скачать книгу бесплатно
– Это намёк на то, что зря я не выбрала в дополнительные предметы изучение латыни?
– Если хочешь, чтобы о чём-либо молчали, молчи первый, – произнёс юноша, переводя высказывание, хотя в этом Сильвии не хватало уверенности, как не хватало максимального желания, чтобы всё-таки выбрать изучение латинского языка.
– Тогда не было смысла тебе что-то говорить. Ты знаешь правила кабинета, и ты приходишь сюда не просто так. Зачем пришёл сейчас? Ты искал меня?
– Я хотел поговорить с тобой о миссис Гриффин.
Кларк аккуратно захлопнула книгу, но звук в тишине показался громким, и посмотрела на Деметрия. Он выглядел, как пристанище вечной скорби. Как, оплакивающий мир, ангел смерти. Его наряды выглядели свадебно, а выражение лица похоронно. Белая рубашка не имела ни малейшего грязного или мокрого пятнышка, потому что её хозяин ненавидел грязь и всё, что может остаться на коже и ткани мерзким грязным напоминанием. Но зато он обожал синяки, хотя никто, кроме Сильвии, их не видел.
Вот только вместо типичного для свадебного костюма пиджака Деметрий носил кардиган чёрно-серого цвета.
– О, и ты туда же? Что же на этот раз? Я собираюсь сегодня встретиться с ней, – отвечала она шёпотом. Своей тишиной возмущённая комната призывала всех к молчанию.
Деметрий широко раскрыл глаза, как будто чего-то испугался, и сжал кулак с такой силой, что костяшки пальцев побелели на фоне тусклой кожи цвета бледного картона – словно смесь из оттенков серо-бежевого и мрачно-бледного.
– Не приходи к ней, – произнёс юноша, как обезумевший. Он замолчал и устремил взгляд к своей руке. Что-то маленькое отвалилось от неё и со звуком упало на пол. Тишина стояла такая, что слух улавливал не только шумное жужжание насекомого, но и перебирание его маленьких лапок по стенам и стеклу, а в иные моменты даже трепетание тоненьких крылышек. Эта удивительная комната успокаивала и пугала одновременно. Деметрий аккуратно подобрал это что-то и спрятал в карман кардигана вместе с ладонью. Кларк подскочила и схватила ткань его одежды.
– Покажи мне руки, – потребовала она, на что Деметрий отрицательно замотал головой, – Нет? Пусть будет так.
Сильвия устремилась назад, когда юноша отошёл к другому краю комнаты. Девушка расстегнула куртку и отбросила её на стул.
– Что ты задумала? – отвернувшись, сказал Ванберг меланхоличным тоном.
Кларк пожала плечами и принялась читать книгу.
– О, ну раз ты не желаешь показывать мне руки, я заставлю тебя это сделать путём собственного раздевания, – сказала она, прошуршав одеждой, чтобы казалось правдоподобнее.
– Ты сошла с ума, – простонал он.
– А что такого? – изумилась девушка, сморщив нос; сравнение с безумцами или открытое обращение с подобными словами вызывали только отторжение и раздражение, – Ты с пелёнок знаешь меня, а я тебя. Уже тогда голышом ходили друг перед другом.
Деметрий вздохнул и сказал так, словно каждое слово произносилось с усилием:
– Ты ведь читаешь книгу. Ничего, помимо куртки, ты с себя больше не сняла.
Сильвия взглянула на него.
– Почему же ты ещё до сих пор стоишь ко мне спиной, если думаешь так?
Деметрий закачался; движением его рук кардиган соскользнул с сутулых плеч и упал на пол. Он старался выпрямить спину, но оставил эту попытку, словно выровняться ему мешал огромный груз, тянущий за локти вниз. Пока Сильвия шла к парню, она надеялась, что когда-нибудь Ванберг расскажет о причине возникновения этого груза и о его происхождении. Юноша закатал рукава рубашки и повернулся. Мгновение девушка рассматривала его предплечья, перевязанные, эластичным синим, бинтом.
– Что у тебя отпало с руки? – спросила Кларк. Деметрий не отвечал. Она разглядела его ладонь, а затем принялась снимать бинт. Поверхность кожи выглядела нездоровой, как и на всём теле, хотя его мышцы не нуждались в этом бинте, просто таким образом Дем скрывал свои синяки. Сильвия попыталась перехватить его взгляд. Выражение лица Ванберга говорило о том, что он удивлён и одновременно спокоен.
