
Полная версия:
Дыхание. Книга вторая
Третий перевод – мистический. Его происхождение вызывает споры, я отношу его ко времени Алия. Мне он непонятен, как и его соотнесение с текстом. Близок ли он первичному замыслу? Думаю, понимание придёт со временем. Я пойму его по себе. Плития ценит его выше других, но Плития мнима. Мистическое притягивает её взгляд, я вижу. Мнимые числа увлекли её. Она отходит, увлекаясь ряженым. Рыжее же оставляет её. Как? Не знаю. Возможно, через поры. Многое просачивается через поры. Мы покрыты ими. Помазав себя, этого возможно избежать. Это явление упомянуто в Каме. Оно известно Древним, зовётся мановением. Загадками окружено оно, символ его – виноградная лоза. Мановение имеет сроки, призванные им. Древние прозывали его безрассудством и неотступно предавались ему. Это великий обряд, утерянный нами. В Каме ему посвящено лишь несколько слов. Они обращены к современникам и их смысл утрачен. “Лаза, лая-валая. Экна, опиура, павилла. Э сурр”. Это мантра. Плития полагает её началом мистического песнопения, я сомневаюсь. Думаю, это призыв. Длительные занятия переводами помогут мне. Я совершенно спокойна. Решение приму завтра. Завтра – Новый День.
Антракт
Дорожка, бежавшая по лугу, зарастала. Солнце лило свой свет, проливали воды тучи. Ветер и опылители разносили крошечные семена, они попадали в почву и начинали прорастать. Когда-то по ней бродили дети, потом позабыли о ней, а время не забыло. Порой её пересекали чёрные муравьи, знатоки биссектрис и равновесия, они искали тлей, обнаруживая их по запаху. Перелетали и чёрные рогатые жуки с широкими крыльями и жутким жужжанием, любители ночного холода и простора. Мимо тропинки проходили звери, пробирались кроты и ежи, гнездились поблизости и жаворонки. Сложилось так, что дети стали играть на лугу, далеко-далеко, и тропинка стала зарастать сорняками. Появились полевые злаки: тимофеевка, ёжа, мятлик; расцветали и угасали незабудки поблизости, долго держался клевер и лопухи, проходили изредка взрослые, собирая букеты или грудной сбор. Те, кто знал о ней, запропастились, воспоминания не навещали их, а если и навещали, то вдалеке отсюда, и поискать её было некому. Ужам она казалась ненужной, они проползали мимо, не придавая ей значения, и её направление и положение не вызывало у них ассоциаций. И вышло так, что искать её стало некому. Было столько всего, столько забот, радостей, тревог и треволнений – как сравнится с ними скучное тропиночное искание? Если и оставались свои признаки, помощники и ориентиры, то и они могли быть понятны лишь немногим, проведшим своё детство среди лугов, но и они углубились в своё… Рядом с тропинкой, если поискать, можно было найти иголку – искать пришлось бы долго, зато какая радость! А сколько видов пчёл залетали сюда, по делам и просто так, шутки ради, привлечённые детскими песенками и их наивным мотивом. Они не жалили – лишь жужжали безобидно, довольные и счастливые. А то и замолкали, увлечённо вслушиваясь. И думали… О чём? Одним пчёлам ведомо. Быть может, о других пчёлах? Или о цветах – пчёлы безумно любят яркие цветы. А вот бледные им не по вкусу – трудно приметить… На крыльях пчёл таились крошечные пчёлки – мало кто знает о них, но они есть. Их просто трудно разглядеть – ведь пчела так быстро махает крылышками. А если кому и удавалось – ему не верили, говорили: выдумщик и простак. А они есть.
