скачать книгу бесплатно
– Мы обязательно найдем виновника. И я поспособствую, чтобы сегодня же вам отдали тело для «хаол ото».
Взгляд Бруу То Вайла изменился, в нем внезапно проступило уважение.
– Я буду вам очень признателен, – тон аховмедца потеплел. – Прошу прощения, я не запомнил, как вас зовут.
– Меркулов Витольд Львович.
– Вы мне нравитесь, Витольд Львович. Прошу вас, найдите преступника, и пусть его смерть будет долгой и мучительной.
– Я приложу все силы, – поклонился Меркулов.
Мих повторил движения господина, а пока нагибался, думал: «Это к чему хозяин все силы приложит: чтобы найти душегубца или убить его наиболее мучительно?»
Уже оказавшись в послушно ожидающей снаружи пролетке, орчук отер лоб и почувствовал, как взмокла спина. Не его это дело – вести переговоры, хоть и молчал, а вон как утомился.
– Любезнейший, в городской морг.
Извозчик выпучил глаза, но ума промолчать хватило.
– Что, Михайло, думаешь? – спросил Меркулов, когда пролетка покатила по мостовой.
– А что тут думать, – делано беззаботно отвечал орчук, хотя в голове у него все закипело. Как же, его сам господин спрашивает, – не говорят всей правды. У этого старика, как бишь его… Макар…
– Маар То Кин, – подсказал титулярный советник.
– У него глаза бегали. И рожу он два раза тер, верный признак.
– Так ты у нас физиогномист? – удивился Меркулов.
– Вы, господин, если обижать хотите, обижайте, я привычный, – потупился Мих. – Только просьба одна: на людях не поносите.
Витольд Львович рассмеялся, наверное, впервые за все время их знакомства. Ладно смеялся, по-мальчишески, закидывая голову и хлопая себя по колену. Вроде как ни старался быть холодным и сдержанным, а жизненный ключ все равно бил изнутри.
– Физиогномика – наука чтения человека по лицу. То есть посмотрел и сразу понимаешь, каков собеседник перед тобой: добр ли, зол, болен-здоров.
– Экие вы все слова придумываете заковыристые, – изумился большому уму господина Мих.
– А в общем ты прав. Маар То Кин волновался. Но говорил правду. Только ту, которую ему разрешил поведать Бруу То Вайл.
– Как же он говорил, ежели молчал?
– У аховмедцев, помимо своего языка, есть диковинный метод общения, придуманный чуть меньше ста лет назад неким Морз Эс Эмом. Это своего рода способ кодирования. Ну, то есть… – Меркулов увидел озабоченное лицо Миха и задумался, – смотри. – Он четыре раза постучал костяшкой пальца о деревянный обод сидения, причем после второго удара сделал небольшую паузу. – Это на морзянке буква «Л». А из букв можно складывать слова и общаться друг с другом. Выглядит лишь трудно, на деле ничего особенного. Один из гоблинарцев недавно и вовсе придумал передавать подобным образом сообщения по проводам.
– Чего только в мире не делается, – у орчука от обилия сведений кругом голова пошла.
– Другие пробовали передавать сигналы подобным образом с помощью света… – Витольд Львович вдруг запнулся, поняв, что его занесло куда-то не туда. – Так вот, Его Высочество сказал Маар То Кину, чтобы тот не говорил о положении убитого. О каком положении, спрашивается?
– А спрашивал этой перестукивалкой на каком языке? – поинтересовался Мих.
– На аховмедском. Я умею на нем бегло разговаривать, знаю несколько их обычаев, отец научил, – сразу пресек дальнейшие расспросы Меркулов. – Еще вопрос: Толмачевский переулок, один из самых проходных, после смерти аховмедца вдруг пустеет. Это на закате! А ведь Захожая слобода…
– …стоит до утра, – закончил известную в народе присказку орчук.
– Именно. Знают, кто это сделал, точно знают, но очень боятся. Ладно, с этим мы еще разберемся. Есть у меня пара идей. Вот только посмотрим, что там с Рее Ол Дейном. Человеческое тело, то есть тело всякого существа, даже после смерти может многое о себе рассказать. Или ты противишься мертвым?
– Да бог с вами, господин, чего им противиться? Покойники – самые незлобивые существа, что аховмедец, что человек. Другое дело живые. Вот кого опасайся. Я к другому. Покушать бы чего, господин. Вы не думайте, мне Его высокоблагородие Константин Никифорович авансу дал, я заплачу.
– Да, признаться, несколько забыл о еде, – смутился Витольд Львович.