Она не стала больше задавать вопросов, хотя любопытство всё ещё мучило девушку. Они старались казаться недвижимыми статуями, пытаясь перенять всё их великолепие вечности. Пока тишину комнаты предательски не прорезал звук вибрации мобильного телефона. Кларк вытащила устройство из кармана джинсов, на экране высвечивались слова – сообщение от психотерапевта Гриффин, и прочитала смс: "Сильвия, твоё время сегодняшнего посещения – 18:00. Прошу прийти во время. P.S. Извиняюсь за столь поздний сеанс, в раннее время буду слишком занята".
Деметрий вытянул шею и наклонил голову к телефону:
– Почему так поздно? – поинтересовался он спокойным тоном, а затем голосом, полным слёз, продолжил, – У тебя есть выбор. Всегда был.
– Разве? – усмехнулась Сильвия и натянула куртку.
– Я просто хочу сказать, – начал юноша и перед тем, как произнести что-то важное, в комнату вошла хмурая уборщица, которая как-то, как показалось друзьям, странно посмотрела на них. Затем с улыбкой поинтересовалась, когда они соберутся уходить. Ванберг сразу замолк, его лицо приняло жалостливые черты, словно юноша постоянно чем-то печалился. Деметрий поднял кардиган, развернулся и вышел из класса. Когда он выходил, Сильвии показалось, что уборщица Софи – давняя знакомая бабушки, грозно скосила на него взгляд. Женщина посмотрела на Сильвию и снова улыбнулась, по-другому, как-то по-матерински.
– Ну, здравствуй, говорящая с деревьями, – произнесла уборщица, задержав девушку перед выходом из кабинета.
В детстве Сильвия постоянно делала это – вела беседы со всякой растительностью. Уходила из дома, брела по лесу и разговаривала с ним. Это успокаивало и радовало. Нет в мире места священней, чем лес. Сильвия беседовала с лесом и каждым деревом в одиночестве или даже перед взглядами родных, не испытывая при этом никакого стыда, ведь обычные детишки, узнав об этом, посмеялись бы. Почему? Просто она не выдумывала и ничего не представляла. В ответ на вопросы и просьбы звучал шёпот листьев. Молвили лесные голоса, неважно духи ли то или сама природа обретала голос. И каждое дерево, пусть даже городское или искусственное, роняло звуки языка древнего или только его отголоски, когда они вбирали в себя разговоры древних древ между собой. И язык этот не нуждался в переводе, ибо Сильвия, как будто, сама становилась древесной сущностью. Она сливалась с сознанием растительности, и благодаря этому полученные звуки помогали разбирать состояние и даже мысли. Но при прошествии одиннадцати месяцев после смерти бабушки голоса древ утихали, пока не прекратились совсем. Лес впал в спячку вместе с городом.
– Здравствуйте, миссис Мёрсер, – произнесла девушка, стараясь улыбнуться.
– Вот смотрю на тебя и вижу то же самое лицо из твоего детства, только вот стала ты выше и серьёзнее. Ну ладно, не буду задерживать.
Кларк прошла в коридор и присоединилась к грустному юноше. Они взялись за руки и стали было уходить, пока уборщица Софи не окликнула Деметрия. Ванберг засеменил назад и вместе со старушкой вошёл в кабинет. Спустя время, за которое чтение может показаться слишком скоротечным занятием, а ожидание очень утомительным, юноша вышел с отсутствующим видом, при котором характерны: отчуждённый взгляд в пол и сутулость фигуры. Понимание того, что сейчас Деметрий не отличим от воздуха, пустого места врезалось в голову так сильно, что Сильвия нахмурилась. Всё равно, что его нет рядом.
– Что она тебе сказала? – спросила Кларк. Ванберг молчал. Как и ожидалось.
Деметрий зашагал по коридору, и Сильвия поплелась следом. Выходя из здания, они снова взялись за руки и странным существом, словно пара соединилась, но не телами, а душами, обернулись. Табличка "Высшая школа Рейнгардта" и статуи горгулий казались лишними и древними на фоне перестроенной школы. Здание смотрело в ответ взглядом столь мрачным, что по нему, а ещё дому тётушки Сильвии и некоторым другим строениям в Хиддланде замечалась отчуждённость от города. Будто таким домам плевать на сонность, которая овладела Хиддландом, ведь иногда казалось, что даже его люди заснули здесь навсегда. Девушка потянула Деметрия, и они пошли прочь.
