Ведьма

– Притворялся порядочным человеком, а на деле – порядочная скотина!

Горожане с активной позицией гордились собой, жены – засыпали со счастливой улыбкой на устах, а любовники с трудом приходили в себя.

Хлопающие двери.

Шум лифта.

Грохот рельсов. Трель трамвая.

Обыденный рассвет.

А она, легко спрыгнула с кровати и бегает по квартире в твоей рубашке, а под ней – ничего и голые ноги, и куда не повернешь лицо – везде они.

И светлее становится там, где ступит нога ее.

И рассвет заалел розовым, и птицы запели за окном.

Чудеса случаются! Но приходят они не постучавшись.

Как только падают скрепы обязательств, и ты ощущаешь на губах свежий ветер новых открытий, у тебя, вдруг, утром, посреди квартиры обнаруживается девушка.

Сама.

Вот не было ее еще вчера, но где-то, видимо, открылся портал, порвался мешок обыденности, и свалилась из него милая особь в наш вечно занятый мир. Шлепает босыми пятками по полу, гремит по-хозяйски тарелками на рассвете, прибирается и готовит завтрак из ничего на твоей кухне.

Скрипачка светится от детского восторга и божится, что впервые встретила мужчину, способного довести ее до самой глубины женского «ах, еще» целомудренными рассуждениями об искусстве и скитаниях души в вечных просторах Космоса.

И вибрации, магические вибрации, наконец, совпали! Видимо, сломалось что-то в небесах, прорвался мешок разграничения миров, и оттуда вывалился ангел. Вместо крыльев за спиной у нее была упругая грудь, а вместо змия охраняющего нравы и порядок – длинные и мускулистые ноги.

Или метла у Маргариты отказала? Теперь порхает она из ванной в кухню и смеется заливисто?

Райское создание.

И души, и тела сошлись как сложные пазлы, не только сексуально, но и духовно, и миропонимание совпало.

Будто всегда были вместе. И никаких разговоров про ресторан, начемездишь и начтоживешь: ни клюки, ни ступы.

Идеальный день.

Глава 5. Они не знали.

Внезапно скрипачка остановилась на полушаге, вздрогнула и изменилась в лице:

– Суббота… О, мама мия… У нас же концерт, в зале Чайковского, сегодня, – погасли искорки счастья в глазах, она отодвинулась, и стала, вдруг, другой. – Надо собираться, – чужим голосом отрезала чудо и начала натягивать на себя одежду и отчуждение.

– Уже? Я думал, ты оста… Я буду ждать. Дай знать…

Безучастный поцелуй на прощанье.

Нежданное, неожиданное счастье рухнуло в один миг.

Исчез праздник. Испарилось волшебство.

Саня посмотрел на свои, вдруг, трясущие руки и подумал: «Как странно, зачем сейчас расставаться? Сейчас, когда все сошлось и совпало?»

Девушка встала у двери.

Его девушка.

Та самая. Единственная.

– Может, – он перебирал все возможные способы ее удержать, но в голову не лез ни один. Надежда еще жила, но увидев ее взгляд, тут же погасла. – Понятно, – бритвой полоснуло внутри, и он остро осознал, что его жизнь никогда не будет прежней.

Вчерашняя незнакомка, а сегодня, кажется, самый близкий человек на свете, приостановилась на миг у дверей, глаза в пол.

Зажатая в серый куб реальности.

Без надежд и радуг.

Сама не своя.

Сковано улыбнулась. Молча.

Не спросила номер телефона, и ушла.

Видимо, навсегда.

Было бы честнее, если б оседлала метлу и исчезла.

Как же так?

Как так???

В груди появился холодный булыжник. И становился он тяжелее с каждой минутой.

Саня как зомби прошел в комнату, опустошенно уставился в выключенный телевизор, и через пару минут уже спал мертвецким сном.

Ему снился Страдивари, волшебная скрипка и случайная знакомая.

Расстроилась душа.

Булыжник превратился в шар, который начал медленно закручиваться.

В груди мелькнула первая робкая боль.

В беспокойном сне он вспоминал безумную ночь и жаркие объятия, и вздыхал, понимая, что таких праздников в жизни будет немного. Он догонял скрипачку возле двери, хватал за руку и спрашивал:

– Подожди, не уходи, куда, зачем? А как же Космические струны и наши вибрации?

И чудился ему ответ: «Послана тебе была натура страстная и чувственная, для взаимного понимания созданная и на одной волне с тобой думающая. С кем ты мог дышать и мечтать в унисон, а ты – свое счастье упустил».

