скачать книгу бесплатно
Однажды он пришел без одного уха, так что слева у него остался только слуховой проход. Тем не менее Риз обняла мужа и долго шептала нежные слова. В другой раз отец вернулся с повязкой на голове. Когда он снял бинты через несколько дней, оставшееся ухо выглядело так, словно его жевал пес. Со временем у него исчезли брови. От длинных волос осталась короткая щетина. Лоб, лицо и губы покрывали шрамы. Он постоянно сутулился, втягивал голову в плечи, словно замерзал.
Видя все эти страшные перемены в любимом мужчине, мать старалась скрывать ужас, но постоянно контролировать себя не могла, и нередко ее выдавало неосторожное слово или гримаса.
Когда отцу дали наконец первый длительный отпуск, Нико едва узнавал его в человеке, смотревшем на сына словно на чужака, сидевшем в одиночку под дождем, никогда не улыбавшемся, редко заговаривавшем и много пившем. И атмосфера в доме уже не была прежней. Любая мелочь могла вывести отца из себя, и тогда он срывался и начинал кричать. Нико жил в постоянном напряжении, всегда ожидая неприятностей.
Он все больше времени проводил на улице, с Буном, и они гуляли по лесу. В плохую погоду Нико оставался в своей комнате, за закрытой дверью, мысленно пересказывая заученные наизусть истории или проигрывая «Повести Рыбы», пьесу, постановку которой видел несколько раз, когда приезжал в город, заполняя время пустыми фантазиями.
Однажды вечером отец напился так, что принялся избивать мать и таскать ее за волосы по комнате. Потом вдруг остановился, посмотрел на сына, взиравшего на него со смешанным выражением изумления и ужаса, и выбежал из дому.
Вернувшись под утро, когда жена и сын еще спали вдвоем на узкой кровати Нико, он собрал вещи и, не прощаясь, ушел. Нико чувствовал себя так, словно земля ушла вдруг из-под ног. Мать долго и безутешно плакала.
Сжав в темноте кулаки, Нико негромко вздохнул.
– Он не просто так ушел, у него были на то свои причины.
Незнакомец попыхтел сигариллой, но она уже потухла.
– Да. Струсил или нет – в любом случае тебе знать лучше.
– Что вы имеете в виду?
– Только то, что кровь отца почти наверняка бежит и в жилах сына. Что относится к нему, то, скорей всего, относится и к тебе.
Нико почувствовал, как вспыхнули щеки, и отвернулся – слушать незнакомца больше не хотелось.
Коридор заполнился эхом воплей; какой-то сумасшедший, глотая слова, предупреждал о надвигающейся беде: маннианцы придут из-за моря и всех сожгут заживо.
Последние искорки сигариллы погасли, когда незнакомец затушил ее о ладонь. Поднимаясь, он хмыкнул и пробормотал что-то неразборчивое себе под нос. Потом повернулся к Нико и, протянув руку, похлопал по плечу:
– Все в порядке, сынок. Теперь можешь поспать.
Он ушел, оставив после себя стойкий аромат дыма.
После него Нико уже никто не досаждал.
Мать пришла утром – во всем черном, словно прибыла на похороны. Глаза припухли от слез, а стянутые назад и туго схваченные на затылке волосы придавали ее чертам выражение страдальческое и решительное. Нико увидел ее впервые за год с лишним.
Компанию ей составлял Лос, вырядившийся словно на праздник и неубедительно изображавший праведное недоумение и осуждение. Именно Лос и заговорил первым, когда Нико подошел к решетке, отделявшей заключенного от посетителей в сумрачном прохладном склепе, предназначенном именно для таких целей.
– Плохо выглядишь.
Нико не сразу нашелся что сказать. Менее всего он ожидал увидеть здесь эту парочку, Лоса и мать.
– Как ты узнала? – стараясь не закричать, обратился он к матери.
Она подалась вперед, как будто хотела дотронуться до него, но наткнулась на решетки, и ее глаза полыхнули вдруг злостью.
– Старуха Джаймина видела, как стражники волокли тебя по улице, и любезно поставила меня в известность, – холодно ответила она.
– А…
– А?.. И это все, что ты можешь сказать в свое оправдание?
Ее злость, словно дуновение ветерка, распалила угольки его собственной, тлевшие с того самого дня, когда он ушел из дому.
– Я тебя сюда не звал. И его тоже.
От удивления у нее округлились глаза, и Лос, все это время не сводивший с Нико сурового взгляда, тут же поспешил на помощь.
Нико с вызовом посмотрел на него, твердо решив, что не уступит первым.
