Крах Атласа

Деньги – очередной вопрос, не дававший покоя. В чьих руках финансы Общества? Кто бы это ни был, он контролирует и само Общество (дергая за ниточки тут и там), а следовательно, и Нико. Однако друг об этом не задумывался, ведь у него в семье деньги водились, к их изобилию он привык. Поэтому и не видел, как они определяют поступки, как исподволь и неумолимо, куда верней философских учений и воскресной школы, решают, что правильно и что нет. Деньги – это дар, бремя, одно из мерил. Недавно Гидеон увидел во сне красноглазого человека с красным пером. Счетовода, который спрашивал о Принце. От него так и веяло угрозой и алчностью. Он был счетоводом, потому что деньги – это оружие, потому что должник принадлежал ему без остатка. Мать Гидеона не знала настоящей свободы. Вот о таких вещах Нико никогда не задумывался, за него о них беспокоился Гидеон. Видимо, неспроста в его понимании деньги были тесно связаны с несвободой.

Никто лучше Гидеона не понимал бедности, голода, страха. Причем не страха за свою жизнь – с ним-то Нико был прекрасно знаком (просто игнорировал опасность). Гидеон боялся за устоявшийся образ жизни. Боялся, что перемены уничтожат привычный мир, ведь тогда во всех отношениях не станет и самого мира. Нико знал, например, что можно купить душу, продать ее или выменять, даже не догадываясь, как это просто (не легко, но просто). И если не сегодня, то однажды это станет поводом для тревоги. Может быть, даже тут, в стенах поместья.

Кое-что об этом могли знать Атлас, а значит, и Тристан с Либби.

С Атласом Блэйкли, очевидно, что-то случилось, но, слыша стук копыт, Гидеон старался думать не о зебрах, а о конях. В конце концов, за посвященными Атласа Блэйкли охотились. Одного даже похитили, а красноречивое молчание, которым Либби отвечала на вопросы про Эзру Фаулера, оглушало. Атлас Блэйкли совершил некую страшную ошибку и скрывал ее от Общества, однако, что бы он там ни затеял, последние два человека, видевшие его, старательно отмалчивались. Что-то явно пошло не так, Атлас занимался чем-то важным, чего не стоило игнорировать.

Однако в итоге на вопрос Нико о том, что Гидеон думает по поводу Общества и архивов, к которым он отныне был привязан условиями договора, тот хотел бы ответить честно: «Я мотал срок и подольше, в тюрьмах похуже». В тюрьмах, где не было Нико, где тот не мог спонтанно, как бы между делом прижать Гидеона к рельефным эдвардианским обоям на стене какой-нибудь душной уединенной комнатушки, а ведь без этого пропадал всякий смысл существования.

В общем, да, возможно, Общество и правда – гадюшник, Либби не лжет, утверждая, будто бы им грозит конец света, а Нико, обычно такой любопытный, отказывается видеть, что на кону судьба мира. Или его ослепили заносчивость и амбиции. С другой стороны, если жизнь за пределами поместья – это лишь вопрос верной смерти, к которой ведет череда уступок общественным нормам, то, может, ну его? Пусть Атлас Блэйкли взрывает мир изнутри, если таков его план?

Собственно, поэтому Гидеон в конце концов ответил:

– Тут мило. Не мешало бы основательно протереть пыль.

Довольный, Нико улыбнулся шире. Как же просто было осчастливить его – что раньше, что сейчас. Это, несомненно, стоило усилий. Значит, он хочет провести безумный эксперимент с мультивселенной, который может завершиться либо катастрофой для него одного, либо аннигиляцией всего сущего? Отлично, Гидеон весь внимание. Чудо, что он еще не спит, чудо, что друг любит его в ответ, пусть даже не так пылко, как он его. И если тут Гидеону суждено погибнуть, если его смерть записана в красном гроссбухе, то встретить жнеца здесь будет ничуть не хуже, чем в любом другом месте.

И потом, червоточина в кухню – та еще крутота.

Конечно, со временем Гидеон станет чаще задаваться вопросом, не оплошал ли он, промолчав о целом букете потенциально важных проблем. Однако пока он решил: пророчества подождут, ведь к нему криком взывает его личное будущее, роковое и вместе с тем упоительное.

– Наколдуешь пирог? – вслух спросил Гидеон, решив забыть на время о том, что только может случиться. Конец света лучше встречать на сытый желудок. И съесть надо обязательно что-нибудь повкуснее. Пирог с кремом, фруктовый. Живот будет болеть, но это потом.