Много чего случалось. Бывало, над тропинкой распростёр крылья сокол, острым глазом следя за происходящим на ней. Ведь интересно же – что там, прячется среди злаков. Быть может, ландыши? Может, и они – заранее никогда не знаешь, что случится и произойдёт. А знать хотелось – и сокол подолгу парил, всматриваясь в глубину. Иногда он вспоминал, нет ли других, запланированных на сегодня дел – обучение полёту птенцов, домашние беседы, грузинская кухня. Дел не находилось – и сокол преспокойно летел дальше, расправив крылья. Поток обтекал его – своеобразное, никому не описуемое ощущение волновало его. Кто знает, понял ли его бы дельфин, выпрыгнувший из воды, ведь это самая лучшая игра, выпрыгивать из воды вместе с другими дельфинами, и лететь, лететь… А альбатросы, уносимые ветрами и ныряющие со всего маху – сколько свежести в этих солоноватых водах… И если нахлебаешься – ничего, ничего… Ветер подхватит и понесёт – ветер дует всегда, это же океан. Море плескалось недалеко от луга – меньше, чем час полёта, и журавли уже могли увидеть его весенним, зарастающим… Узнавали ли они его? Спросите, вдруг они Вам ответят…
Как можно его забыть? Мы помним всё, мы же птицы… А Вы?.. Разве не птицы? Не умеете парить? Как же Вы так? Я объясню, это просто… Нужно лишь раскинуть крыльями, махнуть несколько раз… Ах, у Вас нет крыльев… Что же Вы так? Ничего, ничего…
И тропинка зарастала. Гуляли розой ветры – северный сменялся восточным, заглядывал и морской, разгулявшись на просторе, или же лишь его отголосок, потерявший запахи… Бродили самые разные, а морского не было. Где он потерялся? Не долетел, споткнулся, быть может, или увлёкся проходившей мимо девушкой, мечтая с ней познакомиться. Хорошенькая… Пол-утра сегодня перед зеркалом провела, прихорашивалась. А делала вид, что занята. Нехорошо, так бы и сказала. А запах исчез. Сколько ни внюхиваешься – не слышу его. Может, мало учился? Может… Запахи уклончивы, их не обхватишь, не запрёшь. И не нарисуешь. А жаль, не правда ли? Вкусный запах хлеба, шириной во всю картину. Можно было бы, чтобы краски пахли. Умывался пахнущими красками… Каждое утро бы умывался.
Когда-то казалось, что так легко набрести на нужную тропинку. Где же она теперь? В каком из тысяч дней потерялась она? Куда свернули мы, на какую из безбрежных тропинок, забывчиво несущихся чередой? Среди подорожников и осок, среди слов и писем… Кто мы? Где мы? Что случилось там, вчера и позавчера, что обещало сегодня и завтра? Когда закончилось оно, наше детство, да и закончилось ли? Где Вы, друзья и вино, и счастливый осенний вечер… Где же Вы?.. Я ищу Вас и не нахожу… Прошлое… Что стало с ним? Когда он пробил, тот час и день, когда люди перестали искать рай, перестали мечтать о нём и создавать его, отвернулись от него и забыли? Сколько столетий минуло с того дня, сколько лет или дней, сколько жизней и памятей? Что стало с ним? Как же так? Где они, наши крылья, крылья человеческого разума, уносящего далеко за границы просторов и дней, парящие над морями и веками, рождающие бездны и царствия в своих снах и яви, творящие мир, не знающий себе равных, рождающие его перед глазами, одним росчерком мысли и безбрежной фантазии? Где они, безумные мечты, не мечтающие осуществиться, безумные желания, рождённые собою и в себе, и подаренные самым близким… Как же можно было забыть об этом? Кто додумался заменить фантазию на обыденность?.. Зачем нам она?
Уже давно не осталось ни родителей, ни друзей, и подсказать где он, этот рай, уже некому. Можно ещё спросить, подойти к человеку на улице и спросить… Да только поймёт ли меня он? Как объясню я ему простые истины, я, человек, лишённый хорошего воображения и долгой памяти, лишённый даже детей, которых я мог бы создать. Что скажу я ему, о кадрах и царствиях, о воздействии клея № 44 на оболочки мозга, и рисунках Рафаэля… Что я ни скажи – я не смогу донести это. И кто не искал рая – тот меня не поймёт. Кто не повторял сотнями раз “я устал”, не бился головой о деревянные полы, и в странно-болезненном приступе эйфории не задумывался о гармонии человека, тот не поймёт. Может, мой разум и покалечил меня, но я благодарен ему, это достояние, которое стоило жертв. Я не трагический герой, я не пророк и не кумир, я не создаю религию в том смысле, как это принято понимать. Но я мечтаю. Мечтаю о мире, созданным Разумом; мире, посвящённом детям, развивающем их необъятную фантазию, и сложные, но такие желанные способности памяти и мышления. Мире, который говорит на многих языках, рисует и творит, создаёт и мечтает. Мире, поставившем силу человеческой фантазии выше силы реальности, и черпающем их вместе. Мире, выбравшем развитие детей и самих себя. И отказавшемся от всего остального. Так я понимаю рай. И Ирина со мною согласна.
