скачать книгу бесплатно
– Поэтами рождаются, – объяснила Энн-Мэри. – Уж если ты родился поэтом, ничего с этим не поделаешь. Мой дедушка был знаменитым поэтом, а моя двоюродная бабушка была великой писательницей. Это у нас семейное, вот и мне передалось. Я сочиняю стихи постоянно, но особенно много – поздно ночью.
– Ой, спасите меня! – повторила Бобби. – Чего только не бывает у нас в Сент-Клэре, но поэтесс я что-то не припомню. Хорошая парочка выйдет из вас с Фелисити! Она тоже любит по ночам музыку сочинять. Ну а ты будешь сочинять стихи. Ну что ж, вместе не соскучитесь.
Тут дверь в класс снова приоткрылась, и заглянула ещё одна девочка.
– Элисон! – хором закричали близняшки. – Ты где пропадала? Заходи скорее, знакомься с нашей поэтессой!
В класс с улыбкой впорхнула прехорошенькая девочка – двоюродная сестра близняшек.
– Это Элисон, – представила её Пат. – Наша глупышка. Думает только о причёске и цвете лица, о том, не блестит ли у неё нос…
Когда-то Элисон возмутилась бы или расплакалась в ответ на подобные подколы, но она давно научилась стойко переносить любые насмешки. Девочка шутливо-угрожающе шагнула в сторону Пат и дружески кивнула Энн-Мэри.
– Берегись, Клодин, – предупредила она, – твоя тётя идёт сюда.
– Ну всё, деваться некуда, – сказала Хилари. – Придётся перетерпеть. Ладно уж, порадуй старушку Мамзель. Она ведь так тебя любит, даже не знаю за что.
Мадемуазель влетела в класс и коршуном кинулась на племянницу.
– Ma petite Claudine![3 - Моя малышка Клодин! (фр.)] Как ты? Как поживают мамуля с папулей и вся ваша семья? Я уже виделась с крошкой Антуанеттой, она стояла такая одинокая, такая робкая, бедняжка! Я купила вам обеим пирожных и печенья, и вы обе сейчас придёте ко мне в комнату, и мы все вместе их попробуем!
И она уволокла Клодин из класса. Девочки рассмеялись.
– Так странно, что Клодин тоже пятиклассница! Может, хоть теперь, став старшей, она начнёт новую жизнь.
Но Клодин ни о чём таком и не помышляла. Она оставалась всё той же кошкой, которая гуляла сама по себе, говорила и делала что хотела и не собиралась меняться. Просто удивительно, за что только её все любили!
Глава 2
Собственные гостиные
В Сент-Клэре было так принято, что девочки, отучившиеся две четверти в пятом классе, переходили из общей гостиной в небольшие комнатки на двоих. Новые хозяйки могли обставить свою комнатку как хотели, хотя, конечно, школа выделяла им стол, стулья, ковёр и книжные полки.
Обычно девочки вешали на стены одну-две картинки, привозили из дома вазы для цветов, скатерть или занавески, часы. Те, кому этого было недостаточно, могли привезти собственный ковёр или даже кресло.
Девочки сами выбирали, с кем будут делить комнату. Это не представляло сложности, поскольку к пятому классу у всех уже были лучшие подруги или хотя бы приятельницы. К тому же девчонки начинали обсуждать этот вопрос уже с четвёртого класса.
Обустраивать комнату было очень весело. Девочки по двое подходили к экономке и сообщали, что будут работать в гостиной вместе. После этого экономка подбирала им комнату.
– Подумать только, у вас уже собственная гостиная! – восклицала она. – А ведь кажется, только вчера учились в первом классе и я ругала вас за то, что не пришли ко мне, когда у обеих заболело горло!
Конечно, Пат и Изабель О’Салливан были вместе. Мирабел и Глэдис – тоже. Энджела хотела взять в пару Элисон – обе любили красивые, нарядные вещи.
– Вы наверняка все стены зеркалами увешаете, – сказала им Бобби.