Мать начала что-то говорить, но голос у нее сорвался, плечи поникли, а броня строгости вдруг разом треснула и раскололась. Проскользнувшая через решетку рука коснулась щеки и скользнула вниз, к шее. В следующий момент мать привлекла его к себе, насколько это позволял разделявший их холодный металл.
– Сынок, – прошептала она ему в ухо. – Что ты наделал? Никогда не думала, что ты станешь вором.
Удивительно, но в глазах защипало.
– Прости. Я просто голодал, вот и отчаялся.
Мать погладила его по лицу.
– Я так беспокоилась. Каждый раз, когда мы приезжали в город, высматривала тебя, но видела только всех этих несчастных, голодных людей и постоянно спрашивала себя, как ты, выжил ли.
Он судорожно вздохнул:
– Бун… Бун умер…
Она вздрогнула и расплакалась, и Нико плакал вместе с ней. Вся его сдержанность и отчужденность испарилась, как только они разделили общую боль.
Дверь в комнату для посещений открылась. Нико поднял голову, вытер ладонью глаза и… замер с открытым ртом.
Фарландер. На пороге появился тот самый старик чужестранец, чернокожий слепец, у которого он украл накануне деньги.
Фарландер остановился, слегка, словно прислушиваясь, наклонив голову и держа в одной руке чашку с горячим, дымящимся чи. Невысокого роста, с бритой головой, в черном платье, он имел наружность монаха, но монаха довольно необычного, поскольку в другой руке у него был меч в ножнах. Мать Нико оглянулась.
Фарландеру понадобилось несколько шагов, чтобы пересечь комнату. Движения его отличались плавностью, и чи в чашке лишь слегка колыхнулся в такт шагам.
Приблизившись, он остановился перед ними и поднял глаза цвета холодного пепла, но поразительно глубокие и проницательные. Нико едва не отшатнулся. Ничто в нем не напоминало вчерашнего старичка, растерянного и подслеповатого.
– Это и есть вор? – обратился Фарландер к матери Нико.
Она вытерла глаза. Выпрямилась. Гордо подняла голову:
– Это мой сын. И он не столько вор, сколько глупец.
Несколько секунд чернокожий старик оценивающе, словно предложенного на продажу пса, рассматривал Нико, потом кивнул.
– Тогда я поговорю с вами. – Он опустился на один из стоявших посередине комнаты табуретов – спина прямая, меч на коленях – и поставил чашку на пол. – Меня зовут Эш. И кем бы ни был ваш сын, вором или глупцом, он украл у меня деньги.
Почувствовав, что проблема может разрешиться какой-то сделкой, мать Нико моментально успокоилась и села напротив.
– Риз Кальвоне, – представилась она.
Лос, подойдя сзади, с видимой опаской протянул руку, но она нетерпеливо дернула плечом, и он отступил к дальней стене, расположившись как можно ближе к выходу, откуда и наблюдал молча за дальнейшим ходом разговора.
– Вашего сына подвергнут наказанию, – продолжал старик. – Его высекут плетьми и заклеймят в полном соответствии с местными обычаями. Пятьдесят ударов – такая здесь норма за обычную кражу средь бела дня.
Риз кивнула, словно он ответил на вопрос, адресованный ей.
– Да, это нелегкое испытание. – Она бросила быстрый взгляд на сына и тут же снова повернулась к чернокожему незнакомцу.
– Вы хорошо держитесь, – заметил он.
– Вы пожаловали сюда позлорадствовать над чужим горем?
– В общем-то нет. Чтобы узнать сына, нужно прежде узнать мать. И может быть, помочь вашему мальчику.
Риз опустила глаза, и Нико проследил за ее взглядом. Она смотрела на свои сложенные на коленях руки. Рабочие руки. Покрытые царапинами, ссадинами и ожогами, они старили ее куда больше, чем лицо, которое даже теперь, после всех забот и слез, оставалось привлекательным и миловидным.
– Он – мой сын, и я знаю его сердце, – вздохнула Риз. – Я знаю, что он выдержит.
Нико перевел взгляд с матери на старика, сухощавое, с резкими чертами лицо которого не выражало ровным счетом ничего.
– А если есть другой путь?
Риз удивленно моргнула:
– Что вы имеете в виду?
– Что, если я предложу вариант, при котором ему не придется подставлять спину под плеть и руку под клеймо?
Мать снова метнула взгляд в сына, но Нико все еще присматривался к необычному старику. Что в нем было… что-то вызывавшее доверие. Может быть, непринужденная властность? Не та, что сопутствует неким дарованным полномочиям и приходит с практикой, но та, что свойственна естественной природе человека и является результатом искренности, прямоты и духа.
– То, что я скажу вам, должно остаться в стенах этой комнаты. Пусть ваш… человек выйдет, и я объясню.
