banner banner banner
И плеск чужой воды… Русские поэты и писатели вне России. Книга вторая. Уехавшие, оставшиеся и вернувшиеся
И плеск чужой воды… Русские поэты и писатели вне России. Книга вторая. Уехавшие, оставшиеся и вернувшиеся
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

И плеск чужой воды… Русские поэты и писатели вне России. Книга вторая. Уехавшие, оставшиеся и вернувшиеся

скачать книгу бесплатно

Это сделали уже большевики.

Дан Федор Ильич (Гурвич). Один из руководителей петербургского «Союза за освобождение рабочего класса». Член редакции «Искры». Меньшевик. После Кронштадского мятежа был выслан из России за границу. Жил в Берлине и Париже, умер в Нью-Йорке. Написал книгу «Происхождение большевизма».

Деникин Антон Иванович. В советском энциклопедическом словаре его имени не было, а была «деникинщина». Деникин – царский генерал. Главнокомандующий белыми силами в Гражданскую войну на юге России. Проигравший и эмигрировавший. Деникин боролся за «Россию единую и неделимую». Оставил пятитомные воспоминания «Очерки русской смуты».

Князь Львов Георгий Евгеньевич. Первый премьер-министр Временного правительства. Посидел в тюрьме и эмигрировал во Францию. Многие упрекали Львова в гамлетовской нерешительности. По мнению Набокова-отца, Львов был чужд честолюбию и никогда не цеплялся за власть.

Мартов Юлий Осипович (Цедербаум). Один из виднейших деятелей российского социал-демократического движения. Близкий друг Ленина. Соредактор газеты «Искра». Лидер меньшевиков. То, что произошло в Октябре, считал карикатурой на диктатуру пролетариата и своеобразным русским якобинством. В октябре 1920-го Ленин разрешил своему другу молодости выехать за границу на лечение. Умер Мартов в апреле 1923 года в одном из санаториев Шварцвальда от обострения туберкулеза. Меньше чем через год умер и Ленин…

Маклаков Василий Алексеевич. Адвокат. Один из любимчиков Плевако. Участвовал в деле Бейлиса. Член ЦК партии кадетов. Блестящий оратор. Критиковал еще Николая II: не называя его, отмечал, что страной правит «безумный шофер», который «править не может», «ведет к гибели всех и себя», но «цепко ухватился за руль» и уже не пускает людей, которые «умеют править машиной».

Маклаков оставил мемуары «Из воспоминаний». Умер в Цюрихе в возрасте 88 лет.

Махно Нестор Иванович (1888, Гуляйполе, ныне Запорожская обл.). Сын крестьянина. Натура дерзкая: в 16 лет убил полицейского, только возраст спас его от расстрела. В Бутырской тюрьме столкнулся с анархистами, и пошло Гуляйполе! Махно создал на Украине крупнейшие формирования анархистов, воевал и с красными, и с белыми. Был безжалостным антисемитом. Неоднократно заключал союзы с Красной армией и разрывал их. Советской властью был объявлен атаманом шайки, бандитом и грабителем. Одним словом, махновщина… Потерпев поражение, эмигрировал. Во Франции бывший анархист работал… сапожником. Написал два тома мемуаров. Умер в Париже 6 июля 1934 года в 45 лет.

Сергей Есенин воспринимал Махно как революционного крестьянского вождя и воплотил его образ под именем Номаха в драматической поэме «Страна негодяев» (1922–1923):

В этом мире немытом
Душу человеческую
Ухорашивают рублем,
И если преступно здесь быть бандитом,
То не более преступно,
Чем быть королем…
Я слышал, как этот прохвост
Говорил тебе о Гамлете.
Что он в нем смыслит?
Гамлет восстал против лжи,
В которой варился королевский двор.
Но если б теперь он жил,
То был бы бандит и вор.
Потому что человеческая жизнь —
Это тоже двор,
Если не королевский, то скотный.

Другой персонаж «Страны негодяев» заключает:

Вся Россия – пустое место.
Вся Россия – лишь ветер да снег.

