Экспонат. Сборник непредумышленных историй

– Мне он не докладывался. Да и вряд ли после вчерашнего скажет. У таких чуйка на облавы, спрошу – тем паче сквозанет.

– Он с утра на четвертую базу на погрузку встанет. Груз у него до Уфы, – Ленчика голос был спокоен и невпечатляющ. Просто сказала вслух, ни к кому конкретно не обращаясь.

– А кто за дорогой до Уфы смотрит? – дама была отнюдь не дура. Тематику понимала.

– Зайцевские. Они по порожнякам с тобой болтать не будут.

– У меня всегда есть чем порадовать реальных пацанов, – она рассмеялась своей же шутке. Повернулась уходить, видимо, передумав, развернулась, будто вспомнила. – А ты звони. Я добро помню, хорошую пришлю, жалеть не придется, – и тут же переключилась на Катастрофу: – Девочки говорят, ты выручила. Спасибо, коли так. Если надумаешь поработать, да хотя бы за-ради удовольствия, есть клиенты, за такую, как ты, двумя руками вцепятся. Телефон на столе.

Отплыла. «Артистка», – подвел итогом мой мозг. Компания отъехала.

В окно увидел шагавшего по грязи сменщика. Когда тот поднялся, по-быстрому сдал журнал, кассу, распространяться насчет случившегося не стал. Не сторожа это дело. Если что, все равно с него спросят. Собираясь домой, сменил телогрейку на кожанку.

– Ты, Ленчик, остаешься?

– С чего бы это… я с тобой на выход.

– Тогда пошли.

Утро было серое из-за все еще накрапывающего противного дождика. Какое-то время шли молча в сторону остановки.

– Ты все еще один живешь? – вопрос Ленчика не излучал любопытства. Так, между прочим заданный…

– Мне пока и одному хорошо.

– Надолго?

– Кто знает.

– Если я к тебе на пару дней заселюсь, не будешь против?

– Тогда нам через магазин. У меня дома с провиантом не очень.

– Все одинокие мужики живут студенческой жизнью, жрут, как тараканы, что ни попадя, и ничего им за это не бывает…

– Может, ты и права…

Уже прошли остановку, магазин был посередине пути.

– Давай я сама зайду. А то ты накупишь невесть чего…

– Хорошо.

Устал. Спорить даже в шутку не хотелось. Стоял. Ждал, пока выйдет. Встретил у порога магазина, отобрал туго набитый пакет, второй, полупустой, не дала, просто отстранив руку. По пути еще была аптека.

– Мне еще сюда заскочить надо. Извини…

– Давай.

Ждал безропотно, апатично жалея женатиков с их походами по магазинам. Выскочила быстро, видно, с утра болящих в очереди не было.

– Теперь все.

Дом уже был виден. Дошли быстро. Поднялись на пятый этаж, где и обитал. Комната в общаге. Угол собственного благополучия. Зашли. Огляделась. В холостяцком быту все на виду.

– Ты иди в душ, что ли… я поесть приготовлю. Не переживай, я найду, что надо. Иди.

Взял необходимое для душа. Ушел. Не торопился. Вернувшись в комнату, Ленчика там не обнаружил. Пошел на кухню. Варила пельмени.

– Быстрее для голодного мужика цивилизация ничего не изобрела.

– Эт точно, – только и оставалось подтвердить сказанное.

– Хватай кастрюлю, готово.

Подхватил протянутым полотенцем, понес. Идя впереди меня, распахнула дверь в комнату. Зашли. На столе уже лежала приготовленная ею заранее доска. Почему-то не удивился ее предусмотрительности. Голова от недосыпа была ватная, остро не отображающая действительность. Поставил кастрюлю. Присел за стол.

Она стала доставать из холодильника майонез, соус, банку каких-то, видно, ею купленных огурчиков. Затем ложкой стала вылавливать пельмени из кастрюли и класть их в тарелку, приготовленную для меня. Шумовки в моем доме отродясь не было. Когда все было готово, из холодильника достала водку.

– Открой сам.

– А если я не хочу?

– Тебе надо. Мне – нет. А тебе в самый раз.

Налил в стакан, выпил. Сморщился, на голодный желудок вкус показался металлически-кислым. Стал есть.

– Ты чего себе не положила?

– Мне пока не хочется. Я позже…

– Как знаешь. Могла бы составить компанию, что я тут кишкоблудствую, а ты на это смотришь.

– Мне не в напряг.

Налил еще. Открыла огурцы.

– Я для огурцов посуды не нашла. Может, так – из банки закусишь?