– О, avec plaisir[15], – с радостью ответил Нико. – Только напишу еще раз Рэйне. Закончится, скорее всего, слезами. Моими, конечно. Погоди, на все про все уйдет минут пять.

Пять минут, вся жизнь… Один хрен.

– Con mucho gusto[16], Николас, – ответил Гидеон, сонно прикидывая, где будет лучше вздремнуть. – Не спеши.

II

Гедонизм

Рэйна

Она сама не заметила, как задремала, но, уловив далекий запах дыма, проснулась. Во сне, где-то на самом краю мысленного взора размытым пятном мелькнуло черное платье. Рэйна вскочила, чуть не подавившись языком, и тут же поняла, что разбудил ее, оказывается, телефон.

Она заглушила голосовое сообщение от Нико: «Рэйна! Снова я. Осалил! Фиг знает, может, ты даже не играла в салочки, в смысле в настоящие, не по телефону, но это ладно. Короче, извини за треп, я просто уже не знаю, как заставить тебя перезвонить, честное слово, думал, это дело с концом света а-ля Атлас Блэйкли или архивами, которые пытаются нас убить, тебя зацепит, нет так нет. Короче, снова извини, если обидел, хотя не знаю, как именно, Париса же не говорит – молчит эротично так, – а да, кстати о ней, Париса тоже перестала отвечать на звонки, и это клево… Круто, круто, круто, но завтра я еще раз попробую дозвониться, люблю, целую, досвидос», и глянула на часы.

Почти три пополудни. Рэйна встала и направилась в ванную.

Умылась и обтерлась полотенцем. Поправила кольцо в носу, обулась. Потом видя, что ее компаньон даже не шевельнулся, встала на пороге и нетерпеливо потопала ногой.

– Я слышу, Мори, – только и ответил распластавшийся на гостиничной кровати Каллум.

Они сняли двухместный номер, само собой, ибо Рэйна скорее бы сдохла, чем разделила постель с Каллумом, ориентации которого даже не понимала: то ли он любил мужчин, то ли женщин, то ли и тех и других, а может, и вовсе одного только бесящегося Тристана Кейна.

– Тебе которая больше нравится? – спросил Каллум, приглашающе мотнув головой.

Рэйна, до смерти утомленная месяцем, проведенным в компании Каллума Новы, тяжело вздохнула и закатила глаза.

– Там никого, – напомнил Каллум. – По крайней мере, если верить тебе.

Честное слово…

– Последний раз повторяю, я не бог, я лишь…

Каллум усмехнулся, не вставая с кровати, и Рэйна уже который раз подумала: не лучше ли все провернуть в одиночку? Впрочем, пока что Каллум был полезен.

– Ладно, – уступила она, быстро подойдя и выхватив телефон у него из руки. – Что это? Фото с сестрой Тристана?

– Сводной сестрой, – без нужды уточнил Каллум, постучав по экрану с двумя снимками. – На котором у меня прическа лучше? Я тут подумал опробовать творческий беспорядок.

Рэйна пролистала снимки.

– Он так и не ответил на твои сообщения?

– Нет. Отсюда и нужда сделать все максимально верно. Ну знаешь, с правильной дозой спонтанности.

– Ты ведь в курсе, Роудс вернулась. – Об этом сообщил Нико в одном из сумбурных голосовых посланий, а потом повторил раз эдак семь, если не больше. Он даже ненадолго создал групповой чат под названием «От вражды к любви», пока Тристан не взмолился: прошу тебя, бога ради, не надо. – Вряд ли Тристан о тебе думает.

– Мало же ты знаешь, – ответил Каллум, подкладывая руки под голову. – Ты ведь читаешь сообщения от Вароны?

– Заткнись. – Рэйна по какой-то причине восприняла его вопрос до нелепого серьезно. Она прямо чувствовала, как плавится мозг: безумный план мести Каллума ее не заботил, но она почему-то была уверена, что одна из фоток лучше, и не хотела ошибиться. – Разумно ли вообще тягаться с Эдрианом Кейном?