«И телефона не спросил, подлец», – добавлял кто-то еще.

Внутренний голос, наверное.

Глава 6.

Проснулся разбитым, в груди давило.

Он застыл на кровати, силился вспомнить ее имя, и тупой с утра головой колол ребус: «Имя? Вера, Мария, Марина? Где, как, какие звезды обещал? Каков был я, и какова она?»

От усталости и полной опустошенности не мог вспомнить. В голову лишь лезли чудесные мгновения прикосновений, необыкновенного влечения и душевного комфорта, разговоры о Страдивари и космических вибрациях.

Узнаваемая картинка, да.

Сомнения.

«А я был кто вчерашней ночью: рыцарь на белом коне, олигарх, пацан конкретный или Мюнхгаузен ? Подробности где? Мощь духа своего скромное сопротивление одолевшее – тысячу раз помню, да! А конфузы случались, черт их дери? Проникновения в глубины таинственные?»

Он слонялся из угла в угол и недоумевал.

Кто-то невидимый, но, видимо, очень влиятельный, стер детали и воспоминания небесной резинкой. Память выдавала картинки скупые и смутные.

Ни имени, не деталей.

– Что же такое? И не пил особо, а вспомнить ничего не могу. Так, отрывки волшебной ночи и разговоры о прошлом и Космосе немного.

Он нервничал, подходил к окну, садился на кровать и вновь вставал, пытаясь вытянуть вчерашние события за хвост воспоминаний. Но нет, не шло. Будто поставил кто-то блок и закрыл вход в необыкновенную ночь и встречу, мир его перевернувшую.

Взгляд наткнулся на давно забытый дневник.

Он открыл страницу и взял ручку.

Далее постранично:

«Анализ происшедшего и вывод физического тела: Болит голова, но еще более душа страдает. Будь осторожен, следуй за вибрациями своими, не позволяй никому себя обмануть и в терзания духовные ввергнуть»

Шар внутри раскалялся и вращался все быстрее.

Через день:

«Живу мечтами о новой встрече. Нет более реальности, будней и ежедневных забот. Одно только и волнует – увидимся ли? И когда? А тебя, волнуют ли воспоминания обо мне? Или ушла и забыла? Не верю… Хочу надеяться, что в череде событий и волнений просто позабыла мой адрес, и так же думаешь обо мне, как и я о нашей встрече. Неужели случилось это в первый и в последний раз? Господи, какое страшное слово – последний… Никак не могу выбросить тебя из сердца, глубоко засела ты в нем, наверное, навсегда… Заболеваю, видимо.

Боюсь, заразила.

Приворот теорией струн, не иначе. Как же звали ее? Совсем вылетело из головы, Валентина, Магдалина?»

Спустя неделю:

«Посетил заведение Чайковского, всех расспрашивал о скрипачке с именем на Вэ, или Ма, и космологией в голове. Прогнан был метлой. Теперь имею две мысли тайные: одну безумную, полную постельных сцен и фантазий сладких. Вторую – про овчарку… Завтра пойду на базар и куплю щенка, говорят, они по следам, человека в большом городе найти могут.

И еще…

Может кто-то, встречал озадаченную скрипачку, лет 22-ух, натуральную брюнетку, роста среднего, помешанную на мастерах 18-ого века и мирах потусторонних?

Предупреждаю, по всей видимости, особа сия, хоть и не грешница, но и не Мать Мария, и является распространителем опасных и весьма заразных заболеваний – принципа распространения резонансных волн, переселения душ и прочих заблуждений.

Контрольный вопрос: «Секрет изготовления скрипок Гварнери и Страдивари?»

Если начнет рассказывать про льняную олифу и узкие годовые кольца – срочно затыкайте уши и звоните. Нет, не психиатру. Прошу… нет, требую! Безотлагательно сообщить при обнаружении!

Желательно с точным адресом.

Контактные данные прилагаю.

P.S. Объявить вознаграждение, распечатать и повесить на подъездах и магазинах»

Страницы с разводами и жирными следами.

«Невыносимо тянулся и канул в лету месяц. Затянула она меня в омут безумия, и как выбраться из него я не знаю. Жду звонка. Ваш обманутый амиго, Ах, а телефон-то вы не взяли, печаль. Ноет душа»

Шар внутри заполнил грудь и давил, жег, давил…

Листы скомканы.

