качал на руках своего первого внука – Левушкиного сына. Когда воротничок рубашки под галстуком туго стягивал шею и прямо на важных переговорах ему внезапно переставало хватать воздуха. Когда думал о Соне, и порыв страсти больше не хотелось гасить в объятиях продажных девиц. А она была слишком молода для того, чтобы понять его страхи и торопливое, жадное, стихийное желание жить.
– Только у меня этого времени все меньше, – сдержанно закончил он и повелительным жестом выпроводил ее из кабинета.
Она вышла, как сомнамбула, и остановилась посреди коридора. Он никогда не был так уязвим, как сейчас. И никогда не был на такой чудовищной, головокружительной высоте. Об этом кричала пресса, на это злились конкуренты и делали ставку партнеры. И только ее до смерти пугала эта высота, потому что на самом деле он был беспомощен перед своими кошмарами, как запертый в заброшенном доме ребенок. Он нуждался в ней, несмотря на всех частных детективов, содержанок, телохранителей и тайные сделки, которые лишь внешне укрепляли этого колосса. Кому, как ни ей, следовало поддержать его и проявить о нем заботу? А она малодушно хотела не ждать журавля, который уносил ее фантазии в неведомые дали, а получить в руки незатейливую, реальную, теплую синицу. Она устала ждать и хотела сиюминутного счастья без борьбы, которое виделось ей в новом свидании с зеленоглазым поклонником на цветущем бульваре. И ничего не почувствовала, когда целовала Илью. Или почти ничего.
Соня вздохнула, ощущая вину перед братом, и направилась в синюю гостиную, откуда слышались голоса Марины и Розы. В тот же миг в кабинете раздались торопливые шаги, и Илья окликнул ее по имени, но она уже открыла двери в зал и на его возглас не обернулась.
Обед в понедельник состоялся в назначенный час, хотя косой дождь без пощады хлестал по упругим куполам зонтов, и Соня насквозь вымокла, пока добежала из машины до знакомой скамейки. Арсений снова обменял букетик цветов на ее руку, которой то и дело норовил завладеть во время обеда. На этот раз разговор шел о старых отечественных фильмах, почему-то давно забытых телевидением даже на канале «Культура».
Во вторник снова шел дождь, а они разговаривали о животных. В среду – о детях и о разгулявшейся погоде. В четверг светило солнце, и они вспоминали школу, вернее школы, которые обоим пришлось несколько раз поменять в связи с семейными обстоятельствами. В пятницу погода снова испортилась, а вместе с ней барометр настроения тоже поменял показания. Первые полчаса разговор никак не клеился, потому что Арсений думал о том, что надо настоять на встрече в выходные и опасался, что она откажется, а Соня с замиранием сердца ждала этого предложения и отчаянно боялась ответить согласием.
– Завтра снова обещали дождь, – начал он и сплел свои пальцы с ее. – Когда же это кончится? Правда, мы могли бы сходить куда-нибудь на выставку.
– Завтра снова дождь? – удивилась она и опустила глаза на скатерть. – Жалко. Так хочется солнышка.
– У вас планы на выходные?
– Да, планы…
– Значит, мы не увидимся? – Он настойчиво и мягко гнул свою линию. – А может быть, все-таки?..
– Нет. Не получится.
Она почувствовала облегчение, произнеся слова отказа. Он сжал ее пальцы и с укором покачал головой. За окном порыв ветра резко бросил тяжелую пригоршню воды в стекло, и Соня невольно подалась в сторону от задрожавшего окна.
– Испугалась? – вдруг перейдя на «ты», спросил он.
– Нет, конечно, это же просто дождь! – заметив его новое обращение, вспыхнула она. – Много воды с неба, вот и все. Надеюсь, это не великий потоп.
– Ты боишься меня, – заключил он и опять потянул ее руку к себе. – Я не представляю угрозы для тебя.
– Я не боюсь! – Она намеренно громко произнесла эти слова и выпрямилась на стуле. – Просто не могу в выходные.
– Ты не могла в прошлые выходные, – с кошачьей вкрадчивостью напомнил он.
– Я ездила к брату на день рождения.
– У него был день рождения? Поздравляю!
Он слегка ослабил хватку, но она не стала убирать руку.
– Не к этому брату, к другому, – пояснила Соня, чувствуя, что он напрягся. – То есть, он мне не совсем брат. Но это сложно. У меня много родственников.
– А у меня нет ни братьев, ни сестер, и родителей нет. Так что мне проще, и со мной проще.
– Прискорбно, что ты один.
– Прискорбно только то, что ты не хочешь со мной встречаться.
– Я хочу, Арсений, и встречаюсь. Но, поймите меня правильно…
– Ты даже не хочешь сказать мне «ты».
– Мне кажется, что это преждевременно.
– Ты смотрела мне в глаза две недели. Разве я опасен?
– Нет. Конечно, нет. При чем тут опасность? – Она потерялась, оправдываясь и подыскивая слова, чтобы не выдать своих чувств. – Просто я не свободна, и у меня есть дочь, которой надо уделять внимание.
– Муж, который тяжело болен, – продолжил за нее Арсений и отпустил ее пальцы, словно разочаровался в этом прикосновении. – Стая родственников. Брат, без которого сложно обходиться по выходным.
– Я ничего не говорила о брате, – тут же насторожилась она. – При чем здесь он?
– Когда я увидел вас вместе в Питере, то поначалу даже подумал…
– Ты ошибся, – вспыхнув от испуга быть разоблаченной, возразила Соня. – Илья мой старший брат.
– Было заметно, что ты исключительно дорожишь семейными отношениями.
– Можем сходить в субботу в Пушкинский музей. Я сто лет там не была, – не отвечая на его реплику, поспешила перевести разговор она.
– А как же твои обязательства перед родными? – уточнил довольный Арсений.
– Ничего, – беспечно отмахнулась Соня, приняв решение, и небрежным жестом заправила прядь за ухо. – Я выкрою часок-другой на культурную жизнь после обеда. – Она задумалась, что-то подсчитывая в уме. – Например, в четыре. Возле входа?
– Ты, правда, придешь?