– Вы, господин, не обижайтесь, я орчук простой, но вам бы с едой как раз дружить надобно. Любую пищу, что пожирнее, понаваристее, похлебки разномастные, каши явствовать. Мясо, опять же, но не жареное на катайский манер, когда весь сок из него выходит, а в супе, чтобы с бульоном. Можно картошку попросту отварить, натереть чесноком да зеленью посыпать…
– Понял, понял, – нетерпеливо отмахнулся Витольд Львович, раззадоренный рассказами орчука, вследствие чего у его благородия призывно заурчала утроба. И правда ведь, почти ничего не ел сегодня. – Но сначала в морг, а то, чего доброго, замутит еще.
– Вы зря это, господин, я не впечатлительный. Бывало, и в мертвецких подрабатывал: мыл, убирал…
Они выкатились из Захожей слободы, пересекли Яулу с ее вечно темными и дурно пахнущими водами и оказались обратно среди людей. Ровным счетом ничего не изменилось, скорее уж тебя здесь могли приголубить сталью, на худой конец, попросту утянуть что из кармана, однако ж извозчик заметно успокоился. И сам орчук чувствовал себя «там» в стесненном расположении духа. Попривык он к людям, а те, хотя зачастую и шарахались его, но, увидев, что Мих смирный да не буйный, постепенно привыкали.
– Ваше благоро… господин, у меня к вам вопрос один.
– Говори, – кивнул Меркулов.
– Уж больно интересно, – признался Мих, – я об магии слышал, конечно. У орков она шаманская, у катайцев с джиннами связана, у аховмедцев с кровью. А вот о людской…
– Что ж, – Витольд Львович нахмурился, раздумывая, с чего начать. – Про Ковчег ты уже слышал, поди?
Мих согласно кивнул. Кто ж про Ковчег не слышал? Надобно либо дремучим совсем быть, либо человеком, к этому миру вовсе не привязанным.
– Так вот, дворянские семьи, вместе с Его Величеством Иоанном Васильевичем с Ковчегом связанные, получили от него силу. Магию то есть. У всех она различная, разной полезности и важности. Кто-то после этого стал известен, как, например, Аристовы, Телепневы, Лазаревы или Волжины. Другие, напротив, ушли в тень, хотя силы своей не потеряли. Третьи слишком расплодились и практически исчерпали магию. Ты ведь знаешь: чем больше отпрысков в дворянской семье, тем слабее способность.
Мих о том не ведал – куда уж ему, орчуку, до таких таинств – но на всякий случай кивнул.
– Наша фамилия тоже из древних, – голос Меркулова при этом стал безрадостным. – Мы долгое время старались не участвовать в политических кознях, не пытались залезть наверх, поближе к Кремлю, но все равно попали под жернова заговора…
Витольд Львович замолчал и посмотрел на выступающую из-за домов башню Моршанского детинца – обители славийских царей, а уже позже императоров. Мих проследил за его взглядом и чуть не перекрестился. Очень уж он этого Кремля боялся, да и на Пальной площади, не только для славийцев открытой, но и для всего иноземного люда, был всего один раз. И ладно бы причина какая была, но вот сидело внутри него что-то – то звериное чувство тревоги, от кочевников по крови переданное.
– После Отречения отца от магии вся его сила распределилась между остальными Меркуловыми. Нас вообще никогда много не было…
– Я слышал, господин, в полицмейстерстве болтали, будто его сослали.
– Сослали, после Отречения. Магию можно добровольно передать, как было на дуэли, даже продать или отречься от нее, – совсем грустно ответил Витольд Львович. Мих теперь видел, что разговоры про родителя доставляют ему большое душевное беспокойство, но сам не знал, как повернуть разговор вспять. – Если уж говорить о моей магии, о магии семьи Меркуловых… – Он достал монету и молча протянул ее Миху.
Орчук, недоумевая, аккуратно подобрал ее двумя пальцами и положил на здоровенную ладонь.
– Подбрось и поймай, – предложил Витольд Львович.
Орчук послушно подкинул мелкую деньгу, расставил пальцы, не сводя глаз с монеты, раз – и захлопнул ее в кулаке. Прислушался к ощущениям и понял, что ничто не холодит кожу.
– Держи, – протянул Меркулов, протягивая ему копейку. – Я с детства очень быстро бегал, обладал отличной реакцией. А с четырнадцати лет, когда семейная магия стала проявляться, понял, что намного быстрее любого человека.
– Так вот вы как на дуэли того Высокоблагородие одолели, – смекнул Мих.
– Невидимость – хорошая способность, но он не стал бестелесным. На моем уровне восприятия биться с ним было нетрудно.
Мих от множества умных слов смешался, но общий смысл понял. Его благородие на любой удар может прежде ответить, потому что особой магией обладает. Другой бы на его месте майданщиком карточным стал в любом кабаке при подобной ловкости, или бретером, на худой конец. Слышал орчук, что есть особые люди, которым огромные деньги платят, лишь бы они на дуэль неудобных людей вызывали и убивали их. Но куда там. Витольд Львович – дворянского имени, Ковчег все же. Мих тут подумал, что, может, потому только дворяне магией и обладают, что воспитаны самым замечательным образом и свои способности на низменные потребности не используют.
– Приехали, Ваше благородие, – повернулся извозчик.
Пролетка встала перед широким двухэтажным зданием с потертыми дверьми. Мих попытался было прочитать табличку, но Витольд Львович уже расплатился со свойственной ему быстротой, которую теперь орчук хотя бы мог объяснить.
– Ну давай, Михайло, посмотрим, что это за аховмедец такой был, Рее Ол Дейн.
* * *
Извозчик натянул поводья, издал губами звук «тпру» и остановил экипаж. Хотел обернуться, но рука, облаченная в черную перчатку, прервала его, упершись в щеку.
– Ну, не балуй. Предупредил же.
Голос был неприятный, низкий, совсем не подходящий облику пассажира. Точнее уж, фигуре, плотно закутанной с ног до головы в дорожный плащ, которую все же удалось разглядеть при очередном лихо закрученном повороте. Росту невысокого, точно гоблинец, эльф худой (хотя такого не бывает) или карла человеческая, но в руках сила недюжинная. И ловкости был необыкновенной: так быстро в повозку вскочил да ткнул под ребра, приказал не останавливаться и следовать «за господином в пролетке».
Та, кстати, уже с минуту как остановилась. Высокий господин поговорил с извозчиком, дал ему денег и вместе с орчуком, наряженным не иначе как в мундир (для смеху, что ли?), вошел в здание. Извозчик тут же почувствовал, как клинок, который он ощущал под ребрами всю дорогу, исчез.
– Ваше Высокоблагородие, – перестраховался ванька, сразу повысив незнакомца аж до шестого чина. – Как и просили, впоследовали за пролеткой. Она, вона что, уезжает. Вы расплатитесь – и уж тоже…
Под ребра опять уперлось твердое и неприятное, заставившее извозчика замолчать.
– Жди.
И без того день был жаркий, а от постоянного напряжения рубаха на извозчике вся вымокла. Десятки дум уже перебрал, поклялся себе не стоять больше у Захожей слободы. Да, пускай иногда богатые иноземцы встречаются, которые города не знают, вози их кругами да переулками хоть до двух часов кряду, а потом ломи цену, но жизнь своя дороже. Ведь встречается и такой лихой люд, вернее, нелюд. Не разберешь его, и ведет себя странно. На лихоимца не похож, на филера тоже. Вот ведь, «следуй»… Конечно, извозчику тоже было интересно, что там за орчук такой, однако пассажира, по всей видимости, больше интересовал высокий господин.
– Давай к Столешникову переулку, – решил наконец незнакомец.
– Ваше Высокоблагородие, переулок большой, уж скажите, куда именно.
– Болтаешь много. Ты правь, я покажу, куда.
Извозчик с досадой скрипнул зубами и зло хлестнул лошадь. Только начал надеяться, что сейчас вот-вот отделается от ужасного пассажира, как снова-здорово.
Повозка бойко набрала ход и, выскочив на Михайловскую, чуть не столкнулась с крестьянской телегой.
– Охолонись, не на пожар спешишь, – спокойным ровным тоном шепнул незнакомец.
Ваньке пришлось кивнуть и послушаться. Уж очень упорно под ребрами холодил острый предмет, не иначе синяк останется. А не назваший свое имя знай спокойно сидит, не шелохнется. Выдержка у него – как у транкльванийца какого. Те тоже вечно холодные, смурные, ничем не возмутимые. Живут головой, а не сердцем.
– Не гони, – сказал пассажир, хотя ехали они и так не шибко скоро.
Таким макаром они протряслись еще пару домов и, только достигнув Столешникова переулка, даже не въезжая в него, остановились – быстро и по вполне понятной команде, когда давление на спину ослабло, а шеи коснулась холодная сталь.
– О поездке нашей никому не обмолвишься. Уйду – в сапог левый заглянешь и деньги найдешь. Больше, чем следует. Вякнешь кому обо мне – найду. Веришь?
Извозчик хотел было кивнуть, но уперся подбородком в клинок. Однако незнакомец все понял.
– Ну, вот и ладно.
Мгновение – и сталь исчезла. Ванька дрожащей рукой потрогал кровавую полосу на шее и, вздрогнув обернулся. Никого. Сунулся в сапог, сначала в правый, потом в левый – и вытащил бумажную «канарейку». Это когда он рубль успел засунуть? Смял банкноту и хлестнул лошадей. Чтобы еще раз он в Захожую поехал – да не приведи Господь!
Глава 4, в которой Мих узнает об аховмедском Логофете и еще больше про Ковчег
Вспомнилась вдруг орчуку фраза, которую папенька его говаривал, поутру холодной водой обливая: «В здоровом теле здоровый дух». Так вроде кто-то из древних эльфийцев говорил, Увенал его звали, что ли. Хотя странно, посмотришь на этих остроухих островитян и задумаешься: правда ли кто из них такое придумал? Все толсты, низкорослы, одышливы. Ни стати, ни красоты.
А поговорку Мих вспомнил не просто так, а к месту. Каков бы умен ни был Витольд Львович, как бы быстр и ловок, но здоровье ему необходимо подтягивать. Во-первых, питаться правильно и часто. Во-вторых, физической активностью заниматься. В-третьих…
– Ну, господин, возьмите еще, – протянул он Меркулову резко пахнущую марлю, которую им выдал анатомический врач.
– Прошу прощения, – титулярный советник схватил спасительную ткань и судорожно вздохнул.
Дух тут и правда был тяжелый. У непривычного к таким ароматам обывателя обычно через пять минут начинало колоть в висках, через четверть часа голову протыкал железный прут и темнело в глазах. Хотя орчуку было спокойно. К мертвецам он был равнодушен, да и особенной впечатлительностью не обладал. А запах? В канавах Никольской так порой смердит, что дух морга может показаться легким цветочным ароматом.
– Прошу вас, пожалуйста, продолжайте, – попросил Витольд Львович, не отнимая марли от лица.
– Так вот, удар произошел снизу вверх, – заунывно забубнил покойницкий врач, которого Меркулов обозвал странным словом «патологоанатом». – Прямо в сердце. Весьма неплохой удар – по моим предположениям, потерпевший скончался мгновенно. Собственно, наносили удар чем-то вроде шпаги, посмотрите, какое крохотное отверстие.
Витольд Львович булькнул и стал белее полотна, а вот Мих, напротив, принялся с интересом разглядывать голого аховмедца. Стати тот был необыкновенной, даже будучи покойником – огромное тулово со странным рисунком на нем, крепкие руки (разве что чуть меньше, чем у самого орчука), мощные, поднятые в коленях ноги, чуть уходящие назад и заканчивающиеся копытами. Портила общий вид лишь крохотная прореха на груди, уже отмытая от крови.
– Что это? – Витольд Львович указал вовсе не на ранение, а на рисунки.
– Наколка нательная, – объяснил врач.
– Это ясно, – Меркулов заволновался и отдернул было руку со спасительной марлей, но сразу спохватился и тут же прижал ее обратно. – Что она означает?
– Ну это, Ваше благородие, не ко мне. Я в них не специалист. Еще что?
– Да, тело необходимо доставить сегодня вечером Его Высочеству Бруу То Вайлу для соблюдения аховмедских церемониальных обычаев. Адрес я напишу.
– Сделаем. Все документы мы уже подготовили, только вас ждали, то есть человека по вашему ведомству.
– Ну и замечательно. Позвольте листок бумаги и чем-нибудь зарисовать татуировку.
Врач принес ему восковку с огрызком графитного карандаша, и Витольд Львович быстро скопировал рисунок. Мих глянул из-за спины своего хозяина и подивился, насколько похоже вышло – черный круг, а к нему сверху присобачена перевернутая луна.
– Благодарю вас, – Меркулов пожал руку врачу.
Тот в ответ кивнул, замешкался, но протянул ладонь и орчуку.
– Душно там как, – глубоко вздохнул Витольд Львович, оказавшись на улице. Он сложил лист на четыре части и убрал во внутренний карман. – Есть у меня предположение, что один человек может нам пролить свет на этот странный рисунок.
– Ваше благородие… – исподлобья посмотрел Мих.
– Мы же вроде договорились без всей этой церемониальности.
