скачать книгу бесплатно
Мизгирёв кивнул.
– Вы знаете кто такой Лель?
– Да, конечно. – профессор поморщился, – Это Игнат Островский. Наш с Соней общий друг, однокашник.
– У вас есть его адрес? Где его сейчас можно найти?
– На кладбище! – срываясь на петушиный крик, выплеснул Мизгирёв. – Он уже больше семнадцати лет лежит в могиле на Воскресенском кладбище…
Михаил снял очки, протёр платком стёкла и, помассировав указательным пальцем переносицу, водрузил их обратно:
– Давайте по порядку, – сказал он спокойным голосом.
– Давайте! – икнул профессор.
Глава 2. БЕРЕНДЕИ
За тридцать лет до описываемых событий. Районный городок Хвалынь
– Эй, берендеи, вы куда без меня! – кричала девчонка, нагоняя на велосипеде группу из четырёх ребят. Двух подростков шестнадцати – семнадцати лет и двух пацанчиков лет шести – семи.
– Так нечестно, остановитесь!
Девчонка энергично крутила педали, высоко поднимая костистые коленки, отчего её и так слишком коротенькое платьице сбилось, представляя на обозрение малиновые в мелкий цветочек трусики. Девчонка была худющей, но к своим пятнадцати годам уже оформилась по-женски, сосредоточив причитающийся ей природой вес на ягодицах и бёдрах, в то же время не обделив торчащих в виде фиг грудки. Они не запеленованные в бюстгальтер важно колыхались в такт прыгающих коленок. Только спина не участвовала в движении. Она была прямая, как стрела и демонстрировала миру через слишком откровенный вырез на платье каждый свой позвонок. Ребята оглянулись, ускорили шаг.
– Вот навязалась на нашу голову. Зачем она нам на острове? Где она спать будет? – скорчив кислую физиономию, пробубнил под нос парень в чёрной борцовской майке и красных с белой боковой полосой шортах. Его соломенного цвета волосы непослушно спадали прядями на лоб, и он сдувал их, выпячивая вперёд нижнюю губу.
– Лель, давай возьмём. Она нам уху сварит… – с мольбой в голосе прошептал рыжеватый, по всему телу обсиженный веснушками паренёк в старенькой тельняшке и вытянутых на коленках трениках.
Тот, кого назвали Лелем притормозил шаг и с любопытством посмотрел на спутника:
– Ох, Мезгирь, за что ты её так любишь? Она этого не стоит. Про уху хорошо вспомнил. Ладно, пусть едет…
Они остановились, дожидаясь девчонку, из последних сил вращающую педали кривоколёсного велосипеда. Достигнув цели, она звонко заголосила скороговоркой:
– Ты нормальный, Лель? Сам придумал Берендеево царство. Назвал меня Купавой, а теперь стараешься от меня отделаться? Нехорошо, Игнат! Не по-товарищески… У берендеев Лель и Купава любят друг друга, – и понизив голос, прошептала, – и я тебя люблю… Очень…
Парень в чёрной борцовке поднял руку, останавливая выплёскивающийся из девчонки поток слов:
– Не трынди! В ушах звенит… Если я Лель, то любить я должен не Купаву, а Снегурочку. До Снегурочки ты недотягиваешь. По большому счёту, тебе Сонька, надо с девчонками на поле венки из ромашек плести, а ты с парнями по речным заводям шляешься. Хочешь с нами на остров – веди себя, как Купава – невеста Мизгиря. Ты не против, Мизгирь?
Он подтолкнул друга ближе к девчонке, а та обеими руками, что было сил, отправила парня обратно. Тот, кого называли Мизгирём, едва удержался на ногах.
– Не ври, дурак! – девчонка в отчаянии топнула ногой. – Лель любил Купаву. Любил! Ему Снегурочка во взаимности отказала. Я тебе, Лель, никогда не откажу… Ты плохо знаешь пьесу, Игнат!
– Что будет потом, решу сам. Нашу пьесу сочиняю я! – паренёк намеренно усилил звук голоса, выделяя слово «нашу».