Все знали, что Элисон смотрится во все встречные зеркала, стёкла и любые отражающие поверхности, чтобы узнать, хорошо ли лежат волосы.
Бобби и Дженет, естественно, выбрали друг друга. Обе были озорные и подвижные, вечно затевали шалости, так что их комната обещала стать штаб-квартирой по созданию всевозможных розыгрышей.
Очень странную пару составили Пэм Бордмен – первая отличница класса – и Дорис Эдвард, одна из худших учениц. Несмотря на свои блестящие актёрские данные, Дорис была не способна выполнить домашнее задание без ошибок. Она восхищалась умом Пэм, а та нередко помогала однокласснице, и постепенно у них сложились очень тёплые отношения. Вот почему Дорис предложила Пэм взять гостиную на двоих. После своей первой четверти в Сент-Клэре Пэм покинула школу, но девочка так скучала, что через какое-то время родители снова отдали её в то же учебное заведение.
Маленькая одинокая Пэм, у которой никогда не было близкой подруги, с радостью согласилась разделить гостиную с Дорис. Та вечно смешила её, поддразнивала и изображала, цепляя на нос очки с толстыми стёклами. Пэм очень нуждалась в такой подруге.
– Интересно, с кем будет Карлотта? – проговорила Пат. – Может, с Хилари? Они очень хорошо друг к другу относятся.
Но нет, Хилари как староста имела право на личную комнату, поэтому Карлотта не могла к ней присоединиться. Она выбрала Клодин!
Экономка даже не скрывала своих сомнений по этому поводу.
– Вы будете плохо влиять друг на друга, – заявила она. – Обе дерзкие, обеим плевать на всё на свете. Что с вами будет, если вы окажетесь в одной комнате, не представляю. Ну смотрите, сломаете хоть что-нибудь или начнёте буянить – мигом отправитесь в общую гостиную четвёртого класса.
– Что вы, матрон, как вам могло такое в голову прийти? Мы? Начнём буянить? – протянула Клодин, напуская на себя самый невинный вид. – Уж я такую красоту наведу! Ведь я за каникулы вышила две скатерти и три наволочки специально для нашей комнаты.
Энн-Мэри оказалась в паре с Фелисити. Вообще-то Фелисити ещё не пробыла две четверти в пятом классе, а Энн-Мэри была новенькой, но экономка не хотела, чтобы две девочки из класса остались без своей комнаты.
– Правильно, гении должны объединяться, – со смехом сказала Бобби. – Будут ночи напролёт сочинять стихи и музыку!
А вот с Полин никто не захотел разделить комнату, и она не знала, с кем хотела бы находиться в одной гостиной. Её недолюбливали, потому что она была завистливой и, кроме того, очень много врала и хвасталась, пока всё это вранье не раскрылось. После этого Полин замкнулась в себе, так что невозможно было понять, какая же она на самом деле.
– Придётся тебе делить комнату с Алмой Пудден, – сказала экономка, отмечая фамилии галочкой. – Остались только вы вдвоём.
У Полин вытянулось лицо. Ей не нравилась Алма. Она никому не нравилась, потому что была толстая, неповоротливая и злая. Но других вариантов, к сожалению, не осталось.
– Ну вот, всех разместила, – объявила экономка, захлопывая свой журнал. – Правила поведения в комнате всем известны? Можете пить у себя чай, если неохота идти в столовую. Можете попросить любую ученицу первого или второго класса, чтобы она выполнила какое-либо ваше поручение у вас в комнате. Можете готовить там домашние задания и отправляться спать не по звонку, а когда захотите, но не позже десяти часов.
Все сразу почувствовали себя взрослыми и независимыми. Своя гостиная была укромным уголком, норкой, частицей дома, которую можно обставить по своему вкусу, где можно уютно посидеть у горящего камина.
