скачать книгу бесплатно
– Говори, Паровоз, – отозвался Стас. – Матадор слушает тебя.
– Я за Пчелку. Где она?
– С нами, на «броне».
– Рано утром с той стороны стали пуляться «снежками». Один прилетел к нам на двор. Галке не повезло. Всё собрал быстро. Только левую ногу два часа искал.
Вика замерла, прислушиваясь к надсадному шипению из рации у левого плеча.
– Нашел? – спросила рация голосом Матадора.
– Всё, что нашли, в домовину положили, – был ответ, и сразу, без перерыва повелительный баритон Стаса:
– Пчелка, Терапевт, вызывает Матадор. Жду вас на «броне».
– Терапевт идет на «броню», – отчеканил Данька.
Он крепко ухватил Вику за капюшон «кикиморы» и дернул, заставляя двинуться с места.
– Ходу! Ну же! Переставляй ноги!..
* * *
Одёжка в облипочку, привядшие титьки наружу, на голове блондинистый «вавилон», глаза густо подведены черной тушью. Аляповатая, навязчивая подача изрядно побитого жизнью, обвисшего на боках тельца. Маргарита Середенко ещё не дожила до честной государственной пенсии, но уже перешагнула через пятидесятилетний рубеж и была лишь на пару лет старше Викиного отца. Старая, гламурная кляча! Дешевка! Вика старалась не смотреть на тещу отца, сосредоточив внимание на детях.
Наверное, и её дочь, вторая жена Ивана Половинки, Галя, вылезла из материнской утробы с таким же броским «мейкапом» на лице. А тушь у престарелой блондинки водостойкая, не смывается и потоками горючих слез.
– Галка-то, Галка! Ай, доча моя!.. – прошептала Маргарита Середенко, распахивая объятия.
– Ты бы хоть умылась, что ли, – пробормотала Вика, отстраняясь.
– Не смиется. Це татуаж.
– А одеться? – Вика дернула Риту за бретельку желтой, отделанной кружевом маечки. – Кофту надень!
– Що це ести, Викторья? – Молодая бабка таращила глаза, даже не пытаясь прикрыться.
– Эсвэдэ, винтовка, – холодно ответила Вика.
– Шо такий больший? Гляди, ремень титьку расплющил! – Маргарита попыталась заступить ей дорогу, встала поперек двери.
Шурка стала с бабкой рядом, плечом к плечу. Малая смотрела на старшую сестру молча, исподлобья. Давно немытые, белобрысые волосы девчонки были заплетены в две тощенькие косички, заканчивающиеся синими бантами.
– Шо на тоби за одежа? – продолжала теща её отца.
– Нормальная одежа. Стиль «милитари».
– Ох! – Маргарита внезапно осела на пол, под ноги Вике, демонстративно хватаясь за сердце.
Вика разомкнула руки. Коробка с грохотом упала на пол. Банка сардин с синей этикеткой, растворимый кофе в блестящем пакете, несколько плиток шоколада рассыпались по давно немытому полу.
– Шо це? – Рита бессмысленно пялилась на еду. Шура и Петруха принялись ползать по полу, собирая рассыпавшуюся снедь. Петруха тут же вцепился зубами в шоколад.
– Тут хватит на пару недель, – проговорила Вика, поворачиваясь к двери, но Рита крепко сомкнула пальцы на её щиколотке.
Крепкая у бабули рука. И в горе не ослабела.
– А Галку хоронить кто ж буде?
– Ты! Твоя дочь – ты и хорони.
– Я одна не можу! Глянь на них – це ж круглые сироты! И ты их оставляе…
– «Не можу»! – передразнила Вика родственницу. – А ты знаешь, почему Галку убили? С кем она якшалась? Какие делишки вертела?
– Шо?!
– Может, за дело убили? Может, давно заслужила – зажилась, как говорится?..
Ответом ей стал отчаянный рев Шуратки.
– Мама!.. Мама!.. – ныл Петька.
– Побачь! Они всё понимае! Горьки сироты! – Рита тыкала указательным пальцем в детей.
Облупившийся лак на её ногте вызывающе блестел. В комнате пахло чужим потом и застарелой пылью. Вика огляделась. За время её отсутствия жилище семьи Половинок переменилось до неузнаваемости. Вроде бы и вещи на месте, но расставлены иначе. В доме давно не прибрано, душно. Вика распахнула балконную дверь, вышла наружу. Вот он, родной бук. Ах, как далеко ушли те времена, когда она, наперекор запрету бати, порхала с балюстрады на толстый сук и обратно.
Стараясь унять злобу, Вика уставилась вниз. Оттуда доносился прерывистый стрекот мотора. Терапевту наконец удалось раскочегарить старенькую «Ниву» – их пятнистый «джихадмобиль» с пулеметом в кузове. Илья Хоменко – позывной Паровоз – уже устроился в кузове, пристегнул своё кряжистое тело ремнями к задней стенке кабины.
Задержись она ещё хоть на пару минут, и верные товарищи унесутся в пыльную даль. Стараясь не смотреть по сторонам, она пробежала через комнату к двери на лестницу. Но беспрепятственно выскочить наружу не удалось – молодая бабушка и её юная внучка плотно обосновались на пороге родимого жилья. Обе приняли одинаковые позы, подтянув ноги к подбородкам. Физкультурницы! Петруха стоял чуть в стороне, неуловимо знакомым жестом прижимая к животу грязного плюшевого мишку.
Вика обернулась. Гроб стоял на столе в меньшей из комнат. Дорогая домовина – лакированная, с кистями. Галина, женщина, носившая одну с ней фамилию, лежала в нём по покойницкому обыкновению, сложив руки на груди. Тоненькая свечка догорала между её пальцами.
– Бачила б ти у що вина перетворилася. Навить таке камянне серце здригнулося б! Так ти подивися! Видкривши труну-то! – сухим, трескучим голосом щебетала Маргарита.
– Что, от крестного нет писем? – без надежды, сама не ведая, к кому обращаясь, спросила Вика.
Шурка ответила ей, превозмогая рыдание:
– Нет. Только одно письмо и было – тогда, давно. А больше – нет… Я каждый раз проверяю почту, когда есть Интернет. А днями повторила последнее папкино письмо…
– Надо было от себя написать… – буркнула Вика.
– Треба було самой написать. Навищо тебе в институте батько вчив? – вставила свои пять копеек Рита.
– Если опять будет обстрел, бегите на шахту, в бомобоубежище, – посоветовала Вика.
Шурка продолжала рыдать. Петруха молча грыз шоколад. Вика тяжело вздохнула, в последний раз глянула на Галку. Эх, узковата дверь родимого жилища! Но там, у подъезда обшарпанной пятиэтажки сбивчиво тарахтит «Нива». Вика не может вернуть жизни родителям брата и сестры, но она ещё может воевать.
Она перемахнула через головы Шурки и Маргариты, подошвами ботинок нечаянно задев бабкину прическу.
– И ничего не говорите мне, не стану слушать, – бормотала она, сбегая вниз по грязной лестнице.
Сквозняк гнался за ней, заигрывал с прядями расплетшейся косички. На лестничной площадке пятиэтажки не осталось ни одного целого окна.
* * *
Сначала проснулся смартфон, издав коротенький, мелодичный писк. Экран засветился и погас. Неугомонный подарок дочери никогда не ведал покоя. Бдел денно и нощно, поставляя владельцу насущную информацию. Этот коротенький писк в половине седьмого утра сигнализировал о пополнении списка входящих писем в электронном почтовом ящике имени Александра Травня. Любопытно, от кого?..
Сашка продрал глаза и заводил толстым пальцем по сенсорному экрану. Одна за другой всплывали цветные вкладки. Самой навязчивой из всех оказалось изображение бородатого юнца, с нарочитым сладострастием таращившего ясные очи в объектив камеры. В телефоне нашлись бы и другие портреты тонкорукого и голенастого модника, доставшегося Сашке по наследству вместе со смартфоном.
Донашивая за дочерью гаджеты, можно много интересного узнать! Неужели Маруся встречается с таким? Стараясь избавиться от дремы, Сашка таращился на экран. Куда катится этот мир? У ясноглазого бородача штаны не прикрывают щиколоток и шнурки лилового цвета! Нет, такая техника не для Травня – лишние картинки показывает. Надо включать компьютер, потому что письмецо, упавшее на почту, пришло из Пустополья, с адреса ipolovinka@ukr.net. Но сначала сварить кофе! Без кофе нельзя ничего читать в такую рань.
Травень прошлепал по гулкому коридору на кухню. Квартира была пустой – Елена и её лохматые питомцы отправились на прогулку. Но всё равно, повинуясь укоренившейся привычке, он ступал осторожно.
Браузер сработал быстро. В диалоговом окне Яндекс-почты непрочитанные письма выделялись черным жирным шрифтом. Таких нашлось всего два, и одно из них – от Ивана. Сашка пробежал письмо взглядом несколько раз. Кажется, он уже читал это раньше, но не откликнулся тогда. Занят был. Чем?.. Он во второй раз перечел письмо. Обычная неуклюжая стилистика, свойственная его школьному другу, но изложено вполне связно. Вряд ли Ваня был пьян, когда писал это письмо. Надо бы ответить. Узнать номер лицевого счета. Или поискать в старых письмах? Нет, лень. Раз уж Ванька хочет денег – пусть потрудится повторить. Травень нажал на баннер «ответить», быстро набил пару строк и отправил послание.
* * *
Умничка Пенелопа стремительно перебирала лапками впереди Лены. Зимний полдень мог бы показаться совсем мрачным, если б не свежевыпавший снежок. Дворники ещё не успели изничтожить последствия природного катаклизма, и подошвы коротких сапожек извлекали из белого покрывала музыкальный скрип. Снег приносил и иную радость – тишину. Город, словно обернутый в вату, почивал до следующей оттепели.
Новогодние праздники давно минули, а до весны ещё далеко. Зима начинала надоедать, но Лене пока удавалось справляться с досадой. Парковка перед домом оказалась полупустой: старенький «мицубиси» – имущество мужичка с седьмого этажа, ржавые «жигули» дворника, «хёндай гетц», принадлежащий этой толстожопой пигалице – Аленке и её, Ленина, машина. Вернее, не её, мужнина, любимое чадо старого птеродактиля.
Выводя на прогулку Пенни, она оставила мужа сидящим в машине. Что он в ней потерял, куда собрался ехать – она не спросила. Надоели постоянное вранье и отговорки. Человек должен трудоустроиться, должен работать. Особенно мужик. Но только не птеродактиль!
Он особый. Ему не удался первый брак. Он герой! Он пострадал на войне. Он перебрал чудовищное количество баб, пока она, Лена, не подобрала его и сделала из него того, кто он есть – птеродактиля…
Черт! Черт! Нога, обутая на настоящую австралийскую уггу, поехала вперед. Лена упала на правое колено. Милая девочка – Пенни – обернулась, смиренно уставилась на неё. Надо купить лучшей подружке новую одежку – расшитое блестками пальтецо цвета фуксии уже изрядно истрепалось.
Лена отряхнула снег со штанины, подняла голову. Вон оно! Вернее, она – толстозадая соседка с седьмого этажа, Аленка бежит к подъезду. Одета, как обычно, черт знает во что. Джинсы фасона «бойфренд» – любит же молодежь такую дрянь! – ботинки кошачьей, леопардовой окраски, из дыр на коленях выглядывают розовые коленки, на башке шапка с дурацким помпоном, руки в карманах штанов. Толстожопая пацанка! Откуда это она в таком виде? Лена ещё раз, просто для порядка, глянула на «туарег» мужа.
Морозный воздух над задним бампером уже не туманился. Стекла очищены от снега. Салон пуст. Значит, «птеродактиль» продолжал сидеть на яйцах в своем гнезде. Хорошенькое гнездышко! «Фольксваген Туарег» 2010 года выпуска с небольшим пробегом и незначительным количеством царапин на кузове. Салон – свиная кожа, коробка – полуавтомат, хорошая аудиосистема. В таком гнезде приятно тискать молодух.
Лена ещё раз посмотрела вслед Аленке. Ножки – кегельками, попка – сердечком, спину на две части делит длинная коса. На что такая девка тратит молодость? Не надоело разве оглаживать лысую башку старого баобаба? Нет, не баобаба. Сегодня она будет называть Сашку «птеродактилем». Итак, «птеродактиль» остался в «туареге» один.
Впрочем, завидев её, «звероящер» выказал почтение – вылез наружу, и Лена снова, в который уже раз изумилась. Как такая махина может помещаться в автомобиле, да ещё кувыркаться там, сливаясь в экстазе с не мелкой, по сути, девкой? До «фольксвагена» у них был седан «мицубиси лансер». Тоже не маленькая машина, но в ней Травень упирался грудью в руль. «Туарег» просторней, но и там «птеродактилю» тесно.
Он заглушил мотор, запер автомобиль, потащился следом за Леной к подъезду, являя полнейшую покорность. В лифте с ним слишком тесно. В прихожей слишком душно. У него огромные легкие, потребляющие весь кислород без остатка.
– Неандерталец ты, Травень! – фыркнула Лена.
– Спасибо за комплимент!
Черт, давала же себе слово не вскидывать брови. Вдоль лба пролегли муравьиные тропы – тошно в зеркало смотреть. Надо собраться, сосредоточиться мышцами. Лицо должно оставаться неподвижным. Лена тревожно всматривалась в зеркало, пытаясь зарегистрировать изменения в едва намечавшейся сеточке на внешней стороне правого глаза.
– А ты кто? – усмехнулся муж.
Такой, с улыбающейся рожей, «птеродактиль» ещё больше похож на пещерного жителя. Зубастая улыбка и этот прищур, который так нравится бабам – какая гадость!.. Липнут к нему, по сей день липнут. Да откуда же им знать, что он собой представляет на самом деле? Ведутся на стать, широкие плечи. Конечно, в Сашке есть некий шарм. В каждом движении тела мощь и размах. А голова где?.. А душа?.. Циник. Неандерталец!