Лос фыркнул, демонстрируя отсутствие какого-либо желания куда-то выходить.
Риз повернулась к нему:
– Пожалуйста…
Он попытался принять вид оскорбленной гордости.
– Иди же.
Лос все еще колебался. Взгляд его перескочил с Риз на старика, затем на Нико и вернулся к Риз.
– Подожду снаружи, – во всеуслышание объявил он.
– Да.
Прежде чем захлопнуть за собой дверь, Лос многозначительно посмотрел на старика.
Не успело запрыгавшее между тесными стенами эхо затихнуть, как Фарландер продолжил:
– Госпожа Кальвоне, время моего пребывания здесь ограниченно, а потому я вынужден перейти к делу. – Тут он, однако, остановился и провел большим пальцем по кожаной перевязи ножен. – Я старею, как вы, без сомнения, уже заметили. – В глазах его мелькнула тень улыбки. – В прежние времена мальчишка, вроде вашего сына, ни за что бы не залез в мое окно, не разбудив при этом меня. Я бы отрубил ему руку еще до того, как он успел бы дотянуться до моего кошелька. Но теперь, изнуренный летним зноем, я все проспал, как и подобает старику, коим я стал. – Он потупился. – Мое здоровье не то, что было когда-то. Не знаю, долго ли еще я смогу удержаться на своей работе. Короче говоря, в силу обстоятельств и в соответствии с традициями нашего ордена мне пора подготовить ученика.
– Больше похоже на то, – бросила мать Нико, – что вам одиноко, вот и захотелось симпатичного парнишку.
Он лишь покачал отрицательно головой.
– А чем же это вы занимаетесь? Что у вас за работа такая? По платью, если судить, вроде как монах, однако ж в руке меч.
– Госпожа Кальвоне. – Он широко развел руки, словно демонстрируя нечто понятное и очевидное. – Я – рошун.
Неожиданно даже для самого себя Нико рассмеялся. Прозвучало немного истерично, и он, едва услышав эхо, отскочившее от сводчатой крыши склепа, сразу же замолчал.
Старик и мать одновременно повернулись к нему.
– Хотите сделать из меня рошуна? – пробормотал Нико. – Да вы, видать, рехнулись.
– Послушай меня. – Теперь чужестранец обращался напрямую к юноше. – Если согласишься, я уже сегодня поговорю с судьей. Попрошу снять обвинение и даже оплачу судебные издержки и твое пребывание здесь. Ты избежишь наказания.
– Но ведь то, о чем вы просите… – запротестовала было мать. – Это означает, что я, может статься, уже никогда его не увижу. Такая работа связана с большим риском.
– Мы находимся сейчас в Бар-Хосе. Если ваш сын останется здесь, то рано или поздно ему придется идти на стену и защищать город, рискуя при этом жизнью. Да, моя работа опасна, но я хорошо подготовлю его к ней, и, когда возьму с собой на задание, он будет выступать лишь в роли наблюдателя. После окончания срока ученичества у него будет выбор: либо посвятить себя профессии, либо заняться чем-то другим по собственному желанию. К тому времени у него будут деньги и немало полезных навыков. Он даже сможет при желании возвратиться в Бар-Хос, если город еще будет держаться.
Выдержав паузу, чтобы она обдумала предложение, старик продолжил:
– Прямо сейчас в городском воздухопорте меня ожидает корабль. Через несколько дней, когда его отремонтируют и приведут в порядок, мы отправимся на родину моего ордена. Там он получит соответствующие наставления и пройдет должное обучение. Уверяю вас, госпожа Кальвоне, что в любой ситуации буду ставить жизнь вашего сына выше своей. Это моя торжественная клятва.
– Но почему? Почему вы выбрали именно моего сына?
Вопрос как будто застал Фарландера врасплох. Он провел ладонью по короткой щетине, произведя при этом звук схожий с тем, что возникает при трении камня о мельчайшую наждачную бумагу.
– Он продемонстрировал определенное умение и некоторую смелость. Именно эти качества мне и нужны.
– Но это же не все объяснение?
Какое-то время – Нико оно показалось вечностью – старик смотрел на Риз молча, словно обдумывая ответ, потом неохотно кивнул.
– Не все, – согласился он и снова устремил взгляд в каменный пол. – В последние дни мне снятся сны, которые ничего вам не скажут, но имеют значение для меня. В некотором смысле они ведут меня, и, как мне представляется, ведут в правильном направлении.
Такое объяснение, похоже, не рассеяло сомнений Риз, и она недоверчиво уставилась на чужестранца.
– Я согласен, – объявил вдруг Нико, а когда обе головы повернулись к нему, улыбнулся, чувствуя себя немножко глупо.
Мать нахмурилась.