Конечно, Энджела превратила свою гостиную в миниатюрный дворец. Она выставила оттуда всю школьную мебель и попросила маму прислать вещи из её собственной комнаты. Затем Энджела вместе с Элисон отправились в город и чудесно провели время, выбирая шторы, коврики и наволочки для декоративных подушек. Всё это стоило страшно дорого. У Элисон таких денег сроду не водилось, но Энджеле во время каникул несколько раз перепали крупные суммы от богатых дядюшек и тётушек, и она всё сберегла специально для собственной гостиной. Теперь она сорила деньгами налево и направо и отказывалась пускать кого-либо в комнату до тех пор, пока её полностью не переделают.
Когда комната была наконец заново обставлена, девочки устроили по этому случаю небольшой праздник. Они заказали пирожные и сэндвичи в местной пекарне, купили имбирный лимонад. Стол ломился от всяких вкусных вещей, а в камине ярко пылал огонь, хотя день стоял жаркий.
В комнатку тут же набились сгорающие от любопытства одноклассницы. Они ахали, разглядывая мебель, прекрасные зеркала и картины, два кресла и очаровательные коврики. Они щупали шёлковые шторы и восхищались благоухающими хризантемами в вазах.
– Интересно, что скажет об этом экономка, – проговорила Бобби. – Смотри, Энджела, как бы она не сообщила мисс Теобальд, что у тебя слишком много денег на карманные расходы.
– Это не экономкино дело, – ощетинилась Энджела. – Мы с Элисон считаем, что в Сент-Клэре недостаточно красиво и комфортно. Мы, во всяком случае, привыкли к другой жизни у себя дома. Теперь, когда у нас есть собственная комната, почему мы не можем сделать её такой, как нам хочется? Разве тебе здесь не нравится, Бобби?
– На мой вкус, слишком нарядно, – ответила Бобби. – Вы же знаете, у меня вкусы простые. Но, не спорю, Энджела, ты постаралась на славу. А чай так просто роскошный!
Остальные девочки тоже успели навести уют в своих комнатах. Клодин постелила вышитые ею скатерти и надела наволочки на декоративные подушки. Карлотта разложила кое-какие вещи, привезённые из Испании, – особое настроение создавала тёмно-красная расшитая шаль из Севильи.
Все постарались, и только комната Полин и Алмы так и осталась безликой и неуютной. Ни та ни другая девочка не отличались тонким вкусом, да и лишних денег у обеих не было. Поэтому Полин смогла добавить к казённой школьной обстановке лишь синюю вазу, а Алма принесла чехол на чайник, такой же бесформенный и пухлый, как она сама.
Алме Пудден ужасно не повезло с фамилией. Это не имело бы никакого значения, если бы она не напоминала всем своим видом пудинг на сале. Школьное платье сидело на ней как мешок, перехваченный посередине верёвкой. Маленькие глазки прятались в жирных складках круглого, бледного лица. Поэтому неудивительно, что пятиклассницы дали ей прозвище «Пудинг», которое она ненавидела всей душой. Если бы Алма хоть раз рассмеялась и сказала: «Ну да, я и правда слегка смахиваю на пудинг, но постараюсь похудеть», остальные наверняка отнеслись бы к ней с симпатией и называли бы Пудингом по-дружески, без злости. Но Алма, заслышав прозвище, каждый раз впадала в бешенство.
Её бешенство отличалось от приступов ярости Карлотты или той же Дженет – обе девочки были вспыльчивыми, но быстро остывали. В холодном же бешенстве Алмы чувствовалась настоящая злость. И как пятиклассницы ни старались, они не видели в Алме ни одной положительной черты.
Бедной Полин было совсем невесело в одной комнате с ней. Алма ещё ни разу не сказала ничего умного или интересного. Она часами готовилась к урокам, но крайне редко получала хорошие оценки. Кроме того, она была жадной и думала только о себе. Алма всегда садилась на самый удобный стул и съедала за чаем больше пирожков или булочек, чем Полин.
Фелисити и Энн-Мэри тоже уживались с трудом. По мнению Фелисити, на свете не было ничего лучше и важнее музыки, поэтому она постоянно пела или играла на скрипке, мешая Энн-Мэри готовить уроки и сочинять стихи.
– Фелисити! Сколько можно играть эту мрачную мелодию? – спрашивала Энн-Мэри. – Я пытаюсь исправить последнее четверостишие в поэме.