Старый напёрсточник
…В здешней культуре, насколько мне уже известно, издревле возник 28-летний календарь празднования Нового года, совпадающий с началом цветения в саду Ликуры. Прошлый год был годом Ивы, нынешний – год Шалфея, будущий год будет посвящён Васильку. Празднование длится весь период цветения, последние его дни совпадают с увяданием цветков. Добавьте к этому, что каждое празднование происходит согласно своему обычаю, чрезвычайно разнообразному и описываемому различно. В тонкостях могут разобраться лишь старожилы, повидавшие трижды каждый из праздников. Сложность календаря, означающего дни через изменения окружающей природы, изумительна. Неужели же Вы и вправду определяете время по цвету неба? Несомненно, это редчайшая сторона, не встречающаяся в известных мне культурах. На берегу Лассаны принято послушание кузнечиков и сверчков, но утренние и дневные часы они определяют исключительно по птицам. Согласно моему давнему наблюдению, способы измерения времени значимо сказываются на его восприятии. Сам я владею 23 способами, и могу сказать, что несколько вечерних часов протекают излишне продолжительно, и их следует принудительно сокращать прогулками. Я обратил внимание, что у Вас не возбраняется дурачиться, гуляя по улицам – во время вечерней прогулки мимо меня несколько женщин проскакали под руки, встречные мужчины пытались их поймать, а они уворачивались, и стали играть с ними в искалки. Для меня непривычно, чтобы незнакомые столь свободно переходили к первознакомству. Один юноша на улице читал себе басню про близорукие очки – я послушал его с немалым интересом, его нисколько не смущало моё внимание, и он приостановился и исполнил ещё одну старую басню, об апломбе. Он сразу угадал во мне гостя, и пригласил к себе в дом – подобное радушие для меня необычайно приятно. Дети ко мне пристали, просили рассказать им о прыгающих камешках – я вежливо уклонился, не желая ввести их в заблуждение неточным описанием – моё владение Вашим языком ещё недостаточно совершенно. Вместо этого я рассказал им восемь лучших историй о пиратах, в авторском исполнении. К восьмой истории детское благорасположение заметно утомилось, и они стали лазать друг через друга – я был принужден закончить своё повествование кратким описанием пиратского багажа. Вам известно, что ровинские пираты кладут в каждую каюту запасную подушку, чтобы загородиться от шума извне? Почему Вы думаете, что у них не бывает кают? Спать совместно у них считается непринятым, это связано с их давним обычаем – спящих часто выкидывали за борт, а потом ловили сетями… Чтобы загородиться от шума, они и стали использовать дополнительные подушки.
…Могу Вам сказать, что некоторые культуры чрезвычайно своеобразны. У фалангов принято теребить встречного в знак приветствия. При многолюдной встрече они могут теребить до сорока раз – некоторые оспаривают эту цифру, считая её заниженной. Фаланги очень коммуникабельны, обыкновенно они гуляют вдвадцативосьмиром, или же ещё в большем числе. Они любят говорить все вместе – слушатели из них неудачные. Голоса у них зычные – встретив родственника или приятеля, они начинают наперебой сообщать друг другу свежие новости – за неимением письменности они наделены непомерным любопытством, сказывающемся на огромном числе явлений. Чего только стоит ежеминутный взрыв повального щекотания, прокатывающийся по гуляющей толпе при каждой свежей новости о соседях. После нескольких дней, проведённых с ними, я в течение недели с трудом сдерживал поминутный хохот – на меня косились и с тревогой обходили учиты, совершенно лишённые способности смеяться. Учиты – люди серьёзные и глубокомысленные, их общественное положение всецело выражается в их осанке. Это тоже традиция – она пошла от царя Отура Значимого, его эдикт предписывал сановникам сохранять иерархическое положение в том числе и во время сна – говорили, что даже во время лихорадочного бреда он возвышенно рассуждал о значимости государственных институтов при приготовлении свежевыжатых соков… Отур был на редкость жизнелюбивым человеком, но принятый раз и навсегда облик Правителя не позволял ему проявлять природную непосредственность. Но у него была привычка – нарезая дыню, он начинал трястись всем телом, сдерживая подступающий смех. Если сановники заставали его за этим, то всегда принимали вид почтительно-вдохновенный – от этого его начинало трясти ещё сильнее. Он часто колебался, принимая решения, но дыню оставлял обычно при себе – он высоко ценил её качества. Его часто изображают с державой и дыней в одной руке, я лично видел несколько портретов. Несомненно, очень значимый человек…