«Сорок дней и ночей минуло…

Где ты? Кажется, я взволнован и хронически скучаю. У меня есть, что поведать тебе… Нет контакта, в очередной раз обманут несбывшимися ожиданиями… Слышу твои шаги порхающие, и мелькает белая рубашка на голых ногах. Голос и смех искристый. Тону в омуте фантазий и воспоминаний, и храню тот самый коньяк и Доширак, вдруг?»

Почерк корявый и текст разбирается с трудом.

«Прошла вечность, а по календарю-лгуну подлому – только декабрь на дворе.

Делюсь сокровенным.

Пропали последние надежды, упустил я посланный мне свет, радость бытия, скрипичные переливы по утрам и возможность совместного просветления. Что же я не закрыл на замок дверь? Нет прощения мне, пойду за утешением на кухню. Там есть в заначке. Что же так рвется сердце?

Страницы вырваны с корнем.

На последней неожиданно ровный почерк:

«Вот и Новый год. Потерял счет дням, и календарь с датами не волнует меня более, как, впрочем, и все остальное.

Волнует один вопрос: не в Вальпургиеву ли ночь явилась ты в жизнь мою, обратив метлу в скрипку, как ключ к заблудшей душе?

Заворожила колдовскими чарами, открыла мне мир новый, призрачный и не могу я найти из него выход. Крутятся мысли в колесе нескончаемых картинок прошлого, и валится все из рук. Только о вас и думаю. Рухнул привычный мир, не интересуют меня больше вещи привычные, на все смотрю со стороны, как Будда. Но от привязанности, безумной, освободиться не могу.

Хочу я…

Хочу снова увидеть взгляд полный долями, аккордами и сонатами. Хочу снова прикоснуться к плечику и чтобы мурашки ваши бежали за моими пальцами. Хочу, чтобы в глазах открывалась бездна и таяли мы в ночи.

Ведьма ты, Ведьма.

Милая моя, невыносимо мое желание увидеть тебя и взять за руку. Помолчать вместе, а после, поговорить о Страдивари и Космосе.

Пытаюсь осознать причины своего падения.

Вопросов много – ответов нет.

Безумна моя страсть, и в полнолуние я, кажется, схожу с ума.

Видите ли, писать, думать и в глубины событий погружаться единовременно, может не каждый. Говорят, Гай Юлий, который Цезарь, одновременно пил, скакал галопом и подрезал несогласных. И мою проблему решил бы играючи. Рискну и я, не лайков ради, понимания для.

Подайте мне лошадь. Есть мне, куда еще расти.

Что?

Нет лошади, дайте лист бумаги: допишу писульку и разнесу ее по Земле и окрестностям. Возможно, мир чуточку поменяется, и будет света больше в нем.

Есть не хочу, аппетит сбежал давно, может и умер где-то. Допил коньяк, но Доширак оставил. Как память.

Слышит ли кто, и поймет ли путаные мысли?

Бежит время, а волшебство прикосновений к тайнам и душе Виртуоза так и остается в памяти. Где же ты, где, девушка моей мечты? Может, и не было ее вовсе, а придумал я ее, в белой рубашке на загорелое тело, утром, по квартире моей порхающей?

Нет ее, а вернуть ее силой мыслей я не в состоянии, энергии моей не хватит. Не тяну я, пока, на Эгрегора. Если только чужого призвать? Но в полнолуние с ними лучше не заигрывать, не приведи Б. могут и проявиться.

Но об этом позже, устал я, нелегкое это занятие – хвосты событий прошлого в информационном поле ловить, и ночь на субботу наивными мечтами портить…

Одно сомнение гложет: полжизни суетился я в погоне за выгодой сиюминутной – крутил, обманывал, бывало, и выживал, как многие. Для чего, зачем? Стоило оно того, чтобы грызть мне душу в кризисе среднего возраста?

Нелегко размышлять об этом в полночь, мораль колеблется, и мысли лезут в голову похотные.

Дьявол одолевает, не иначе.

Включу Кай Метова и дождусь рассвета, развеется голова и появятся свежие мысли.

Милая моя, где ты?

Милая моя, где ты?

Шар внутри заполнил меня до предела и выжигает внутренности.

Не могу больше.

Больно мне, больно.

Рвется сердце, и, кажется, вот-вот лопнет.

Звякнуло окно.

– Птица, или ветер стучится? Надо закрыть».

Глава 7. Тебя ждут новые тени.

