скачать книгу бесплатно
– Гасан Гасанович? Я на месте.
Выслушав продолжительный ответ, во время которого она зацепила пристальным вниманием пружинку телефонного провода, Ирма ответила:
– Нет. Города еще не видела. Наверняка изменился.
Дальше последовала пауза. Ирма начала раскручивать провод, намотанный на палец. В дверь постучали. Ирма поспешила закончить разговор.
– Я буду у вас через час.
Геннадий вкатил в номер передвижную хромированную со стеклянной крышкой этажерку. Наверху этажерки лежал поперек безнадежно черный тубус, снизу стоял деревянный ящик. Геннадий передал Ирме пакетик леденцов, предварительно открыв его. Ирме конфетки понравились.
– Давай, Геннадий. Не разводи руками. Причащайся.
Конфетку Геннадий слопал с удовольствием.
– Статую когда принесешь? – поинтересовалась Ирма.
– Уже. Сейчас наладим – Геннадий вскрыл тубус и вытащил оттуда пук кривых и прямых железных прутов. Несколько раз справляясь в специальной бумажке, но более, по мнению Ирмы, полагаясь на природное чутье, Геннадий выстроил в промежутке между окнами некое сооружение. Снова же, опираясь лишь, вполне возможно и на предвзятое мнение Ирмы, можно было утверждать, что сооружение (так бывает) напоминало подвыпившие крестьянские грабли. В самом деле, а как еще назвать конструкцию с длинным черенком и двумя загнутыми на концах зубцами? Почему же подвыпившими? Здесь у Ирмы было целых два аргумента. Во-первых, они стояли, опираясь на зубцы, во-вторых, они стояли, опираясь на подвыпившие зубцы. Два железных прута под небольшим углом отходящие от черенка(железного прута подлинней) шли вниз не прямо, а несколько под уклоном в одну сторону, словно черенок еще был трезв и прям, а зубцы уже расслабились. Хряпнули от двухсот тридцати семи до четырехсот пятидесяти пяти на именинах у соседского плуга, но не так задушевно, чтобы раз и кайлу по хайлу, а так, чтобы произвести впечатление на воображалистую фабричной ковки тяпку, которая имела на груди, вожделенный всяким босяком из мастерской деда Матвея, штампик-брендик. Навек модный «Ростсельмаш». В уникальной, единственной в мире, рамочке. Впрочем, Ирма, как необычная женщина с суровой работой, никогда не спешила с выводами. Был обещан Давид. Она будет его ждать. Геннадий вытащил ящик и открыл его. Среди частей человеческого тела из папье-маше, сложенных аккуратно в ящике, Геннадий для начала отобрал руки и голову. В тубусе оставались два совершенно по— разному извилистых прута. На них Геннадий насадил руки и оставил их на крышке этажерки, впрочем как и голову. Перекинув грабли через колено, Геннадий натянул на зубцы две ноги. Легли они ладно, как певучие хромовые, офицерки с длинными носами. Для убедительности, взявшись за черенок, Геннадий несколько раз постучал ими о пол. Держали они прекрасно. На черенок влезло плотно туловище с сухим скрипом. Голова шла следующей. Геннадий воткнул кончик черенка прямо в шею. Оставались руки. Геннадий снова внимательно изучил бумажку и угадал с расстановкой. Правая – символ уверенной силы с четко прорисованной мускулатурой, спокойно опускалась вниз. Согнутая в локте левая с напряженной ложбинкой предплечья – тревожные раздумья человека, его слабая защита от угроз внешнего мира. Геннадий угадал. Как и всякий творец, пусть и с подсказывающей бумажкой, Геннадий не мог не полюбоваться собственным творением. Все части были приделаны ладно, без просветов. Давид был очень похож на себя.
– Жох ты, Геннадий – похвалила Ирма Геннадия.
– Это что – отозвался тот – я вообще предлагал на клей его взять. У меня хороший есть. Я им ботинки подклеиваю. Тогда бы вообще сносу не было. Правда. Я пятый год ношу и хоть бы что, только стельки меняй, они не вечные.