– Может, зайдём по пути в Криспи Крим? – спросила она после долгого молчания. Юноша ничего не ответил, что означало согласие, хотя молчал он часто. И никогда не кричал, за исключением младенческого возраста. Если в детстве его обижали, он не реагировал, даже не плакал, подавая маленькой Сильвии пример. Двое самых странных детей в селе, в Хиддланде и, возможно, даже всей Америки, если не всего мира. Вот только девочка с годами становилась похожей на нормальных людей, а мальчик не мог измениться и даже стал отстраняться от девочки, присутствуя в её жизни, как тень. В нём что-то ломалось, когда он добровольно отрекался на одиночество, и причину этой поломки мальчик хранил, как самую важную тайну. Когда он возвращался в общество подруги, девочка видела его всё таким же, не изменившимся, но иногда она ощущала, что что-то с её другом было уже не так.
– Какой именно цвет? – добавила девушка, начиная игру. Что-то, что могло быть только между этой парой. Личное, совместное, слишком секретное.
Если можно сравнить молчание с цветом, то его неразговорчивость – серый. Когда Ванбергом полностью завладевало отрешение, он ничего не слышал, не видел, не говорил, и его молчание преобразовывалось в самый тёмный из оттенков серого. Если Деметрий не разговаривал, при этом реагируя на окружающую среду или просто давая знать, что он всё слышит и понимает, но сохраняя долгое молчание, цвет – средний серый среди всех оттенков. А когда неразговорчивость приводила к редким, но осмысленным ответам, его молчание имело самый светлый серый цвет.
Деметрий слегка придавил ладонь большим пальцем. Средний серый цвет. Оттенок отчуждённого безразличия. Цвет простоты. Это золотая середина – между белым и чёрным, тьмой и светом. Это его любимый оттенок.
Пекарня Криспи Крим дарила то, что по большему счёту люди с взрослением получали меньше всего: сладкое, тепло, время спокойствия и счастливые минутки радости. А ещё, здесь делали отличные пончики, поеданием которых занялась Сильвия, пока Деметрий ковырялся в яблочно-ананасовом штруделе. Криспи Крим – одно из лучших произведений искусства в сонном городе. Это его душа. Но центром всего Хиддланда местные, да и приезжие, жители всегда считали закусочную Пончо`Сомбреро. И дело не в блюдах, а в продажности её владельца, который решил подстраиваться под самую богатую семью в этом городе – Гарретов. На подаренные деньги владелец каждую неделю устраивал день косплея. Тема костюмированной игры развешивалась на витринах закусочной за семь дней до начала, и весь город старался не пропустить данное событие. В день косплея Пончо`Сомбреро полностью забивалось людьми, а снаружи встречались толпы посетителей, которым не нашлось места внутри. Они шумели и вели себя так, будто штурмовали здание. Люди в закусочной казались пчёлами, которые заняли свои соты, но если они были пчёлами одомашненными, то уличные гости дикими. В Пончо бывал разный народ: от одиноких подозрительных личностей до свирепых малоизвестных банд.
После часовой посиделки в душе Хиддланда, ребята отправились в книжный магазин, чтобы скоротать время до посещения психотерапевта. Сильвия поприветствовала книжный рай традиционным жестом – сложенными в молитве руками и лёгким поклоном.
На одной из стен этого райского обиталища красовалась надпись:
“Люди приходят и уходят, но книжные истории остаются с вами навсегда. Люди зачастую не желают понимать друг друга, но книга не только согреет ваше сердце, она откроет вам путь к вашему Я, ведь вы то, что вы читаете.”
Пока Деметрий оперативно взял на себя роль вопрошающего собеседника для продавца-консультанта, она читала "Историк" Элизабет Костовой. Каждый раз, когда Сильвия приходила в книжный, эта история показывала, что книжное путешествие настолько же важное, насколько необходимое физическое.
Райское время закончилось, когда Деметрий уселся рядом. Консультант прошла мимо ребят, подозрительно косясь не на Сильвию, а на юношу. И ещё несколько раз по пути оглядывалась. Её взгляд говорил, что этот парень – съехавший с катушек, клоун-беглец из цирка. Ванберг учился быть практичным, типичным человеческим жителем, но всё, что у него выходило – избавление себя от малой дозы жуткости среди океана странностей и ненормальностей.