Нет, определенно нет. При первой встрече Эдриан вообще взял их на мушку и потом неоднократно демонстрировал, что компенсацию за беспокойство берет фунтами плоти[17]. Он промышлял перевозками оружия, поддерживая круговорот насилия в мире, и вряд ли нашелся бы человек (хоть посторонний, хоть колдун ковена), кто пересек бы ему путь, остался бы жив и смог поделиться впечатлениями. Каллум отмахивался от Рэйны, твердил, будто у нее паранойя – доказательств, что в морозилке, в которой она однажды застукала мордоворотов Эдриана, лежит труп, не было (хотя одна ведьма-модница вот уже месяц как куда-то пропала), – однако она собственными глазами видела, как Эдриан поступил с тем, кто впал в его немилость. Рэйна шла к пабу, свернула за угол, а там Эдриан пожимал руку незнакомому колдуну. Рэйна глазом моргнуть не успела, а горло последнего пронзил короткий узкий клинок. Колдун рухнул, где-то рядом завопил молодой бук. Рэйна резко встала, но ее уже услышали. Эдриан невыразительно посмотрел на нее, затем повернулся к подручному и вытер нож о лацкан его пиджака. Не сказав ни слова, вошел в паб, словно дневной моцион совершил.

Каллум, само собой, вел себя так, словно им ничего не грозит. Для него разговоры об опасности были пустым сотрясанием воздуха. Такое равнодушное отношение к хаосу казалось Рэйне естественным и вместе с тем глупым. Возможно, чувство собственной безопасности Каллума и правда зиждилось – как сам он буднично повторял – на прочном фундаменте незаурядного ума. А может, он просто слишком богатый, слишком белый и слишком мужчина, чтобы сама мысль об опасности казалась ему смехотворно надуманной. То, что он мог оказаться прав, было, наверное, даже хуже.

Как бы там ни было, сегодня Рэйна уже отчаялась его убедить, но и не поднять тему было бы безответственно.

– Мне лишь кажется, что Эдриан опекает своих девочек. – Без оружия, то есть в хорошем настроении, она видела Эдриана только в присутствии дочерей и собаки охотничьей породы средней величины, настоящего энциклопедического образца для определения слова «собака». – А ты выглядишь… – она нахмурилась, подняв взгляд, – не особенно безобидным.

– Прикинь, я в курсе, – ответил Каллум.

– Я о том, что ты для них староват. – Белле Кейн сравнялось семнадцать, девочке на снимке, Элис, всего девятнадцать. Каллум был лет на десять, самое меньшее, старше нее, и хотя на фото он себе ничего такого не позволял – просто готовил с ней салат, буквально! – Элис смотрела на него со смехом. Для Рэйны это уже было явным сигналом тревоги. И если она находила поведение и манеры Каллума в принципе неразумными, то мордовороты из свиты Эдриана Кейна – самого здоровенного из которых, жертву непрекращающихся сальных намеков Каллума, звали (подумать только) Вин Кокберн[18], – открыто считали, что он нарывается на взбучку.

– Ты слишком… – Рэйна не нашла нужных слов. – Слишком… такой, какой есть.

– Распущенный, хочешь сказать? – подсказал Каллум. – Нарциссичный? Манипулятивный? Социопат-пограничник?

– Да, – согласилась Рэйна. – И вообще просто ужасный человек.

– Принято, – сказал Каллум, не утратив энтузиазма. – Но если твоей совести от этого спокойнее, Мори, то у меня в планах нет мутить с девочками. Они же дети, причем не такие, как Варона. Буквально дети.

– Искренне рада, что до тебя дошло, – пробормотала Рэйна, возвращая ему телефон. Вряд ли кто-то из потомства Эдриана Кейна был образцом невинности, но опять-таки, Тристан – живое доказательство того, что хотя бы один из рода Кейнов неспособен на жестокосердие, даже если без него совершенно, объективно никак. – Предпочитаю первое фото. На нем у тебя вид не такой хитрожопый.

– О. – Каллум нахмурился, и Рэйна тяжело вздохнула.

– Пусть и дальше гадает, – посоветовала она. – Вставай. Нам пора. Пресс-конференция начинается через десять минут.

– Фуф, ладно. – Каллум отправил снимок (без текста, заметила Рэйна, одну только фотку; таких сообщений он послал уже много, и ни на одно Тристан не ответил) и сунул телефон в карман блейзера у кровати. Затем накинул пиджак и бросил на Рэйну беглый неодобрительный взгляд. – По-твоему, так одеваются представители британской прессы, когда освещают заявление с Даунинг-стрит?

– Неважно, что на мне. Никто не смотрит. – Сегодня был не тот повод, чтобы надевать кимоно, так что и неприметные черные джинсы сойдут. – И, кстати, не тебе винить меня за предположение, будто у тебя есть омерзительный план совратить ради мести Тристану его малолетних сестренок.