А для анархиста батьки Махно Россия – это сплошное Гуляйполе: гуляй – не хочу!.. И, как определяли советские историки, «действия махновских банд, состоящих из уголовных элементов, авантюристов, кулаков, сопровождались пьяным разгулом, грабежами, погромами и расправами с коммунистами». Банда была разгромлена, а «сам Махно бежал за границу».

Милюков Павел Иванович (1859, Москва – 1943, захоронен в семейном склепе в Париже). В советской интерпретации Милюков – лидер русской империалистической буржуазии, глава партии кадетов. Историк. Представлял антинаучные субъективно-идеалистические взгляды в понимании исторического процесса. Не то что, к примеру, советские ученые. Академик Исаак Минц. Активно участвовал в сталинских искажениях истории. Председатель ученого совета Академии наук по историческому исследованию Октябрьской революции. Или Марк Митин, еще один марксистский философ родом из Житомира. Редактор журналов «Под знаменем марксизма», а затем «Вопросы философии». Яркий символ периода мракобесия в русской философии. И два ордена Ленина.

И Минц, и Митин являлись идеологическими слугами вождя. Куда Милюкову до них: он был сам по себе, да к тому же не забывал, что является учеником знаменитого русского историка Ключевского.

Милюков – сын архитектора. Окончил Московский университет. Основатель кадетской партии, депутат Думы. 1 ноября 1916 года, выступая в Думе с критикой действий правительства, задал вопрос, что это – «глупость или измена?». Министр иностранных дел во Временном правительстве. Настаивал на немедленном аресте Ленина, когда тот по приезду из эмиграции «начал с балкона дома Кшесинской произносить свои криминальные речи». Но Милюкова не поддержали… 7 июня 1917 года в газете «Речь» Милюков писал: «Я недоволен тем, что гг. Ленин и Троцкий гуляют на свободе… они достаточно нагрешили против уголовного кодекса… эти господа вносят заразу в русское общество и русскую армию…»

Октябрьский переворот Милюков встретил, естественно, враждебно. Перебравшись в Киев, хотел с помощью германской армии подавить советскую власть, но не получилось. В конце 1918-го Милюков выехал за границу. В 1922-м в Берлине на него было совершено покушение, но пуля попала во Владимира Набокова-отца, который бросился его защищать… В начале Отечественной войны тяжело переживал поражения Красной армии.

Что добавить еще? Когда был жив Лев Толстой, то Милюков встречался с ним и дискутировал. В годы революционных потрясений Милюков пытался сыграть «умеряющую роль» в раздираемом противоречиями обществе, создать «не революционную, а конституционную партию, задачей которой должна стать борьба парламентскими средствами…». Не вышло: то ли не хватило воли, то ли харизмы, то ли общество могло смириться лишь под железной волей диктатора-тира-на?..

В эмиграции Милюков редактировал газету «Последние известия». Его «Очерки по истории русской культуры» (первое издание – 1898) были настольной книгой русского интеллигента. Кстати, а кто нынче читает Митина и Минца?!.

Панина Софья Владимировна, графиня (по мужу Половцева, 1871–1957, Париж). Одна из немногих русских женщин – политических деятелей дореволюционной России. Член кадетской партии. Замминистра социального обеспечения Временного правительства. Арестована с другими кадетскими лидерами 29 ноября 1917 года по указанию Ленина и помещена в Петропавловскую крепость.

Панина из рода миллионеров, богатая наследница. Славилась своей красотой. Окончила Высшие женские курсы в Петербурге. Устраивала спектакли и концерты для рабочих. В октябре 1918 года бежала из Москвы на юг, увозя в чемоданчике фамильные драгоценности, чтобы передать их на нужды Белой армии, но в суете бегства чемоданчик затерялся. Эмигрировала из России – Франция, Швейцария, США.