Деметрий не торопил. Он просто молча сидел и ждал. Сильвия собрала воедино остатки воли и сделала вынужденный ход. Жизнь, как шахматная доска, но редкостная и самоуправляемая. Когда-нибудь, всегда зарекалась девушка, ходы будут продуманы вплоть до конца игры, когда-нибудь она перехитрит игру, изменит правила жизни и будет ступать только по белым ячейкам.
Миссис Гриффин проживала по адресу: 2293 Юго-Восток Вторая Авеню. Дом отличался от хозяйки тем, что он выглядел слишком уж искусственным, дом не просто спал, он никогда не имел жизни, в него не вкладывали ни любовь, ни уют. Вечно пустая коробка, без души. Дом то продавался, то занимался кем-то на недолгое время, а миссис Гриффин – его самый долгий житель. Женщина жила одна, если не брать в расчёт трёх кошек и двух змей.
– Итак, – произнесла миссис Гриффин звонким радостным голосом, когда пара оказалась в доме, – Сильвия, тебе кофе, а твоему другу чай?
– Просто воду, – отозвался Деметрий, его руки обвивали длинные тела змей, которых он уже успел вытащить из аквариума.
– Я считаю, он думает, что их это успокаивает, – сказала Кларк, смотря на вопрошающий взгляд женщины, – Они ему не нравятся.
После того, как миссис Гриффин ушла из гостинной и вернулась из кухонной с подносом в руках, она задала вопрос:
– Как думаешь, это взаимная неприязнь?
Сильвия поблагодарила за предложенный кофе:
– Да, – ответила она, взяв кружку и сделав глоток, – На данный момент змеи не терпят Деметрия.
– Что повлияло на твой ответ? – внимательный взгляд разглядывал каждое движение девушки.
Кларк сделала ещё два маленьких глотка, а затем выпила напиток залпом.
– Просто, – Сильвия перевела взгляд на Деметрия; он сидел на полу с закрытыми глазами, одна из змей обтягивала одну его руку, а другая перебиралась по шее, – Его никакие животные не терпят.
– Тогда может будет лучше, если змеи окажутся в домике?
– Они уже в нём, – вставил Ванберг, – Клетка ли или этот дом, или целый мир. Я думал над этим, ведь стоит только дать им полную свободу, они погибнут, без такой власти над ними. И все эти простые люди им в сравнение, как пресмыкающиеся в этом огромном аквариуме.
– Ты чувствуешь себя беззащитным в этом мире, Деметрий? – спросила женщина.
– Я думаю, он не испытывает подобного, – ответила Сильвия и замолкла.
Ванберг поднялся и резко бросил слова:
– Не отвечай за меня. Ничего ты не можешь знать, – он переглянулся с психотерапевтом, – Вы знаете, ваши змеи милые существа, вне зависимости от того, сколько раз они пытались вогнать в меня свой яд. И мы втроём удручены тем фактом, что их ядовитые железы удалены, – посмотрел на стакан воды, – Это был эксперимент. В большинстве случаев, когда у человека спрашивают, что тому преподнести, гость, если его выбор падает на воду, ни к чему не притрагивается. А мой эксперимент заключался в наблюдении – принесёте ли вы мне бокал воды или нет. В следующий раз, я запрошу у вас стакан мочи. Мне будет интересно посмотреть на то, как вы отреагируете. Я найду у вас сортирную комнату, не утруждайтесь мне подсказывать.
Он ушёл, оставив Сильвию в неловком положении:
– Извините, – сказала она.
– Да, это было неподобающе с его стороны, но он таков, какой он есть. Мы не сможем ничего с этим сделать, тем более самостоятельно изменить его, в нашей власти лишь принять его таким, – взяла диалог в свои руки миссис Гриффин, – И Сильвия, мы ведь договаривались. Общение должно быть лёгким и уютным. Просто Эйми, хорошо? – после того, как девушка моргнула, она продолжила, – Постарайся на каждый последующий вопрос ответить одним словом и отвечай первым, что придёт в голову. Я буду давать пять секунд. Держи ответы в голове. После трёх вопросов ты озвучишь их по порядку. Итак, начнём. Как твой день в школе? Сегодня тебе так или иначе приходилось с кем-то взаимодействовать, помимо Деметрия – это удовлетворяло тебя или вызывало дискомфорт? Чем сегодня ты занималась большего всего?
