Сочинения. Том 12. Антидепрессант

Однако победил базовый хватательный рефлекс жаждущих власти и всего прочего. Все вернулось на « круги своя» – к банальной и скучной кормушке. Ходим по кругу, товарищи. И этот круг, очень напоминает цирковой.

Зачем же? Зачем же нас создали?

И ВИДЕТЬ МЕНЯ ВСЕ ТАК РАДЫ…

Мелодика речи обёрнута взглядом,А он растворен в близлежащем Пространстве,Дыхание нежное чувствую рядом,И звон колокольный в осеннем убранствеЗигзаг развороченной стаи под ветромПытается темпы прибавить полета,И тучи осваивать, метры за метром,И взмахи верстать без ума и расчетаУкройся от хмари, безумная птица,Найди пребыванье вне ветра и бури,Мне ночью тревожною часто не спится-Мечтаю о Небе волшебной глазуриГде много летать мне пришлось с малолетства,Где лес родниками поил посвященных,Где улица, дом, палисад и все детство,Где птицы поют во дворах ещё сонныхГде к Шипоту* ловко сбегают дороги,Где ветви шелковиц так нравятся взглядам,В пыли шелковистой купаются ноги,И видеть меня все так рады, так рады…Шипот – место источников и водопадов

ОДИН И ТОТ ЖЕ СОН…

Поздняя осень сорок первого для обитателей гетто была самой тяжелой.

Словно невыносимо длинная ночь тяжелой болезни ребёнка, она длилась и длилась, казалось, что бесконечно. Будто в горячечном бреду проплывали тягостные картины нескончаемого перехода из Сокирян. Огромные рвы – ямы на сто человек, вырытые каждые десять километров с жестокой педантичностью, неумолимо переполнялись трупами, обессиленными и умирающими. Больные, старики и дети не выдерживали мучительного дневного перехода в сторону Могилев-Подольска.

Там, на пути в Винницкую область, у пыльной дороги, осталась и папина мама – моя бабушка Ханна. Я видел ее только на старых пожелтевших фотографиях.

У неё жестоко прихватило сердце, не выдержавшее тревог за ни в чем неповинных детей. Цепко схватившись за руки друг друга, они суетливо и наивно торопились, уходя в страшно-тёмное, безвыходное будущее.

Как и многих, ее бросили в яму живой.

С первыми морозами, намертво сковавшими землю в октябре, пришли очередные беды. Ретивые полицаи, не знавшие как ещё выслужиться перед новыми хозяевами, соорудили огромный ров – неаккуратную яму на окраине гетто, служившую, поначалу, мусоркой.

И вот. В первый раз приехали немцы.

Специальная эсэсовская команда айнзацгруппы 10 б, которая, только и занималась, что уничтожением евреев и обучением этому местных мерзавцев

Обучению организации массовых казней. Убивали тогда, в основном, оголтелые активисты из бандеровских куреней – Буковинского и Киевского.

Обитатели гетто попали в специальный график уничтожения. Каждые две-три недели, требовалось отдавать на расстрел по одному человеку от семьи.

Незаметно для детей и окружающих, один за другим, ушли в небытие все мужчины маминой семьи, – прадедушка Аврум, дедушка Мендель, Залман – муж Розы, бабушкиной сестры. Исчезли, будто убежав по своим неотложным делам. Только раз, за все время, появился знакомый из похоронной команды, присыпавшей окоченевшие трупы. Молча бросил в сторону бабушки Ривы пальто дедушки Менделя и мгновенно испарился.

Постепенно подступал самый страшный момент – черёд детей и женщин. Сначала ушла на смерть моя прабабушка Цирл.

– Хотела пойти на расстрел сама, – вновь и вновь, рассказывала мне бабушка Рива, – Вспомнив, как тяжело умирали соседские малыши, оставшиеся без родителей, передумала. Погибая от голода, дети невыносимо плакали и стонали. Помочь им было некому. От голода и болезней умирали все.

– Твоя мама все детство болела, – повторяла бабушка одну и ту же историю

– Нельзя! Нельзя рассказывать ребёнку такое, – возмущалась моя мама

– Киндерлах тур вистн унд гиденькен (Детки имеют право знать и помнить, идиш)), – резко отвечала Ривка и продолжала свои тяжелые рассказы

– Поначалу, думала отдать ее – старшую. Затем поняла, что твоя будущая мама Клара уже взрослая, все сообразит и будет сильно бояться

– А маленькая Цилечка ещё ничего не понимала

Последние ночи не спала ни минуты. В тридцать один год, я стала седой.

Полицаи заявились после обеда. Наглые, пьяные и злые. Все мои прежние расчёты, кого из детей отдать на съедение палачам, рассеялись как дым. Крепко обняв детей, я двинулась к яме вместе с ними. Повернулась к пулеметам лицом, стараясь закрыть детям глаза

Многие так и остались стоять повернутыми лицом к яме. Но я не хотела, чтобы дети смотрели туда, в яму, на тех- на то, что там уже накопилось к тому времени.