– В какой поэме? – спрашивала Фелисити. – В той, которую ты написала на прошлой неделе? Ну так она совершенно ужасная. Очень много слов, и никакого смысла. Плохой из тебя поэт, Энн-Мэри. Почему я должна бросать свою музыку ради того, чтобы ты кропала третьесортные стишки?
Фелисити вовсе не хотела обидеть или как-то задеть Энн-Мэри. Просто она была, как верно подметила Мирабел, немного того из-за музыки. Она готовилась к очень сложному музыкальному экзамену, который сдавали старшие ученицы. Мисс Теобальд была против, чтобы Фелисити сдавала этот экзамен. Директриса сказала родителям девочки, что та должна жить нормальной жизнью обычной школьницы и интересоваться тем же, чем интересуются её ровесницы.
– У неё одностороннее развитие, – объяснила мисс Теобальд родителям Фелисити, когда они приехали к ней побеседовать. – Иногда мне кажется, что она живёт в каком-то своём мире, а это вредно для юной девушки. Она слишком взрослая для четвёртого класса, но не может осилить программу пятого. И всё же я переведу Фелисити в класс к её ровесницам, – может, они растормошат её немного. Я бы очень хотела, чтобы вы убедили дочь отложить сдачу музыкального экзамена на год-другой. У неё ещё будет время на это.
Но родители Фелисити слишком гордились своей гениальной дочкой. Они заранее представляли, как она станет самой юной ученицей, сдавшей такой сложный экзамен.
– Можете перевести её в пятый класс, если считаете нужным, мисс Теобальд, – сказал отец Фелисити, – но не позволяйте ей ослаблять усилия в музыкальных занятиях. Нам сказали, что наша дочь – гений, а гения надо всячески поддерживать и поощрять на пути к успеху.
– Ну конечно, – ответила директриса, – только сначала желательно убедиться, что мы правильно поддерживаем и поощряем. Мне не нравится, что совсем юная девочка погружена в музыку до такой степени, что остальные необходимые ей виды деятельности от этого страдают.
Но говорить с родителями Фелисити было бесполезно. Они твердили одно: их дочь гениальна и должна такой остаться. В результате Фелисити перевели в пятый класс к ровесницам, и хотя она сильно отставала от остальных в учёбе, но продолжала напряжённо заниматься музыкой.
Фелисити не испытывала никаких чувств к Энн-Мэри – ни хороших, ни плохих. Соседка по комнате была реальностью, с которой приходилось мириться, но, пока Энн-Мэри не мешала заниматься музыкой, Фелисити её почти не замечала.
А вот Энн-Мэри завидовала Фелисити с её гениальностью. Энн-Мэри не сомневалась в том, что она тоже гений. И её родные были в этом уверены. Дома стихи Энн-Мэри висели на стене в рамочках, родители читали их вслух гостям, которые были слишком хорошо воспитаны, чтобы честно высказать своё мнение. Уже подыскивалось издательство, которое опубликует стихи юного дарования.
Какая досада, что девочки в Сент-Клэре совершенно не хотели читать прелестные поэмы Энн-Мэри. Вот, например, одна поэма начиналась так:
В длинные дороги будущего
Вглядываются мои затуманенные слезами глаза…
Стихи Энн-Мэри произвели впечатление только на Энджелу и Элисон, но ни та ни другая не умели отличать хорошие стихи от плохих и не понимали, что бесконечные поэмы написаны тяжёлым языком, сложны и неискренни.
– Что это значит? – спросила Карлотта. – Я, наверное, очень глупая, потому что не понимаю ни единого слова. Почему твои глаза затуманены слезами, Энн-Мэри? Ты что, так сильно боишься своего будущего? Хотя, в общем, тебя можно понять, если ты собираешься зарабатывать себе на жизнь такими стихами. Немного тебе за них заплатят.
– Ерунда какая-то, – заметила Бобби. – Пиши то, что чувствуешь, Энн-Мэри. Может, тогда у тебя что-то получится. А пока это всё одно притворство, ты просто пытаешься выглядеть старше, чем ты есть.
Энн-Мэри была ужасно разочарована и обижена, что её талант остался непонятым, хотя все дружно признавали гениальность Фелисити.
Но, в общем и целом, большинство девочек жили дружно: кто-то – повеселей, кто-то – поскучней. Близняшки ссорились крайне редко. Их вкусы настолько совпадали, что находиться в одной комнате было для них сплошным удовольствием. Бобби и Дженет тоже было хорошо вместе, так же как и Мирабел с Глэдис.
Сначала им было непривычно и странно давать поручения первоклашкам. Но это оказалась совсем неплохая идея. Многие первоклашки были старостами или старшеклассницами в тех школах, из которых перешли в Сент-Клэр. Им было очень полезно снова стать самыми младшими и побегать немного, выполняя указания взрослых девочек. Близняшки хорошо помнили, как они сами бесились, когда только появились в Сент-Клэре.
– Мы думали, что разжечь камин у старших унижает наше достоинство, помнишь? – спросила Пат у Изабель, вороша угли в камине, который только-только разожгла одна из первоклассниц. – Это стало для нас хорошим уроком. Мы ведь приехали такие важные, так много о себе воображали. Но в Сент-Клэре с нас быстро сбили спесь.
– Заодно познакомимся с малышками, – добавила Изабель. – С ними интересно поболтать, когда они к нам забегают. Некоторые мне очень нравятся. Кое-кто будет отлично играть в спортивные игры – они такие ловкие.
– Вот только Энджела слишком часто их гоняет, – поморщившись, сказала Пат. – Они с Элисон дают девчонкам чересчур много заданий. Как только у них появилась капля власти, они тут же начали злоупотреблять ею.
– Надо сказать Хилари, чтобы прочистила им мозги, – проговорила Изабель и зевнула. – Ой, уже без пяти десять! Надо скорее ложиться. А правда здорово ложиться когда захочется?
– Ну да, только не позже десяти, – строго произнесла Пат, подражая экономке. – Пошли скорее, а то и правда будет после десяти!
Глава 3
Новая учительница литературы
В этом году в младшие классы Сент-Клэра поступило много новеньких, и мисс Теобальд решила пригласить ещё одну учительницу, чтобы немного облегчить работу классным руководительницам. Так, в школе, к любопытству девчонок, появилась мисс Уилкокс. Она пришла на общий сбор на второй день четверти и стояла, окидывая всех вокруг мягким, ласковым взглядом.
– Её зовут мисс Уилкокс, – шёпотом передавали друг другу ученицы. – Она ужасно умная. Будет преподавать английскую литературу. И она пишет стихи! У неё вышла целая книжка со стихами!
Ученицы уважительно разглядывали учительницу. Им казалось, что надо быть необыкновенно умной, чтобы написать книгу. Мисс Уилкокс, в свою очередь, мечтательно посматривала на девочек, но непонятно было, видит ли она их. О чём же она думала? Может, сочиняла новую книгу?
Девочек волновало её появление. Какой она будет? Строгой? Остроумной? Снисходительной? Скучной? Можно ли её разыграть?
– По-моему, она очень интересная, – сказала Элисон. – Нет, правда. Так и кажется, что она размышляет о тысяче прекрасных вещей.
– Скорее всего, она гадает про себя, что будет на обед, – заметила Бобби. – Мне кажется, все люди, которые мечтательно смотрят вдаль, размышляют именно об этом. У Энн-Мэри тоже бывает такой вид, и я точно знаю, что она в такие минуты думает, не забыла ли Фелисити захватить булочки к чаю или что-то в этом роде. А иногда вообще ни о чём не думает.
Энн-Мэри хотелось ответить что-нибудь хлёсткое, но в голову ничего не приходило. Что ж, она знала, что поэтов никто не понимает. Люди смеялись над ними, насмехались над их творчеством, и только потом, через много лет после смерти поэта, все начинали восхищаться им.
«Может быть, мисс Уилкокс поймёт, что я – настоящий поэт, – думала Энн-Мэри. – Как приятно знать, что у тебя есть сторонник! А вдруг мисс Уилкокс прочитает мои стихи и придёт в восторг от них и объяснит другим, что к чему! Надо как следует стараться на её уроках, чтобы ей понравиться».
Уроки мисс Уилкокс оказались очень интересными. Она рассказывала о пьесах и стихах, и девочкам разрешалось вести споры и обсуждения прямо на уроке, – конечно, если тема имела отношение к литературе.
Без сомнения, мисс Уилкокс, как выразилась Бобби, «знала своё дело». Она была очень начитанна, имела прекрасную память и умела правильно выбирать произведения, чтобы заинтересовать девочек и заставить их думать.
Вид у мисс Уилкокс был довольно странный. Она всегда ходила рассеянная, небрежно одетая, но при этом, как говорила Дженет, «разряженная, как ёлка»: длинный шарф, сверкающий поясок, яркий носовой платок. В чёрных волосах блестели золотые шпильки, платье со сложной драпировкой мело подолом пол, хотя учительнице совсем не шли платья со множеством складок.
Говорила мисс Уилкокс всегда с придыханием, словно волнуясь, и это сильно мешало слушать, когда учительница читала стихи, поскольку даже самые обычные фразы она произносила глубоким, низким голосом, сопровождая чтение изящными, плавными жестами. Романтичная Элисон была в восторге. Она даже заучила некоторые движения, которые ей особенно понравились, а потом, рассказывая что-то Пат и Изабель, эффектно взмахнула рукой, как учительница, – и случайно ударила Бобби тыльной стороной ладони.
– Ого, – сразу сообразила та, – наша Пустая Голова подражает мисс Уилкокс! Элисон, ты же не вздумаешь обожать её, правда?
Элисон залилась румянцем. Она всегда легко краснела, и это её страшно раздражало.
– Я не понимаю, о чём ты, – ответила она. – Но я действительно восхищаюсь мисс Уилкокс и её превосходным знанием английской литературы.
– Элисон! – простонала Бобби. – Только не говори, что преклоняешься перед ней! Неужели ты ещё не отучилась от этой дурацкой привычки? Тем более что ты вечно преклоняешься не перед тем, перед кем следует.
– А чем плоха мисс Уилкокс? – Элисон пыталась держаться холодно и сдержанно, хотя разгорячилась не на шутку. – Она умная. Она написала книгу изумительных стихов. У неё чудесный глубокий голос и, по-моему, очень живописная внешность.
– То есть неаккуратная и небрежная, – брезгливо сказала Бобби. – Тоже мне живописная! Элисон, какая же ты дура! Ей надо одеться аккуратно и со вкусом. Золотые шпильки! Господи, меня чуть не стошнило, когда я их увидела!
Бобби тоже начала горячиться и говорить лишнее. Она была честная и прямолинейная, не любила неискренность и театральные эффекты и при виде людей вроде мисс Уилкокс могла наговорить такого, чего на самом деле не имела в виду.
– Да ладно тебе, Бобби, – быстро сказала Пат, заметив, что Элисон вот-вот расплачется. – Мисс Уилкокс не такая уж плохая, как ты уверяешь, хотя и не такая расчудесная, как кажется Элисон. Поэтому, ради бога, Элисон, не вздумай её обожать! Ведь последние две четверти ты вела себя вполне разумно.
Элисон отвернулась.
– Вспомни мисс Квентин, – напомнила ей Бобби. – Не наступай на те же грабли!
Во втором классе Элисон преклонялась перед мисс Квентин, а та её очень сильно обидела. Оказалось, что учительница смеялась над девочкой за её спиной. Бедная Элисон сильно переживала из-за этого и с тех пор стала немного сдержаннее в своих симпатиях. Но кажется, с появлением мисс Уилкокс всё началось по новой!
– Бессмысленно её убеждать, – сказала Пат после того, как двоюродная сестра вышла из комнаты с пылающими щеками и гордо вскинутой головой. – От этого только хуже. Она сразу отчаянно кидается на защиту того, кого обожает.
