скачать книгу бесплатно
– Идите на хрен прямо сейчас и безо всяких обещаний, – Клим тоже начал кипятиться.
– А то будет что? – Очкарик оперся спиной на канаты, раскачиваясь.
– То, что подойдут мои ребята и вы огорчитесь всем скопом.
– Имеешь в виду этих понторезов–неудачников? Что они тебе наобещали? – Очкарик насторожился и перестал изображать камнемет.
– Не знаю, о ком ты говоришь, но понторезов–неудачников вижу прямо перед собой. Достал ты меня, с самого утра за мной таскаешься. Один на один слабо выйти, привел с собой шакалов,– Клим проверил как держатся эластичные бинты на запястьях.
– Тогда так. Предлагаю тебе вариант. Сходишься с каждым из нас, достаешь хотя бы одним ударом, следующий пытает судьбу. Всех покрошишь, мы отчаливаем. Ты пропустишь – завтра ложишься под Мортиса.
– Ага, давайте, подлетайте. Прыгай в ринг, котяра шепелявый, Манул или как тебя там.
Очкарик оккупировал левый угол, Манул, оказавшись на канвасе, сразу пошел в атаку. «Свормер,– определил его Клим. – Мелкая, злобная гадина. Сейчас, поймаю тебя на встречке».
Невысокий, коренастый Манул, действительно, повел атаку как инфайтер, ловко имитируя ложные удары и уклоны. Клим подпустил его поближе и провел мощный левый кросс через правую руку. Манул шарахнулся и слегка осел.
– Этот готов, следующий подходи, Клим на раздаче! – Разгорячено выкрикнул победитель, пританцовывая в челноке.
– Шива, попробуй ты,– позвал очкарик нового бойца. Тот сначала повертелся вокруг Клима в левосторонней стойке, а затем перешел в зеркальную. «Правостоечник, но вряд ли левша, я боксировал с левшами, этот коряво двигается. Путает меня, левая у него никакая»,– подумал Клим, поднырнул под левую, провел правый боковой в голову, и Шива уполз в зал вслед за Манулом.
– Спойлер, ваш выход.
«С таким погонялом, объяснять не нужно, жди клинчевания, да еще от такой туши. Раздавит, как котлету», думал Клим, пока огромный и больше похожий на сумоиста, мужик переваливался через канаты. «Значит, будет ему мышеловка», подытожил он мысленно и возлагая надежды на удар Льюиса.
И Виллис Льюис, который изобрел апперкот «мышеловка» – между рук клинчера, не подвел. Едва мужик навалился, Клим врезал ему в подбородок. Спойлер заколыхался всей тушей, но не упал. «Надо удар подточить», отметил в уме Клим и окликнул очкарика.
– Твоя очередь, окулист.
– Как скажешь,– откликнулся очкарик. – Спойлер, Манул, подержите его.
Не успел Клим опомниться, как с одной стороны его крепко схватил Спойлер, а с другой в руку вцепился Манул, прыгнувший обратно в ринг. Очкарик мгновенно приблизился и выбросил праву руку в лицо Клима, провернув кулак. Изо рта Клима брызнула кровь.
– Гад, мы так не договаривались! – Выкрикнул Клим.
– Да, а так? – И гад снял очки. Из глазниц выпучились мутные склеры, покрытые кровяными сосудами. Клим потерял сознание.
А минут через пятнадцать двери в спортзал снова открылись. Дмитрий Арнольдович в сопровождении Чипы придирчиво осмотрел пол, заляпанный следами грязных кроссовок.
– Чипа, посмотри, твари какие–то натоптали везде. Уволь уборщицу, совсем страх потеряла. Перед тем, как уволить оштрафуй.
– У нас клининговая компания убирается.
– Фигово убирается. Если увижу такой хлев завтра, ты мне ответишь.
– Понял, завтра будет как во дворце у князя Николая Второго.
– Царь это был, Николай Второй, ты вообще в школу ходил, Чипа?
– Иногда. У мажоров бошки посшибать. А царей разве не из князей выбирали? Землю крестьянам, вот че то такое помню на истории проходили.