Сразу обратила внимание, что ствол пулемета был отвернут в сторону. Видимо, когда расстреливали накануне, проводя смертельную пулеметную очередь вдоль ряда людей, падавших в яму, палачи остановились.

Бросили стрелять, когда убийственное жерло достигло крайнего положения.

Как только началась стрельба, я схватила детей и упала в яму. Рядом валились убитые и раненые. Они страшно кричали. Но, слава Всевышнему, никто никого не добивал. Пьяным изуверам было лень. И куда, куда денешься из гетто, плотно окруженного колючкой? Никакого выхода не было.

Освободившись от ужасных объятий убиенных земляков, мы с детками, наконец, выползли из страшной ямы. Вечер был очень холодным. Прижимаясь к ветхим развалинам, вернулись обратно. А там уже ждал страшный, но спасительный заказ.

– Возьми, Ривка, – незнакомый мужчина протянул целую буханку черствого хлеба. Ты вернулась. Сходи-ка, прошу, на расстрел вместо меня. Не пойдёшь – доложу полицаям. Детей своих пожалей.

Пришлось сходить.

– Сделки были выгодными. Парнусым (люди, приносящие прибыль, идиш) не жалели ничего. Я ходила на акции, как называли эти расстрелы пьяные весёлые молодые убийцы, не меньше десятка раз

Сразу быстро оценивала, куда смотрит ствол пулемёта, и старалась стать как можно дальше от стартовой линии стрельбы.

Кошмар закончился в конце декабря. Как только немцы получили по зубам от Красной Армии под Москвой, расстрелы немедленно прекратились.

Многие полицаи испуганно притихли. Некоторые со страху, просто, разбежались.

– Придёт Сталин, повесят всех, – кричали они, напиваясь до бесчувствия

– Немцы также перепугались не на шутку

Стараясь переложить часть ответственности, гауляйтер Украины быстро распустил курени оголтелых нациков. Часть из них, как Бандеру, посадил, для близиру, в концентрационные лагеря.

Большинство полицаев попало прямиком в эсэсовские зондеркоманды немецкой армии. Они славились особыми изуверствами и звериной жестокостью – Гигантские костры Треблинки, пылавшие дома Хотыни, миллионы растерзанных, заваливших жуткие ямы Польши, Украины, Прибалтики – на их чёрных изуродованных душах

Будь проклята память улыбавшихся детоубийц, прикрывавшихся лозунгами о самостийности. После войны, они нечистотами осели в Канаде, Южной Америке, Европах, Украинах, Прибалтиках и прочих логовах недобитого фашизма.

Прокляты до седьмого колена и те, кто занимается их героизацией, кто приводит своих детей на факельные шествия в день рождения Бандеры и прочие слеты вампиров. Все погибшие старики, дети и беременные женщины будут являться им и их выродкам по ночам, в аду и смотреть на них, смотреть из своих незакопанных могил.

– Пусть бы они или их потомки, хоть раз, хоть единожды, услышали ночью нечеловеческий крик моей мамы, побывавшей ребёнком на том, настоящем расстреле. С самого раннего детства, помню, как она мучилась во сне. Это было ужасно. Это повторялось каждую ночь, до 6 мая 2007 года, даты маминой смерти.

Как ни прискорбно, я привык. Ко всему привыкаешь, особенно, когда пытка повторялась каждые сутки

– Один и тот же сон. Тот самый. За мной гонятся немцы и полицаи. Хотят убить, – виновато улыбаясь, дрожа и стуча зубами по краю стакана воды, оправдывалась мама

Когда умер папа, она очень переживала, что скончается во сне от того, что ее некому, некому, будет разбудить…

ЗНАТЬ, ДЛЯ ЭТОГО ВЕЧНО…

Мы уселись за парты,Обмакнули перо,Были первые стартыИ в полёте крыло.Мы старательно пели,Мыли в классе полы,А в домашней постели,Жили разные сны…Нас встречали рассветы,Нам кивали цветы,Улыбались планетыИ краснели бинты.Мы любили Героев,Нас терпели друзья,Мы жалели изгоев,Но страдали не зря.Наше чудное летоНезаметно прошло,И под облаком, где-то,Застоялось крыло.Наш сосуд наполняли,Аж до самых краев,Грусть, осенняя влагаИ узор холодов.Каплет, каплет из глаза,Сожалений слеза,Раз за разом, в тревоге,Жмешь и жмёшь тормоза.Ни к чему депрессуха,Не нужны тормоза,Вновь, от звука до звука,Загрохочет Гроза.Заблистают зарницы,Ухмыльнется Судьба,Затрепещут ресницы,Засверкает звездаВновь, не прочь окунутьсяВ цвет и радость Весны,И в июнях проснутьсяНа полянах лесных.Знать, для этого в МиреСуществуют Мечты,Знать, для этого вечноСуществуешь и Ты…

ХЕРСОНСКИЕ АРБУЗЫ НА КРЫШАХ…

Несмотря на то, что диссертацию я защитил в двадцать пять, начал работал в Академии Наук молодым и очень перспективным сотрудником, первую двухкомнатную квартирку в старом фонде, на пересечении древних кишиневских улиц Котовского и Искры, мы с женой и дочерью получили не от Науки, не от Академии Наук, а от обыкновенного ЖЭКа номер 4.

Получить жилье, да ещё в самом центре города, помог Георгий Ефимыч Титов, отец моего доброго приятеля Мишки. Его старый знакомец Михаил Захарыч Гордеев был великим начальником горжилуправления и мог, в той прежней советской жизни, почти все.

Стоило моей жене устроиться на работу в ЖЭК, как пара бутылок коньяка из знаменитого магазина « Букурия», что радовал Кишиневцев хорошими сладостями и великолепными коньяками, помогли нам въехать в небольшую квартирку и избавиться от ежемесячных выплат за съем жилья.

К чести дяди Жоры, старого фронтового разведчика, прошедшего Великую Отечественную от Сталинграда до Берлина, он совершил свой очередной человеческий подвиг, сразу после наложения гипса.

Сломать ногу и шейку бедра, когда вес зашкаливал за сто тридцать, а возраст, за шесть десятков, было нестерпимо тяжело. Но герой мужественно навалился на костыли, жалобно заскрипевшие под напором его усилий, богатырского телосложения и отчаянного мата, и решительно двинулся по направлению к такси. Несмотря на серьезную травму, дядя Жора решил, кровь из носу, помочь мне именно сегодня

На улице царствовало щедрое молдавское лето. Было жарко. Но капли пота, которые стекали по лицу ветерана, были вызваны не только и не столько температурой окружающей среды, но и жестокой болью от свежего перелома.

– Давай-давай, Миля. Пока Михал Захарыч ещё при должности, надо тебе жильё отхватить. Хватит по чужим квартирам ютиться.

Дядя Жора сложил костыли и решительно закинул их на заднее сиденье. После этого, зверски выругался ещё раз. Поместить ногу в свежем гипсе в кабину авто, было очень и очень больно.

Но со сверхзадачей визита Георгий Ефимыч справился преотлично. Не прошло и пары дней после его мощной коньячной анестезии в кабинете градоначальника, как мы въехали в нашу первую в жизни отдельную жилплощадь.

Переезд из съёмной комнаты, находившейся на Ботанике, в другом районе города, перевозка и перенос небольшого имущества, как и всегда в таких экстренных случаях, была сделана с грандиозной помощью Мишки Титова

С ним было весело и очень интересно дружить. Мишка всегда был готов помочь и не боялся переработаться. Он был полон и физическими силами, и неиссякаемыми запасами неувядающего оптимизма.

Ворвавшись как свежий порыв ветра в очередной раз, Мишка вырвал из моих усталых рук отвертку, раскрутил и разобрал старый шкаф, доставшийся от моей любимой бабушки Ривки. Каждый раз, видя, как полки и особенно задняя стенка, собираются все труднее и труднее, Мишка заявлял, что очередного переезда эта мебель уже не выдержит.

Да, шкаф, что ни говори, был довольно старым. Но количество любви от Ривки, несмотря на ее переход в иные миры, было и вовсе нескончаемым. Поэтому дружеская помощь Мишки Титова и бесконечная Любовь моей бабушки, сложенные вместе, делали своё дело и творили чудеса. Мебель восстанавливалась вновь и вновь и, как ни в чем не бывало, продолжала бережно сохранять постельное белье, рубашки, платья и прочий нехитрый скарб нашей молодой семьи.

Квартирка, которую нам выделили, располагалась в старом кишиневском дворике с деревянными воротами и входной калиткой, за которой находились шесть отдельных частей-квартир когда-то единого дома, смотревших глазами-окнами друг на друга. Настроение в этих стеклянных глазницах было, конечно, разным

Наша жилплощадь располагалась прямо над спуском в подвал. Большую его часть занимали многочисленные соседские закатки Кати и Васи. Чего там только не было? Айвовые, яблочные и клубничные компоты, варенья, икра заморская, баклажанная, болгарские перцы, огурцы и помидоры, утопавшие в банках с укропом и чесноком, арбузы малосольные и миллион других кулинарных изысков. Вася с Катей были передовыми официантами в престижной «Молдове» – одном из центральных ресторанов столицы республики.

Глава семьи неоднократно занимал первые места в профессиональных республиканских и городских конкурсах официантов. Он мог мчаться с подносом быстрее ветра, обгонять всех конкурентов и достигать финиша, не расплескав и не уронив ни одного блюда, ни одного бокала с напитками.

Вася и Катя были доброжелательными, улыбчивыми, всегда готовыми помочь в любых жизненных ситуациях. И сейчас, с самого начала нашего пребывания на новом месте, Вася щедро показал обширное пространство на полках, сколоченных лично им.

– Вот Ваше законное место. Сделаете в этом году и свои закатки. Банки, крышки, все помогу достать. Нет проблем.

Наши дочки, которым было по пять лет, быстро подружились и стали играть в куклы около водоразборной колонки, установленной в самом центре дворика.

Одну из квартир занимала Наташа с мужем – преподаватели консерватории. Другую – школьные учителя-супруги во главе с Раисой Львовной, мамой-пенсионеркой. Они носили очки с усиленными линзами и частично изъяснялись на идиш.

А вот прямо напротив нашей двери, через двор, две квартирки оккупировала пара злобных одиноких алкоголиков. Вечно недоброжелательные взгляды на « академика», коим они стали величать меня с самого начала. В первый же день, после переезда, насыпав под своими окнами и входом в подвал два квадратных метра речного песка, я высадил семечки херсонских арбузов.

– Ты че, Студент? Не знаешь, что в песке ничего не растёт? – Алконавты поздоровались сквозь зубы и выдохнули внушительное облако перегара. Моя затея вызвала раздражение

– Я целую диссертацию написал по выращиваю растений на песке, – ответил я. – Сначала выращу арбузы здесь, а потом на крыше. Представляете? На крышах всех наших домов и сараев вырастут огромные херсонские арбузы! Могу объяснить

– Да не нужно нам твоих россказней! Спорим на два ящика водки, что здесь ничего расти не будет?

Шо, слабо?

– Ладно согласился я. Если за несколько недель здесь ничего не вырастет, куплю вам две дюжины бутылок водки. А если проиграете Вы, то по полтиннику рублей с каждого Вашего сине-красного носа.

Вася торжественно разделил руки спорщиков

Семена проросли быстро. Тёплая летняя погода, достаточное количество питательного раствора, в котором, помимо фосфора, азота и калия, находилось и десять важнейших микроэлементов, создали все условия для ускоренного роста и моей быстрой и лёгкой победы в споре.

Углядев бурное развитие растений, алкаши дрогнули и озлобились. Быстро накатали на нас с женой пространную жалобу в жилищную контору

– Сумасшедшие, – прокомментировал начальник, зачитав донос, – Написать, что их нервирует белье твоей жены, которое дразнит их, качаясь на бельевой веревке? Они маньяки, наверное. Вот вызову участкового, натравлю на них. Пусть проведёт с идиотами разъяснительную беседу.

– Эмануил, – просительно обратился лейтенант с печалью в глазах, уже через пару дней, – скажи жене, чтобы не вешала своё во дворе. Эти придурки сходили в невропатологу и взяли справки, что белье привело их к нервному срыву, чреватому запоем. – Лейтенант ещё раз состроил просительную физиономию,

– Сушите, пожалуйста, бельишко дома, – продолжил участковый, – А то они грозились и в райком пожаловаться, что белье не нашего, не советского производства, висит и сбивает с толку советскую молодежь. Это они молодежь? Но неприятностей от их писулек, точно, не оберемся.

Поверьте, на золотых соседей, Наташу с супругом, они в консерваторию накатали, что те, якобы, слушали зарубежную музыку по « Голосу Америки». Целая комиссия проверять приходила. Ребята чуть работу не потеряли.

Раиса Львовна, она с семьей, конечно, у них в сионистах ходит. Пишут, жалуются на них беспрерывно. Так что, Эмануил, прошу, поостерегись, не зли ты этих уродов.

– Вместо двух ящиков водки, обьявил алкашам я смягчение приговора, – каждый покупает и выпивает при мне одну поллитровку

– Сами выпиваем и в полном расчете?

– Да. Именно так, – уверил я

– Ну ты даёшь, кореш! Дай, я тебя поцелую…

На следующий день, оба передовика алкофронта на радостях, что дёшево отделались, выпили при мне по бутылке водки, закрыли амбразуры, так они называли створки своих окон, и отключились до следующего дня.

Назавтра, я снова встретил их с двумя поллитрами.

– Мы ж целых восемнадцать бутылок водки сэкономили. Надо это дело отметить по-человечески

– Типичная белая горячка, – констатировал врач скорой на третий или четвёртый день беспрерывной гулянки, – Представляете? Они приставили к дому лестницу и полезли на крышу высаживать херсонские арбузы! Откуда у них такие идеи? Чистый бред!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.