«Проверил. Закрыто все и тишь необыкновенная. Полная Луна лишь плывет над огромным городом. Странные события происходят в последнее время, и рушится мой атеистический мир и стойкость скептика. Что это? Ищу знаки.

Стучится кто-то.

Опять.

Нет, не привиделось. Не в дверь стучится, в окно!

Нет объяснений: в галлюцинации и многократные совпадения не верю, и реальность происходящего сомнений не вызывает. Пойти с утра к врачу, провериться? Он выпишет направление в шестую палату на встречу с Наполеоном, Пушкиным и прочими знаменитостями, с интересными людьми пообщаюсь!

Но слышал же я, слышал! В глазах муть и чернота, и чертовщина какая-то происходит.

Дышим, читаем мантру «Ом мани, подме хум» и успокаиваемся.

Ом-м-м-м-м…

Еще и грушу поколочу больно, а то висит в спальне без дела, скучает.

Помогло немного.

Отпустило.

Вернемся к нам, людям занятым проживанием срока отпущенного и бытовым реальностям.

Есть и для нас хорошая новость!

Что бы ни случилось, расстраиваться не надо – все мы пришли из звездной пыли, туда и уйдем!

Все же.

Напрягают внезапные резкие звуки, которых не слышал я ранее и колотит от предчувствия беды. Я бы изменил свое отношение к жизни с помощью коньяка, но нет более Арарата. И он, оказывается, не вечен… Грустно. Полюбуюсь тогда Луной, необыкновенная она сегодня.

Дописано на обложке.

Строки наискосок и рваный почерк:

«Скрипачка, похоже, настоящей ведьмой оказалась – ключом к миру страшному, неведомому. Открыла мне бездну, и бездна эта безостановочно смотрит на меня. Приближается и поглотит, без сомнения. А показалась ангелом. И на одной волне, одних вибрациях, одними глазами на мир смотрели. А оно – вот как…

Дрожат руки и ноги подгибаются, скорей бы утро, к дьяволу все…»

Алекс почувствовал резкий приступ тошноты, ноги подкосились и он упал на четвереньки.

– Какая ненастоящая настоящесть, такой не бывает. Чужая Матрица, хоть и реалистичная до чертиков. Слабость неимоверная, И тело, всегда мне послушное и никогда не подводившее, вдруг, отказывает. И дышать трудно. Так и приходит кирдык. Вчера пил в меру, паленый коньяк, наверное, – удивился он. – Переволновался? Еще немного и того… Надо прилечь. Это не со мной происходит, и я не здесь. Я не умру. У меня большие планы. Сегодня надо еще отжаться двести раз и над грушей поработать, заскучала.

Он медленно, словно опасаясь, опустился в постель, и дрожащей рукой облокотился на стену.

Она растворилась, и рука провалилась в нее.

Потолок сдвинулся, начав едва заметное вращение.

Все быстрей и быстрей, пока не превратилось в крутящийся бешеный водоворот. Потолок обвалился и придавил.

– А-а-а, – хрипел Алекс цепляясь за кровать, но постель с чавкающим звуком уже поглотила лежащее на ней бессильное тело.

Сознание схлопнулось, и растворилось в темноте.

Время.

Оно исчезло.

И ход его остановился.

Для человека.

Постепенно водоворот замедлился, и остановился. Сознание медленно возвращалось, и мало-помалу он пришел в себя.

Он открыл глаза и удивился – его окружала кромешная тьма. На уши давила тяжелая тишина.

– Не видно ни зги. Будто ночью в нигде.

Он лежал на чем-то жестком, явно не в комнате, и вокруг было ничто. Ничего. Совсем ничего не было.

Густая, непроницаемая темнота.

Абсолютная, и ничем не ограниченная давящая слепота и тишина. Ситуация складывалась мерзопакостная. Тело пробила холодная дрожь.

Как в страшном кошмаре, он начал поэтапное возвращение в сознание.

– Я у себя в квартире, на шестом этаже. Это просто дурной сон. Шел-упал. Ударился головой об угол и угол оказался крепче. Сейчас открою глаза, и проснусь в своей постели.

Он напрягся, выдавливая себя из сновидений, и снова открыл глаза.

Медленно, бесконечно медленно глаза адаптировались. Он напряг зрение, пытаясь разглядеть детали, но так и не смог: они ускользали и таяли в темной мгле.

Прошли бесконечные минуты, прежде чем глаза привыкли к темноте, и он увидел едва видимые очертания странного, неосвещенного туннеля, уходящего под крутым углом вниз и вверх, и пропадающего в темноте. Сферической потолок, переходя в стены, упирался в земляной пол.

Мутные круги перед глазами. Подташнивало.

Воздух пропитывался страхом и чем-то неестественным, от чего волосы вставали дыбом. Саня никогда еще не чувствовал опасность так остро.

– Допился до чертиков, алкаш долбанный, – пробормотал Алекс. – Где я?

Это, наверное, и был туннель одним концом исчезающим вверху, другим – где-то глубоко внизу.

Парень осторожно, держа руки перед собой, начал подниматься, туда, где, как он думал, должен быть выход.

Неожиданно почувствовал, как вдруг, поверхность под ногами стала рыхлой, и идти стало намного труднее. Она хлюпала и превращалась в зыбучую трясину, засасывая ноги. Подавив тошноту и головокружение, парень кое-как собрался, и по стремящемуся проглотить его болоту, шатаясь, с трудом брел вверх.

С земной корой, видимо, происходило что-то неладное.

С каждым шагом, поверхность становилась вязче, глубже и обхватывала ноги все плотнее. Шаги – короче и тяжелее.

Он остановился переводя дыхание.

– Не понимаю… Провалов памяти никогда не было, выпивал всегда в меру, как и какого дьявола, я здесь оказался? Последнее что помню – футляр, скрипку и глаза, алмазы в небе обещающие. И… постель. Но здесь? Каким образом? Прибей, не помню.

Он изо всех сил пытался идти, вновь и вновь с трудом вытаскивая ноги из засасывающего песка, шаг за шагом поднимаясь вверх.

Силы ушли в землю, он опять остановился ловя дыхание.

Посмотрев вверх, увидел тупик. Темный тупик.

– Опять наврали. Всякие библии нам обещали свет в конце тоннеля, а там – тупик. Все кончено. Глуха стена и… выхода, похоже, нет. Живешь, и думаешь, что еще успеешь искупить свою вину перед близкими, а оказывается – нет, – выдохнул он надежды.

Предчувствие чего-то нехорошего, потустороннего, дрожью пробежали по спине.

Снизу, нечто, спрятавшееся в непроницаемой тьме, затаилось, и наблюдало за ним из глубины, поджидая момента.

– Нужно успокоиться и собраться… Какое здесь спокойствие, к дьяволу? Из такой тьмы не может появиться ничего хорошего.

Напрягшись всем телом он рванулся вверх, пытаясь добраться до конца. А там, там видно будет…

Внезапно, все изменилось. Что-то, пока еще неясное и неочевидное, надвигалось, и это что-то, не обещало ничего хорошего. По стенам потекли тени. Они ожили и двигались подчиняясь чьей-то воле. Их повелитель оставался невидимым.

Повеяло ледяным, могильным холодом.

– Привыкай. Ты здесь насовсем, – послышалось ему. Ноги неожиданно задрожали.

Рыхлая почва заходила волнами, засасывая вглубь. Как цементом цепко обхватила ноги и обездвижила перепуганного человека.

Густела мгла.

Черная точка в глубине туннеля становилась рельефной и увеличивалась на глазах.

Алекс попытался вырваться из песка, но не тут-то было. Он прочно застрял, как в ловушке. Чувство беспомощности вытеснило решимость и парализовало.

– Я рядом, – обдало его стылым холодом. Стало не по себе.

Зловещая, сконцентрированная из тьмы точка, росла и приближалась.

Из глубины к нему подбиралось что-то безликое, чудовищно страшное и неизбежное. Все вокруг тонуло во тьме, тишине и бессилии.

Гулко стучало сердце, и звук этот, казалось, наполнял туннель. Животный, панический страх волнами наполнил тело.

Исчезли мысли, силы и парализованная страхом воля. Руки и ноги тяжеленными гирями бессильно повисли в ожидании неизбежного.

Он понял все. Немножко поздно. Испугавшись, сбежала его тень.

Темнота медленно приближалась, принимала угрожающие размеры и выросла в огромный черный тетраэдр, заполнив все пространство.

Глыба клубящейся черноты с широким основанием и узким верхом, продолжала расти, грозя смять и раздавить застрявшего человечка.

Навалившись над ним, потусторонняя материя сформировалась в отчетливую фигуру, похожую на закутавшегося с головой в плащ человека высотой в шесть-семь метров.

Плащ начал раскрываться, открывая бескрайную, всасывающую в себя, в бездонную, зловещую глубину.

Раздался пронзительный, леденящий, подавляющий все живое голос, от которого затрепетала каждая клеточка.

– Твое время пришло. Ты – мой. Все кончено. Пора.

Из мрачных углов долетели еле слышимые шорохи.

Уродливые, зловещие тени запрыгали по мрачным стенам.

Внутри все оборвалось.

– Что происходит? – почувствовав, что вот он, тупик земного пути, Алекс напрягся из последних сил, сопротивляясь неизбежному. – Я – не твой. И никогда не был.

Рвалось налитое страхом сердце.

Он понял, что вот и все. Конец. Конец всего, и всему.

И вот этот, тот, в которого он никогда не верил, проявился из пустоты, из ничего, и теперь поглощает его и лишает его всех планов и всего непрожитого будущего.

Забирает с собой туда, откуда пришел – в Тьму. В никуда.

Сердце проглотил животный страх.

– Я всегда был против. И никогда не был твоим, – еле слышно повторил он. Мне кажется, или тени сползают со стен и прячутся в углах? Вечность становится ближе, я – на другой стороне, на другой… Но… если есть тьма, то должен быть свет. И я собрался жить вечно. Пока получалось.

– Возьмите его, – равнодушно пророкотал голос, от которого задрожало пространство…

Со всех углов поползли тени, материализуясь в бесформенные сущности.

– Ты знаешь, ты – мой. Тебе пора, – равнодушно добавил Темный. Его черный плащ начал раскрываться.

– Он знает, знает! – обрадовались нечисти ощерившись как голодные псы.

Подчиняясь чудовищному, властному голосу, тени мгновенно кинулись, скрутили тело Сани в нелепую позу выламывая кости, и потащили в бездонную тьму раскрывшегося плаща.

Пронизывающая все тело непереносимая боль.

Тонкая ткань времени растянулась и затрещала от напряжения, разрывая тело в клочья.

Похолодела кровь в жилах.

Леденящая рука вошла в грудь, и, играясь, слегка сдавило сердце.

Дыхание почти остановилось.

Рука продолжала давить и давить, как тисками. Волны вымораживающего его изнутри холода и животной боли покатились по телу.

– Вы что…? Сду-ре.., – еле шевеля губами от нечеловеческой боли, рвущихся мышц и полного бессилия прошептал Алекс. Позади беспомощно металась его тень.

Он попытался подняться и освободиться от тварей, и сопротивлялся изо всех сил. Тщетно.

Его свинтили в нелепо перекрученную куклу.

Только миг назад, был его мир, с мечтами и планами, а кто-то чужой вдруг решил его уничтожить.

И весь мир, так просто и бесповоротно, гибнет в миг.

Гибнет навсегда. Вместе с тобой.

– Своло.., – ослабевающее серде билось из последних сил, но в глазах уже начинало мутнеть. Руки и ноги все дальше заворачивались за спину, превращая только что сильного, уверенного в себе парня, в беспомощный комок плоти не похожий на человека.

Непослушное туловище моталось тряпичной куклой, бессильно болталась голова. Он еще барахтался между быть или не быть, но оглушенное близостью конца, совершенно ослабевшее от невыносимой боли тело цепенело и не подчинялось более.

Медленно и неотвратимо наваливалась отстраненность.

Лопались сосуды.

Он обреченно и почти слепо смотрел, и уже ничего не видел, прощаясь с этим миром.

По щекам потекли слезы бессилия, дыхание остановилось, мир начал растворяться в дымке и удаляться, сваливаясь в черную точку.

Мгновение раскололось на мучительные миги сменяющие друг друга.

Он проваливался в темное, поглощающего его ничто.

Человек понял – все.

И вот так просто, страшно, неотвратимо и нежданно это происходит.

С непереносимой болью и невозможностью сделать последний вдох.

И момент, за которым уже нет ничего – наступил, и время расставания с жизнью и любимыми – пришло, и он уходит навсегда, ни с кем не попрощавшись и не предупредив.

Вопреки всему, всем планам, ожиданиям и желаниям.

В угасающем сознании промелькнуло:

«Всему наступает предел. Не увидеть мне больше восхода луча и света звезд, и не искупаться в волнах теплого океана. Прости меня, Господи, за все что я совершил, обещал и не сделал… Пусть простят меня все, кого обидел и недолюбил.»

Вибрировала пустота в мозгу и остатках мыслей.

Свет гас, глаза мутнели вместе с угасанием сознания.