скачать книгу бесплатно
– Кого?
– Старого охотника Медвежью Лапу.
– Кто же его не помнит! Садись рядом…
Старик сел на береговую кочку, свесив ноги к воде.
– Медвежья Лапа учил дышать тише, чем трава шелестит, а думать дальше, чем летит северный ветер.
– Вот и подумаем… как учил Медвежья Лапа. Скажи, председатель, однако, какое имя он тебе дал при рождении? Ты помнишь это?
– Еще бы! Лисий Глаз. А тебе – Рыбий Хвост. За то, что еще маленьким ты вертелся со взрослыми рыбаками и охотниками как хвост осетра – коли схватишь, до крови обрежешься, – он тихонько засмеялся, но Шаман был суров.
– Послушай, председатель, пора это все забыть! Тебя русские люди назвали Олегом Николаевым, а отцу твоему, который к тому времени давно был в долине мертвых, дали имя Владимир. И в документе написали, в бумажке с фотокарточкой. Забыл?
– Помню, помню. Да и тебя нарекли по-своему. И что с того!
– Это важно, председатель. Сейчас это очень важно. Ты должен звать меня при русских так, как они хотят: Иваном Петровым. А при больших русских шаманах еще и вспоминать моего отца. Помнишь, как его звали?
– Геной. Геной его звали.
– Геннадием, а не Геной. Поэтому я Иван Геннадиевич Петров, а не какой-то там Хвост. Понял?
– Ты – Шаман. Тебя уважает род.
– Для нас, для людей, я Шаман, прозванный Старым Охотником Рыбьим Хвостом. Но только для нас!
– Разве для этого ты позвал меня, Шаман?
Петров встал и оказался достаточно высоким для ненцев человеком, с широкой грудью, гордо посаженной головой и крепкими, как бревна, ногами. Старик залюбовался им и завистливо цыкнул зубом.
– Ты красивый! Большой, как русский человек.
– Они не любят меня. Говорят, порчу им охоту и рыбалку.
– Что еще они говорят?
– А этого мало? Они совсем не эту охоту и рыбалку имеют в виду, которая кормит наши племена. У них свои дела.
– Какие, Шаман? Какие могут быть дела, кроме того, чем занимаются люди?
– Ты хитрый! Ты очень хитрый, Лисий Глаз. Все понимаешь.
– Я старый и глупый. Старше меня нет во всей тайге среди людей. И глупей нет. Мое место в долине мертвых, а я все еще здесь, среди вас, живущих.
Иван Петров нервно прохаживался за спиной старика, что-то ворчал себе под нос. Старик замолчал и уставился в воду, будто силился разглядеть там дорогу в долину мертвых. В тайге заорала птица, поднялся ветер, в воду полетели обломанные сучья, откуда-то из свинцовой глубины выросла тяжелая волна и накатила на берег. Брызги попали на пимы старика и лисий мех подола его летнего суконного совика. Капельки заискрились наподобие бисера. Будто выпотрошенная десяток лет назад старая лиса ожила, встрепенулась. Старик вздрогнул, смахнул узловатой ладонью капли воды и испуганно покосился на Шамана. Тот заметил его замешательство, насупил брови и сделал в воздухе несколько круговых движений руками. Ветер утих, волна откатила и по реке побежала зыбь.
– Не серди меня, Лисий Глаз. Тебе дали председательствовать в колхозе с моего согласия. Ты это знаешь. Твой чум всегда покрыт летом новой берестой.
– Но и твой мя тоже, Шаман. Разве не так?
– Так, так. Но бересты не хватает на всех. Один из нас должен уйти.
– Ты хочешь показать мне дорогу в долину мертвых?
– Я могу… Могу. Но духи говорят, что тебе еще рано туда. У тебя три жены, председатель Олег Николаев. А русские не любят, когда в одном мя живут столько жен. Тебе нужно заботиться о детях и внуках. У тебя уже есть пять правнуков! О них тоже надо думать! Шибко думать, председатель! Разве ты не хочешь, чтобы твой старший сын стал следующим председателем и получал лучших оленей, прекрасных молодых жен, самую жирную рыбу, новую праздничную бересту и много-много бумажек с русским вождем?
– Ты говоришь, как древний старик. Так не говорят сейчас. Эти бумажки зовут рублями. И ты знаешь это! Ты очень, очень любишь их! Их у тебя много! Великое множество! Целый мешок! И даже два! Зачем же ты говоришь так, по-старому? И разве ты не знаешь, как зовут Великого Вождя и то, что он дал нам свободу?!
– Ты лукавишь, старик! Этого бородатого с голым черепом старика зовут Лениным. Мы это знаем. Все знаем! Но он не твой вождь и не мой! Он уже давно в долине мертвых.
– Нет. Он в большом городе, в Москве. Лежит в ящике, и все к нему ходят.
– Это называется Мавзолей. Там его тело, но душа далеко. У Великого Бога Нума. Она зовет меня, старик! Вот уже две луны я говорю с ней.
– И что же тебе говорит душа Вождя?
Старик недоверчиво покосился на Шамана. Тот быстро присел на корточки рядом с ним и заглянул в глаза. Сизая раскосая злоба блеснула как клинок ножа.
– Она велела мне собираться в путь. Оставить племя на милость «матери земли» – «Я-Небя». И еще отдать всю власть над родом тебе. Так и сказала его душа: Пусть Лисий Глаз, однако, сам ведет род, пусть кочует с сыновьями и людьми. Иначе всех поразит злой Нга, сын великого Нума. Не миновать болезней, голода, смерти! Я просил всесильного Нума помочь тебе! Я «кормлю» его все эти дни свежей рыбой и сухим оленьим мясом. Я оставлю его без пищи, если он оставит нас!
– Что он еще тебе сказал? – насторожился старик.
– А еще он сказал, что Великий Пензер я должен буду передать твоему второму сыну. Ему быть шаманом! Какой же он шаман, однако, без пензера, нашего древнего бубена…
– Что же будешь делать ты?
– Уйду с русскими в Большой Город, а может, и дальше. И ты мне в этом поможешь!
– О! Это правильно! Вождь, хоть и спит в своем ящике, знает, что хочет человек. Но как я могу тебе помочь?
– Очень скоро сюда прилетит железная птица и унесет меня с собой. Свой человек из Томска сказал мне, что из далекой страны в тайгу придет великий воин и вождь, которому нужна большая жертва. Эту жертву, однако, будем приносить мы, люди кочевья. Я повезу жертву чужому вождю и останусь в Большом Городе.
– Разве тебе туда пустят их шаманы?
– Я – Шаман! – он вдруг выпрямился и воздел к небу ладони. – Я тоже Шаман!
Рукава его малицы сползли вниз, оголив длинные жилистые руки с сухими сильными мышцами. Пергаментная кожа, белая под одеждой, обтекала их, как вода обтекает круглые тяжелые камни на дне реки. Старик испуганно отшатнулся и вскочил на ноги.
– Скажи, чем помочь, и я сделаю все!
– Придет время, скажу. Но об этом ни слова! Иначе не видать твоим сыновьям ни власти над кочевьем, ни власти над духами! Помни это!
«Своим человеком из Томска» у шамана Ивана Геннадьевича Петрова был не кто иной, как Артур Егорович Петров, его томский однофамилец.
Глава 8
«Шифротелефонограмма. Начальнику Областного Управления КГБ СССР полковнику Киму Олеговичу Белову.
Примите срочные меры к встрече майора Власина Александра Васильевича, прибывающего с заданием особой важности. Обеспечьте секретность операции „Пальма-Один“. Предоставьте майору Власину автомобильный и авиационный транспорт. Следуйте его инструкциям.
Полковник КГБ СССР П. Б. Смолянский».
Шифровальщик распахнул железную дверь в свою строго засекреченную каморку, уставленную загадочной громоздкой аппаратурой, вышел, привычно вслушался в смачный щелчок замка, подергал для верности дверь и быстро зашагал в кабинет Белова. Двое сотрудников, встретившиеся по пути, с тревогой посмотрели ему вслед. Давненько они не видели такой державной значительности на лице всегда сурового шифровальщика.
«Может быть, война!» – подумали оба, но испугавшись этой мысли, быстро переглянулись и исчезли, каждый за дверью своей рабочей комнаты.
Шифровальщик тем временем достиг приемной кабинета шефа, остановился и красноречиво взглянул на молоденькую секретаршу, которую Белов выдавал за свою внучатую племянницу. Рыжеволосая красотка подняла на шифровальщика томные серые глаза и кивнула. Он, набычившись, глубоко вздохнул и решительно распахнул двустворчатую, обшитую звуконепроницаемым материалом дверь в кабинет Белова.
Спустя минуту шифровальщик так же стремительно вышел, а в дверях кабинета уже стоял высокий грузный мужчина с совершенно седыми волосами, красным, гладко выбритым лицом, одетый в черный костюм, белую рубашку с темно-серым галстуком. Он строго посмотрел на «внучатую племянницу» и сурово сказал:
– Надежда, оставь все дела. Ко мне оперуполномоченных Тюлина и Колодко, подполковника Рожкова и капитана Рубальского. Быстро!
«Война!» – тоже успела подумать Надя и испуганно ойкнула.
– Что, Кимушка, война? – только и успела спросить она с замиранием сердца, прикрывая крупный губастый рот ладошкой.
– Дура! – заорал Белов. – Вот дура! Придет же такое в голову! – Он захлопнул за собой дверь, и, даже несмотря на звуконепроницаемость обшивки, Надя все же услышала его удаляющиеся в глубину комнаты слова: – Ну не дура ли! Ну не дура ли?
Через пять минут все были предупреждены и почти сразу собрались в кабинете полковника. Ким Белов сидел за своим столом, доставшимся его управлению вместе со всем зданием от «Крестьянского Банка», сотрудники которого были вполне своевременно расстреляны здесь же, во дворе, на второй год Советской власти. Первым к стенке был поставлен управляющий, которому принадлежал когда-то и стол, и кабинет, и старый насыпной немецкий сейф, навечно вмонтированный в стену. От банкира достались, кроме всего прочего, и кожаная мебель, две тумбочки, три стула и инкрустированный ангелочками и Пресвятой Богородицей палисандровый журнальный столик. В письменном столе, в дальнем ящике, до самого прихода сюда Белова в начале пятидесятых годов, пылились личные письма управляющего, в которых он обещал какой-то неведомой Нелли, что вот-вот бросит все дела, устроит детей «на дальней даче» на все лето и приедет к ней, в Москву, а оттуда они укатят в Париж.
Письма вернулись назад по причине выбытия адресата. Здесь же лежало письмо от некого отца Симеона, где управляющему сухо сообщалось, что Нелли уехала в Париж с тайным советником Колбовским, не дождавшись управляющего из далекого и холодного Томска. Судя по штампу на конверте, управляющему убивался по поводу измены коварной Нелли не более двух с половиной лет, что по российским понятиям срок небольшой.
После обеда по обыкновению начальник УКГБ поехал на конспиративную квартиру «встречаться с агентом». И по обыкновению же этим «агентом» была его «внучатая племянница», она же секретарь, Наденька Горностаева. В документах с угрожающе важными грифами эта квартира обозначалась аббревиатурой «КК номер 8».
На этот раз полковник был суров и молчалив. Тем не менее «секретная встреча» прошла по давно заведенному сценарию – в широкой теплой постели. Если бы враги сумели проникнуть в святая святых секретной службы, в глубоко законспирированную трехкомнатную квартиру, и записать все, что там происходит во время посещения ее полковником Кимом Беловым и Наденькой Горностаевой, то единственным потребителем важной информации оказался бы сексопатолог, да не всякий, а лишь тот, кто изучает оригинальные сексуальные пристрастия советских «рыцарей революции». И тут мог быть сделан весьма настораживающий империалистов вывод, что «есть еще порох в пороховницах».
Полковник сел на кровати, блаженно вытянув ноги, прикрылся простыней и закурил. Наденька потянула к нему белую соблазнительную ручку и, сделав губки бантиком, просюсюкала:
– Ну, дружочек, ну что же ты! Разве труба уже зовет!
– Зовет, – отрезал полковник и косо взглянул на нее.
– И куда же она тебя зовет, Кимушка?
– К нам едет…
– Уж не ревизор ли? – вспомнила Наденька знакомую сентенцию из школьной программы по литературе и засмеялась тихонько.
– А может, и ревизор. Может, судьба моя едет!
– Это то, что «шифрик» притаранил сегодня?
– Не болтай! «Шифрик»! Какой он тебе «шифрик»! Распустилась!
– А кто же он?
Полковник поднялся, упустив простыню. Его широкая спина, мощная шея, потяжелевший зад и длинные волосатые ноги сверкнули в полутьме комнаты мраморной чистотой слоновой кости.
Ким Белов загасил сигарету в пепельнице, что стояла на тумбе возле задернутого гардинами окна, и посмотрел на развалившуюся в постели белую сладкую Наденьку: на ее небольшую молодую грудь, впалый животик, курчавую темную поросль между бедер, крутые беспокоящие формы молочного тела. Взгляд его смягчился, но голос по-прежнему, присаженный от волнения, оставался суровым:
– Подполковник Сушков. Вот кто такой «шифрик». Он ежели захочет, такое отбарабанит в Центр, в Первый Дом, что меня, а затем и тебя до самой Чукотки поганой метлой гнать будут. А может, и дальше!
– На Аляску, что ли? – обнаружила вдруг Надя знание географии.
– На Аляску! – передразнил полковник. – В Беренговом проливе как котят утопят!
– Чего мы ему сделали? – надула губки секретарша.
– Болтаешь много.
– Кому это я болтаю, Кимушка! Ты что! Я и не знаюсь ни с кем…
– А Костин?
– Так он же шофер твой!
– Шофер-то он мой, а вот чей он стукач? То-то же!
Надя засмущалась, потому что Толя Костин время от времени предоставлял ей возможность сравнить сексуальные достоинства возрастов – его, можно сказать, почти юного, и полковника, отмеченного зрелостью и интимным опытом. Как ей казалось, полковник не имел возможности догадаться об этом. Выходит, блефует! Но не тут-то было! Надя, она ведь кто? Она – личный секретарь главного контрразведчика области и за два года своей вольнонаемной службы кое-как оперативную науку постигла. Ее голыми руками не возьмешь… в переносном, конечно, смысле…
– Почему стукач-то?
– Все стукачи.
– И я?
– И ты. Мне стучишь. А что, не так?
Полковник Белов вернулся в постель и лег на спину рядом с Надей. Она обняла его и приткнулась головой ему на грудь.
– Я не стучу. Я делюсь…
– Я же не против. Только ты поосторожней. Побдительней…
– Так я бдю! Как велено…
– Откуда же тогда моя Лилька о нашей «КК» прознала, а?
– Как прознала?
– А вот так! Утром сегодня, за завтраком, говорит: опять пойдешь, мол, со своей Надькой-дурой на секретную хату шпионов ловить? Смотри, говорит, наловишь – никаким керосином не выведешь! Мандавошек, говорит, вы там ловите, а не шпионов!
– Сама она дура! Мандавошка жирная!
– Ты это потише! Чего орешь-то! Жена она мне. Мать моих балбесов, сынов, можно сказать!
– Мать. Мать и есть.