– Мори, ты оскорбила меня до глубины души. Я, может, и аморальное существо, однако один-два принципа у меня есть. – Каллум освежил кое-какие чары, аналог помады для волос, и Рэйна скривилась. Иллюзии Новы все как одна имели отличительное качество вроде фирменного аромата, только в форме перламутровой мерцающей ауры. – У меня и в мыслях не было никого совращать.

– Ты же вроде собирался наверстать, едва окажешься за пределами поместья? Ну, типа, платить налоги, трахаться, заигрывать с алкоголизмом и умереть, – перечислила она по памяти его планы на жизнь вне стен Общества, опустив пункт с покупкой очередной яхты, заговорить о которой почему-то язык не поворачивался.

– Ну-ну, Мори. – Каллум поцокал языком, цепляя на нос кричащие очки-авиаторы с цветными стеклами, в которых он стал, как это ни ужасно, еще более привлекателен (для тех, на кого подобное действовало). – Во-первых, насколько мне известно, корпорация «Нова» налогов не платит. Поразительно, как ты сама не догадалась. Во-вторых, – сказал он, распахивая дверь и приглашая ее на выход, – я ожидал, что уж ты-то поймешь мою позицию относительно плотских утех.

– Я? – спросила Рэйна, пока они шли лабиринтом гостиничных коридоров. Отель был хороший, но только не в понимании Каллума, то есть не избыточно пафосный.

– Да, ты, – подтвердил Каллум, открывая перед ней очередную дверь, чем лишний раз напомнил, что галантность для него – всего лишь элемент садистской демонстрации силы. – Ты предельно ясно дала понять, что человеческие существа вызывают у тебя отвращение.

– Не отвращение. – Рэйна опередила его, сама вызвала небольшой лифт, как бы показав средний палец от имени всех активных феминисток, о чем потом пожалела. Каллум первым вошел в тесную кабину и, пользуясь этим, встал с Рэйной лицом к лицу. – Просто люди мне… не интересны.

Кабина, вздрогнув, начала спуск, и Рэйна демонстративно уставилась на табличку с логотипом. Но даже так она видела усмешку Каллума.

– Верно. Все верно.

– Так ведь ты… – Она подняла на него хмурый взгляд. Зря. Каллум открыто упивался ее смущением. – Ты ведь занимаешься сексом.

– Правда? – Она скорчила мину, а потом заметила на его губах легкую улыбку. – Ладно, да, занимаюсь. В принципе. Но даже в принципе я не сплю с кем попало.

Каллум не переставал ее удивлять: в такие моменты его еще можно было терпеть.

– Серьезно?

Кабина остановилась.

– Я эмпат, – сказал он, тоном сообщая: завязывай.

– И? – спросила Рэйна, не уловив намека.

– И – вампиры жаждут плоти.

– Ты хотел сказать – крови?

– Обожаю наши поболтушки. – Каллум похлопал ее по плечу, но она, гневно сверкнув глазами, стряхнула его руку. – Короче, мы вышли в мир, так что давай сосредоточимся, ладно? Чтобы тебе снова не потребовались мои боевые навыки.

Как будто это Каллуму приходилось пахать. У него даже прическа ни разу не растрепалась. Висевшая рядом лоза согласно хихикнула.

– Пожалуйста, мне нужна твоя помощь. Но только на этот раз…

– Странная у тебя логика, я всего-то однажды убил Парису, – вслух подумал Каллум, – а ты мне все не доверяешь. Неужели мои добрые дела ничего не стоят, хм?

Рэйна предпочла не отвечать. Она молча достала телефон и зарылась в социальные сети. Увлеклась она этим лишь потому, что так было проще выявить и низложить очередного злодея. А Каллум… чего с ним говорить? Во-первых, он забавляется, доставая Рэйну. Во-вторых, зря упомянул Парису. О ней думать совсем не хотелось. Париса почти наверняка отправила Рэйну в Лондон со злым умыслом. Очень уж кстати забыла упомянуть банду колдунов, жаждущих смерти Тристана Кейна. Ну да, Рэйна могла бы и сама догадаться заранее, удели она внимание отчаянной беготне Тристана и Нико в поисках Либби. Зато Париса ее промах заметила и, отправив ее в Лондон, таким образом передала небольшое послание: ты меня бесишь, и я готова играть вдолгую. В то же время это был такой комплимент. В конце концов, Париса – стерва и садистка без тормозов. Ну, еще и красавица.

Успокоившись, Рэйна сунула телефон обратно в карман. Ладно, решила она, Каллум не так уж и неправ. Ей и правда надо быть повнимательней. С тех пор, как они обосновались в Лондоне, им постоянно грозило похищение. Спасибо, что хоть не колдунами Тристанова папаши.

