скачать книгу бесплатно
Кофе они выпили на Египетском рынке, на горе за мечетью. Но до того, как они уселись в маленькой кофейне, чтобы перевести дыхание, – до этого у Леры даже шея заболела от того, что она беспрестанно вертела ею налево и направо.
Вообще-то это и не рынок был даже, а большая сводчатая улица-лабиринт с окнами по бокам. Каждое из окон было маленькой лавкой, из каждого продавали фрукты и овощи: прозрачный и благоухающий мускатный виноград, оливки всех цветов и оттенков – соленые, маринованные, которые Лера с удовольствием пробовала, – и абрикосы, и персики, и сушеный инжир в красивых соломенных корзинках, в которых каждая инжиринка была завернута в фольгу, и перцы, и баклажаны, а дальше сладости, горы мраморной халвы, и еще, и еще – и до бесконечности!
Это было так красиво, от всего этого изобилия веяло таким счастливым довольством и жизнью, что Лера смеялась, идя по улочке между бесконечных фруктовых рядов и пробуя все подряд.
– Бежим отсюда, Митя! – взмолилась она наконец. – Я желудок расстрою, не доеду до дому!
И они оказались в полутемной кофейне, где густой восточный аромат навевал совсем другие, неторопливые мысли. Серьезный турок с выражением священнодейства сварил кофе в старинных медных джезве: трижды дал подняться ароматным шапкам пены, потом легко постучал по горячей меди – и пена побелела.
– Тысячу раз ведь описан этот город, – тихо сказала Лера, вдыхая жаркий запах кофе над крошечной чашечкой. – И я, кажется, читала… А когда попала сюда, словно затмение какое-то нашло. Ты понимаешь, мне показалось, что не было здесь ничего – ни Святой Софии, ни вот этих базаров восточных знаменитых, и генерал Хлудов не смотрел на эту бухту… Только лифчики да мохер, да какие-то кошельки – по сто штук в руки. Я все забыла, ничего не видела! Наваждение, да?
– Не знаю, Лер, – ответил Митя. – Я сначала подумал: тебе не надо было все это затевать. А теперь – правда, не знаю. Какой смысл в том, чтобы закрывать глаза перед жизнью? В тебе жизнь бьет через край, все равно тебе себя не удержать. Но ведь тяжело это…
– Что – тяжело? – не поняла Лера.
– Да вот это столкновение с жизнью, на которое ты решилась. Мне всегда странно было: как это тебе хватает Тинторетто, венецианцев твоих? На тебя только взглянуть…
– Что, появляются мысли не о Тинторетто, а о рынке в Лужниках? – обиделась Лера.
– Нет, совсем не то. Я же сказал: жизни в тебе много, и сразу ясно, что ей тесно в любых застывших формах.
– Ты считаешь, это плохо?
– Я ничего не считаю. Я знаю только, что это нелегко. Застывшие формы поддерживают, а выдержать без них – на это не каждого хватит, особенно теперь. Времена идут тяжелые.
Он замолчал, глядя на Леру и вдыхая сигаретный дым.
– Жаль, что ты торопишься, – улыбнулся он вдруг. – Мы бы с тобой кальян покурили. Или хочешь гашиш попробовать?
– Не знаю, – Лера тоже не удержалась от улыбки. – Я и обыкновенные сигареты курила только в школе, за компанию.
– Тогда пойдем? – сказал Митя. – Если хочешь, конечно, если ты не устала. Ведь он удивительный, я думаю – этот рынок. Византийский город.
Византийский город был так же шумен, как привычные Лере торговые улочки европейского Стамбула. Но Митя быстро провел ее мимо зазывал куда-то в сторону, в узкий и тихий переулок.
– Откуда ты знаешь, куда идти, Мить? – удивилась Лера. – Ты что, был здесь?
– Не был, – ответил он. – Но говорю же тебе, он описан в сотне книг. И знакомых в Оперном расспросил. Мы сейчас в ювелирный ряд пойдем.