Плеханов Георгий Валентинович (1856–1918). Философ, политический деятель, один из крупнейших русских марксистов, выдающийся пропагандист марксизма. Сын помещика. Учился в Петербургском горном институте, исключен за революционную деятельность. Стал народником и «пошел в народ»… Эмигрировал и почти 30 лет жил в Европе (1880–1917). Молодой Ленин поклонялся Плеханову как патриарху русских марксистов. Личное знакомство переросло во взаимное отталкивание. Плеханов о Ленине: «Из такого материала создаются Робеспьеры». После раскола социал-демократов Плеханов стал лидером меньшевиков. Резкий критик большевизма. Те в свою очередь критиковали Плеханова за недооценку революционного союза пролетариата с крестьянством, за преувеличение роли либеральной буржуазии в революции и т. д. Но, критикуя большевиков, Плеханов пытался примирить «враждующих братьев». Подверг критике «апрельские тезисы» Ильича за отступление от научного социализма и за «безумную и крайне вредную попытку посеять анархическую смуту в русской земле».

Вернулся в Россию совершенно больным и 31 марта 1917-го на Финляндском вокзале Петрограда заявил собравшейся толпе встречающих: «Я счастлив, что вернулся на Родину, я отдам остаток своих сил работе для победы революции. Надеюсь еще поработать, еще пожить. Но готов и умереть за эту победу».

Пуришкевич упрашивал Плеханова взять на себя управление страной, которой грозит гибель: «Вы мой политический враг, но я знаю, что вы любите Родину. И это сознание внушает мне глубокое доверие к Вам». Плеханов не внял словам Пуришкевича. Плеханов не хотел быть верховным правителем, но он хотел быть примирителем всех, в том числе помирить крестьян и помещиков. Плеханов опасался, что если Ленин займет место Керенского, то «это будет началом конца нашей революции. Торжество ленинской тактики принесет с собой такую гибельную, такую страшную экономическую разруху, что весьма значительное большинство населения страны повернется спиной к революционерам».

Октябрь Плеханов не принял и воспринял его как «величайшее несчастье». И это совпало с кризисом подорванного туберкулезом здоровья. Плеханов умер 30 мая 1918 года в санатории в Териоках, в Финляндии, в возрасте 61 года.

Плеханов был не только революционером, марксистом и философом. Он еще и талантливый литературный критик. Собрание основных его сочинений составило 24 тома (издано в 1925–1927). «Избранные философские сочинения» в пяти томах изданы в конце 50-х.

Для меня лично Плеханов – не пустой звук. Я окончил Институт народного хозяйства имени Плеханова, конспектировал его некоторые труды. В мартовском номере 2010 года в журнале «Наука и жизнь» (подписной тираж 42 тыс. экз.) вышла моя статья о Плеханове «Отец русского марксизма». Как выпускник Плехановки я отдал дань Георгию Валентиновичу и разделяю его мысль, «что русская история еще не смолола той муки, из которой будет со временем испечен пшеничный пирог социализма».

На сегодняшний день – 30 января 2016 года – это не пшеничный пирог социализма, а нечто подгорелое, непропеченное, горькое и пересоленное, приготовленное на сковороде дикого капитализма. Плеханову такое не привиделось бы и в страшном сне!..

* * *

Но, может быть, хватит? Нельзя объять необъятное: Путилов, Родзянко, Рябушинские, Церетели, Чхеидзе, Чернов – один интереснее другого.

Ну а дальше, если быть хронологически точным, воскресим в памяти панораму 20-х годов, первых лет советской власти.

1920–1929

Мать моя – родина,
Я – большевик

    Сергей Есенин

Из подвалов, из темных углов,
От машин и печей огнеглазых
Мы восстали могучей громов,
Чтоб увидеть все небо в алмазах…

– писал Николай Клюев.

Страна расколота: одни жаждут в кратчайшие сроки увидеть «небо в алмазах», другие заламывают руки: «Я на коленях молю вас, укравших мою Россию: отдайте мне мою Россию, верните, верните…» (Леонид Андреев). Но находились и такие, кто в открытую боролся с советским режимом.

Поднимайся, люд крестьянский,
Всходит новая заря,
Сбросим Троцкого оковы,
Сбросим Ленина-царя…

– пели в Кронштадте. Там в конце февраля 1921 года восстали военные моряки. Мятеж был серьезный, власти бросили все силы на его подавление. План разрабатывал Лев Троцкий, реализовывал его бывший царский офицер и будущий красный маршал Михаил Тухачевский, который впоследствии отмечал: «Я был пять лет на войне, но не могу вспомнить, что когда-нибудь наблюдал такую кровавую резню. Это не было большим сражением. Это был ад…»

Большевики, эти «кожаные люди в кожаных куртках» (по выражению Бориса Пильняка), умели устраивать ад. По самым скромным подсчетам, в 20-30-х годах 240 тысяч семей зажиточных крестьян (считай – более миллиона человек) были сосланы. На новоязе это называлось «раскулачивание». В 1930-м последовал указ о расширении системы ГУЛАГа. Правда, главный охранитель и надзиратель советской власти Феликс Дзержинский умер в 1926 году, но чекистское дело жило и процветало.

Вскоре выяснилось, что политические рычаги власти взять легче, чем наладить экономическую жизнь. А тут еще летом

1921 года разразился голод на Украине и в центральных областях России. Срочно был создан Комитет помощи голодающим (Помгол), во главе которого встали либералы из Временного правительства – Прокопович, Кишкин, Кускова. Комитет обратился к американцам (не впервой просить Америку!), и те спасли от голода не менее 7 миллионов российских граждан. Как только угроза голода отодвинулась, большевики тут же расправились с руководителями Помгола… Как всегда – черная неблагодарность. А еще, как всегда, неумеренный оптимизм и шапкозакидательство. На X съезде РКП(б) Троцкий пообещал, что «революционную Европу будет кормить хлебом советская Россия». Фанфары и утопия – фирменный большевистский стиль.

Экономический хаос и неразбериха привели к тому, что срочно пришлось принимать нэп – это произошло на X съезде партии, состоявшемся 8-16 марта 1921 года. Новая экономическая политика (послабление частной инициативе и капиталу) позволила в краткие сроки вдохнуть жизнь в умирающую экономику. Появились товары, все закипело, заработало. Но, увы, не всерьез и не надолго, как обещал Ленин. Большевики органически ненавидели предприимчивых и независимых людей. Как сообщали «Известия», в начале 1925 года органами ОГПУ было арестовано около тысячи нэпманов – биржевых дельцов, владельцев магазинов, ресторанов и игорных домов, все они «подвергнуты административной ссылке с отобранием имущества, их квартиры со всей обстановкой отданы в пользование пролетариата».

Отобрать. Поделить. Вот и все коммунистическое умение. Такая же печальная история произошла и в деревне. В апреле 1925-го Николай Бухарин выступил с заявлением: «Крестьянству, всем крестьянам мы должны сказать: “Обогащайтесь!”» То есть работайте и пользуйтесь плодами своего труда. Не тут-то было! Крестьян взяли в шоры – ни пикнуть, ни вздохнуть. Жесткая, несправедливая политика в отношении крестьянства дала о себе знать в 1929 году, когда произошел возврат к карточной системе распределения продуктов в городах. Коммунистическая власть пришла в ярость: ах, не хотите работать?! Заставим! Собьем в колхозное стадо, а недовольных вырежем! Именно такова была суть заявления Сталина от 27 октября 1929 года о начале сплошной коллективизации сельского хозяйства и переходе к политике «ликвидации кулачества как класса».

Так строилась советская республика – на принуждении, на насилии. Пропагандистская машина работала вовсю, и находились сотни тысяч энтузиастов, наивно поверивших в «зарю нового времени».

1 сентября 1928 года был принят 1-й пятилетний план развития народного хозяйства СССР, а уже в декабре появился почин: «Пятилетку – в четыре года!»