Распрощавшись с Геннадием и вручив ему чаевые, Ирма наскоро умылась и сменила джинсы и белую ангоровую кофту на брючный костюм. Одев пальто, она снова посмотрела на статую.
– Похож, но чего-то не хватает – подумала про себя Ирма. Используя черный карандаш из косметички, она взяла губы и подбородок Давида в кольцо. С бородкой скульптура понравилась ей больше.
– Попался. – сказала она громко – Точно тебе говорю. Попался.
Сдав ключи портье и, поблагодарив за Давида, она вышла в город. Ирма не была здесь много лет, но город не изменился. Его можно было сравнить с обедневшим, но не потерявшим гонору и заносчивости, шляхтичем. Город оставался глубоко провинциальным, но был дворянином. Черт возьми! В нем не было и доли опустившейся расхлябанности мелких райцентров. Его улицы были прямы как мысли. Его лицо пересекала синяя жила реки. Его чувства гнездились на колокольнях его соборов. Его разум скрывался за толстыми стенами Старого Замка. Его честь хранила каменная кифара городского театра. Его болью был незарастающий пустырь на месте взорванного костела. Матерью его была христианская церквушка на холмистом речном берегу. Неказистая, но теплая, как неугасимая лампада. Нежная, как огрубевшая от непосильной работы, материнская рука, ласкающая своего непутевого сына. Люди были под стать своему городу. Не богатые в массе своей, но марку благородства, как и голову всегда держали высоко. Городское настроение создавал рынок. Он стоял на берегу циклопической траншеи с лунной дорожкой рельс на затянутом туманом дне. Края траншеи стягивал асфальтовый мостик с корабельными бортиками. На фоне траншеи мостик казался ненадежным канатом. Само восхождение на него требовало изрядной доли отваги. Тем не менее движение на мосту не затихало. За ним начинались живые ряды. Это не сам рынок, всего лишь его подступы. Здесь торговали без лицензий, наудачу. Рыночные экстремалы раскладывали свой товар прямо на земле. То тут, то там в толкучку, были вкраплены торгующие своим горем. Были привлекательные, возле них крутились людские водоворотики. Безногий афганец у рыночных ворот с выпивающим лицом. Старик в битой молью ушанке и баяном с янтарными клавишами. Дуся. Скрюченный полиэмилитом парень. Дуся не имел пункта постоянной дислокации. Его возили по толкучке на основательной, как царский трон, инвалидной коляске. Дуся счастливо улыбался. Он пользовался успехом. В толпе то и дело возникал нечеловеческий, звериный крик неимоверной боли. Крик, венчающий затянувшуюся агонию. Крик, после которого уже ничего не бывает:
– Помогите, Помогите!!!
На Дусю оборачивались, и Дуся смеялся, заходился в восторге. Он был артистом этот Дуся. Но наряду с Дусей были и другие. Молчаливые дети с табличками. Они пугали. У них были косички и молочные зубики, но внутри они были отжившими свое стариками. Толкучка не боялась ни бога, ни черта. Когда появлялась милиция, толкучка не разбегалась, трусливо устраивая панику. Ни в коем случае. Она пропадала, смешивалась с гуляющей толпой и на время затихала. Всего и делов то. Ирма приближалась к рынку со стороны центральной площади. Улочка, по которой она шла, заканчивалась широкой горловиной. Рынок чувствовался уже здесь. У кафельного, омерзительно гладкого, как змеиная кожа, почтампта сидели на бетонной ограде группки растерянных женщин средних лет. Они торговали цветами и фруктами. Ничего от настоящих торговок не было в этих женщинах. Они никого не зазывали и ничего не предлагали. Они покорно ждали покупателей, покорно сносили их капризы, никогда не обвешивали и не обсчитывали. Скорее их можно было надуть и они ни за что не стали бы протестовать. Ведь наряду с цветами, вместе с бананами, апельсинами и фейхоа, они выносили на продажу и собственную жизнь. Бестолковую бывшую жизнь, давно вышедшую из моды. Народ стекался к мостику. Ирма энергично толкалась, попадая в общий ритм, пока не ступила на мостик. Тот закачался. Ирма замерла. Вздрогнула выкрашенная водяной разбавленной лазурью водонапорная башня на противоположном рынку берегу траншеи. Мост начала раскачивать чья-то невидимая, но обладающая исполинской силой, рука.
