Дыхание

* * *

Я сегодня проходила мимо детской площадки, и там одна мама вальсировала со своей дочкой, взяла её на руки и танцевала – такое чудо! Я тоже, когда у меня будут дети, буду вальсировать с ними – какое это счастье! Какие же эти дети славные! И я специально беру книгу, и сажусь на траву, под деревцем – это рябина, – и делаю вид что читаю, и подглядываю. Они в прятки любят играть, и за мной и моей рябиной прячутся, один мальчуган подбежал ко мне, весёлый, палец ко рту поднёс, дескать: молчи! И спрятался прямо за моей спиной, и думал, его не найдут. А эта девочка, которая водила, такая хитрая, мне кажется, она подглядывала пока считала, и очень быстро его заметила, а он так обиженно посмотрел на меня, будто я плохо старалась и его не смогла спрятать – а я тут при чём? А в прошлый раз мы с ними хоровод водили, они водили неподалёку от меня, и мне показалось, что им хочется водить вокруг моей рябины, а я им со своей книгой мешаю, и они стесняются. И я книгу отложила на траву, а сама подошла к ним и обещала рассказать интересную сказку, если меня пустят, и мы пошли хороводить вокруг рябины, и пели: “Рябина, рябина, по имени Алина, Дружила с осиной по имени Марина”, – это я сочинила, там ещё строчки были, я уже их не помню, дети все придумали по одной- две строчки, а я так больше всех.

* * *

Я сегодня ветреная, никак не могу сосредоточиться, и мысль прилепляется то к одному предмету, то к другому, и это будто не мысль, у меня перед глазами разворачиваются сцены, образы, совсем без моего участия, я им нисколько не нужна – они словно мультфильм, который кто-то показывает мне в пустом зале, его бы показывали даже если бы я не пришла на показ, и зал остался пустым. Сцена сменяется сценой, персонажи возникают, говорят, играют, шутят, в их поступках, поведении, словах нет никакой заметной, понятной цели, и нельзя угадать, есть ли в ней смысл, то ли они обращаются к тебе с просьбой или советом, или просто шутят, им интересно как ты отреагируешь – попробуешь помочь или останешься равнодушной, а может, и вовсе не интересно, а они просто насмехаются над тобой, думают, какая глупышка, – на дворе вечер, тучи, дождь идёт, такая хорошая погода, ветер октябрьский завывает – ух! – а она вместо того чтобы гулять да дышать свежим воздухом, да по лужам топать – спряталась в наш зал, и, наивная какая, думает, что здесь можно укрыться. И картина сменяется тучами, и дождём, и лужами, и темнотой, освещённой понурыми фонарями, и герои где-то прячутся в этой темноте, может, за поворотом дороги, а может – у тебя за спиной, ты же идёшь и никогда не оборачиваешься, и не знаешь, идёт ли за тобой кто-то по пятам, мало ли, что ты слышишь лишь свои шаги – это ещё ни о чём не говорит, ведь они умеют летать, и ещё невидимы и неслышимы. Они призрачны как твои мысли, и поэтому так же хорошо умеют притворяться, и когда ты думаешь, что идёшь по тропинке, ты на самом деле никуда не идёшь, и они нигде не прячутся, зачем им прятаться, если ты никуда не идёшь, а то, что тебе всюду видятся призрачные тени – так ты просто слишком подозрительная – посмотри какая погожая, солнечная погода, и отчего ты решила, что сейчас октябрьский вечер – уже давно утро, а мы здесь стоим и греемся на солнышке – оно сегодня на часик к нам заглянуло, и тебе привет свой передаёт, говорит, соскучилось и давно тебя не видело. Ох уж это солнышко, все знают, какое оно обманчивое, обещает заглянуть, а затем оправдывается, дескать, тучи, а знаем мы, какие у него тучи на уме, тоже мне, оправдание, всем бы такие тучи, так можно что угодно объяснить, и почему дома не ночевала, и откуда цветы – да всё что угодно, всегда в ответ лишь одно: тучи! А мы, пока тут солнце светило, хотели спросить у тебя совета и обратиться с просьбой – и всегда у нас это вместе: скажи, стоит ли нам немножко подшутить над тобой – ты же не обидишься и равнодушной не останешься, мы-то тебя давно и очень хорошо изучили, только ты не подумай, что мы насмехаемся над тобой и считаем тебя глупышкой – мы вовсе так не думаем и не считаем, хотя, сказать по правде, для нас несколько странно, что в такую хорошую погоду ты сидишь и делаешь вид, что смотришь мультфильм: посмотри, за окном светло, солнце в лужах отражается, ветер стих, осень чудной красоты, неземной лепоты, проглядывающая в каждом листочке, в каждом уголке неба, в зеркальце…