И Рэйне, и Каллуму прислали приглашения, которые они проигнорировали. Точнее, проигнорировала Рэйна, а вот Каллум на встречу смотался. То ли из тяги к забавам, то ли просто хотел испортить кому-нибудь день. Вернувшись, он лишь пожал плечами и продолжил жить, как будто ничего не произошло. Сказал только, что, изменив себе и прыгнув в подставленный обруч, выяснил об Обществе нечто занятное.

– Вопрос даже не в том, что такое Общество. Мы и так знаем о них все необходимое, – сообщил он, жестом затыкая рот Рэйне, которая хотела было возразить: но ведь я не знаю, и вообще сотри уже с лица эту самодовольную мину. – Все реально просто, – принялся объяснять Каллум в своей обычной бесючей манере. – Общество неким образом отслеживает нас. Может, через архивы, может, еще как… У них есть принцип отбора кандидатов, и по нему нас, похоже, находят убийцы. На ум приходит магический выхлоп. – Он сделал паузу, наверное, в ожидании того, что Рэйна перебьет его, но она упрямо хранила молчание, чисто чтобы позлить его. – Ладно, в общем, они создают шишек только из тех, у кого и так есть предрасположенность к власти. Получается самоподдерживающийся порочный круговорот силы. Поэтому, – закончил Каллум, – остается один, настоящий вопрос: кто из нас кого убьет?

– Что? – все-таки не сдержалась и спросила Рэйна.

– Говорю же, – видать, она и правда его достала, – я на девяносто девять процентов уверен, что Атлас Блэйкли в свое время не убил того, кого ему полагалось убить. Из-за этого погибли остальные его однокашники. Варона тебе разве не рассказывал?

Да, но Рэйна изо всех сил старалась не думать о Нико и Атласе. Отчаянно глушила в себе разочарование из-за того, что ей вот так просто дали уйти. Атлас Блэйкли даже не намекнул на то, что он в курсе ее планов.

И потом, если все правда так плохо, то почему Париса тоже еще не вернулась в дом? Если пресловутую угрозу видят только вечная трусиха Либби Роудс да фантазер Каллум Нова, то насколько вообще реальна опасность?

– И?

– И, если уж Роудс вернулась… или, возможно, если бы она даже не вернулась, хотя это уже забавный и бестолковый мысленный эксперимент…

– Ты думал, такое правда возможно? – спросила Рэйна; рассудительная, она все же имела слабость к задачкам, даже если их составил извращенный разум Каллума.

– То, что Роудс застрянет в прошлом? Технически был такой вариант, – пожав плечами, ответил Каллум. – Ты знала, чего стоило обратное. Знала и она.

– Я бы в прошлом не осталась. – Она вздрогнула, вообразив эту жуткую картину: сознательно запереть себя в ловушке, сущий кошмар! – Я бы вернулась. Любой ценой.

– О? – Каллум пришел в восторг, ведь Рэйна этим ответом выдавала себя с головой. – Я вот, если честно, вряд ли стал бы заморачиваться. Но опять-таки, я могу приспособиться почти к любой ситуации. – Он накрутил на палец воображаемый ус.

– Правда? Даже если бы оказался на месте Тристана? – с сомнением спросила Рэйна.

Неопределенным жестом руки Каллум окинул себя и окружающее пространство.

– Узри мою адаптацию, – объявил он и, не давая Рэйне указать на множество дыр в его же утверждении, добавил: – К тому же белые мужчины всегда в тренде. Я бы даже тогда развернулся, как и в любой другой ситуации.

Каллум фонтанировал энергией и бодро делал вид, будто разбирает свое поведение с поправкой на современные тенденции. На деле же он просто демонтировал собственный образ. И ладно, пусть сам себя свежует сколько влезет.

– А как же белые женщины? – спросила Рэйна и тут же ни с того ни с сего представила Либби в одном из ее бесчисленных кардиганов.

– Сама ответь. Вообрази себя с безбожной челкой Роудс и скажи, как тебе страшно. Ну, лучше? Хуже?

Рэйне почему-то казалось, что ею манипулируют. Она нахмурилась.

– Суть, – продолжил Каллум, явно предвкушая невыразимое удовольствие, – в том, что нам по-прежнему надо кого-то убить. Мы задолжали архивам труп. Либо мы возвращаемся в библиотеку и живем в ее стенах, сжираемые паранойей, как и прежде, либо кого-то мочим, – весело закончил он на мотив какой-нибудь безумной матросской песенки. – А если жертвы не мы с тобой, то, значит…

– Кто сказал, что не ты? – пробормотала Рэйна. – В прошлый раз мы выбрали тебя.