– Я, разумеется, современный человек. Разве не заметно? – Лена тряхнула светлыми волосами.
Почему он так смотрит на неё? Что задумал? Сейчас скажет какую-нибудь гадость.
– Ты не в курсе современных достижений науки…
Вот оно!
– Я?!
Черт! Брови опять приподнялись, собирая кожу на лбу в отвратительные складки.
– Палеонтологи нынче считают, что неандертальцы были более высокоразвитыми существами, чем предки современного человека. Они вымерли лишь потому…
– Ну, во-первых, не вымерли, а во-вторых… – Лена, не отводя взгляда от зеркала, провела рукой по волосам. – Почему ты меня опять оскорбляешь?
– Да брось ты! – «Неандерталец» скорчил скучающую мину и вознамерился ретироваться на кухню.
– Почему так чесноком воняет? Ты жарил котлеты? Я же просила не ложить в фарш так много чесноку! И потом, ты какой сковородой пользовался?
Звонкий голосок Лены гнался за «неандертальцем» по узенькому коридору до тех пор, пока тот не шмыгнул в туалет.
– Не ложить, а класть, – послышалось из-за двери.
– Кладут глаз на баб и говно в толчок! – парировала Лена.
Для большей убедительности, она ударила ладонью по двери туалета. Пенни брызнула из-под ног на кухню. Лена последовала за ней. На запрещенной к употреблению тефлоновой сковороде жались друг к другу продолговатые тельца котлет. Лена, не удержалась, отщипнула бочок у одной.
Котлеты хоть и пахли чесноком, оказались на удивление вкусны. Овощной салат, хоть и крупно порезанный, тоже пришелся кстати. Лена навалила полную тарелку еды, наполнила разрисованный собачками бокал свежезаваренным чаем, села к столу. Пенни была тут как тут. Карие глаза-бусинки смотрели на хозяйку снизу вверх со знакомым преданным вниманием. Собака проводила когтистой лапкой по её ноге сверху вниз.
– Кто тут хочет кушать? – Лена склонилась к собаке. – Кто голодненький?
Она подхватила Пенни под живот и водрузила на стол. Потом крошила котлету на кусочки, вкладывала их в узкую пасть левретки, не переставая ласково ворковать. Пусть «птеродактиль» слушает, пусть понимает, сколько потерял, что разменял на баб!
Раздражение, злость, ревность сбились плотным комом в нижней части пищевода. Есть расхотелось. На столе, под боком холодильника стояла полупустая бутылка «Блэк лейбл»… Нет, сейчас нельзя. Скоро собираться на работу.
Из туалетной комнаты тянуло сигаретным дымом, но раздражение Лены иссякло. Рубленое мясо пришлось очень кстати. Да и Пенни, казалось, была весьма и весьма довольна. С тихим цоком переставляя лапки, она ходила по столу и слизывала со скатерти последние крошки. Лена прикинула в уме. Да, пожалуй, она не ела мяса уже дней десять. Надо поблагодарить «неандертальца». Пусть порадуется её доброте.
– Сашок! – проворковала она. – Котлетки удались! Спасибки!
Она причмокнула губами так, чтобы было слышно в прокуренном туалете. Однако «неандерталец» не сразу вылез из своего дымного убежища, а явившись на кухню, первым делом скинул собаку со стола. Просто шевельнул широкой десницей пещерного человека, и Пенни с тихим писком сверзилась на пол. «Звероящер» уселся к столу. О чем-то задумался. О толстозадой Аленке мечтает, не иначе, но смотрит пока миролюбиво.
– Послушай. Я получаю письма из Пустополья. Первое ещё осенью пришло…
Надо же! Говорит человеческим голосом, да ласково так! Уселся напротив, смотрит в лицо, не отводит взгляд, как обычно. Но так ещё хуже, ещё больше лжи. Наверное, с Аленкой проблемы – не дает. Лена вскочила на ноги.
– Послушай! – Она потратила последние силы, удерживая вопль.
А вид сверху у муженька тоже препоганый. В принципе ничего плохого нет в том, что лысеющие мужчины выбривают начисто волосы. Но когда бильярдный шарик становится матовым, покрываясь свежей порослью, когда волоски серебрятся, а кожица под ними блестит, как первый осенний ледок, возникает соблазн разрушить эту мерзость, расколоть, разметать! Лене и на этот раз удалось преодолеть опасное желание ударить «птеродактиля» кулачком по макушке. Да и Пенни требовала внимания. Собака прыгала по полу, тихонько поскуливая.