Страна сотрясалась от споров, дискуссий, ожесточенной борьбы. Достаточно пробежать по заголовкам статей в «Комсомольской правде» 20-х годов: «Броня – дело политической важности», «Политика измены продолжается», «Продуманно, тактично и упорно – в наступление на религию», «Борьба за дешевый радиоприемник», «Балалайку – в руки комсомольцу!», «Пролетарский молодняк – в советский аппарат!», «Организовать бедноту к перевыборам!».

Внутри партийной верхушки шла борьба за власть. Болезнь Ленина лишь усилила грызню между его возможными преемниками. Ничего не решило завещание Ленина, которое скрыли от рядовых членов партии. Сталин продолжил уверенное восхождение к вершине власти. Правые уклоны, левые уклоны, объединенная оппозиция, троцкистско-зиновьевский блок – все это политические страсти 20-х годов. В январе 1929-го Троцкого изгоняют из страны, и приходит черед расправы с остальными соперниками «кремлевского горца». С 21 декабря 1929 года, пятидесятилетия Сталина, начинается отсчет времени культа одной личности. Революция масс закончилась диктатурой.

В 1926 году, согласно первой переписи населения, в стране насчитывалось 147 миллионов человек. 82 процента населения проживало на селе, и лишь 18 – в городах. Другими словами, Советский Союз оставался сельской страной.

Сельская страна оставалась, однако, страной великой культуры, хотя целая когорта блестящих ее представителей эмигрировала из России – Бунин, Куприн, Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский, Бальмонт, Ремизов, Шмелев, Шаляпин, Добужинский, Бердяев… Все они разгадали в новой власти того «грядущего хама», приход которого предрекал несколькими годами раньше Дмитрий Мережковский.

Умер Блок, его так и не выпустили на лечение за границу. Через две недели, 24 августа 1921 года, расстреляли Николая Гумилева. В декабре 1925-го повесился Сергей Есенин.

Ах, родина! Какой я стал смешной.
На щеки впалые летит сухой румянец,
Язык сограждан стал мне как чужой,
В своей стране я словно иностранец.

Конечно, панорама неполная, сжатая, спрессованная, и многое в ней не вместилось, но она необходима, прежде чем начать рассказывать о судьбе отдельных людей, в основном творческих профессий, поэтов и писателей: кто из них уехал, а кто решил остаться и даже не допускал мысли о том, чтобы покинуть родину.

О первой волне русской эмиграции после революции и первых советских лет рассказано в книге «Отечество. Дым. Эмиграция».

А далее некоторое дополнение и продолжение.

Мадам Кускова, осмеянная Владимиром Маяковским

Кускова Екатерина Дмитриевна (урожденная Есипова, 1869, Уфа – 22 декабря 1968, Женева). Общественный и политический деятель, публицист, одна из немногих женщин, боровшихся за счастье народа, вовлеченная в вихрь революции со своим мужем Сергеем Прокоповичем. (Любопытно противопоставить пары Ленин – Инесса Арманд, Горький – Мария Андреева с Кусковой – Прокоповичем.) Владимир Маяковский высмеял Кускову в своей октябрьской поэме «Хорошо» за ее политическое пристрастие к Александру Керенскому. Некто в образе пушкинской няни разговаривает с Кусковой в образе Татьяны. Привожу пассаж поэта без его лесенки:

– Сердечный друг, ты не здорова. —
– Оставь меня, я влюблена! —
– Кускова, нервы полечи ты… —
– Ах, няня, он такой речистый…
Ах, няня-няня! Няня! – Ах!
Его же носят на руках.
А как поет он про свободу…
Я с ним хочу, – не с ним, так в воду.
Старушка тычется в подушку,
И только слышно: «Саша! Душка!»

Старушка? В 1917 году Кусковой было 48 лет. Возраст, полный сил и революционного рвения. Екатерина Дмитриевна сделала немало полезного для народа России. А что сделал великий поэт? Если отбросить его раннее прекрасное творчество, то затем, после 17-го, он занимался, по существу, пропагандистским восхвалением режима и хотел быть первым из первых в ряду поэтов.