За перебранкой они подошли к реке, отыскали в камышах оставленную два дня назад лодку и, погрузившись, отплыли от берега, спрятав в тех же камышах велосипед.
– Слушай, Игнат, – прошептал Петр, энергично работая вёслами, – зачем ты так с ней? Сонька любит тебя с детского сада. Таскается за тобой всюду. Тебе что, для неё ласкового словечка жалко? Девчонка переживает…
Игнат приблизил злое лицо почти к самому уху друга, сказал, цедя сквозь зубы:
– Петька, ты голову потерял? Она ведь знает о твоих чувствах. Ты тоже таскаешься за ней всюду, но ласковых слов для тебя она не находит.
– То я. – Петр виновато опустил голову. – Я мужик, потерплю. Ты жениться на ней не собираешься? – он с мольбой взглянул в глаза друга.
В ответ Игнат хмыкнул:
– Ещё чего! Я её не люблю.
– Значит, дождусь! – выдохнул Мизгирь.
В это время девчонка улеглась животом на носу лодки и, блаженно улыбаясь, подставила солнцу, задрав юбку платья уже под грудь, шоколадную спину и ягодицы. Соня любовалась деревом на берегу острова. Его крона закрыла солнечный диск, но пучки света заселили каждую щёлочку в ветвях и листьях, превратили дерево в переливающийся новогодний шар. Слепыми от солнца глазами Соня иногда поглядывала на мальчишек. Они переговаривались между собой, бодро работали вёслами. Младшие, которых в компании берендеев звали Брусило и Малыш копались на дне лодки, разбирали в коробке снасти к удочкам. Брусило приходился братом Соне, а Слава – Малыш братом Игнату. Мальчишки тихие, послушные не были обузой. Утро субботы удалось и Соня, мечтая, задремала. Разбудил её резкий толчок, лодка причалила к берегу.
Всё время до обеда ребята строили второй шалаш. Решено было ночевать так: Игнат, Петр и Малыш в большом шалаше, а Соня и Брусило в свеже построенном поменьше. Соня хлопотала с обедом, варила в котелке на костре кашу из концентратов. Рыбы для ухи ребята ещё не наловили. Малышня таскала сучья, резала у берега камыш. К обеду всё сладилось: и шалаш, и еда. Компания разместилась рядом с огнём.
– Куда, Купава, собираешься поступать после школы? – спросил Игнат, облизывая кашу с ложки, – в кулинарный не хочешь? Каша у тебя отменная!
– С её золотой медалью она может поступать куда хочет, – вставил фразу Петр.
Соня суетливо выхватила у Игната плошку и выложила из котелка всю оставшуюся кашу.
– Доедай, если понравилась, – откликнулась раскрасневшаяся от жара костра и похвалы повариха. – Мизгирь, посуду мыть тебе. А вы куда собираетесь?
Игнат живо доел добавок, повалился на спину и, поглаживая сытый живот, позёвывая, ответил:
– Я с Мизгирём в университет на химико-технологический.
– Я с вами! – тут же воскликнула Соня.
– Ты хотела на иностранные языки, – удивился Петр.
– А теперь хочу с вами, – зыркнув злым взглядом на Петра, сказала Соня и вопрошающе посмотрела на Игната. Игнат спал.
– Замучился наш Лель. Простудится на траве, от реки мокротой тянет. Надо разбудить его, пусть идёт в шалаш. – Соня осторожно тронула парня за плечо, – Лель, переходи в шалаш. Игнат перевернулся и, встав на четвереньки, не открывая глаз, пополз в направлении шалаша. Через минуту из убежища донеслось его сопение.
– Мы что будем делать? – спросил Петр, собирая грязную посуду.
– За грибами пойдём, – весело ответила Соня. – Где моя корзинка? Если наберём, я вам вечером такую солянку на костре сварганю – пальчики оближите…
Грибов Соня с Петром набрали немного, хотя облазили все закоулки, овраги и лесистые пригорки острова. Но и то, что собрали было кстати. Мальчишки Брусило и Малыш наловили рыбы. Игнат пока берендеи ходили по грибы, прикрепил над костром котелок с водой, почистил рыбу и картошку. Соня сразу же принялась за дело.
