скачать книгу бесплатно
– Я помогу тебе, жено, – сказал Петр.
– Что? – спросила она. С трудом понимала она происходящее; она с удивлением поглядела на Петра. – Кто ты?
– Надо выйти, – сказал растерявшийся Петр.
Женщина вскрикнула и с громкими рыданиями упала на грудь девочки.
– Не пущу! – кричала она. – Не отдам!
На глазах Иисуса выступили слезы. Иаков пришел на помощь Петру, и они вдвоем, подхватив ее под обе руки, кое-как вывели ее, хотя она билась и кричала:
– Пустите! Не отдам!..
Когда все вышли, Иисус подошел к девочке. Длинные черные ресницы ее отбрасывали тень на ее белые худые щечки, а еще недавно розовые губы были бледны. И если бы не эта мертвенная бледность, действительно, можно было подумать, что ребенок просто уснул. Иисус взял ее правую руку и сказал тихо:
– Девица, проснись!
Краска мгновенно вернулась в ее лицо: заалели губы, появился румянец на щеках. Длинные ресницы дрогнули и она открыла глаза.
Увидев Иисуса, она спросила:
– А где мама?.. Ты Бог?
При звуке ее голоса комната тут же наполнилась людьми. Иисус отошел от ложа, уступая место матери девочки. Она бросилась целовать свою дочь и, как безумная, одновременно рыдала и смеялась.
– Я знала, знала, что ты не умерла, мое солнышко, моя радость!
Иаир, все еще бледный, стоял некоторое время прислонившись к стене. Видно было, что он сильно ослаб.
Пораженные ученики Иисуса остановились у входа в комнату.
Иаир наконец нашел в себе силы подойти к Иисусу. Он буквально рухнул Ему в ноги, склонился низко, почти касался он лбом своим пола. Иисус помог подняться ему.
– Как, как мне Тебя отблагодарить, Великий Человек! – Затем он повернул искаженное сильной радостью, дрожащее лицо к жене и сказал ей:
– Жена, благодари этого Человека. Он – наш Спаситель!
Женщина бросилась благодарить Иисуса.
– Благодарите не Меня, – ласково сказал Иисус. – Это Отец наш Небесный дал жизнь вашей дочери.
– Сегодня же принесу жертву Господу нашему! Эй, – крикнул он слугам, – приготовьте для жертвы овец.
– Не надо, Иаир, – тихо сказал Иисус. – Отцу нашему Небесному не нужны жертвы. Ему не нужны ни смерть твоей дочери, ни смерть невинных животных, Ему лишь нужно, чтобы все Его дети пребывали в радости и счастье. Он возвратил жизнь твоей дочери, так не отними жизнь у подвластных тебе животных. Тем ты и отблагодаришь Отца нашего Небесного.
– Все сделаю, как Ты говоришь. Не надо жертв, – крикнул он слугам. – Отныне всякая жизнь для меня священна. Это обещает Иаир, начальник синагоги, которому Бог вернул дочь. Отныне в нашей синагоге не будет литься кровь.
Петр первым выбежал во двор и ошалело закричал ожидавшему народу:
– Девица здорова. Смеется, попросила есть! – Его шатало от сильного волнения. – Слава, слава Богу, Сущему в Небесах! – закричал он, и его славословие подхватили в народе:
– Слава, слава Богу, давшего такую власть человекам!
На следующее утро Иисус и ученики Его отправились в Тивериаду.
О Тивериада, Вифсаида, Магдала, Мадон, Геннисарет, Хоразин, Давраф, Наин, Кана, Ефраим, Сихем, гордый Иерусалим и многие, многие города и селения земли Ханаанской! Радуйтесь, ибо к вам пришел Сын Божий, наш Господь! Только те, кто страдали, поймут радость сию. Радуйся, Земля! Радуйтесь, народы! Слышите, как торжественно и радостно поют песни Ангелы? Радуйтесь все, все! Ликуй, Земля!
***
И было собрание множества народа.
«Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное, – говорил Иисус. Люди сидели на склоне горы и у подножия ее не шевелясь, как бы боясь каким-нибудь движением своим помешать Учителю. – Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют Землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Так гнали и пророков, бывших прежде вас. Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попирание людям. Вы – свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш перед людьми, чтобы видели они ваши добрые дела и прославляли Отца нашего Небесного. Вы слышали, что сказано древним: «Не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои». А Я вам говорю: не клянитесь вовсе: ни небом, потому что оно Престол Божий, ни землею, потому что она подножие ног Его, ни головою твоею, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным. Да будет слово ваше: «да, да», «нет, нет».
Вы слышали, что сказано: «око за око, зуб за зуб». А Я говорю вам: не противьтесь злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую. И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду. И кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай и от хотящего занять у тебя не отвращайся.
Вы слышали, что сказано: «Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего». А Я вам говорю: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас.
Да будьте детьми Отца нашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных.
Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец наш Небесный.
Не придет Царствие Небесное приметным образом, и не скажут: «Вот оно здесь» или «Вот там». Ибо вот, Царствие Небесное внутри вас есть.
Вы спрашиваете чему подобно Царствие Небесное и чему уподоблю его?
Царствие Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своем, которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастает, бывает деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его.
Еще подобно Оно закваске, которую женщина, взявши положила в три меры муки, доколе не вскисло все.
Еще подобно Царствие Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое найдя человек утаил, и от радости о нем идет и продает все, что имеет и покупает поле то.
Еще подобно Царствие Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел и купил ее.
Вы спрашиваете чему подобно слово Божие и чему уподоблю его?
Слово Божие подобно семени, которое сеятель сеет на поле своем. И когда он сеял, иное упало при дороге и было потоптано, и птицы небесные поклевали его. А иное упало на камень и взойдя засохло, потому что не имело влаги. А иное упало между тернием, и выросло терние и заглушило его. А иное упало на добрую землю и взойдя принесло плод сторичный.
Вы спрашиваете, что значит притча эта?
Упадшее при пути, это суть слушающие, к которым потом приходит диавол и уносит слово из сердца их, чтобы они не уверовали и не спаслись.
Упадшее на камень, это те, которые, когда услышат слово, с радостью принимают, но которые не имеют корня, и временем веруют, а во время искушения отпадают.
Упадшее в терние, это те, которые слушают слово, но, отходя, заботами, богатством и наслаждениями житейскими подавляются и не приносят плода.
А упадшее на добрую землю, это те, которые, услышавши слово, хранят его в добром и чистом сердце и приносят плод в терпении.
Не плачьте, когда врагами разрушены храмы и истреблены их священные сосуды. Бог не имел в виду храмов, построенных руками человека, но понимал под ними сердца людей, которые представляют истинный храм Божий. Войдите в ваш храм, в ваше сердце, озарите его добрыми мыслями, терпением и упованиями непоколебимыми, которые вы должны иметь к вашему Отцу. И ваши священные сосуды – это ваши руки и глаза; думайте и делайте приятное Богу, ибо делая добро своему ближнему, вы исполняете обряд, украшающий храм, обитель Того, Кто дал вам день. Бог сотворил вас по Своему подобию, невинных, с чистой душой, наполнил добротой, предназначил быть не местом зарождения злых намерений, а святилищем любви и справедливости. Не оскверняйте же вашего сердца, говорю Я вам, ибо Вечное Существо постоянно в нем обитает. Если вы хотите совершать дела, отмеченные благочестием или любовью, делайте их со щедрым сердцем, и ни одно ваше действие да не будет исходить из надежды на прибыль и торгового расчета. Такого рода дела не приблизят вас к спасению, а доведут до нравственного падения, при котором воровство, ложь и убийство считаются отважными действиями.
Так придите ко Мне все изможденные и страждущие в раздоре и несчастье! Ибо мир Мой даст силу вам и утешит вас. Ибо мир Мой переполнен радостью. Потому Я всегда так приветствую вас: «Да будет мир вам!». И вы приветствуйте так друг друга, чтобы в тело ваше мог снизойти мир вашей Матери-Земли, а на дух ваш мир Отца Небесного. И тогда вы обретете мир и меж собой, ибо Царствие Бога в вас. А сейчас возвращайтесь к вашим братьям, с которыми вы доселе были в разладе, и дарите им также ваш мир. Ибо счастливы, кто стремится к миру, ибо обретут они мир от Бога. Идите и не грешите более. И дарите каждому мир свой, как Я подарил Свой Мир вам. Ибо Мир Мой есть Бог. Да будет мир вам!».*
––
*[Мат. 5, 3-16; Мат. 5, 33-45; Мат. 5, 48; Лук. 17, 20,21; Мат. 13, 31-33; Мат. 13, 44-46; Лук. 8, 5-8; Лук. 8, 11-15; Тибет. Ев. 9, 10-17; Ев. От ессеев.]
Глава 8. За чашею вина
Поздно вечером во вторник накануне пасхи иудейской, приходившейся в этом году на четверг, в трапезной в доме бывшего первосвященника Анны в Иерусалиме находились двое: сам хозяин дома – маленький сухонький старичок Анна, одетый попросту, по-домашнему, и его зять Иосиф Каиафа, ныне действующий первосвященник, – огромный, нестарый мужчина с длинною черною бородою, облаченный в эфод, но бывший без головного убора. На коротких толстых пальцах последнего были большие перстни с разноцветными сверкающими камнями, которые вызывали на тонких длинных бесцветных губах Анны ироническую усмешку. Ни музыкантов, ни рабынь, ни слуг не было в комнате, но чувствовалось, что несколько минут назад здесь была вся многочисленная семья Анны, играла музыка, суетились слуги, подавая закуски и вино. Но теперь домашние Анны ушли; стол обновлен яствами, новое вино принесено из погребов, разлито по чашам, а незаметные, точные, молчаливые слуги неслышно удалились. Все двери заперты, за окнами черная ночь, а в комнате светло от множества светильников, и сверкают, дробясь разноцветными искрами, камни в перстнях Каиафы. Анна был скромен: на нем не было ни одного украшения и одет он был в простой таллиф, но пил вино из золотой чаши, украшенной крупными кровавыми рубинами. Анна держал чашу в руках, ни на мгновение не выпускал ее из рук, любуясь ею, и пил вино маленькими глоточками, смакуя его. Это была та самая чаша, которую Анне недавно подарил при вступлении своем в должность прокуратора иудейского Понтий Пилат. Подарок этот должен был стать символом сотрудничества и мирного сосуществования римских властей и синедриона, хотя на самом деле Анна и Пилат с первого же взгляда не понравились друг другу и с каждым днем неприязнь росла между ними, доходя до ненависти, а в иные минуты даже до отвращения. Анне не нравился гордый, еще молодой и умный римлянин с выправкой легионера, с которым приходилось считаться и делить с ним власть над иудеями. Но еще более не нравилось Анне, что Пилат был из рода эквитесов (всадников), – так называли в Риме кельтских и сарматских аристократов. Пилату же был просто лично неприятен маленький, сморщенный, лысый, хитрый Анна, который лишь формально отошел от дел, но которому на самом деле принадлежала высшая религиозная власть в Иудее и который не брезгал никакими средствами и методами в достижении своих целей.
Анна очень дорожил этой чашей в кровавых рубинах и пил вино только из нее, до того любил он эту чашу. И любил он ее потому, что для него она была не символом сотрудничества, а наоборот, – символом вражды. Она напоминала ему о надменном римлянине и, может быть, в ту минуту, когда он отпивал из нее красное виноградное вино, он воображал, что пьет самое кровь своего врага. «Всегда нужно помнить о враге», – любил говорить Анна.
Каиафе бросилась в глаза игра огней в красных рубинах, и перед ним мелькнул образ Понтия Пилата и тотчас погас.
Каиафа нервничал, ему не сиделось. Не хотелось ни пить, ни есть. Он встал и несколько раз прошелся от стола к окну и обратно. Анна наблюдал Каиафу и пил вино, причмокивая вялыми бесцветными губами, чтобы тоньше распробовать вкус вина и уже в который раз подносил чашу к своему маленькому крючковатому носу, чтобы еще раз ощутить его аромат.
– Превосходное вино. Сорок лет тому назад хороший урожай винограда был в долине Изреельской, – первым заговорил Анна. – Каиафа, как ты находишь вино?
– Что? – Каиафа был задумчив. – А? Вино? Мне больше нравится «Фалерно».
– Любимое вино римских кесарей? – усмехнулся Анна.
Каиафа вздрогнул и остановился. Анна недолюбливал римлян, вернее, ненавидел их, и было неосторожностью со стороны Каиафы, который всеми силами старался расположить к себе старого бывшего первосвященника, этого хитрого, всех подозревающего старца, своего тестя обмолвиться в его присутствии о том, что Каиафе нравится что-нибудь римское. Так думал Каиафа. Он всегда мечтал о первосвященническом месте, но с тех пор, как Иудея лишилась своего царя – Архелай, сын Ирода Великого, был лишен трона еще императором Августом и отправлен в изгнание – она, Самария и Идумея были присоединены к римской провинции Сирии; в Иудее появилась должность прокуратора (по-еврейски – игемона), а должность первосвященника стала как бы выборной. И прокуратор, и первосвященник подчинены были императорскому легату в Сирии, который и назначал на эти должности, кого хотел, дав предварительно императору лестную характеристику очередной кандидатуре. Таким образом, Каиафе приходилось угождать и Анне, так как именно из его рода назначались первосвященники, и римлянам – легату и прокуратору, так как первый обладал властью назначать первосвященников, а второй мог написать на него жалобу легату или самому императору. Тиверий же был непостоянен, капризен, подозрителен, а потому и доверчив к доносам и даже к анонимкам. Именно он на четвертом году своего правления одним своим истерическим словом лишил Анну формальной власти. Каиафа, благодаря своей услужливости, умению угождать и вашим и нашим, удерживал эту должность за собой уже несколько лет и, конечно, терять ее не собирался. Не для того он стал зятем Анны, старался поддерживать хорошие отношения с Валерием Гратом, а теперь с Пилатом и столько лет льстил императорскому наместнику в Сирии Люцию Виттелию!
Теперь Анна уже любовался Каиафой, этим огромным детиной, склонного к истерике всякий раз, как только мелькнет перед ним опасность – настоящая или мнимая – потерять первосвященническое место. То, что Каиафа всячески угождал римлянам да и по своему внутреннему убеждению склонен был считать, что римляне несут высокую культуру иудеям и старался им подражать в некоторых мелочах, для Анны не было тайной. Каиафа был слишком труслив, чтобы нанести какой-нибудь вред Анне и его семье своими увлечениями, тем более, что Анна и меры предпринял, сумев поставить своего зятя по отношению к себе раз и навсегда в положение подчиненное, зависимое, несамостоятельное.
Но Каиафа не на шутку испугался, что теперь потеряет доверие Анны. Хотя он тревожился напрасно: уж что-что, а доверие никогда не было в числе недостатков Анны. Тот никому не доверял, но поиграть в доверие любил.
– Каиафа, разве я против фалернского? – сказал Анна. – Что плохого в том, что ты предпочитаешь вино римлян? Посмотри на стол: вот устрицы из Бретонии, дыни из Египта, ливийские приправы к мясу. А этот прекрасно зажаренный моим поваром ягненок питался сочными травами галилейских долин, поэтому его мясо так мягко, нежно и сладко. Если мой зять предпочитает «Фалерно», то вот сосуд с вином. Наполни свою чашу. Не будем же мы призывать сюда слуг. Ведь наш разговор очень важен, не правда ли?
Каиафа был смущен. Он большими шагами подошел к столу, взял свою чашу, но не успел еще отпить и глотка, как его рука дрогнула и галилейское [Изреельская долина находится в Галилее. – В.Б.] вино пролилось на его эфод. Он шепотом выругался, посмотрел с досадой и некоторым сожалением на свою испорченную одежду и отпил немного вина.
– Да, прекрасное вино, даже лучше «Фалерно», – без энтузиазма сказал он.
Каиафа возлег. Он вдруг как-то обессилел.
– Вот видишь, мой милый зять, – рассмеялся Анна, – дело не в названии вина. Главное для вина из какого винограда оно сделано, способ приготовления и его возраст.
Намек был настолько прозрачным, что Каиафа сразу его понял и побледнел.
– Ну-ну, мой милый, не обижайся. Так что ты мне приготовил? Какие факты? Что Он там натворил? Насколько Он опасен?
– Именно этого я и не могу понять, – сказал Каиафа. – Народ называет Его Мессией.
– Мало ли кто в Израиле называл или называет себя Мессией! – отмахнулся Анна. – У нас чуть ли не каждый третий объявляет себя Мессией. Я помню, при императоре Августе был один Христос, тоже из Галилеи – Иуда Галилеянин. Тогда до бунта дело дошло. Бунт был подавлен императорским легатом Публием Сульпицием Квиринием и прокуратором Копонием, помнишь таких? Кажется, и теперь существует эта секта, основанная этим мессией, а? А Этот никак не связан с сектой Иуды?
– Н-нет, никаких нет сведений, что Он связан с этой сектой, – ответил Каиафа. – Хотя некоторые Его ученики могли быть связаны когда-то с ней.
Каиафа взял один из принесенных им пергаментов и стал его просматривать, щурясь и водя кончиками толстых пальцев по строчкам.
– Вот нашел, – сказал он. – Есть у Него ученик Симон из Каны, так этот, возможно, входил в Иудину секту. Сам Иисус нигде и никогда не называл Себя Мессией. Так Его называет народ, вот где опасность…
Анна подал знак Каиафе, подняв указательный палец левой руки кверху, чтобы тот немного помолчал. Анна, закрыв манюсенькие глазки свои от наслаждения, медленно пережевывал кусочек жаренного ягненка, помазанного приправами и обильно политого лимонным соком. Каиафа покорился и замолчал: он очень нуждался в поддержке Анны.
– Это великолепно, – сказал наконец Анна, опуская руку. – Мой повар заслужил похвалу. Не правда ли, Каиафа?.. Да, этот Иисус умнее Иуды. А связи с сектой все-таки надо проверить. Хотя вряд ли. Но это один из путей… Римляне еще, надеюсь, помнят Иуду. Если связать этого Мессию с сектой, то синедрион будет в стороне. Его арест, казнь или убийство не должны быть связаны с судилищем, иначе народ может восстать против власти синедриона, вступаясь за этого Мессию. Мы не должны допустить той же ошибки, которую совершили эти глупые бабы в деле Иоанна Крестителя. Что о Нем известно? Скажи все, что знаешь.
Каиафа придвинул все пергаменты к себе, чтобы в нужных местах своего рассказа освежать по записям свою память, и начал так:
– Стало известно, что Он из Галилеи, из города Назарета, сын некоего плотника Иосифа и какой-то Марии. Но родился Он будто бы в Вифлееме…
– Погоди, мой милый, – сказал Анна, взяв из блюда устрицу. – Известно, что Он хорошо знает Закон и пророков иудейских и вдруг – сын плотника?.. Да еще галилеянин, выходит – язычник? Он, что ли, из тех новых неиудеев, которые приняли иудейскую веру?
– Да, знает Закон, – подтвердил Каиафа. – Знает так хорошо, что целыми кусками цитирует Священное Писание по памяти и ни разу не ошибся ни в одном слове. Служители синагог по книгам тут же, на месте, проверяли. Галилея – страна языческая, но ходят слухи, что покойный Иосиф-плотник был иудеем, а еще ходят слухи, – Каиафа понизил свой голос до шепота, – что Он не сын плотника.
– А кого же? – заинтересовался Анна.
– Слухи разные, не подтвержденные, – так же тихо сказал Каиафа.
– Говори всё.
– По одним слухам, Он сын римского солдата некоего Пантера, сирийца.
– Хорошо. Это может пригодиться, – сказал Анна. – Дальше.
– По другим… – Каиафа запнулся. – Он – Сын Божий.
– Что-что?..
Анна и Каиафа некоторое время молча смотрели друг другу в глаза. Тишина звенела в их ушах.
– Говорят многое, – продолжал торопливым, несколько испуганным шепотом Каиафа, – что Он – Илия воскресший или Иоанн Креститель или пророк Иеремия…
– Ну, все это чепуха, – сказал Анна, нахмурившись. – Мы – саддукеи, и все эти вымыслы о воскрешениях, о сынах Божиих… Нет, это чепуха, вздор. Это пусть фарисеи сомневаются. Это по их убеждениям. Здесь дело простое, природное. Если не этот плотник Его отец, то либо этот сириец, римский солдат, либо еще кто-нибудь. Но мне сириец больше нравится… Хотя это и не объясняет Его знания пророков.
– Говорят, что Он и есть Тот Сын Человеческий, о Котором писал пророк Даниил, что Ему дана власть, слава и царство.
– Власть и царство? – ухватился за эти слова Анна. – Постой, ты говорил, Он родился в Вифлееме?.. А не метит ли Он на опустевший престол? Для сына плотника это довольно дерзко и нахально.
– Есть такие слухи, что Он – потомок царя Давида, – сказал Каиафа. – И потому-то, видите ли, Он и родился в Вифлееме, что Бог указать хотел. Но Он никогда Сам не говорил об этом, и о Своем Рождении в Вифлееме не распространяется.
– Интересно! Да, Он, действительно, не сын плотника. Но кого же? Надо проверить, не приглянулась ли мать Его кому-нибудь из людей богатых, образованных? Какому-нибудь фарисею, а? Он знает Писание… Это бы объяснило… Хотя… римский солдат очень удобен.
– Хорошо, проверим.
– Ты, Каиафа, переоделся бы, что ли. А то – словно кровью обрызган, – вдруг брезгливо сказал Анна.
– Это всего лишь галилейское вино, – сказал удивленный Каиафа, но весь съежился и словно постарел. – Чтобы переодеться придется позвать слуг…
– Не обращай внимания, мой милый, – сказал Анна. – Я, видимо, очень устал в эти дни. Еще пасха эта…