В трехтомном энциклопедическом словаре середины 50-х годов Кусковой нет. Подмосковная усадьба Кусково (бывшее имение Шереметевых) есть, а Екатерины Кусковой нет – не было такой, только наличествует в поэме «Хорошо». А посему пусть не знающие о ней прочтут хотя бы немного.

Родители: отец – учитель гимназии, затем акцизный чиновник. В 15 лет, учась в последнем классе саратовской женской гимназии, осталась без родителей (отец застрелился, мать – малограмотная, едва владевшая русским языком татарка, – умерла от туберкулеза). Чтобы обеспечить существование себе и младшей сестре, Катя заняла место матери по заведованию богадельней. Девушка была не только с характером, но и с принципами, что проявилось, по мнению наставников гимназии, в «возмутительном характере» сочинения на тему пушкинского стихотворения «Поэт и чернь». Девушка чрезмерно восхищалась словами поэта:

Молчи, бессмысленный народ,
Поденщик, раб нужды, забот!
Несносен мне твой ропот дерзкий,
Ты чернь земли, не сын небес…
…Печной горшок тебе дороже:
Ты пищу в нем себе варишь.

Уже тогда юная Кускова понимала, что народ, «закаменевший в разврате», а точнее – в бытовых заботах и нуждах, надо обязательно образовывать. Ну а поэты?

Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.

Короче, в девушке заподозрили какую-то крамолу и исключили из гимназии. Но она была упорна, сдала все экзамены экстерном и получила аттестат с отличием. Осенью 1885 года она вышла замуж за своего гимназического учителя физики И. Ювеналиева. Брак длился недолго: Ювеналиев вскоре скончался от чахотки, умер и младший сын Екатерины. Чтобы преодолеть еще одно испытание жизни, она поехала в Москву и поступила на акушерские курсы, а параллельно занималась в кружках самообразования, изучая философию (Кант, Гегель, Спенсер и др.), слушала лекции историка Ключевского в Московском университете. Была ли такая жажда знаний у Владимира Владимировича?..

Далее жизнь закрутилась-завертелась. Философия, политика, экономика, журналистика. Первые публикации в газете «Саратовский вестник». Работа в санитарном отряде по борьбе с холерой. А еще краткое пребывание в тюрьме за «политическое воспитание народа». Фиктивный брак со студентом-юристом П. Кусковым, державшим многодневную голодовку (надо было его поддержать!..). Знакомство с Горьким и Короленко. Переход с народничества на позиции марксизма. В конце 1895 года Кускова становится женой Сергея Прокоповича, но не расстается с фамилией Кусковой. Кускова и Прокопович уезжают за границу, где знакомятся с группой Плеханова, и Екатерина слушает курс социальных наук в Брюссельском университете. После возвращения в Россию занимается активной пропагандой марксизма, но на экономической подкладке, за что ленинцы назвали пару Кускова – Прокопович «бернштейнианцами» и «экономистами». Еще одно увлекательное дело – кооперативное движение, ну и главное – сплотить в Думе блок всех левых сил.

В апреле 1916 года на квартире Кусковой в Москве состоялось собрание либеральных партий, обсуждавших состав Временного правительства. Уже тогда Кускова поддерживала Керенского, чего не мог не заметить впоследствии Маяковский. Большевиков-ленинцев Кускова отождествляла со смутьянами. «Ленин – вреден. Ленин действует на несознательные головы. Ленин вносит сумбур и разложение в армию. Ленин приглашает к захватам… Лениных в России – многое множество. Ленин – это безответственная демагогия. Ленин – это в лучшем случае утопист…» – так считала Кускова, а в своих «Петроградских письмах» 7 июля 1917 года в передовой статье утверждала: «Вся политика Ленина есть политика предательства. Вся его политика – кинжал в спину не только армии, но и революции». И в который раз Кускова призывала социалистов и кадетов «оставить позади старые ошибки» и «протянуть друг другу руки».