Уха с грибами, по специальному Сониному рецепту получилась – пальчики оближешь. Весь вечер парни наперегонки распевали песни под гитару. Каждый старался выкинуть музыкальные коленца, удивить. Игнат больше похрипывал песни Высоцкого, а Пётр – Юрия Визбора:
– Не утешайте меня,
Мне слова не нужны.
Мне б отыскать тот ручей
У янтарной сосны.
Вдруг там меж сосен
Краснеет кусочек огня,
А у огня ожидают, Представьте, меня, – выводил он хорошим баритоном, поглядывал на Соню.
Ночь тихая и светлая укрыла реку, выбелила лунную дорожку. Прибрежные ивы опустили в воду косы, позволили волнушкам поиграть ими. Костёр потрескивал. Брусило и Малыш давно заснули. Пётр и Соня разморились, побрели по своим местам. Выспавшийся за день Игнат решил посидеть у костра.
Ночью Пётр проснулся, рядом беспокойно спал Малыш. Во сне он, вероятно, ловил рыбу. «Подсекай!», «Тяни!», «Подсекай!» – выкрикивал мальчишка, ворочаясь с бока на бок. Игната в шалаше не было. Пётр решил сходить по нужде и заодно посмотреть: не заснул ли друг у костра – чего доброго, обожжётся.
Костёр догорал, а из шалаша Сони доносились необычные хлюпающие звуки и страстный шёпот Сони:
– Лель, любимый… Ты ведь любишь меня, правда? Никакая я не Купава, я твоя Снегурочка…
И недовольный ворчащий голос Игната:
– Молчи… Молчи… Брата разбудишь…
Петр не помнит, как добрался до своего места в шалаше. Помнит, что обмочился и от ужаса, стыда и страха, закусил мякоть большого пальца до крови – лишь бы не закричать… Лишь бы не закричать…
Глава 3. ДЕЛО ЗАКРЫТО. ЗАБУДЬТЕ!
– С чего начнём? – профессор Мизгирёв встал, подошёл к портрету жены. В интерьере гостиной картина была самой яркой точкой. Только сейчас Михаил понял – всё вокруг сделано для того, чтобы выделить портрет. Написанный маслом, он отражал не только лицо, но и характер женщины. Она смотрела на мир голубыми с лёгкой грустинкой глазами. Тёмно-русые волосы тяжёлыми прядями ложились на плечи. Выражение лица казалось безмятежным и почти счастливым. Слово «почти» острым коготком карябало Исайчева.
«Терпеть не могу это убогое „почти“. Когда оно возникает, – подумал Михаил, – то всё, что было до него и после становится ущербным. Слово вгоняет в тоску, делает окружающее декорациями к постановке. Жизнь утекает из этого спектакля, превращаясь в ванну с тягучей тёмно-вишнёвой жидкостью!»
Исайчев взглянул на стоящего рядом Петра Мизгирёва. Хозяин тоже всматривался в портрет.
– И всё же она не Купава. – с застывшим на лице выражением безнадёжности выговорил Пётр, – Сонька – Снегурочка! Снегурочка! Никак не сговорчивая, плывущая по волнам обстоятельств Купава.
– Мне кажется, что и Снегурочка не обладала особо решительным характером, – откликнулся Исайчев, – какое-то мятущееся, сонное существо…
– Ну что вы? – решительно не согласился профессор, – Снегурочка предпочла растаять, но не приняла предложенные ей условия существования. Это поступок – прыгнуть в огонь! Так и Соня… – Пётр сглотнул комок в горле и уже спокойнее сказал, – давайте по порядку…
Мизгирёв взял с журнального столика медный колокольчик размером с куриное яйцо, позвонил. Дверь тотчас открылась, прислуга в этом доме была отлично вымуштрована. В проёме появилась заплаканная девушка в тёмно-синем платье и белом, отделанном кружевом переднике. Она вопросительно, не говоря ни слова, воззрилась на Мизгирёва. Лицо Петра Владиславовича исказила гримаса недовольства:
– Вера, к чему этот карнавальный наряд? Переоденься сама и переодень прислугу. В доме траур! Принеси два кофе, папе чай…
– Нет! – воскликнул старший Мизгирёв. – Мне тоже кофе…
– Папа, сердце… – попытался остановить отца Пётр.
– Я сказал кофе! – рявкнул Владислав Иванович, стукнув бадиком о пол.
Профессор поднял обе руки с развёрнутыми вовне ладонями и покивал:
– Как скажешь, папа. Как скажешь. Я всего лишь забочусь о твоём здоровье, – Пётр обиженно вскинул подбородок, обратился к прислуге, – Вера, всем кофе. Папа, я просил тебя не выражать свои эмоции при помощи клюшки. Ты портишь пол…
Девушка кивнула и юркнула за дверь. Мизгирёв жестом руки пригласил мужчин пересесть в другую мягкую зону гостиной, там вокруг журнального столика стояли три кресла. Исайчев и Владислав Иванович последовали приглашению. Разговор предстоял долгий, неприятный. Профессор приступил к нему не сразу, ждал кофе. Когда одетая во все чёрное Вера принесла напиток, он, сделав глоток, прервал молчание:
– Мы с Соней и Игнатом росли в Хвалыне – районном городке близ Сартова. Городок совсем крохотный, но красавец. Сейчас его называют Волжской Швейцарией. Настроили пансионатов, отелей. Раньше было тихо, скучно. Одна школа. Один клуб. Одна церковь. С приходом весны Хвалынь становилась похожей на Берендеев посад. Представьте: полночь, горки, покрытые снегом, кусты и березняк; дальше сплошной частый лес из сосен со снеговыми сучьями; в глубине, под горой, река; полыньи и проруби обрамлённые ельником. Дома деревянные, с причудливой резьбой ставень, в окнах огни. Полная луна. Вдали кричат петухи. Чем не царство Берендея?
– Красиво! – согласился Михаил и подумал, удивляясь, – вероятно, на лекции к нему собирается много студентов и я бы тоже пришёл, если бы не труп его жены в ванной комнате.
Между тем профессор продолжал, всё больше и больше увлекаясь:
– Это наша Хвалынь. Учились я, Соня и Игнат в одном классе. Дружили. Наши с Игнатом фамилии толкали на то, чтобы назваться именами героев сказки о Снегурочке. Я – Мизгирёв. Игнат – Островский. Он главный, заводила. Он Лель. Игнат был похож на Леля. Высокий, хорошо сложённый, с волнистыми русыми волосами и голубыми глазами. Немного расхлябанный, разухабистый… Я Мизгирь. Вы не смотрите на мою голову, похожую на лысую коленку. В семнадцать лет я тоже был кучеряв и рыж. Тогда боялся, что веснушки на всю жизнь. Ан нет! Молодость прошла, а в зрелость они со мной идти не захотели… Соня в нашей компании – Купава. Она сама к нам встряла. Упорная была девчонка. Снегурочки менялись часто. Стоило им к Лелю прислониться, стать чуть ближе, они таяли и исчезали. Правда, перед самой гибелью появилась одна недотрога. Зацепила нашего Леля. Он свадьбу назначил, но не судьба…
– Что? Почему? – не понял Исайчев.
– Погиб! Неожиданно, трагически, глупо…
– Не погиб он! – взъерошился старший Мизгирёв. – Его убила нашенская расхлябанность и непрофессионализм инструкторского состава! Без человеческого фактора там не обошлось. Уверяю вас! А ты, дружок, – Владислав Иванович не по-доброму взглянул на сына, – учись смотреть правде в глаза. Тем более в связи с запиской Софьи господам, служителям закона, всё равно придётся косвенно коснуться катастрофы с Лелем. Пусть им сразу станет всё понятно, чтобы не лезть глубоко. Наша с тобой обязанность им помочь!
– Папа-а-а! – взвыл Пётр, – хватит выдумывать! У Игната не раскрылся парашют. Расследование не касалось нас лично. Мы Игнату, в общем-то, были никто, поэтому нас не привлекали. Но перед отъездом в Исландию я поинтересовался. Следователь довольно недружелюбно сообщил: «Дело закрыто. Забудьте!» по-моему, они списали всё на несчастный случай.
– Вот именно списали! – Владислав Иванович с силой ударил ладонью по колену, – статистику раскрываемости не хотели портить, вот и списали…
– Что случилось с парашютом? – Михаил привалился на спинку кресла. – Он что, занимался парашютным спортом в Хвалыне?
– Нет, здесь в Сартове. И не только он и я, и Соня. – Пётр залпом допил остывший кофе. – Мы втроём приехали поступать в сартовский университет на химико-технологический факультет. Я и Игнат по давней страстной любви к химии, а Соня заодно. Она золотая медалистка – ей везде были рады. После первой сессии решили съездить загород посмотреть авиационный праздник. Воздушная акробатика зацепила. Игнат загорелся, вскоре записался в клуб парашютистов. Меня это не грело, но Соня, которая тут же ухватилась за рискованную идею, так посмотрела, что я, конечно, пошёл тоже. Три года вместе с ними преодолевал страх и ужас, но Соня… – Мизгирёв замолк, опустил голову, а затем резко вскинул её и посмотрел на Исайчева горячечными влажными глазами, – могу вас попросить перенести наш разговор на завтра… Нет сил сегодня… Нет сил.
– Где и когда будет удобно завтра? – Михаил пытался скрыть своё разочарование. – У вас или в Комитете?
– Лучше здесь… – извиняющимся тоном попросил профессор, – и не завтра. Умоляю! Дайте мне немного прийти в себя. Я позвоню как буду готов. Это возможно?
Михаилу не понравилась резкая смена в настроении профессора от достаточно спокойного до полной истерики.
«Вероятно, придётся иметь дело с хроническим алкоголиком» – подумал Исайчев и с надеждой спросил:
– Хорошо. Но я думаю в ваших интересах не затягивать дело. Может быть, всё-таки завтра?
Профессор так яростно замотал головой, что Михаил понял – на завтрашнюю встречу рассчитывать не приходится, да и послезавтрашнюю тоже. Прежде чем пойти на выход, Исайчев положил на столик свою визитную карточку:
– На всякий случай, если вдруг вам захочется пораньше… Хотя ладно, звоните…
Уже выезжая из усадьбы, в кармане Михаила завибрировал телефон, номер был незнаком:
– Это Владислав Иванович Мизгирёв. Хочу поговорить с вами без сына. Это возможно? Завтра приду к вам часиков в одиннадцать, примите?
– Да. Жду! – торопливо ответил Исайчев.
* * *
Дома, после ужина, глядя, как жена рассматривает свои драгоценности, коими были старинные монеты из её нумизматической коллекции, Михаил вспоминал незаконченный разговор с мужем погибшей, анализировал детали. Ольга в это время неспешно вытирала специальной тряпочкой монеты, сверяла каждую с каталогом. Михаил долгое время не мог понять – зачем в течение стольких лет, каждый раз она с завидным терпением отыскивала в перечне свои монеты и каждый раз благостно улыбалась, увидев их там. Однажды он всё же спросил Ольгу: может ли что-то измениться в каталоге со временем и, получив отрицательный ответ, изумился настойчивости жены ещё больше. Позже понял – она каждый раз, увидев их там, испытывает счастье обладания. А счастье не бывает вчерашним, оно всегда сегодняшнее, иначе это не счастье, а послевкусие от него. «Какая удача, что я могу наблюдать её не только на портрете» – подумал Михаил, любуясь Ольгой.
Познакомился майор Исайчев со своей женой шесть лет назад в её кабинете. Ольга Ленина, именно эту фамилию она носила тогда, была в городе известным и успешным адвокатом[2 - Историю их знакомства можно прочесть в книге Алёны Бессоновой « Пат Королеве!» (детектив)], одним из участников сложного запутанного процесса.
– Оль, – Михаил решил прервать занятия жены, – тебе ничего не говорит имя – профессор Петр Владиславович Мизгирёв?
Ольга оторвала взгляд от монеты и задумалась:
