Исповедь

Правила нашего общежития были – как и продолжают быть до сих пор – очень просты, но Е. П. Б. настаивала на правильном образе жизни. Мы завтракали в 8 ч. утра, работали до lunch'а в 1 ч., потом до обеда в 7 часов. Тогда работа для общества считалась законченной, и мы собирались в комнате Е. П. Б., где обсуждали разные планы, получали инструкции, слушали её разъяснения по разным запутанным вопросам. В полночь тушились все огни. Разные собственные обязанности заставляли меня уходить на много часов из дому, но таков был обычный порядок нашей деятельной жизни. Е. П. Б. писала постоянно. Вечно больная, но обладающая железной волей, она заставляла себя исполнять все обязанности, беспощадная к своим собственным слабостям и страданиям. С своими учениками она обходилась очень различно, применяясь к разнообразию их натур. Она была замечательно терпелива в роли учителя, объясняла одну и ту же вещь на тысячу ладов до тех пор, пока слишком долгая неуспешном не заставляла ее откинуться в кресле с восклицанием: «Боже мой! Неужели я так глупа, что не могу заставить вас понять? Пожалуйста, такой-то», – обращалась она к кому-нибудь, у кого на лице показывался слабый луч понимания, «объясните этим балбесам, что я хочу сказать». По отношению к тщеславию, самомнению, претензиям на знание она была беспощадна, если дело касалось подающего надежды ученика; все напускное исчезало под стрелами её иронии. С некоторыми она выходила из себя, побеждая гневом их апатичность и, в общем, превращалась в орудие для воспитания своих учеников, не обращая внимания на то, что они, или кто либо другой, скажут о ней, лишь бы результаты были благодетельны для них. И мы, жившие вокруг неё, наблюдавшие за ней изо дня в день, мы, свидетели бескорыстия и красоты её жизни, благородства её натуры, – мы приносим к её ногам благодарность за приобретенное знание, за очищение нашей жизни и развитие в нас силы. О, благородная и героическая душа, так непонятая слепым миром, и лишь отчасти постигнутая своими учениками! никогда проходя через жизни и смерти, не сможем мы заплатить нашего долга благодарности к тебе…

Таким образом я пришла через бурю к покою, но не к покою незыблемого моря внешней жизни – никакая сильная душа не жаждет такого покоя, – а к внутреннему успокоению, недоступному внешним тревогам, покою, который является уделом вечного, а не преходящего, глубин жизни, а не её внешних явлений. Это душевное состояние поддержало мою бодрость во время страшной весны 1891 г., когда смерть настигла Чарльза Бредло среди расцвета его деятельности, когда открылась дверь в вечность и для Е. П. Блаватской. Внутренний мир помог мне перенести тяжелые бесчисленные тревоги и обязательства. Каждое усилие увеличивает его, каждое испытание делает более светлым. Спокойная вера сменила сомнения, сильная уверенность – тревожный страх. В жизни и, через смерть, в новой жизни, я слуга великого братства и те, на чьих головах хоть на минуту покоилась благословляющая рука учителя, не могут более глядеть на мир иначе, чем взором, просветленным сиянием Вечного Мира.

Мир всем живущим.

Сноски

1

True and false conceptions of the Atonement. By the Right Hon. W. E. Gladstone, M. P. (Nineteenth Century September 1894).

2

Этот возмутительный закон теперь отменен и замужняя женщина признана юридическим лицом, а не вещью.