Призывы остались призывами, и грянул Октябрьский переворот. Кускова на страницах газеты «Власть народа» отстаивала свою позицию, но весной-летом советская власть закрыла всю оппозиционную печать, в том числе и газету Кусковой. В период Гражданской войны Кускова становится «нинисткой» – «ни Ленин, ни Колчак». Когда в стране разразился голод, Кускова выступает в роли организатора и руководителя Комитета помощи голодающим (Помгол). Пыталась найти помощь на Западе, и тут Кускова, Прокопович и Кишкин были арестованы и приговорены к смертной казни, от которой их спасло заступничество президента США Гувера и Фритьофа Нансена. Кускова и Прокопович были сосланы на север, а в 1922 году доставлены оттуда в Москву и высланы за границу. «Помогать голодающим – не ваше дело, мадам Кускова!»

Началась эмиграция: Берлин, Прага, работа в системе Международного Красного Креста. Квартира Кусковой в Праге стала «политическим салоном» для русских эмигрантов. Кускова выступала против нового похода против советской власти, предлагала «засыпать ров гражданской войны». Вела поиски мирного, но достойного возвращения на родину, без унижения и преследования. Много выступала в печати. Писала воспоминания «Давно минувшее», но успела довести их только до 1900 года. По утверждению Берберовой, Кускова была масоном (редкость для женщин) и, видимо, «много знала». Часто встречалась и переписывалась с Екатериной Пешковой, первой женой Максима Горького. Все это осталось погребенным в архиве.

Несколько слов о муже Кусковой. Прокопович Сергей Николаевич (1871, Царское Село – 1965, Женева). В октябрьской поэме Маяковского «Хорошо!» есть издевательский диалог:

И только под вечер:
– Где Прокопович?
– Нет Прокоповича…

А вот он, Прокопович, у нас в книге об эмиграции. Не забыт. Помянут. Он из богатой семьи: отец – генерал, мать – помещица. Сам Сергей окончил Брюссельский университет. Но увлекла, сгубила революция, как дурная женщина. Дрейфовал из одного крыла революции в другой, а в итоге считал себя «нефракционным социалистом». После Октября Прокопович вошел в Комитет спасения Родины и революции. В какой-то момент заменил Керенского и подписал постановление Временного правительства о созыве Учредительного собрания, но, как известно, «Караул устал!» – и Учредительное собрание было разогнано. Многие народные избранники были арестованы, в том числе и Прокопович.

В 1921 году Прокопович вместе со своей женой Кусковой и Николаем Кишкиным участвовали в создании Помгола, который стал советской власти как кость поперек горла. Помголовцы были высланы из России. И пришлось Прокоповичу жить и работать в Европе и США. А школьники, изучая поэму «Хорошо!», весело спрашивали: «Где Прокопович? Ну, этот противный белоэмигрант?..»

Забытый Кусиков

Собираешь, собираешь имена и кого-нибудь обязательно забудешь. В книге «Отечество. Дым. Эмиграция» пропустил Кусикова (и сразу рифма имажиниста с усиками). Поэт. Эмигрант.

Александр Борисович Кусиков (Усикян, 1896, Армавир – 1977, Париж). О себе сочинил черкесское происхождение, создал имидж дикого горца. Носил черкеску и военный френч, брюки-галифе и высокие сапоги, в руках четки. В Первую мировую служил кавалеристом. Был ранен. В Февральскую революцию был назначен военным комиссаром Анапы. Затем Москва, «Кафе поэтов», знакомство со всеми знаменитостями. Вместе с Бальмонтом организовал издательство «Чихи-Пихи» и выпустил свой первый стихотворный сборник «Жемчужный коврик». Сблизился с Есениным и Шершеневичем и вошел в группу имажинистов. Писал стихи, но лично меня они не впечатляют:

Жизнь моя – только пули полет.
Хрупкий мир уходящих мельканий,
Как весною надтреснутый лед,