– Говорю тебе, это буду не я, – отрезал Каллум. Видимо, решил, что Рэйна слишком уверенно прочит ему смерть. – Вы, ребятушки, один раз облажались. Пора дать шанс другому.

А ведь он очень настойчиво подчеркивал, как важно иметь план личной мести.

– Хочешь сказать, что все это – непонятные сообщения, сделка с Эдрианом Кейном и ненужное сближение с семьей Тристана, от которой он отказался, – часть плана убийства?

– Ну самому руки марать не обязательно, но да, если подумать, я бы не возражал против такого исхода. – Он осклабился, и стоявший рядом дуб исполнил древесный эквивалент закатывания глаз. – Ладно, ладно, не обязательно Тристан. Я охотнее рассматриваю Роудс, – с налетом трагичности проговорил Каллум.

– Какой ты щедрый.

– Знаю, а вы этого почему-то не заметили…

– Как насчет Парисы? – нахмурившись, перебила Рэйна.

– А что Париса?

– Варона говорит, она с Далтоном.

Она редко называла Нико по имени, и Каллум, к счастью, не стал этого комментировать.

– Да, и что? – спросил он.

– У Далтона на руках те же инструменты, что и у Атласа. Плюс он единственный, кто способен, ну ты знаешь… – Она неопределенно взмахнула рукой. – Призвать бездну. – Или что-то подобное… Рэйна так и не поняла, сколько ни наблюдала за его исследованиями (то есть вмешивалась в них). Она знала только, что цель Далтона создать либо вызвать некий портал из недр ложной пустоты темной материи. Однако без Тристана этого, видимо, не осуществить. Или без Либби Роудс. Причем оба когда-то были оружием в руках Парисы и, вероятно, станут им снова. Тогда, если с моральной точки зрения убийство – это хоть какая-то встречная услуга, Париса станет главной мишенью.

– Даже притворяться не стану, будто мне интересна бездна и кто там ей требуется, – сказал как-то Каллум, чем мало не убил Рэйну, ведь она знала наверняка, что эта тема интересна Нико. Он ею загорелся. Так и сказал, прямым текстом, в голосовом сообщении: не терпится провести эксперимент, тот самый, «зловещий план Атласа Блэйкли». Нико шутил, и это было естественно, однако он совершенно точно рвался поставить опыт. Теперь, когда вернулась Либби, исчезли ограничения, он больше не боялся и просил Рэйну сменить гнев на милость. Хотя бы немного, ведь он нуждался в ее силах.

А она занималась вот этим…

Последние пять недель составляла план, очень простой. Хотела добиться перемен и искала, где в них нуждались. Пару дней назад в компании – здесь следует тяжелый вздох – Каллума отследила лондонскую штаб-квартиру одного крупного производителя и скорректировала схемы объекта, стройка которого грозила нарушить экосистему амазонского дождевого леса. Непосредственно перед этим посетила забастовку рабочих, где убедила глав корпорации позволить им создать профсоюз. Верные решения приходили легко, хотя – как постоянно напоминал Каллум, – исправляя мелкие проблемы, от больших было не избавиться. Таковых имелось в избытке, а вот время истекало. И тогда Рэйна решила разработать уже другой, масштабный план.

Ситуация в Гааге была простой и, возможно, не стоила внимания, однако послужила идеальным полигоном, на котором удалось выяснить, что Каллум способен влиять на людей не только в непосредственной близости. С поддержкой Рэйны его чары распространялись и через магическое вещание. На мысль вмешаться в эфир Рэйну натолкнули техномантские исследования Нико, благодаря которым он и создал закрытую мобильную сеть для своих. Эффект оправдал ожидания. Рэйна подумала, что пора мыслить шире. Внедриться в систему и разрушить ее изнутри.

– Не сработает, – буднично предупредил Каллум, когда она поделилась идеями на ближайшие несколько месяцев.

Ей же все виделось просто. Да, тут и там можно применить костыли – например, убедить миллиардера вроде Джеймса Уэссекса решить проблему голода, на что он потратит совсем мизерную часть ежегодного дохода, – но ей требовалось нечто фундаментальное и стойкое. Коренной перелом в сознании людей, не отпускающий и после манипуляций, заставляющий двигаться дальше самостоятельно.