– Это другая партия была, Чипа, оппозиционная царской. Не понял, а это что за царь у нас в ринге отдыхает? Это Клим что ли? Мамочки, у меня сейчас сердце встанет!
Дмитрий Арнольдович с неожиданной резвостью помчался вперед и, отдуваясь, присел на корточки возле Клима. Чипа взял на себя роль медбрата: наклонился, послушал дыхание, постучал по щекам.
– То ли ширнулся, то ли схлестнулся с кем. Кровь на губе, а синькой не наносит, но не сдох, живой, – вынес Чипа диагноз.
– Святой Николай, помилуй, что ж такое делается. В отрубоне наш чемпиен. Чипа, тащи из раздевалки его рюкзак с манатками сюда резво, – приказал Дмитрий Арнольдович.
Из рюкзака, доставленного Чипой со скоростью света, Дмитрий Арнольдович принялся вытряхивать содержимое: телефон, бутылку с водой, будильник с игрушечным гонгом. Бутылку он открыл, понюхал, протянул Чипе.
– Глотни.
– Я ж не лаборатория, не лакмусовая бумажка,– попытался отказаться Чипа.
– Не смеши, у тебя в крови всегда столько дряни, что лишняя капля не повредит. А мне знать надо по факту что в бутылке. Я серьезно тебе говорю.
Чипа с унылым лицом пригубил. Немного подождали.
– Вода просто. Шмурдяка в ней нет, однако, зачем с собой будильник таскать? Прикольный, громко тарабанит?
Чипа завел будильник и поставил возле уха Клима. Зазвенел гонг, Клим открыл глаза и медленно сел. Дмитрий Арнольдович всплеснул руками.
– Очнулся! Напугал нас до икоты! Ты чего здесь развалился?
– Ага, у Арнольдыча иней на голове выпал, как тебя увидал в отключке, – заметил Чипа. – И так тебя толкали, и никак, лупетки закатил, как покойник. Хорошо, что я побудку тебе завел.
– Чипа, да выключи ты этого бумбараша! Клим, ты чего молчишь, душа моя? – Дмитрий Арнольдович.
Клим посмотрел по сторонам, на вспотевшее начальство, на Чипу с будильником.
– Я ночью спал плохо, сел поработать над книгой, потом утро, побегал, тут попрыгал, сморило. Чипа, а ты где будильник взял?
– Черт с ним с будильником, как дети малые, честно слово. Кровь на щеке откуда?
– Ира порезала, когда брила, – подумав, ответил Клим.
– Ну ты барин, другим разом сам бройся. Будильник у тебя в рюкзаке был, мы ж забеспокоились, вдруг у тебя там нычка с запрещенными, так сказать, веществами.
Клим встал, собрал разбросанные вещи в рюкзак.
– Все нормально.
– Ой ли, не верю я, чтоб ты взял и прилег на ровном месте,– Дмитрий Арнольдович схватил Клима за подбородок, посмотрел зрачки.
– Да все в порядке, просто еще часок поспать надо. До завтра.
Клим слез с ринга и пошел к выходу. Дмитрий Арнольдович, глядя ему в спину, обернулся к Чипе.
– Мутный он сегодня. Теперь точно вижу, все бабки до цента подсчитать надо. Поехали обратно в офис, пока я счеты не сведу, и ты никуда не дернешься.
Глава 5
Две стороны одной монеты
Глава, которая всё объясняет.
К себе на десятый этаж Клим поднимался всегда пешком для завершения кардио тренировки. Иногда на лестничной клетке третьего этажа он сталкивался с бомжом Коляном, тридцатилетним охламоном, который там же пропил свою квартиру и от безысходности время от времени ночевал на старом месте, выпрашивая у жильцов спонсорскую помощь. Вот и на этот раз Колян, ранняя пташка, встрепенулся при виде Клима в надежде на бонус.
– Привет чемпиону, как дела? – Опухшее лицо Коляна выразило искреннюю радость.
– Нормально, а у тебя?
– Тоже зер гут, только денег нет. Не подкинешь рублик? Выпью за твою победу!
– Ну пойдем. Может, ты есть хочешь?
– Не, закуска градус крадет, да и фигуру берегу, вдруг какая бизнесвумен подвернется, а я не в форме.
– Где же ты собрался встретить такую? На Курском? – Рассмеялся Клим.
– А вот ты меня познакомь, – пропыхтел Колян, стараясь не отстать. – Не скачи как бизон, мотор стуканет, и помру, не притронувшись к красивой жизни.
Клим укоротил шаг. Ему пришлось замедлить и дыхание, потому что исходящее от Коляна зловонное амбре вышибало из глаз слезы. Добравшись до своего этажа и отпирая дверь, Клим спросил:
– Слушай, а ты не замечал в последнее время, что у подъезда ошивается тип с длиннющими руками, будто у гориллы?
– Нет, не видел такого, а что за пассажир?
– Да так… Значит, ничего подозрительного?
Колян задумался.
– Ну как сказать… Давеча, например, хотел у тебя стрельнуть деньжат, пошел к твоей квартире вечером, а в соседней полтергейст.
– В каком смысле?
– Дверь открылась сама по себе, а квартира ж выставлена на продажу. Ты знаешь, там бабка жила с клаустрофобией Маргарита, не ездила на лифте даже под дулом пистолета. И вот, значит, дверь распахнулась, но никого не было. Я хотел в квартиру заглянуть, а она как шибанет! Если б я замешкался, то кокнуло бы черепушку точно яйцо. Я испугался и свинтил.
– Может, к тебе белочка прискакала?
– Этого тоже не отрицаю. Так вынесешь копейку?
Клим кивнул, отпер квартиру, в полутемном коридоре нащупал в кармане куртки пару купюр и отдал Коляну. Выслушав поток благодарностей, вернулся в дом, включил свет в прихожей, бросил на пол рюкзак, снял куртку, кроссовки. Включил свет и поморщился.
По совету дизайнера одну стену в прихожей от пола до потолка сделали зеркальной, и теперь каждый, кто заходил в квартиру, получал своего двойника вне зависимости от желания. Такая же стена была установлена и в зале, где Ира занималась йогой. Сначала Климу нравилась параллельная реальность, но затем стала раздражать.
«Когда сидишь с вискариком и наблюдаешь в зеркало отражение из другого зеркала, где происходят от части – приятные вещи, переодевание жены или примерка свежего белья, новые позы йоги, хотя Ира и так зачастую ходила в одних трусиках, это не беда, какая беда, нет беды, словно лев смотрю с холма на свои владения. Но потом, раз за разом возвращаясь в пустую квартиру и видя лишь своё отражение, я ловил себя на мысли, что я не один, что рядом присутствует второй и он тоже я. Кто из нас настоящий или первичный, я тот кто я есть или я моё отражение, возможно я его тень, а не он моя, вот это реально отжимает мозг. Надо снести эти зеркала к чертям», подумал Клим, но вспомнил, что раз предлагал жене такой вариант, однако, понимания не получил, хотя обычно Ира с ним не спорила. Они вообще редко спорили. «От негативных эмоций блокируется нижняя чакра», – объясняла Ира, полукруглым движением обводя свой животик, и подкрепляя слова поцелуями.
Подумав про поцелуи, Клим постучался в ванну, откуда доносился шум воды.
– Это ты, милый? Я сейчас, еще десять минут! – Ответила жена.
Клим достал из рюкзака будильник, прошел в зал, бросил будильник на столик, а сам упал в кресло напротив зеркальной стены, взмахнул приветливо сам себе рукой, зажег торшер. Звуки стекающей воды убаюкивали, мягкий отраженный свет из зазеркалья колебался. «В старину думали, что в глазах живет огонь. Если ударить в глаз, огонь вспыхивает. Логично… Как же должно полыхнуть, чтобы глаза выскочили из орбит, с какой силой ударить, – лениво размышлял Клим. – И что такое надо принять, чтобы это увидеть самому. Ямайские грибы? Но все началось ещё до того…».
Мысли стали путаться, глаза непроизвольно закрывались. Полудрему развеяли звуки расслабляющей музыки. Ира в белом халатике вошла в зал, включив проигрыватель. У зеркальной стены она сбросила халатик и, намеренно игнорируя присутствие мужа, занялась вечерней йогой. Ее обнаженная кожа, натертая ароматическим маслом после ванной, блестела, позы красноречиво намекали, что есть вещи поинтереснее йоги. Из позы согнутой свечи, упершись поднятыми ногами на зеркало, она перешла в позу бабочки, опустившейся на ковер в поле зрения Клима, и замерла.
– Харе Кришна, сердце мое. Ты будто не в курсе, что сегодня у нас секс под запретом, перед боем ни– ни, – философски прокомментировал Клим соблазнительный месседж супруги.
– Опять зеркало навеяло? Нет розы без шипов, нет радости без печали, тогда ужин подам, – в тон ему отозвалась Ира, накинув на ходу халат, направилась на кухню. Принесла поднос, поставила на столик. При взгляде на еду, у Клима сложилось определенное суждение, которое он непременно записал бы в другое время.
…«Это обычная яичница, мы все её едим по утрам, вы её едите и сосед , сосед соседа, ваш дед и дед его деда и его дед и прадед его деда, убив очередного мамонта, ел её тоже, только зажаренную на камнях или на черепе врага. Но что такого, подумаешь яичница с беконом скажете вы, можно добавить и гренок, можно укропчику или синего лучку, и тут уже чутка другой вкус. Нет я не приверженец антиоксидантов и подкормки микробиоты кишечника, мы сейчас не про эту хрень, а о самой–самой простой яичнице, о её базовой сути. Я ел яишницу изо дня в день, несколько месяцев, да что врать, несколько лет подряд, с беконом, нам подарили спонсоры несколько коробок и я горя не знал и не парился по завтраку – яйца, бекон и укроп. Но со временем обнаружил – что – яичница с беконом разная. Я стал наблюдать за её трансформацией, ожидая её каждый следующий день и ожидая новых перемен.
Вот какие изменения с ней происходили, то было больше укропа, то подложены помидорки Черри, то горошек, то посыпано другой приправой, то разные яйца одно с желтым желтком, другое с оранжевым, то капелька хрена, то вместо мелкой соли чувствовалась крупная морская, то добавлялся листик китайской капусты, бывало яичница переводилась в формат круглого омлета с круглыми дольками маслин, разрезанный на сектора, он приводил меня в шок, я сидел постукивая вилкой о краешек тарелки, перед четко разрезанными секторами, не понимая с какого куска тут правильно начинать, и есть ли правила, к тому же в таком микс формате я с ещё большим трудом определял состав смеси и добавленных ингредиентов погружаясь во вкусовые ощущения. Всё это поначалу забавляло глаз, бодрило, привлекало, закалдовывало, затем я обратился во вне и стал определять настрой хозяйки, спрашивая почему сегодня именно так, а вчера почему было так, ведь зная секрет и проще съесть. Но утренние расспросы не приносили ничего путного, всё чаще Ира разводила руками, невинно улыбалась и ластилась ко мне, не понимая заведенной омлетной темы. Иногда она жутко расстраивалась, когда один из желтков растекался, говоря яичница не получилась, бывало садилась на против с интересом наблюдая, как я ем, отчего чувствовалась важность процедуры. Я пытался вложить в омлет самостоятельно, то странное чувство неизвестности, когда делал завтраки сам, но когда делаешь яичницу сам, ты действуешь по плану, а тогда тайна вкусового первооткрывателя пропадает и это становится – простой яичницей.
Постепенно это однообразное, повторяющееся изо дня в день словно ритуальное действо, стало тревожить своим сакральным однообразием и еще большей неопределенностью. Меня интриговала простота и одновременная сложность этого простого омлетного рецепта. Размышляя над этим, я перебирал кнопки своего старого электронного будильника, надписи на них совсем стерлись, но пальцы помнили куда жать, не раз это было не глядя в полутьме или с спросонья, одна кнопка настройки особенно капризная переключалась лишь с третьего нажатия, последняя минутная цифра не полностью загоралась, так что разобрать можно было только десятки, но суть высвеченного времени была ясна. Выкинуть его или нет? Как предмет он изжил себя, не работает и не подвержен починке. Если я его выкину, то выкину и память, но как выкинешь память, если она внутри меня. Значит я выкину этим предметом и себя или только часть? Или возможно моя память не только внутри меня, но и в предметах, что были рядом, как и в окружающих меня людях. По мне так времени всё же нет, мы живые, а это лишь математическое понятие, оно не приходит, не уходит и не идет, время – измерение необходимое только человеку для меры счёта его одного и того же повторяющегося дня, ни одно живое существо в природе не интересует время, как человека, словно его можно купить или продать и это нас беспокоит, понятие времени нам нужно чтобы не сойти сума, от однообразия, от осознания того, что яичница не зависимо от сложности её наполнения все же не измена, всегда одна и та же чем ты её не наполняй, а меняешься в её понимании только ты, ты и есть главный наполнитель простой яичницы, её главный ингредиент и ты съедаешь сам себя и сам себя же наполняешь.
Тут кто–то из зала обязательно выкрикнет, ты болен бро, – человеку для понимания мира надо пробовать все! А я ему отвечу: «Попробуй сначала все варианты яичницы и начни с обычного бекона!» Но вот к чему я вас веду, на самом деле мы следим за временем, потому что оно отсчитывает наш конец, тик–так, тик–так, бах–бах, это понятно каждому боксеру, тут всё просто как с яичницей, все одно и тоже, но ты меняешься. Как ей не ясно, что тянущееся годами её Ирино счастливое яично–омлетное многообразное однообразное и одна секунда боксёра на ринге это словно коротенькая жизнь состоящая из тысяч сложнейших яичниц и омлетов, и таких секунд я прожил тысячи–тысяч и я уже тысячи раз другой и раз мой будильник тут, значит всё продолжается…»
– Что, нашел мой сюрприз? – Спросила Ира, кивнул на будильник.
– Нашел, только зачем ты его из мусорки достала и подбросила?
– Затем, что это наш талисман, твой талисман. Ведь с тех пор, как я его тебе подарила, ты больше ни разу не проигрывал. Сколько лет прошло – и не одного проигрыша! Не надо его выбрасывать. – Ира расставила на столике тарелки и стаканы. – Ужин подан, мистер!
– Только после поцелуя, иначе уморю себя голодом, – улыбнулся Клим.
– Это будет особенный поцелуй, – пообещала Ира, медленно и провокационно склоняясь над Климом.
А его словно пригвоздило к креслу. В зеркальной стене он увидел отражение Иры со спины, но белый халат был не банный, а медицинский. Она что стояла, склонившись, рядом с капельницей. И самое странное, там же был Дмитрий Арнольдович и Чипа, которые передавали друг другу пачку таблеток.
Клим вздрогнул, и в отражении снова отобразился зал в режиме реального времени. Клим отодвинул Иру.
– Отложим особенные поцелуи, что– то мне нехорошо. Зря, наверное, я эти ямайские грибы ел с утра. Ты как себя после них ощущаешь?
– Я нормально, а с тобой что не так? – Забеспокоилась Ира.
– Да живот крутит, но может и грибы не причем. Ерунда, пройдет. Уголь активированный есть у нас? – Соврал Клим.
– В аптечке был, но лучше врачу позвонить?
– Я тебя умоляю, без врачей. Надо поесть нормальной еды и поспать, – он взял тарелку со стейком. – Расскажи, о чем вы с ямайским кулинаром договорились в итоге, когда я ушел?
– Так, болтали о том, о сем. Конечно, хотелось бы пожить на карибском берегу. Представь – тепло, песок, шум прибоя, пара детишек и не каких забот… Сколько у нас реально денег?
Клим перестал есть.
– Об этом надо у казначея, Арнольдовича, узнавать. Насчет денег. А касаемо детей, ты сколько хотела?