– Однотонно. Дискомфорт. Обдумыванием, – как робот изрекла Кларк.
– Итак, ты живёшь книгами, мечтами и мыслями, совершенно забывая внешний реальный мир. Этот мир – твоя жизнь, которая полностью предоставлена тебе. И что с ней делать – разрушать или жить, решать не книгам, которые убивают твою настоящую жизнь. Ты могла родиться любым другим существом, но сегодня, завтра и всю свою оставшуюся жизнь, ты человек. Человек, который живёт в человеческом мире. Мыслями человеческая девочка не в этом мире, где угодно они витают: в будущем, мечтах. И эта девочка заболела болезнью ожидания. Разочарование, апатия, тоска, усталость, пустота – всё это синдромы затяжной болезни. А всякая болезнь, если её игнорировать или, что ещё хуже, развивать, оканчивается плачевной ситуацией. Не погружай себя в пучину бед и травм, депрессий и отравлений. Зачем игнорировать этот прекрасный мир, просто потому что ты разочарована в нём? Но оглянись, разве ты не участвуешь в его создании, не восполняешь его собой? Так сделай так, чтобы это восполнение происходило чем-то, что тебе важно.
– Как мне понять, что в этом мире для меня важно, кроме чтения и книг?
– Ты любишь просто книги или читать? Почему тебе это нравится – дело в персонажах и их историях или ты воображаешь себя в этих мирах, лишь бы мыслью не быть в реальном?
– Всё это вместе. Но почему ты считаешь, что существование других миров, ничем непохожих на этот, нереально?
– Нереально – это слишком громкое самоуверенное слово в данном контексте. Вот скажем, неправдиво для таких мелких существ во Вселенной, как мы. Возможно, когда-нибудь ты познаешь это, но сейчас ты та, кто ты есть. Ты человек. Так живи полной человеческой жизнью. И тебя ждёт награда. Ты ангел, не осознающий волшебства жизни. Притягивай в свою жизнь важное для себя. И наполнись этим. Найди радости жизни, разгляди волшебство в своей жизни, займись любимым делом и испытывай счастье от её выполнения. Попробуй хоть раз отвлечься от мыслей и прочувствуй в себе покой. Было бы неплохо, если бы ты занялась медитированием.
Сильвия подавила зевок. Ничего нового Эйми Гриффин не придумала, к тому же из-за такой длинной речи всё, что она говорила, казалось бессмысленным. Но после беседы с ней, обычно Кларк ощущала опустошение, только в хорошем смысле. Если ты постоянно чувствовал всё плохое, а затем оно исчезало, оставляло тебя в покое.
– Созерцай себя и свой внутренний мир. – продолжила женщина, – Не будь закрытой книгой, открой своё сердце. Живя настоящим моментом, ты не должна ощущать себя обездоленной, всё необходимое придёт к тебе в нужное время. Ты просто можешь это принять и перетерпеть. – Гриффин улыбнулась, потянулась к маятнику Ньютона и добавила, – Давай поговорим об историях? Опиши мне кратко свою жизнь, затрагивая главные аспекты, особенно возбуждающие твоё эмоциональное состояние. Сегодня я дам тебе лекарство. Оно поможет тебе хорошо спать.
В воздухе ощущался притягательный аромат, от которого клонило в сон, лёгкие постукивания металлических шариков только привносили больше дрёмы; Кларк расслабилась, закрыла глаза и охотно начала рассказ..
После сорока пяти минут беседы с психотерапевтом, ощущая приятное восстановление, Сильвия отправилась за юношей. Она нашла Деметрия в углу ванной комнаты. Он сжался возле раковины, как раненый зверь. В его ладонь, как пиявка, впилась одна из змей.
– Эта самая смелая, но глупая, – сказал он, отдёргивая пресмыкающееся, – Потому что она может не выжить. Моя кровь будет для неё отравой.
– Нам пора, – произнесла девушка. Юноша поднял взгляд и не отпускал его, пока не встал. Иногда реакцию Ванберга было невозможно предугадать, он как непредсказуемое потухающее пламя. Казалось, что сейчас он способен впиться смертельным укусом в любого, кто окажется под рукой. На его руках змеи, но, кто из них троих представлял наибольшую опасность, оставалось неизвестным.