В ювелирном ряду было совсем мало покупателей, да и те в основном любовались работами старинных мастеров – медными кальянами и подносами, черненым серебром. Серебро Леру тоже заинтересовало, и она с удовольствием разглядывала изящные колечки, и узкие браслеты, и витые серьги с тускло поблескивающими камнями.
– Лер, можно я тебе что-нибудь подарю? – вдруг спросил Митя. – Кольцо вот это, например?
– Но зачем? – удивилась она. – Представляю, сколько оно стоит, это же ручная работа! Я вообще здесь хожу как в музее.
– Это неважно – можно? – повторил он, и Лера услышала в его голосе какую-то странную интонацию.
– Ну, подари, – сказала она. – Спасибо, Митя. Но ты и так мне подарил сегодняшний день…
– Но к Софии мы не успели, – заметил он. – Вот и пусть будет колечко – вместо Айя-Софии, хорошо?
– Что значит – не успели? Мы же не на экскурсии! Все было так хорошо – даже без Софии, я тебе правда благодарна…
Айя-Софию они действительно увидели только издалека, сквозь быстро сгущающиеся сумерки. Но, как ни странно, ажурное серебряное колечко, которое Лера тут же надела на руку, и в самом деле было похоже на этот храм. Во всяком случае, на такой, каким представлялся он Лере. Это было удивительное Митино свойство: как он говорил, так и получалось – как с Зоськиным именем.
В гостиницу они вернулись без четверти восемь. Перепуганная Зоська выбежала им навстречу, бросив без присмотра мешки.
– Зось, мы долго? – извиняющимся голосом издалека сказала Лера. – А мы тебе рыбу жареную принесли, чтобы ты не сердилась!
– Ой, ну какая рыба! – воскликнула Зоська. – Автобус уже пришел, вы что! Все погрузились, а я тут бегаю как клушка, а все, конечно, своими вещами заняты, не до меня. По-моему, нам и впрямь места не хватит в автобусе, просто ужас, сколько туда барахла уже втиснули!
– Не волнуйся, Зоська, сейчас погрузим, – успокоил ее Митя.
Глаза у него снова веселились, и выражение лица было как всегда – насмешливое ожидание.
Они быстро перетаскали мешки к автобусу, но затолкать их внутрь действительно не представлялось возможным. Кажется, в автобусе негде было даже стоять, не то что сидеть или складывать багаж.
– Что же делать? – растерянно сказала Зоська.
Лера заметила: как только появился Митя, Зоська переменилась – стала какой-то маленькой, испуганной и неуверенной. Как будто это не она совсем недавно яростно торговалась в лавках и носилась по городу в азартном поиске очередной партии товара. Теперь она то и дело бросала на Митю вопросительные взгляды, словно ожидая совета.
А Лера наоборот – воспрянула духом, и ее уже не могла напугать такая ерунда, как переполненный автобус.
– Но без вас ведь не уедут, правильно я понимаю? – спросил Митя и тут же, вскочив на подножку, обратился с этим вопросом куда-то внутрь автобуса. – Ведь не уедете же без них, правильно?
– Да что ты будешь делать с этими тетками? – извиняющимся тоном ответил ему водитель. – Ведь и знают же, что с места не тронемся, пока всех не загрузим, а все равно… Ну, пусть сидят на своих клунках, раз не торопятся, а я подожду! – Это он произнес уже громко, в салон.
То ли слова шофера возымели действие, то ли Митина веселая уверенность, но внутри автобуса нехотя зашевелились пассажиры, задвигались мешки, и вскоре оказалось, что вполне хватает места для Лериной и Зосиной поклажи.
– Вот и отлично, – удовлетворенно произнес Митя. – Спасибо за сознательность, товарищи! Ну-ка, девочки, быстренько, пока коллеги не передумали, – поторопил Митя, подхватывая их поклажу.
Общими усилиями мешки оказались в автобусе в мгновение ока. Зоська сразу нырнула в салон, помахав Мите рукой на прощание. Лера остановилась на минуту в дверях.
– А ты надолго сюда, Митя? – спохватилась она. – Я ведь даже не спросила…
– Ты вообще мало спрашиваешь. Ненадолго, сегодня вечером самолет.
– Тогда – до Москвы, дома увидимся? – сказала Лера.
– Не увидимся. Я ведь не в Москву, разве я не сказал?
– А куда же? – удивилась она.
– В Лион. Главным дирижером Оперы.
– Ничего себе! – поразилась Лера. – Почему же ты ничего не рассказывал, Мить? Ведь это же… Главным дирижером!
– Я же говорю: ты мало спрашиваешь.
– И на сколько?
– На год пока, а там видно будет. Меня ведь давно приглашали, но пока мама была… А сейчас – что меня удерживает в Москве?
Он неотрывно смотрел снизу на стоящую на ступеньке Леру. Та отвела глаза. Она тоже понимала, что Мите тяжело должно быть в Москве после смерти матери, и ей нелегко было встречать его взгляд – словно устремленный туда, где была теперь Елена Васильевна…
– Но ты же будешь приезжать? – неуверенно сказала Лера.
– Не знаю, посмотрим. Ладно, подружка, счастливо тебе! – Он легко коснулся рукава Лериной куртки.
– Спасибо, Митя! Если бы не ты, я бы с ума сошла, точно!
– Не сошла бы, – улыбнулся он. – Это не те страхи, от которых ты можешь сойти с ума.
И он пошел по улице, не оглядываясь, а Лера поднялась ступенькой выше, и дверь за ней захлопнулась.
Зоська уже сидела у окна и держала рядом место для Леры. Вид у нее был печальный, она была похожа на нахохленную синичку с остреньким носиком.
– Как он появился здесь?.. – проговорила она. – И почему?..
– Он же сказал: турецкую музыку изучал, – сказала Лера.
– А ты и поверила…
Глава 9
Несмотря на усталость, несмотря на то что Зоська оказалась права, обещая, что обратный путь будет труднее, – эти трудности показались Лере совсем ерундовыми.
Конечно, их автобус становился на каждой границе объектом пристального внимания. Приставали турки, приставали румыны, потом болгары. Каждый пограничник вспоминал, что у него есть жена, дети и множество родственников, которым не помешает новая тряпка.
Но все эти бесконечные препирательства с обнаглевшими должностными лицами уже не казались Лере ни унизительными, ни даже требующими душевных сил. Она и сама не понимала, почему это произошло, но она повеселела, почувствовала в себе прежнюю готовность дать отпор кому угодно – словно струна зазвенела у нее в груди. И, не утруждая себя лишними размышлениями, она вытаскивала из мешков коробочки, и пакетики, и банки с пивом – и отдавала таможенникам.
В этих хлопотах прошла вся ночь. Когда в Горной Оряховице автобус остановился у железнодорожного вокзала, измотанная Зоська сказала с тоской:
– Все, Лер, сил больше нет. А еще в поезд все это грузить, господи! Сейчас наши все опять как кинутся, снова места не останется в купе!..
– Останется, – успокоила ее Лера. – Почему ты думаешь, что я их вперед пропущу? Было бы кого!
И соратники уступили ее напору. Лера не расталкивала никого локтями, не ругалась, но действовала так уверенно, что никто не решился оттеснить их с Зоськой от подножки вагона, и их мешки оказались в купе вовремя.
Правда, Лера и сама устала после этого мероприятия – присела на краешек вагонной полки, стараясь отдышаться. Зоська – та и вовсе была бледной, тяжело дышала, и капельки пота выступили у нее на носу. Даже странно: она, казавшаяся такой неутомимой и неунывающей в начале поездки, теперь совсем сдала; какой-то безнадежностью веяло от нее.
– Что с тобой, Зосенька? – попыталась приободрить ее Лера. – Погрузились ведь, сейчас поедем. Уже можешь расслабиться – по крайней мере, до границы.
– Не обращай внимания, – махнула рукой Зося. – Я не устала, это я так просто…
«Что с ней, в самом деле?» – мелькнуло у Леры в голове.
Но надо было как-то разместить мешки в купе, надо было не перепутать свои с чужими – и Лера забыла о странном Зоськином состоянии.
А разместить все, что они с Зоськой и их соседки втиснули в купе, – это была задача не из легких! Соседки были придавлены куда-то к самому окну, даже их голов не было видно из-за горы мешков. Лера с Зоськой, наоборот, стояли у самой двери, не надеясь сесть.
Как ни старались они все вчетвером превратить купе в пространство, пригодное для жизни, – это им не удалось. Кое-как забили мешками все верхние полки и весь пол, высвободив нижние полки, чтобы спать на них по двое.
Появился проводник, запричитал:
– Вещей какая прорва, и куда вы их прете? Перевес, с меня же штраф возьмут, не только с вас! Нет, не могу разрешить, не могу!
Разумеется, двух зеленых бумажек, полученных с Леры и Зоськи и с их попутчиц, оказалось достаточно, чтобы проводник испарился, забыв про перевес.
– Господи, что они с нами делают! – вздохнула одна из женщин – усталая, полная, в поношенном спортивном костюме.
– Ну и что? – хмыкнула вторая, с узкими блеклыми губами и пронзительным взглядом. – Вроде они не понимают: мы ж с этого дела неплохо поимеем – почему они не должны попользоваться? Если я про своих детей подумала, разве они не подумают?
Лере не хотелось сейчас никаких разговоров, рассказов о поездке, рассуждений о трудностях челночного дела. Но и попутчицам, похоже, было не до разговоров. Примостившись на своей полке, они задремали, не укладываясь, в ожидании границы.
– Теперь и граница-то какая, не поймешь – советская, украинская? – пробормотала одна из них.
Действительно, из Москвы уехали как раз после отречения Горбачева, и теперь Лера сама не могла бы ответить на этот вопрос. Правда, попутчиц и не интересовал ответ.
– Чья бы ни была, – махнула рукой вторая. – С тебя все сдерут, не переживай. Спи лучше!
Бодрый украинский – или еще советский? – таможенник подтвердил эти слова.
– Значит, так, бабы! – объявил он после того как пограничники проверили документы. – Чего у нас там по декларации? Лифчики, трусы, мохер, кошельки, ремни еще какие-то? У жинки моей – третий номер лифчика, ей два белых и черный, а у Петькиной – пятый, ей телесных надо три. Запомнили размеры? Действуйте, девчата, я к вам на обратном пути загляну. А то не много ли товару везете, могу же ж и поинтересоваться…
Едва отойдя от купе, он тут же вернулся.
– Да, а мне-то! Мне-то у вас и взять нечего… Ну, ремни давайте, что ли, обойдусь уж двумя. И пива пошукайте – неужто не запасли?
Когда таможенник исчез – наверняка ненадолго, – Зоська с тоской взглянула на забитые мешками полки.
– Два белых и черный, третий номер! Вот сволочь, брал бы любые – номер еще, цвет выбирает… Где я их буду сейчас искать?
Мешки действительно были похожи, как капли черной воды. Чертыхаясь, Лера полезла наверх, ощупывала их, отдирала скотч. Наконец удалось найти мешок с лифчиками, но, как назло, третьим номером в нем были только белые – и поиски пришлось продолжить.
Когда, чихая от вагонной пыли, Лера спустилась наконец вниз с лифчиками, Зоська уже выудила из других мешков ремни. Взглянув на расстроенное лицо подружки, Лера рассмеялась.
– Что уж тебе так весело? – обиделась Зоська.
– Это тебе что уж так грустно?
– А чему радоваться? – шмыгнула носом Зоська. – Ни за что отдай этим дармоедам, да еще размеры им подбирай!
Но Лере снова показалось, что Зоська расстроена не таможенными проблемами – или, во всяком случае, не только ими.
Удовлетворившись выданными лифчиками и ремнями, таможенник даже не заглянул в их мешки. Соседки отделались ночными рубашками и мохером.
– Все, девушки, спать, что ли? – весело воскликнула Лера, когда наконец поменяли колеса и поезд тронулся с места. – Вроде на родину въехали.