– Из банки так из банки…

Достал вилкой огурец. Выпил. Закусил. «Обыденность ритуала пьющего человека», – мысль сложилась в дурацкую фразу. Доедал молча. Молчала и она. Еще раз налил, выпил, закусил…

– Не знаю, как ты, мне бы поспать.

– Ты знаешь, я тоже не против поспать. Только помоги мне сначала, потом спать ляжем.

Она дотянулась до стоящего невдалеке пакета. Стала там копаться, выискивая что-то, нашла и достала. Тюбик, что-то там, чего я пока не мог разглядеть, и пачку тампонов. Затем, взяв все это, отошла к кровати.

– Отвернись, я разденусь.

Я отвернулся. Слышно было, как она раздевалась, кровать пискнула слабеньким скрипом. Я подумал: «Весу в ней…»

– Подойди.

Подошел. Я никогда не видел ее волосы, они были шикарные: волнистые, каштановые, переливчатые, и, если бы она стояла, скорее всего, были бы ниже талии. Она всегда была в головных уборах: беретах, шляпках, косынках… Теперь я понял, почему мужики были от нее в отпаде. Эти волосы делали сближение с ней еще насыщеннее. Но звала она его не за этим…

Ее тело… тело было покрыто синяками. Шея, ее маленькие крепкие груди, плечи, в некоторых местах ребра и внутренняя часть бедер. Кровоподтеки были свежие, они уже не были малиновыми, их цвет стал переходить в синеву. Мне вдруг стала противна моя сытость пельменная, легкий водочный хмель, мне стал противен я сам. Я понимал, сейчас придет момент ярости от безысходности происшедшего.

– Помоги, – она протянула тюбик, – мне одной не справиться.

Сел рядом, взял протянутый тюбик, прочел: «Экстракт бодяги», понял, зачем тампоны в таком количестве.

– Дрянь это.

– Другого ничего нет.

Встал. Подошел к холодильнику. Бывал бит не раз. В последний чуть не лишился глаза, сапогами так отделали, даже в больнице не могли открыть, посмотреть, останется ли цел. Месяц лежал дома, отмачивал медвежьей желчью, знакомый браконьер, узнав о невезухе такой, с оказией доставил. Все не издержал, еще оставалось. Выдавил остатки прямо в начатую бутылку водки, взболтал хорошенько. Вернулся к кровати и стал понемногу смачивать ладонь и втирать в места посинения. Злость нарастала, уже жалел, что не стал развивать конфликт в тот вечер, что спокойно смотрел на сволочь, которая позволяла себе куражиться там, на стоянке. Она, наверно, почувствовала эту злость.

– Ты не злись понапрасну. Его уже не догонишь. Он после нашего ухода, наверно, по все газам и в отрыв ушел. Ушлый дядька.

Молча продолжал втирать желчь в покалеченное ее тело.

– Жжет, – она закрыла глаза, когда добрался до бедер. – Я у него все деньги взяла.

– Зачем? Тебе же не нужны.

– Его бы все равно ловить стали. За девчонок. Откупился бы, а так, без денег, вряд ли… Они ему уже не понадобятся. Я же его катастрофа, – она заплакала.

Взял махровую простынь, накрыл ее. Все пропахло водкой. Она плакала. Молча сидел какое-то время рядом. Затем встал и вышел. Спустился на вахту к телефону. Набрал номер стоянки. Ее слова подтвердились. Мужичок после их ухода по-быстрому прикрутил открученные девками гайки, рассчитался и был таков… «Сволочь», – произнес вслух. Легче от этого не стало. Вернулся. Она уже успокоилась и не плакала.

– Я там еще водку брала, в холодильнике. Ты выпей.

– Ты меня что, напоить хочешь?

– Тебе поспать надо. Успокоиться.

– Ты дома-то что скажешь?

– Когда попаду домой, там и решится.

Видно, водка делала свое дело. Клонило в сон. Подошел к кровати.

– Если тебе не будет больно, подвинься. Лягу. Больше некуда. Через пару часов толкни, опять втирать будем.

Она подвинулась. Я лег рядом на спину, закрыл глаза и уснул.

Она толкала меня в бок, я это чувствовал. Легонько, боясь делать это сильно. Открыл глаза и вспомнил все и сразу. Пошел к столу, взял разведенную желчь, вернулся, откинув с нее простыню, стал методично втирать желчь на уже посиневшие кровоподтеки. Закончив, молча поставил бутылку рядом с кроватью, прикрыв ее, вновь лег рядом и уснул.

Следующий раз почти не отличался от предыдущего. Правда, за окном засверкало солнышко и комната осветилась своей холостяцкой неприглядностью.

В третий раз добрался до холодильника, достал и открыл водку, налил, выпил. Отгрыз огурец, вышел в коридор, постоял там, вернулся и вновь лег. Когда стало темно, обнаружил, что водка закончилась. Опьянения как такового не было. Была тупая апатия.

Она встала.

– Мне надо в туалет.

Дал халат, оставшийся от какой-то из бывших, приходивших налаживать свою жизнь. Халат был большой, она укуталась в него, но по размеру ее можно было спокойно завернуть в него дважды.

– Другого нет, – только и оставалось мне сказать.

– Да и ладно.

Когда вернулась, я уже одевался.

– Водка кончилась, я – мигом. Не теряй.

– Ты, главное, до следующей процедуры вернись. Ты теперь лечащий врач, – она пыталась шутить. Она боялась вернуться домой, она была насыщена болью, она жила этим днем, не зная, как будет жить с этим дальше. Она пыталась шутить…

Взял пять бутылок. Чтоб не ходить. Пил. Чем-то там закусывал, втирал в ее тело новую порцию лекарства. Воздух был пропитан спиртом, казалось, что пьянел больше от запаха, чем от выпитой водки. Она будила, когда требовалось. Я послушно делал свое дело, при этом тупо наливал себе водки, пил и опять засыпал до следующего пробуждения. Затем водка кончилась. Когда это случилось, стал одеваться.

– Хватит, – только и сказала она. – Уже хватит.

Была она все в том же уродующем ее халате, волосы собраны в какое-то подобие прически.

– Тебе звонили со стоянки. С вахты приходили, потеряли. Сказали, как объявишься, позвонить. Пойду чай ставить, будешь чаем отпаиваться.

– Ты-то как сама?

– Уже лучше. Синяки пожелтели, еще пара-тройка дней – и совсем пройдут.

Ушла вместе с чайником. Вернулась уже с кипятком. Заварила чай. Достала кружки разные, какие нашла. Стали пить чай. Молча. Каждый думал о своем. Спокойствие чаепития прервал стук в дверь. Я даже не шелохнулся, продолжал пить чай. «Кому надо, после стука и так зайдет». Дверь приоткрылась. Сначала влезла все оглядевшая голова, затем и ее хозяин. Один из бывших стояночных «директоров». Он был до него, и у него я и принимал стоянку.

– Приветик. Я звонил дважды. Ты не перезваниваешь. Дай, думаю, проведаю, может, случилось чего.

– Все нормально, Санек. Заходи, как раз к чаю поспел.

– Ой, и Ленчик здесь. Тогда ясно, почему нет – Катастрофа, – глупо хохотнул, садясь за стол.

– Что тебе ясно? Ты че приперся-то?

– Не кипишуй. Все по порядку. Менты приезжали, опера. Дважды. Ищут тебя. Значит, директорство твое подходит к концу. Как бы то ни было, дела сдавать все равно надо. Можешь опять нырнуть в сторожа, скажешь: «Проворовался, теперь отрабатывать буду». Можешь в другую точку уйти или курьером по лагерям «дачки» развозить. Твой опыт в дальнобойке еще поискать надо. За работу не колпачь, ты без работы не будешь – не маляр, не слесарь, – опять глупо хохотнул. – «Мамка» тут на верха совалась, чего-то ееным девкам не то сделали. Правда, разговаривать с нею никто не стал, не того поля ягода. На стоянку приехали, поспрошали шоферов, никто толком ничего вразумительного не сказал. Пока выясняли, что и как, узнали, сунулась «мамка» к зайцевским с деньгами да с конкретикой подгрузить одного беспредельщика. Те дурни и помчались следом. На перевале хотели его подрезать и к обочине прижать, он их машину просто в пропасть столкнул, да и сам не удержался и с МАЗом своим следом… Парни выжили, из него, говорят, мешок с костями получился, будто костоломы трудились. Теперь и «мамкины» претензии вроде как не подтверждаются. Такие вот дела…

Ленчик поставила на стол чашку и под благодушный Сашкин треп молча вышла. С лица не изменилась, не ахала, не охала, вышла, и все… Через какое-то время вернулась.

– Саня, ты, может, выйдешь ненадолго, мне одеться надо.

– А чего одеваться-то? Я еще пять минут и отвалю, только чай допью.

– За мной, Саня, приедут. Мне еще накраситься надо.

– Пошли, Санек. Покурим…

– Ты ж не куришь.

– Да и ты тоже…

Вышли. Стояли ждали, пока позовет обратно.

– Ты это, если из-за меня она домой засобиралась, то зря, я – могила!

– Болтун ты, Саня, не могила. Ее уже, наверно, дома потеряли, она уже больше трех дней отсутствует.

– А… ну тогда ладно.

Дверь приоткрылась.

Ленчик сказала:

– Возвращайтесь.