…Изучая культуры юга и юго-востока, я узнал, что там повсеместно принято выражать своё настроение через одежду – самые неожиданные нюансы оттеняют само настроение и его происходящую смену, поэтому они обычно носят с собой несколько комплектов одежды, на случай возможных треволнений и изменений. Большую роль они придают бирюзовому, малейшие вкрапления его оттенков сказываются на них сполна. Последнее прозвано наполнением бирюзовости – я не умею перевести происходящее на Ваш язык, бирюзовость охватывает человека целиком и не оставляет долго, до нескольких дней. Бирюзовые женщины необыкновенны, говорю Вам со всем возможным почтением к ним, какая утончённость в порывах, в мечтах… Мне довелось встретить двух подобных женщин и нескольких детей – я был весь переполнен чувствами и коричневыми колечками, мне помогала многим моя молодая переводчица. Она говорила мне, что оное упомянуто во многих древних рукописях – ежегодно проходили массовые охваты… Представьте себе, жители города, одухотворённые звенящими колокольчиками, шествуют вдоль городской стены. Однажды их движение продолжалось нескольких дней и ночей, и было прервано лишь резко наступившим похолоданием. Да, одеяла они несли с собой…
Не удивляйтесь, что, рассказывая, я продолжаю рисовать на стене – этому не положено прерываться ни на миг, ни при каких обстоятельствах, иначе чреват разрыв переменчивости – оторвавшись от охватившего меня, я буду принужден заносить всё на летописные листочки – эту обязанность возложил на меня один очень важный человек, не стану упоминать его имя всуе. Даю Вам на будущее один совет, восходящий к шестой трёхчастичной главе, – помните об обязательствах. Обязательства имеют удивительную склонность забываться, поэтому на каждом обязательстве обычно бывает печать, и без печати оно считается недействительным. В нашей Империи, как Вы уже несомненно знаете, с будущего года собираются заменить медные печати бронзовыми – уже семь месяцев ведутся споры, касающиеся их будущего облика. Вот образец, можете разглядеть его со всей положенной внимательностью… Да, это Император. А это… Как Вам объяснить… Это наша любимейшая фрейлина, ещё недавно служившая балериной в театре Ирисов… Император положил изобразить её на реверсе, вместо эмблемы и герба. Это гурт – запомните это слово. Почему на нём изображена змея? Не могу не удивиться наивности Вашего вопроса, да не прозвучит это обидным для Вашего молодого уха… Как Вам известно, Император глубоко почитает библейские сказания, и раз уж им не нашлось места на аверсе и реверсе, то он положил изобразить их с должной ясностью на гурте. Подбросим её, на счастье? Как Вы думаете, на какую сторону упадёт? Думаете аверс, да… Разумно. Бросаем… Ах. Упала на ребро. Ещё раз подбросить? Можете попробовать сами. Она на ребро редко падает… Один из тысячи? Нет, полагаю, что нет. Гораздо реже. Вы же такой знаток математики… Как говорил сам Дренегар, мой юный друг, математика – царица всех наук. Изучайте, изучайте её! В Вашем возрасте я очень увлекался играми. В играх повсюду математика – в каждой игре нужны свои особенные познания. Возьмём для простоты любую игру. Слышали об игре До туза? Очень простая игра, берётся колода – возьмите из моего правого кармана – и поочерёдно мы будем вытаскивать по одной карте. Победившим считается вытащивший первым туза. Говорите, начинающий имеет больше шансов? Девять против восьми? Как Вы быстро посчитали… Можете начинать. Эта тридцати шести карточная колода, да будет Вам известно, изображает лучших представителей высшего света нашего государства. Сам я изображён в роли валета пик, Вы его как раз сейчас вытащили. Не похож? Да, я был намного моложе. Почему у меня на голове колпак? Так пожелал оформитель – сам я был в то время в отъезде. Видите, три семиполярных звезды на фраке? Редкий знак отличия. Это наш повар – почему Вы сомневаетесь? Ему примеривали на примерке государеву мантию… А вот и туз, мне. Что это за женщина? Не могу раскрывать Вам всех секретов… Уже видели эту колоду, в лавке? За три гроша продаётся… Что поделать – повсюду мздоимство… Думаю, её либо потеряли, либо позабыли, а другие уже скопировали изображения. Положите её обратно, там дальше есть несколько изображений совершенно секретных лиц. Уже видели их, почти без одежды? Нет, в оригинале, разумеется, все изображения весьма цивильны. Копирующие нередко утрируют всё до невозможного… Ох, молодой человек… Мало Вы ещё знаете людей. Поверьте моему опыту, как учил Дренегар, не обжегшийся да не пьёт. При чём тут горячее молоко?.. А… Да, с этим соглашаюсь.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги