скачать книгу бесплатно
От водки голова у нее закружилась, а все тело наполнилось приятным звоном. От вина ничего такого не бывало – от него хмель был какой-то тупой, похожий на усталость. Выходит, с такими людьми даже хмель получается особенный!
Но все-таки головокружение оказалось сильнее, чем Нелька ожидала. Она даже ладони к вискам прижала, чтобы остановить кружащуюся голову.
Олег сразу это заметил.
– Голова кружится? – спросил он. И сердито сказал уже не ей, а Егорову: – Ну чего ты ее спровоцировал? Нашел кого в стукачестве подозревать!
– Да никого я не подозреваю, Олег, ты что? – пожал плечами Егоров. – Но надо ж ей было выпить. Девушек надо лишать иллюзий, чувак, – усмехнулся он. – Инъекция здорового цинизма еще никому не повредила. От этого не умирают. Как и от стакана водки в количестве одна штука.
– Может, приляжешь, Нель? – предложил Олег.
Его лицо кружилось перед Нелькой так же быстро и смутно, как кружилась ее голова. Да как же это так мгновенно вышло – вот только-только круженье было приятным, будоражило и веселило, и вдруг, просто в одну минуту, сделалось тягостным, невыносимым?
– Я только на минуточку… – пробормотала Нелька. – Я сейчас встану…
– Да ладно, отдыхай, – услышала она голос Олега. – Сволочь ты, Егоров!
– Что, весь кайф обломал? – В голосе Егорова насмешка соединялась с завистью. – Ничего, у тебя еще все впереди.
Что означал этот обмен репликами, Нелька уже не поняла. Олег помог ей дойти до чего-то твердого и горизонтального, она упала на это твердое как подкошенная, успела еще почувствовать, что под ее голову подсовывается подушка… И выключилась из жизни так, словно кто-то выключил у нее внутри электрическую лампочку. И погрузилась в кромешную темноту.
Глава 9
«Земля вспучивается пузырями, как болото. Откуда я это знаю? Ведь я никогда не бывала на болоте… Все вокруг смутно, и только эти пузыри дрожат перед глазами отчетливо, как студень. Откуда я знаю, как выглядит студень? Ведь я никогда его не ела… Таня никогда не готовила студень…»
От этого слова, вернее, от этого имени сознание начало проясняться. Да, Танино имя пронзило тьму как вспышка.
Нелька открыла глаза.
Сначала она поняла, что хочет пить. Потом – что ее подташнивает. То есть ей не то чтобы совсем уж плохо, но все-таки довольно гадко. Она с детства не любила, когда ее тошнило. Вернее, в детстве она этого не то что не любила даже, а ужасно боялась. Стоило Нельке почувствовать, что ее может вырвать, как она тут же начинала в голос рыдать, и Таня вела ее в туалет и поддерживала ей голову, пока ее рвало, потому что Нелька от ужаса вся тряслась. Хотя что уж такого особенного в самой обыкновенной рвоте?
Эти воспоминания пришли в голову явно некстати. То есть не к месту. Сознание у Нельки прояснялось быстро, и она почти сразу сообразила, где находится. У Олега, вот где, у Олега в мастерской. И нашла же о чем думать в таком месте – о рвоте!
Нелька быстро села и огляделась. Спала она, оказывается, на дощатом топчане. Он располагался в дальнем углу чердака, под скосом крыши. Нелька села на топчане так порывисто, что ударилась об этот скос головой.
– Проснулась? – услышала она. – Быстро ты. Вот что значит молодой организм.
Олег стоял у топчана и с улыбкой смотрел на Нельку.
– Разве быстро? – пробормотала она. – Уже темно же…
Кругом в самом деле стоял полумрак. Горел торшер в противоположном углу чердака. Впрочем, это мещанское название совсем не подходило к необыкновенному сооружению, которое являлось здесь источником света. Скорее это было какое-то дерево – металлическое, состоящее из угловатых, очень выразительных конструкций, в которые были вкручены несколько голых лампочек. Нелька заметила это осветительное дерево сразу же, как только вошла сюда. Давно ли это было, интересно?
– Октябрь уж наступил, вот и темно, – снова улыбнулся Олег.
От улыбки в глубине его густой бороды можно было сойти с ума. Все Нелькины подружки точно сошли бы, если б увидели Олега! Ну, и сама она не была исключением…
– Я сейчас встану, – сказала Нелька.
Правда, она не представляла, как ей удастся это сделать: все тело было сковано вялой тяжестью.
– Не спеши. На-ка вот лучше водицы испей.
Оказывается, в руке у Олега был стакан; Нелька глаз не могла отвести от его лица, потому и не сразу заметила.
Олег присел на корточки у топчана и поднес стакан к ее губам. Другой рукой он поддерживал ее под затылок. Это было так приятно, что Нелька даже зажмурилась от удовольствия. Впрочем, только на секунду зажмурилась: пить хотелось так, что губы трескались.
Она жадно выпила воду – показалось, одним глотком. Не напилась, конечно, но все-таки немного пришла в себя, стала как-то пободрее.
– Еще? – спросил Олег.
– Спасибо. – Нелька смущенно улыбнулась. – Я теперь сама. Я встану.
– Ну давай, – кивнул он. – Вставай, очеловечивайся. Сортир там направо по коридору. И вода тоже.
Олег ушел в другой конец чердака, стал возиться с большим скрутком проволоки – выгибать из нее какие-то фигуры.
Нелька смотрела на него издалека и думала, как все-таки здорово, когда в распоряжении у человека такое огромное пространство.
Даже теперь, когда они с Таней и маленькой Олечкой уже второй год жили в отдельной квартире в Ермолаевском переулке, Нелька не могла избавиться от воспоминаний о постоянной тесноте, в которой прошло все ее детство. Да и вообще, разве можно сравнивать квартиру, пусть даже самую удобную, с таким замечательным чердаком, как этот!
Нелька быстро надела туфли и вышла в коридор. Все, что находилось за пределами комнаты, было здесь мрачным, запущенным – и тесный туалет с полуразбитым унитазом, и умывальник со ржавыми потеками. Но стоило ли обращать внимание на такую ерунду!
Настроение у нее с каждой минутой становилось все лучше. Что-то очень счастливое должно было произойти в ее жизни. Да и не должно было – уже происходило.
Когда она вернулась в комнату, Олег засмеялся.
– Что ты? – удивленно спросила Нелька. – Почему ты смеешься?
– А на тебя потому что посмотрел. Ты в курсе, старуха, что от одного взгляда на тебя улучшается настроение? – поинтересовался он.
Может, Нелька и была в курсе, вернее, догадывалась о чем-то подобном. Но услышать это от Олега было так приятно, что у нее даже уши зачесались. И еще приятнее было, что он назвал ее старухой, как свою.
Она потерла уши и засмеялась.
– Есть хочешь? – спросил Олег.
При одной мысли о еде у Нельки к горлу снова подступила тошнота. В качестве еды сразу представились кильки в томате.
– Не-а, – торопливо ответила она. – Ни капельки не хочу!
– Понимаю, – с серьезным видом кивнул Олег и усмехнулся в бороду. – А на крестины хочешь?
– На какие крестины? – удивилась Нелька.
Чего угодно она ожидала от него, только не такого вот странного вопроса, тем более заданного таким простым тоном, словно ничего более естественного и спросить было невозможно.
– Пойдешь со мной – увидишь, – загадочно пообещал он. – Ну так как?
– Конечно! – воскликнула Нелька.
Он мог и не обещать ей ничего особенного – само предложение пойти с ним дорогого стоило. И уже неважно было, куда он ее зовет и зачем.
Глава 10
Вообще-то это был точно такой же чердак, как у Олега.
Ну да, наверное, все чердаки в старом центре похожи, неважно, пустые они или заставлены каким-нибудь ненужным хламом, – все просторные, все с видом на такие же просторные московские крыши. Вот и этот, в доме у Чистых прудов, на который Нелька поднялась вслед за Олегом по железной лестнице, не составлял исключения.
И все-таки здесь было совсем не так. Это был не его чердак, вот в чем было все дело. Не его – не Олега то есть.
Когда Олег с Нелькой вошли, их появления никто не заметил. Да и странно было бы, если бы это оказалось иначе: народу собралось столько, что не найти было местечка присесть даже на полу, не говоря о стульях, которых здесь и было-то всего штуки три, не больше.
Войдя, Олег сразу забыл о Нелькином существовании. Но она на него за это не обиделась. То есть он не то чтобы забыл о ней – просто его тут же подхватили какие-то люди, стали о чем-то спрашивать, повели показывать, как Нелька успела расслышать, какого-то виновника торжества… И что он должен был – церемонно представлять всем свою спутницу? Ерунда какая! Нелька и сама терпеть не могла церемоний и представиться кому надо тоже вполне могла сама. И вот, например, сразу после них вошла на чердак еще одна пара, в которой женщина была красивая, как киноактриса, – ноги от ушей, светлые волосы до попы, на голове шляпа такого необыкновенного фиолетового цвета, какого Нелька в жизни не видала, – а никто на нее и внимания не обратил.
Впрочем, насчет того, что никто не обратил на красавицу внимания, Нелька ошиблась. Вначале в самом деле никто, но уже через минуту все на нее обернулись.
– Ванда! – заорал высокий мужчина в свитере красивой грубой вязки. – Ты что ж это творишь, а?!
Общий гул затих. Все уставились на красавицу Ванду.
– Но что?… – растерянно проговорила она.
– Ты куда шляпу тычешь?!
Шляпу Ванда, войдя, сняла и повесила на ручку швабры, прислоненной к стене у входной двери. Это получилось у нее очень лихо. Но после окрика мужчины в свитере она поспешно схватила шляпу и нахлобучила ее обратно на голову. Нельке показалось, что швабра при этом упала с таким грохотом, словно была чугунная. Но тут же она поняла, что грохот произвела не швабра – со стены свалилась еще какая-то конструкция, похожая на черную кованую паутину.
– Дикий народ, – заметил кто-то рядом с Нелькой. – Никакого уважения к искусству. Европейцы, что возьмешь?
Нелька оглянулась. Голос принадлежал мужчине, одетому в такие джинсы, которые можно было мечтать не надеть на себя, а разве что увидеть во сне; может, это были даже самые настоящие американские джинсы.
– Нашел европейку! – возразила женщина в льняном платье, напоминающем мешок с прорезанной дыркой, из которой торчала ее кудлатая голова. – По-твоему, Польша – Европа?
– Ну, какая-никакая…
– Именно что никакая.
– С нашей помощью, между прочим! – хмыкнул мужчина в свитере. – С братской помощью всего советского народа.
– Да ладно тебе, Тэд! Еще скажи, нам самим октябрьский переворот тоже иностранцы навязали. Германские шпионы!
– Октябрьский переворот тут вообще ни при чем! Это все гораздо позже, при Сталине началось.
– Твой Ленин от Сталина отличается только национальностью!
– Не знал, что ты антисемит!
– При чем здесь это?
– Гитлер тоже был бездарен. Все зло в мире – от бездарности!
Общий гул занялся снова, как приугасший было костер, в который подбросили сухих веток. Про красавицу с ее шляпой все забыли. Мужчина в свитере поднял с пола кованую паутину и снова закрепил ее на стене. Нелька, конечно, уже сообразила, что это была не случайная конструкция, а что-то концептуальное, составляющее со шваброй единую композицию.
«А клево, между прочим, – подумала она. – Швабра, над ней черная паутина… Кто придумал, интересно?»
Нелька уже хотела кого-нибудь об этом спросить – она была не из тех, кто теряется в незнакомой компании. Но тут к ней подошел Олег, и она мгновенно забыла про интерес к какой-то швабре, хотя бы и концептуальной.
– Не скучаешь? – спросил он.
– Нет, – улыбнулась в ответ Нелька.
– Пойдем, покажу, ради кого мы сюда пришли, – сказал Олег.
Лавируя среди людей – ни одного пустого, стандартного, как на улице, лица здесь не было, ну ни единого! – Олег провел Нельку в центр комнаты. Там стоял большой стол, напоминающий тот, что был и у него на чердаке: тоже самодельный, сбитый из досок. Этот стол, правда, был раскрашен, доска за доской, в яркие цвета.
А на столе, подпертая чем-то сзади, стояла картина, написанная на оргалите.
«Да-а, это тебе не натюрморт с сиренью!» – подумала Нелька.
Картина была – портрет. Это было понятно каким-то неуловимым образом – ничего определенно портретного, вроде глаз или усов, разглядеть было нельзя, но ощущение, что на тебя кто-то смотрит, было совершенно определенным. Взгляд, возникающий из сплетения разноцветных линий и пятен, был насмешливый и внимательный. Впечатление насмешки, может быть, создавалось оттого, что внизу картины были изображены ярко-красные семейные трусы в синий цветочек, а из чего возникала внимательность, Нелька не понимала – она ее просто чувствовала.
– Ну вот, – сказал Олег. – Это и есть виновник торжества. «Автопортрет в семейных трусах». Панков его пять лет писал, никак закончить не мог. Одних эскизов кубометра три набралось. А сегодня вот разродился наконец.
– Здорово! – восхищенно сказала Нелька. – Похож, наверное.
– Вылитый, – усмехнулся Олег. – Особенно трусы. А вот и автор, кстати.
– Привет, старуха, – сказал автор. – Панков, разрешите представиться.
«Насчет трусов не знаю, а взгляд точно похож», – подумала Нелька.
Панков был, кажется, чуть постарше Олега; впрочем, из-за того, что у обоих были бороды, сказать это наверняка было невозможно. Нет, все-таки старше: у него в бороде проскальзывала седина, а у Олега борода была рыжеватая, очень красивая.
– Неля, – представилась Нелька.
– Художница? – поинтересовался Панков.
– А как вы догадались? – удивилась она.
Если бы Нелька была, например, актриса и была бы при этом красавица, и он угадал бы ее профессию по красоте, то удивляться было бы нечему. Но по каким признакам он догадался, что она художница, вот уж совершенно непонятно.
– В первую очередь – по живости во взгляде, – объяснил Панков. – Ее наличие означает, что у вас, мадемуазель, в жизни имеется некий самостоятельный интерес. Хотя сюда вы пришли не самостоятельно, а с этим бородатым нахалом. Далее – по отсутствию кокетства и томности. А это означает, что вы не явились сюда, дабы уловлять души и тела творческих личностей, и мою душу вместе с телом в частности. Задаю себе вопрос: какой собственный интерес мог привести на мой чердак девушку, если ей безразлична моя особа? Отвечаю: эта девушка – художница и пришла посмотреть мою картину. Я прав?
– Прав! – засмеялась Нелька.
С каждым словом этого насмешливого монолога Панков нравился ей все больше и больше.
– Ты зато мастер уловлять, – сказал Олег. – Особенно тела. Особенно красивые и женские. Не слушай его, Нелличка. А то этот соловушка тебе такого напоет!