– Однако – успела произнести Ирма. Что хотела сказать она дальше, не услышали даже соседи, все поглотил, проносящийся с ревом под мостом, состав. По мере удаления поезда мост успокаивался. Ирма не стала ожидать, пока он успокоится вовсе, а сделав несколько широких шагов, ступила на твердую почву. Для начала она прослушала сольный дусин номер:
– Помогите, помогите!!!
Она оценила его на крепкую троечку. Ирма знавала Дусю в лучшие времена. От противного животного рыка кровь в жилах стыла по-прежнему, но в интонациях был несомненный перебор. Фальшивинка появилась в интонациях. Видимо, жил Дуся совсем не так плохо, как об этом кричал. У вороньего навсегда засохшего дуба, со снежной проседью на ветках играл на гребенке замшевый человек. На самом деле человека звали Дим Димыч. Замшевым его назвал Гасан Гасаныч. «Нужный человек. Он как кусок замши придает лоск всей этой богадельне». Правдивость наблюдения Гасан Гасаныча Ирма оценила тут же.
– Мурку давай. Купола режь – орали некие жлобствующие граждане. Дим Димыч растеряно разводил руками.
– Как можно. Люди же кругом.
Слов не хватало. Замшевый человек редко пользовался словами. Он начинал вступление к Севильскому цирюльнику. Обращался он со своим неказистым инструментом виртуозно. В морозном воздухе гребенка пела жаворонком: хрустально и трепетно. «Удивительно» – думала Ирма – «Прошло одиннадцать лет, а ничего не изменилось. Конечно, они постарели и Дуся, и Дим Димыч, но ведь все те же, словно, ничего и не было, словно я никуда не уезжала. Словно мой конец еще впереди, но я уже знаю о нем». Ирма вошла в раздвижные ворота с чугунными сломанными ребрами. Потянулись рыночные ряды под оцинкованными крышами. Народу прибавилось. Толпа выплюнула Ирму, как надоевшую жвачку, у белого кубика киоска с полу истертым названием: «Дешевые драгоценности». На крыльце ее ожидал Гасан Гасанович. Сразу же приложился к руке и просыпал щедро комплименты.
– Все та же хризантема. Пышное очарование и прекрасная загадка.
– Что вы – улыбнулась Ирма – Я уже практически пенсионерка. Все в прошлом.
– Не говорите так. – притворно ужаснулся Гасан Гасанович.
– Увы, но это правда.
– Позвольте мне, ленинградскому грузину и старому пауку не согласиться. Я знал многих и часто говорил не то, что думаю. Но здесь мне незачем что-либо скрывать.
– И все же позвольте мне с вами не согласиться – Ирма смотрела прямо в молодые блестящие глаза.
– Видите – расцвел Гасан Гасанович – Все та же хризантема. Неуступчивая и прямая. Внутри киоска, вернее небольшого павильона, царил искусственный полумрак. В стеклянных ящиках тускло светились броши, колье и кольца. Давнее увлечение Гасан Гасаныча. Из прохода, завешенного нездешним пейзажем из вьетнамской соломки, появилась Манана.
– Ирмочка, дорогая. Как я рада вас видеть.
Ирма ей не верила. Теперь Манана красила волосы, но во всем остальном сохранилась нетронутой. Внешняя комичность толстенькой домохозяйки на неуместных высоких каблуках и внутренняя расчетливость и холодность. Однажды, довольно давно, к Гасан Гасанычу приехали партнеры из соседней области. Их было двое: крикливых, пузатых, безголовых и с пистолетами. Гасан Гасаныч принял их за богатым столом. Манана обслуживала мужчин во время обеда. Гасан Гасаныч уповал на вино и разум. Партнеры давили на мозжечок. Грозили и запугивали. Речь шла о каких-то делах вокруг завода химического волокна. В ту пору ценились люди резкие, способные на необдуманный поступок. Гасан Гасаныч не был таким. Он умел и любил планировать. Ирма спокойно дожидалась своего часа на втором этаже. Но все пошло не так как задумывали. После первой перемены блюд, Манана была на кухне, где поспевали на медленном огне сочные манты. Один из приезжих припечатал Гасан Гасаныча головой к столу между бокалом с киндзмараули и тарелкой с охотничьим сыром посыпанным душистой кинзой. В висок Гасана Гасаныча уперся массивный люггер. Второй в это время встал в дверях, ведущих на кухню. Гасан Гасанычу внятно посоветовали, не дергаться и вести себя тихо. Он так и сделал бы, если бы не Манана. Она всадила второму кухонный нож прямо в правую почку, выхватила из поясной расстегнутой кобуры «макаров», и выстрелила точно в голову первому. Ирма успела только увидеть сильную пощечину, которой Гасан Гасаныч наградил Манану.
– За что вы ее? – вырвалось у Ирмы тогда – Она спасла вам жизнь. Это жестоко.
– Напротив, хризантема, я поступил слишком мягко – отвечал Гасан Гасаныч, оттирая кровавую росу с белоснежной рубашки и черной жилетки.
– Она видела мое унижение. За это она должна была умереть.
С той поры Ирма почувствовала, что Манана ее невзлюбила. Ирма совсем не подавала повода для такого отношения. Пожалуй, кроме одного. Она видела ее унижение. Эту пощечину Манана ей не простила. Они были в кабинете за вьетнамской соломкой. Гасан Гасанович и Манана присели на плюшевую софу. Ирма расположилась напротив в большом и мягком кресле. Вошел Курузак с подносом. Хилый человек с выдающимся носом и мягко-тревожными манерами.
– Рад снова вас видеть вместе с нами, Ирма.
– Как ни грустно, но ваше предсказание оправдалось. – сказала Ирма.
Курузак, расставляющий чашки с чаем, заметил.
– Профессионал всегда вернется к своему поприщу, а вы профессионал отменный.
Поставив чайник и тарелочку с мелкими песочными пирожными, Курузак отошел в тень. Он был казначеем Гасан Гасаныча и абсолютно преданным мамелюком. История была темная, впрочем (Ирма поймала себя на мысли) Гасан Гасанович притягивал именно такие истории. Когда то Курузак был другим и любил девушку. По-честному любил, а кроме этого был ревизором и проверял городской рынок, вотчину Гасана Гасаныча. Не то, что бы Курузак был особо бескорыстным или препятствовал деятельности Гасан Гасаныча. Но Гасан Гасанычу нужен был пример для устрашения, для демонстрации безнадежности всех попыток сопротивления. Девушка Курузака пошла и написала заявление об изнасиловании. Курузака посадили. Действительно ли был так болен отец, и срочно были нужны деньги. Действительно ли давно был другой. Этого Курузак не знал, а потом не хотел знать. В колонии ему пришлось бы туго. Такая статья, да еще и сам по себе не стальной характер, но у него появился таинственный покровитель. После освобождения Курузак прямиком направился к Гасан Гасанычу. Тот сказал ему:
– Вот я перед тобой. Я разрушил твою жизнь. Ты можешь убить меня, и будешь прав. Но сначала скажи за что? Ради кого? Ради той, что предала тебя, не задумываясь? Послушай, все мы щепки в этом мире. Ты для меня. Я для кого-то другого. Ты был там и видел, что человек значит для другого человека. Так. Пыль. Вор, укравший лишний кусок. Приятель, который бросит, не задумываясь. Ты был там, где все это обострено до предела, но, поверь, что здесь, под тонким слоем, таится то же самое.
– Где же спасение – прохрипел Курузак.
– По большому счету его нет. Но я могу тебе обещать одно. Если ты не предашь меня, я никогда не предам тебя.
Курузак и Гасан Гасанович не подвели друг друга.
– Чем же вы занимались все это время, милая? – спросила Манана, сделав несколько глубоких глотков.
– То тем, то этим. В основном пыталась забыть. – ответила Ирма.
– Да – вздохнул Гасан Гасанович – Поступили с вами некрасиво.
– Это в прошлом – сказала Ирма. – Теперь я снова в деле.
– Может быть, хризантема, хотите немного передохнуть? Мой дом в вашем распоряжении.
– Спасибо, я остановилась в «Мечте» этой новой гостинице. Меня все устраивает.
– Эта гостиница – поморщился Гасан Гасанович – Отчасти она виновна в том, что я пригласил вас сюда. Бередить воспоминания.
– Отнюдь. Я вам искренне благодарна. Иногда полезно расправиться со всякими воспоминаниями.
– Вы настроены так решительно? – Гасан Гасанович внимательно посмотрел на Ирму. Седой костлявый ястреб с прохладным сердцем.
– Только в той степени, в которой это не повредит нашему делу – ответила Ирма.
Через некоторое время Гасан Гасанович сказал.
– Я верю вам. Вы говорите искренне.
Он посмотрел на Манану. Та сразу же засобиралась.
– Была рада повидаться. Если что обязательно звоните.
Поцелуй Мананы был так же холоден, как и слова. Несомненно, Манана была в курсе всех дел Гасана Гасаныча, но приличия вынуждали ее покинуть место, где обсуждались чисто мужские дела. Она все узнает, но позже.
– Вы Дудилова помните, хризантема? – задал вопрос Гасан Гасанович.
– Вашего партнера? Конечно. Неужели он объект. Гасан Гасанович я давно не занимаюсь этим.
– Что вы. Теперь не такие времена. Пейте чай. Курузак изумительно его заваривает. Чувствуете тягучесть? Это признак благородных кровей. Да. Так вот в чем загвоздка, хризантема. У нас с Дудиловым, если так можно выразиться концессия на паях и полном доверии. Он на поверхности, олигархствует на благо города, я таюсь в подземельях и на поверхность выхожу только с наступлением сумерек. Все бы ничего, но последнее время я стал чувствовать неискренность с его стороны. Спинным хребтом чую, обманывает. Нет, не подумайте ничего плохого. Он не изменник. И в основном я ему верю. Гостиницу вот надумал прикупить через подставных лиц, а меня в известность не поставил. Еще там по мелочи. Понимаете мне нужно сильнее привязать его к себе, что бы он ясно представлял себе, насколько он слаб без меня. Тут я вспомнил о вас. Вы сделаете все четко и красиво. В этом нет сомнений.
– В чем будет заключаться моя роль?
– Наш общий знакомый из Москвы на днях вместе с сыном передаст деньги. Немного. Около четырехсот тысяч долларов. Но для Дудилова и они праздник. Продавцы отеля настаивают на немедленном заключении сделки еще в этом году. Свободных активов у Дудилова немного, поэтому эту наличность он немедленно пустит в ход. Выплаты будут производиться в несколько этапов. Нас интересует только первый. Это около миллиона наличными. Передача денег намечена на 31 число. Где еще уточним. Знаете, хризантема, я теперь король информации в этом городе. Знаю все и про всех. Курузак держит клининговое агенство. Лучшее в городе. Так что теперь через наших поло и рамо – мылов мы вхожи во все кабинеты. Выслушаем все в надлежащем виде. Вы будете должны подменить кейс с московскими долларами на такой же кейс с фальшивками. Дудилов расплатится с продавцами, в том числе и фальшивками. Те обязательно обнаружат обман. Они турки. У них ножевой удар идет впереди слов. Для решения проблемы Дудилов будет обязан обратиться ко мне. Я ему помощь, конечно, предоставлю, но с определенными гарантиями. Вот и все.
– А ваш общий знакомый не пострадает? Ведь подозрения Дудилова в основном падут на него?
– Ни в коем случае, хризантема. При передаче денег Дудилов обязательно их проверит, можете мне верить. Тем большим будет разочарование.
– Тогда он бросится искать предателя внутри своего окружения.
– Тем лучше. Ослабленный внутренними противоречиями противник, всегда лучше самого сильного союзника.
– Я думала Дудилов ваш союзник?
– Исключительно партнер, хризантема. Так же как и вы. Моих союзников можно пересчитать по пальцам. Манана, Курузак и мое понимание текущего момента.
«А ведь Курузака он отметил только потому, что тот здесь находится». – подумала Ирма – «В другой ситуации бросил бы не задумываясь, психолог».
– А что, если турки погорячатся. Потеряете партнера, Гасан Гасанович.
– Этого не будет.
– Почему вы исключаете такую возможность?
– Видно вы в хорошей форме, хризантема. Так настырны. Хорошо с вами как с партнером буду откровенен. Я с ними договорюсь. Они возьмут себе в качестве возмещения материального ущерба оставшиеся 600 тысяч настоящих долларов. Передадут их хозяину отеля, и бучи никакой поднимать не будут.
– А настоящий хозяин вы?
– От вас не скрыться, хризантема. Вы совершенно правы.
– Но ведь могут возникнуть совсем уж непредвиденные обстоятельства. – сказала Ирма.
Гасан Гасанович добродушно с полным ощущением силы ответил.
– Даже, если Дудилов наведет на моих турок пушку и силой заставит подписать контракт, у него ничего не выйдет. Подписывать такие документы, мои конфиденты, не правомочны. Как видите, я подстраховался со всех сторон.
Кузурак вышел из тени и разлил оставшийся в чайнике чай по кружкам. Гасан Гасанович поблагодарил его взглядом.
– И все же почему я? – спросила Ирма. – Вы могли бы решить эту проблему самостоятельно.
– Скажем так. Я перед вами в неоплатном долгу за то давнишнее дело. Вы могли сломаться и указать кому надо на наше знакомство. Вы этого не сделали. Я это ценю. Вы знаете, мне почему-то казалось, что вы давно порывались приехать в город, чтобы расставить все точки над «и». Но не решались. Вам нужен был толчок, который убрал бы всякие моральные препоны. Такие вещи не прощаются, хризантема. Я предоставляю вам возможность полностью, до копейки рассчитаться с прошлым. И, кроме этого, неплохо заработать.
– Хорошо – сказала Ирма – Я принимаю ваше предложение.
Довольный Гасан Гасанович откинулся назад.
– А что, Курузак. Там где-то была бутылочка. Манана от меня прятала. С юбилея. Помнишь, Дудилов подарил. Давай-ка ее сюда любезную. Приговорим ее за его здоровье.
С Гасан Гасанычем Ирма распрощалась только через час. Она уже направлялась к шаткому мостику, чтобы покинуть рынок, когда ее внимание привлекло необычное зрелище. Посреди небольшой интересующейся толпы стоял мальчик, навскидку, лет десяти. В одной руке он крепко держал обычный складной велосипед с аистом на руле. Другой рукой он прижимал полную бутылку шампанского.
– Ты сначала сам попробуй – недоверчиво говорил кто-то из толпы.
– Без обмана дяденька – отвечал мальчик. – Велосипед самый обычный. Кто проедет на нем вон до того дерева, где Дим Димыч стоит. Получит бутылку шампанского.
– Сам попробуй, охломон – недоверчиво отвечали из толпы – Дураков нашел. Скрутил небось руль. Что мы без глаз.
– Подержите, тетенька – попросил мальчик Ирму, передавая ей шампанское. – Разойдись народ. Смертельный номер.
Мальчик оседлал велосипед. Руль действительно свободно вращался. Это обстоятельство никак не могло позволить не то, что ехать на велосипеде, но и вести его за собой, было затруднительно. Тем не менее мальчик доехал до Дим Димыча и вернулся назад под радостный перезвон велосипедного звонка. Толпа ахнула.
– Правила просты – теперь мальчишка диктовал свои условия – Проехаться, не касаясь земли. Заключаю пари, что никто этого не сделает. Ставлю бутылку шампанского. Принимаю равноправную ставку. Цену бутылки.
Дай-ка попробую. Держи сопляк. – русоголовый крепыш снял с себя дубленку, бросил ее на снег и сунул несколько мятых бумажек мальчику.
– Прямо держитесь, дяденька.
– Другого кого поучи, сопличелло. А нас не надо. Готовь шампанское.
С этими словами крепыш сильно закрутил педали, пошел юзом и смачно грохнулся на землю. Выбираясь из-под велосипеда, под язвительные смешки, крепыш не был так самонадеян как раньше.
– Давай еще.