Ребята вышли из огромной коробки с унылой крышей к уличному простору. Хиддланд обрёл оранжевый цвет от приближения солнца к горизонту. Настроение образовывалось в искрящееся приятным теплом нечто, от чего хотелось прыгать, бегать и смеяться. Деревья купались в ярких волнах воздуха закатного цвета. Ни одна травинка не умудрялась быть поглощённой тенью, а что уж до братьев их высоких, деревья выглядывали то тут, то там, и никто из них не упускал возможности погреться в тепле света, практически незаметно раскачивая ветви и приводя в движение листья, словно бы танцуя. Особенность Хиддланда заключалась в том, что, выйдя из любого дома разной части города, не получилось бы не угодить в редколесье. Деревья стояли повсюду: одиночками, группами или двумя рядами на всех улицах без исключения. А самая массовая их сходка имелась в Национальном парке Стэмпид и за его пределами, в восточной, северо-восточной и полосы северной части, где не обустроилась современность цивилизации. Этот город кишел деревьями, как небо и земля апокалиптической тучей саранчи.
Сильвия сидела на велосипеде, которым Деметрий, вышагивая спокойным шагом, взялся управлять. Они молчали, наслаждаясь теплом и светом. И молча поменялись местами, чуть-чуть не добравшись до Криспи Крим. Солнце скрылось за горизонтом. Позади Деметрия на Квазимодо Сильвия устроилась стоя. Они пересекли школьный двор и добрались до развилки, а затем свернули на лесную тропу, по которой доехали до одинокой скамейки, стоящей неподалёку от поворота. Сумерки стремительно перетекали в темноту.
Юноша остановил транспорт. Кларк спрыгнула, перехватила руль Квазимодо и обнялась с Деметрием. Фонарь, висящий над скамейкой, моргнул и включился. Последующая ситуация произошла так быстро, что девушка чуть не вскрикнула, когда парень стянул с плеч девушки рюкзак, а Сильвию толкнул на скамейку.
Деметрий стоял в паре метров с чёрным канкеном[10 - Модель рюкзака] и баночкой таблеток в руках. Он открутил крышку баночки и высыпал её содержимое на дальнее расстояние.
– Что ты наделал? – произнесла Сильвия с досадой в голосе, – Это лекарство я должна принимать каждый день, пока оно не закончится.
– Ты больше не притронешься к нему, я обещаю, – юноша стоял с каменным лицом, без жизни в глазах, а затем он поднял голову к свету фонаря, его рука взмыла вверх, словно она пыталась достигнуть чего-то высшего.
Пока девушка шла к юноше, она не могла отвести взгляд от этого зрелища. Его глаза на миг засияли, словно они состояли из серебра и кристаллов. Чтобы не нарушить столь очаровательной красоты, она мягко произнесла:
– Почему ты делаешь это? Нарушаешь правила. Из-за этого всё становится только хуже.
– Ты никогда не любила правил.
Отчего-то злость растекалась ядом по позвоночнику, расползалась во все стороны и пронзала раз за разом сердце. Сильвия не могла с этим справиться, эмоции оказались сильнее. Она схватила юношу за плечи и затрясла, будто тот бездушная игрушка, смотрящая пустым взглядом:
– Ты портишь меня. Ты понимаешь это?
– Это сказала миссис Гриффин? – Деметрий замолчал и погладил большим пальцем девичью щеку, – Какой яркий цвет, – пальцы дотронулись до пряди, выбившейся из нелепо-неаккуратного хвоста, – Огонь, – сказав это, он резко отдёрнул руку, как будто, волосы, в действительности, оказавшиеся огненными, обожгли его. Его и без того аристократичные черты лица выглядели в свете фонаря слишком острыми и бросающимися в глаза, но осунувшееся лицо, серо-зелёная кожа из-за попадания на неё освещения, и тусклость серебристо-русых волос показывали его измученным и полностью истощённым от жизни, – Я буду ждать здесь своего шофёра.
Именно так и было, этот странный, замкнутый, но довольно умный и интересный, стоило только раскрыться, мальчишка имел не только личного шофёра, в его богатом доме, если не особняке, выполняли свою непосредственную работу всякого рода прислуга, присутствовал даже дворецкий. Но Сильвии никогда ещё за все годы дружбы не доводилось познакомиться с его родителями лично. Эта странность могла объясняться тем, что большая часть семьи Ванберг находилась в постоянных отъездах, тем временем, когда за Деметрием присматривали служащие в доме. Жизнь без близости родителей оправдывала его непрактичность и отделённость от всего жизненного. Это парадокс. Сколько бы он не старался, ему никогда не удастся стать типичной частью человечества. Деметрий причинял другим только дискомфорт и показывал неумение или незаинтересованность. Ванберг не имел соображений о том, как вкладывать пользу в мир и как этот мир использовать в своих целях. Казалось, у него никогда не существовало целей, если только не научиться становиться невидимым физически, все жизненные и бытовые задачи он игнорировал по мере необходимости, даже телефон у него присутствовал просто для вида, потому что для него это устройство не имело смысла. Но всё же, Деметрий как-то жил в современном мире или просто выживал.
Он хотел сказать что-то ещё, но промолчал, заметив лёгкую тень, пролетевшую под фонарём. Этой тенью оказался ворон, севший на спинку скамейки, крупнее своих сородичей. Кларк, позднее его заметившая, разглядела, что птица не имела одной лапки, его, сверкающий красноватым отблеском от света фонаря, глаз осторожно следил за стоящей парочкой. Стало немного жутко, как в фильме ужасов, и от последующих слов, сказанных Деметрием, по коже Кларк поползли мурашки.
– И смутился Дьявол, и увидел, как ужасно добро.
– Это необычно, – добавил Ванберг, – Первый раз вижу таких воронов. Ведь мы его чем-то заинтересовали. Может, он особый?
***
Чьи-то невидимые руки блуждали по телу. Кларк открыла глаза и тихо лежала, слушая своё учащённое сердцебиение. Ощущение прикосновения всё ещё чувствовалось на коже, но разбудило девушку не это, что-то непрестанно билось об окно. Удары казались не громкими, а приглушёнными. Встав, она подкралась к окну и увидела вспархивающего ворона. Учащённое сердцебиение снова напомнило о себе, но стук сердца как будто был слышен за дверью комнаты. Сильвия перевела взгляд на кровать Алекс, и девушки там не оказалось. "Это сон", – пронеслось в голове. Она стояла, стараясь отдышаться. А затем раздался странный удар. Сильвия повернулась к окну, и в ночи разглядела чью-то ладонь на обратной стороне стекла. Ладонь заскользила вниз, и девушка увидела лицо Деметрия. Он склонил голову набок и упёрся взглядом в девичьи глаза. Рука как-то прошла сквозь окно, словно стёкла вдруг стали жидкими. Холодные пальцы дотронулись до щеки девушки, Сильвия закрыла глаза, холод уже ощущался на губах. Моментально холодные прикосновения исчезли, открыв глаза, она обнаружила расплывающееся лицо, что пугающе искажалось. За размытым лицом показывались остальные части тела. Фигура стала биться о стекло, как будто, желая войти внутрь. Девушка удивилась, ведь рука Деметрия смогла пройти сквозь оконное препятствие. Как только она подумала об этом, в руку вцепились когтистые пальцы. Она отдёрнула её и, не удержавшись, упала. Сначала показалась рука, за ней верхняя часть туловища и сразу шея. Девушка вскочила и рванула бежать. Она выбежала из дома и бежала. "Это сон, это сон, это сон", – проносились без устали мысли. Сильвия бежала так долго, пока из-за поворота не выехал тёмно-бордовый автомобиль и не загнал в тупик. Машина раскрыла дверь, словно настоящий монстр, и боком продвигалась ближе. Боясь, что автомобиль может раздавить, Сильвии пришлось сесть внутрь. За рулём сидел белесый человек, тот самый "выбритые виски". Он повернул голову и улыбнулся:
– Ах, какая встреча. Я очень рад ей. Ты, должно быть, Сильвия Кларк? Я Адам, Адам Куинни.
Дверь захлопнулась. Девушка подскочила и, отвернувшись, попыталась её открыть. Раздался смех.
– Тебе не спрятаться от меня, дитя древ.
Голос прошипел так холодно величаво и леденяще властно, словно его обладатель правитель змей. Повернувшись к нему, она разглядела тёмную фигуру на месте белесого, с глубоким капюшоном и длинным клювом. Взгляд двух кроваво-красных точек просвечивался через ткань. Глаза смотрели, не отрываясь. Девушка сидела, как заворожённая, и лишь только холод, пробирающий до костей, напоминал о том, что это существо опасное и что его следовало бояться. Клюв приоткрылся, и голос произнёс, одновременно и вопль, и шёпот:
– Королева разбудит. Пробуждение настанет. Смерть этому миру.
