Романтические повести – Александр Бестужев-Марлинский

"…Эпоха романтической прозы наступает в России в 1830-е годы, после поэтических открытий Жуковского и молодого Пушкина", – пишет известный специалист по романтической прозе А.С. Немзер.Обстановка в русской литературе полностью определялась сентиментализмом. Именно сентиментализм решительно порвал с религиозной тематикой, ушел от поучений и наставлений. Он ввел и новые жанры, среди которых были светские путешествия, переписка, бытовая повесть. Начали отходить писатели-сентименталисты и от классицистического языка (в основном на церковно-славянской основе). Лексика становилась все более бытовой (для тогдашнего общества, конечно; сейчас та же лексика воспринимается архаично). Отработали свое и с боями отходили в прошлое понятия «штилей» – одно из важнейших достижений Ломоносова. Из всех подсистем литературы наибольшее распространение и влияние на читателей имела поэзия. Проза была не слишком сильной и значимой. Единственным влиятельным и распространенным видом прозы была просветительская журналистика. Она находилась на подъеме.Вот в эту-то культурно-литературную обстановку и попали новые темы. И тут оказалось, что русский язык совершенно непригоден для литературы!Одной из первых задач, которые встали перед новым жанром, была выработка русского литературного языка. Этим занялся… нет, не Пушкин, а писатель-декабрист А.А. Бестужев, более известный под псевдонимом Марлинский.Бестужев-Марлинский наметил и основные направления романтической повести. Как обычно, тот, кто создает новую систему, поражает широтой охвата. Он ведь заполняет пока еще пустующее огромное поле. В повестях Марлинского место действия – весь мир, герои – представители почти всех слоев населения и многих национальностей. Впоследствии Марлинского будут обвинять в напыщенности и ходульности, цветистости и бедности языка, в излишней широте и недопустимой узости и т.п. Современному читателю его повести покажутся нудными и замедленными. Темпы восприятия искусства растут, это естественный процесс. Мы проскакиваем целые страницы его повестей, а Пушкин с восторгом называл их «быстрыми».Марлинский был одним из разработчиков «реалистического» направления романтической повести. Второе направление, которое было не менее популярным – это фантастика. В основном она базировалась на уже упомянутой страсти к «страшилкам».А. С. Пушкин был необыкновенно внимателен к фантастической литературе европейского, и, особенно, русского романтизма. Однажды, Пушкин, по воспоминаниям А.П.Керн «собравши нас в кружок, рассказал сказку про Черта, который ездил на извозчике на Васильевский остров». В числе слушателей был В. П. Титов. Он понял скрытую в пушкинской «таинственной» повести глубокую мысль о страшной власти денег, зла и преступления над человеком и решил сохранить ее для читателей. Интересен союз Пушкина с Титовым. Поэт легко отдал свою повесть Титову и даже внес в ее текст важные поправки. Русский романтизм в лице Титова принял и усвоил пушкинскую манеру творческого мышления и сохранил ее характерные черты в «таинственной» повести «Уединенный домик на Васильевском».В 30-е годы к романтической фантастике обращается и известный автор исторических романов М. Н. Загоскин. Интерес этого прямолинейного и консервативного человека к таинственным историям в известной мере неожидан. Фантастика Загоскина – это обыденность, вдруг растревоженная вторжением злых и таинственных сил и попавшая во власть страшного сна. Романтические повести Загоскина дают нам представление о том, что же читали обычно люди пушкинской поры. Повести эти интересно читать и сегодня.Поэт К. С. Аксаков пришел в прозу русского романтизма в ту пору, когда уже был разработан ее основной жанр – повесть и само повествование. Цель романтического искусства по Аксакову, – это созерцательное проникновение в гармоничный мир природы и художественное воссоздание этого мира. По этому пути и идет мечтательный герой повести Аксакова. Но светлый мир романтических мечтаний уязвим, окружен со всех сторон теснящей его внешней жизнью вещей и людей. В неравной борьбе с темным, косным и демоническим началом мира вещей выявляется роковая нежизнеспособность высокой и прекрасной романтической мечты юного Вальтера…В настоящее время становится все более очевидным тот факт, что художественные завоевания русской романтической прозы не остались неким обособленным звеном в процессе развития отечественной литературы. Сейч