* * *

Я сегодня во сне рисовала с закрытыми глазами. Не знаю, с чего это мне взбрело в голову, но с чего-то взбрело, и всё тут. И мне очень-очень хотелось открыть глаза, и посмотреть, как там получается, но я не открывала, откроешь – и всё обаяние исчезнет, чего доброго расстроюсь, и больше рисовать не стану. А так – рисуешь с закрытыми глазами, и мечтаешь, чтобы получился настоящий шедевр, и думаешь: отчего я раньше не понимала таких простых вещей, наверняка с закрытыми глазами получается лучше, иначе и не бывает, рисуешь – и ничего тебя не отвлекает, не мешает. И чувствуешь, что и линии тоньше выходят, и пропорции гармоничнее, настоящую-то живопись чувствуешь душой, когда душа поёт, то живопись – настоящая. И я рисовала, и очень долго могла рисовать, мне ещё подумалось, какое счастье было бы проспать весь день, и всё-всё нарисовать: и себя, и маму, и Лара, и церковь нашу, и лес мой любимый, и небо, и я лежала и представляла себе, как это всё у меня замечательно получится, и что теперь я буду каждую ночь рисовать, и обязательно с закрытыми глазами – а то кто же по ночам с открытыми рисует? И я ещё подумала, что и смотреть надо на всё вокруг с закрытыми глазами, так лучше всего, эти глаза – чистые обманщицы. Напридумывают чего совсем нет, и попробуй, убеди себя, что не было – ты же это видела, говоришь себе, и знаешь, что ничего ты не видела, а всё это выдумки, и всё равно чувствуешь, что запуталась. И такие вещи и с другими людьми бывают, смотришь на человека – лицо колючее, и думаешь, что и он колючий, а может, у него в душе соловьи поют, а ты и не видишь. И я ещё решила, что с Ларом меня глаза не обманывают, он и внутри пушистый и добрый, я это с первого раза в нём увидела. Вот… А нарисовала я каракатицу, и очень мне самой понравилось, думаю, ещё и сегодня днём попробую.

* * *

Я иногда путаюсь, и сама не знаю, говорить про девушек “мы” или “они”, я сама обычно говорю “они”, но когда про девушек говорят что-то плохое, я всегда говорю про себя “мы”, и когда мужчины говорят про женщин свысока, я всегда внутренне злюсь и спорю. А мужчины очень любят про женщин говорить свысока, это у них мания какая-то, они сдерживать себя не могут, им просто позарез надо об этом порассуждать, и всегда они приводят почти одни и те же аргументы, смешно и никакой оригинальности. Конкретно, одна группа аргументов состоит в том, что мужчины превосходят женщин, потому что они быстрее, выше и сильнее, дескать, они дальше прыгают, ядро лучше толкают, в хоккей лучше играют, бьют сильнее. Это просто курам на смех, и таких мужчин это очень ярко характеризует, они ничем не отличаются от лосей во время гона – то есть просто лоси. Даже хуже лосей, я лосей люблю, они забавные, идут напролом, куда глаза глядят, – я однажды мельком одного видела. Вот. А вторая группа аргументов такая, дескать, все великие учёные – мужчины, все великие политические деятели – мужчины, все вожди – мужчины, все герои – мужчины, все пророки – мужчины, все поэты – мужчины. И что меня ещё веселит всегда, когда они высказывают это женщинам (им нравится дразнить, сознательно издеваются), то те в ответ зачем-то – я не знаю, зачем, – приводят такие же расхожие банальности, что на самом деле не все, Софья Ковалевская была математиком, Марина Цветаева – поэтом (или поэтессой?), Индира Ганди – политическим деятелем. По-моему, всё это – сплошная чепуха. Ни одна разумная женщина, кроме Софьи Ковалевской, не станет тратить свою жизнь на доказательство никому не нужных математических теорем, или получение замысловатых химических веществ, или управление государством – её всё это совершенно не интересует. Мужчины занимаются всем этим потому что они совершенно бездарны и просто не умеют жить, они упускают в жизни главное и занимаются второстепенными вещами, увлекаются абстракциями, фантазиями, теориями, тратят свою жизнь чтобы доказать что-то другим мужчинам, чтобы кем-то повелевать, что-то решать, изучать, они готовы романы писать о любви – вот до чего у них доходит, сидят где-нибудь на чердаке и романы пишут, а жизнь проходит. А женщины во сто крат умнее, мы умеем жить для себя, мы умеем испытывать удовольствие и наслаждения, мы знаем огромное число источников удовольствия внутри себя и вовне, мы умеем его получать, заставляем мужчин его нам доставлять. Удовольствие – это женское чувство. И мы умеем любить, мы умеем получать от любви то, что хотим, любовь это и есть самое главное, мужчины это плохо понимают, когда ты знаешь любовь, ты не станешь писать о ней романы, они тебе не нужны, как не нужны теоремы, это всё совершенно не имеет значения – тебе нужен только любимый или любимая. Это очень просто – но они не понимают, и изобретают какие-то сложности, философские теории, увлекаются механизмами, организмами, организуют, проводят, строят замки из песка и тумана – чистейшие фантазёры, ничем не лучше Жюль Верна, таких много. И кичатся этим, бьют себя в грудь, как маленькие дети, обогнавшие других и быстрее добежавшие до ленточки, – а чем тут гордиться? А эти рассуждения об удовольствиях – это послушать только, что они называют удовольствием, – хм, это только ещё раз подчёркивает бедность, просто нищету их фантазии, они и вправду нищие. Им просто как воздух нужна женщина, которая спасла бы их, – и я совершенно не удивляюсь, что часто наложницы становились императрицами – стоит мужчину лишь приласкать, пожалеть, погладить по голове, прошептать ему о любви, чуть шире открыть ему глаза – и он уже готов отдать тебе все свои царства – зачем они ему теперь? Руки женщины легко исцеляют любую боль, мы растворяем её в своей нежности, мы освобождаем от тоски, мучений, поисков – зачем они, когда рядом мы, наши губы слаще любой мечты, наши глаза прекраснее любой победы, мы как чудесный сон усыпляем мужчину, чтобы он наконец прозрел и проснулся для новой, настоящей жизни, она течёт лишь в нас самих, просто надо научиться её понимать, слышать, чувствовать, рай может быть только в себе, для него не нужны империи и галактики, рай внутри тебя, если ты умеешь создать его, найти его, обрести его, открыть. И мы отпираем эти врата…

* * *

Я потеряла очень ценную мысль. Пришла ко мне одна ценная мысль, а я взяла её и потеряла. И всегда так: самые ценные мысли всегда теряются, пропадают куда-то, и всё тут. Дело было так. Вначале я думала о том, что книга подобна сумеркам, и в ней можно заблудиться, потеряться в шелесте испещрённых буквами страниц. И странно так мне подумалось: буквы как буквы, ничего особенного, но некоторые их комбинации подобны счастливой встрече с близким и таким хорошо знакомым тебе человеком, а некоторые преследуют тебя как пугающие шаги, пока ты идёшь по неосвещенному фонарями тёмному переулку. И есть такие комбинации, которые подобны свету зажжённой свечи в непроглядной темноте, а есть – свету окна, за которым притаился долгожданный покой и уют. И мне пришёл на ум эпиграф: “Здесь могут водиться мысли…”. И никогда не знаешь, что сулит эта встреча, да и случится ли она, вдруг я в самый неподходящий момент задумаюсь о том, что плохо сегодня расчесала волосы, и мысль возьмёт, и останется незамеченной, они очень любят притаиться, или, например, притворится, что она сидит на автобусной остановке и читает газету – ага, знаем мы, что это за газета, в 11-ом часу вечера. А некоторые мысли ведут себя совершенно неподобающим образом – стоит и курит в свете фонаря, опёршись спиной на стену дома, накрасилась, чтобы ты её не узнала, а ещё возьмёт и подмигнёт тебе, дескать, иди за мной, здесь совсем близко… Ох уж эти мысли… А бывает и так. Идёшь ты ночью по переулку, свернёшь, и вдруг столкнёшься лицом к лицу с незнакомцем, в чёрном плаще и шляпе длиннополой, и больше ничего в нём не разглядишь, темнота. А он так спокойно обратится к тебе: “Добрый вечер, знаете, я совсем потерялся в сумерках Вашего города, заблудился в его вечно шелестящих на ветру аллеях, и фонари у Вас тут совсем не горят, Вы мне не поможете найти нужный мне адрес?” – и называет тебе адрес дома, в котором ты живёшь. И уже чувствуешь что-то неладное, говоришь: “Конечно, я провожу Вас”, – а сама почти дрожишь. И он идёт позади тебя, и ты чувствуешь, как его взгляд скользит по тебе, и какие у него странные, почти бесшумные шаги, он ступает на землю в тот же момент, что и ты, в тот же момент делает вдох, и тебе уже кажется, что удары его сердца совпадают с твоими ударами. И начинаешь думать, что ты его раньше видела, он снился тебе по ночам, ты хорошо его знаешь, он сейчас, когда вы будете проходить мимо статуи грациозной обнажённой натурщицы, скажет: “Её Лея звали…”. И эта статуя уже виднеется, вы уже подходите совсем близко к ней, нужно было пройти по другой улице, зачем ты сюда свернула, оборачиваешься к нему, и он говорит, с тихой затаённой грустью: “Её Лея звали…”. И вот, вы походите к твоему дому, и ты с замиранием сердца спрашиваешь, какой подъезд он ищет, и он называет номер твоего подъезда, а после, шагая по тёмной лестнице, ты ещё надеешься, и шёпотом спрашиваешь: “На какой Вам этаж?”, и он называет твой этаж, и вот, ты стоишь возле дверей своей квартиры, прижавшись спиной к двери, колени подгибаются, сердце жестоко бьётся, ты тяжело и глубоко дышишь, воздуха не хватает, а он стоит и смотрит на тебя, ты не видишь его глаз, ты их чувствуешь, и он говорит с тихой грустью: “Вот мы и пришли…”. И вот, пока я обо всём об этом думала, пришла ко мне одна ценная мысль. Я лежала на кровати с закрытыми глазами, и делала вид, что сплю, а на самом деле не спала и думала всякие думы. И в дверь постучались. Я ещё подумала – кому это понадобилось перелезать через забор и стучаться в три часа ночи? – я почему-то решила, что было три часа ночи. А Лар спал и не проснулся, и лаять не стал, и я подумала, что это неспроста. И тихо-тихо, на цыпочках, подкралась к двери, старалась, чтобы никто не услышал. И тогда в дверь снова постучались. И я долго думала, открывать или не открывать, мало ли кто стучится по ночам. А входная дверь у меня на веранде, и там во всю стену окна, и можно рассмотреть гостя, только он тоже сможет меня рассмотреть… И я немножко боялась. И вдруг – я не знаю, почему, – я решила, вернее, поняла, что это очень ценная мысль, она стучится ко мне, а я не открываю, и я решила пойти за фонарём – почему-то мне не хотелось зажигать свет, и я решила взять фонарь, чтобы когда я ей открою – сразу её хорошенько разглядеть. И вот, я пошла искать фонарь, а без фонаря это очень тяжело, он у меня хранится на чердаке, а там темно, хоть глаз выколи, и я долго искала и насилу нашла – он за зеркалом оказался, сама не знаю когда я его туда положила. И вот, я поспешно включила его, посмотрела на своё отражение в зеркале – я себе понравилась, хотя слегка заспанная, но очень симпатичная – и я быстро спустилась, и побежала открывать дверь, открыла – а её и след простыл. Вот…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.