скачать книгу бесплатно
Диву даюсь, как мне удалось тогда так легко спастись, ведь намерения у них были самые решительные. Если бы карабин вождя отряда не покачнулся в своих кольцах сбоку от седла и не ударился о конец копья, я бы был уничтожен в мгновение ока, не успев даже ощутить приближения смерти. Но этот легкий звук заставил меня обернуться, и я увидел, что на расстоянии десяти футов от моей груди сверкает острие длиной футов в сорок, смертельной угрозой блестит его наконечник. Передо мной был отряд всадников, пришедших за потомством.
Малыши по сравнению с ними казались милыми и безобидными. Предводитель был ростом около пятнадцати футов; на Земле такой весил бы пудов десять. Его животное не имело ни поводьев, ни узды. Он восседал на своем «Росинанте», как мы на коне, обхватив его корпус нижними конечностями, а кисти двух правых рук были протянуты в разные стороны для сохранения равновесия.
Животное соответствовало своему чудовищному хозяину. Обычные слова вряд ли передадут впечатление от его вида. Восьминогий зверь ростом не менее десяти футов, плоский широкий хвост во время бега горизонтально вытянут, огромная пасть – от носа до длинной, массивной шеи.
Подобно своему господину, животное было совершенно лишено волосяного покрова. Лоснящаяся кожа на спине темно-грифельного цвета, на животе белая, а окраска ног, начиная от темных плеч и бедер цвета сланца, постепенно переходила в ярко-желтую. Ступни как огромные подушки, что делало их поступь совершенно бесшумной. Кстати, отсутствие копыт или когтей характерно для большинства обитателей планеты.
Вслед за возглавлявшим отряд марсианином тянулось еще девятнадцать таких же чудовищ. Позже я понял, что среди марсиан, как и среди нас, нет двух совершенно одинаковых. Тогда же картина эта произвела на меня впечатление материализовавшегося ночного кошмара.
Я был наг и безоружен и поспешил применить первый открывшийся мне закон чужой природы, чтобы избежать удара копья. Несильный по земным меркам прыжок вознес меня на крышу марсианского инкубатора (как я определил это строение). Это ошеломило марсиан, да и меня самого, так как я взлетел в воздух футов на тридцать. Прыгнув еще раз, я оказался на мягком мху в ста футах от неприятеля.
Обернувшись, я увидел, что враги мои сгруппировались вдоль стены. Некоторые наблюдали за мной с выражением, похожим на удивление, а другие, по-видимому, были совершенно удовлетворены тем, что я не тронул их детенышей.
Они тихо переговаривались между собой, жестикулируя и указывая на меня. Поняв, что у меня нет оружия, они стали смотреть менее свирепо, но, как я узнал потом, главную роль в этом сыграла проявленная мною ловкость. Дело в том, что огромные и тяжеловесные марсиане значительно менее проворны и сильны, учитывая их вес, нежели люди. Я сомневаюсь, что марсианин, перенесенный на Землю, мог бы поднять свое тело.
Вот почему моя ловкость показалась на Марсе такой же чудесной, какой она показалась бы и на Земле, и агрессия уступила место любопытству.
Отсрочка дала мне возможность передохнуть и лучше рассмотреть воинов. Надо сказать, что до этой минуты рассудок мой еще не мог отделить этих врагов от вчерашних преследователей.
Я заметил, что каждый помимо копья имел еще оружие. С особой ловкостью марсиане владели чем-то вроде карабина. Этот карабин белого металла имел деревянное ложе. Древесина добывалась, как я узнал впоследствии, из очень легковесного, но прочного растения, широко распространенного на Марсе и совершенно неизвестного нам. Металл представлял собой сплав из алюминия и стали. Металлы эти марсиане научились закаливать до твердости, значительно превышающей земную. Вес оружия был относительно невелик, но выстрел всегда смертелен благодаря мелкокалиберным разрывным снарядам из радия. Кроме того, такой карабин действует на расстоянии, совершенно немыслимом на Земле. Теоретически радиус действия равняется тремстам милям, фактическая дальность прицела – двести миль.
Конечно, я узнал это много позже, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы отнестись с большим уважением к огнестрельному оружию марсиан. Тогда же только испытанная интуиция предостерегла меня от попытки бежать при ярком дневном свете от этих двадцати смертоносных жерл.
После коротких переговоров марсиане повернули своих коней и отъехали ярдов на двести. У инкубатора остался только один – тот, чье копье едва не пронзило меня. Очевидно, это был вождь, остальные по его приказанию заняли наблюдательную позицию.
Предводитель отложил свое копье и остальное оружие и направился ко мне. Теперь мы были в равном положении. Приблизившись ко мне на пятьдесят футов, он снял с руки огромный металлический браслет и, держа его на ладони, обратился ко мне громко и отчетливо. Разумеется, язык был совершенно непонятен. Затем он остановился, как бы ожидая моего ответа, насторожив уши-щупальца и вперив в меня свои ужасные глаза.
Когда молчание стало тягостным, я осмелился заговорить, так как понял, что он предлагает мир. Ведь он снял с себя все оружие и удалил свой отряд, прежде чем приблизиться ко мне. Почему бы на Марсе этот жест не мог иметь того же значения, что и на Земле?
Приложив руку к сердцу, я низко поклонился марсианину и объяснил ему, что, несмотря на неясность языка, поступки его ясно говорят мне о мире и дружбе, которые в настоящий момент очень дороги моему сердцу. Несомненно, я мог бы с равным успехом молоть и совершеннейшую чушь, так как марсианин понял лишь значение поступка, которым я завершил свою речь. А я, протянув руку, приблизился к нему, взял браслет с его открытой ладони и надел себе на руку поверх локтя. Затем улыбнулся ему и принял выжидательную позу. Его огромный рот расплылся в ответной улыбке, он взял меня за руку, и мы зашагали к «Росинанту». В то же время по его сигналу остальные помчались к нам, но остановились не доезжая. По-видимому, они испугались, что я могу опять сделать прыжок, который унесет меня из поля зрения.
Вождь обменялся несколькими словами со своими людьми, знаками попросил меня занять место позади одного из них и сел на коня. Указанный воин протянул две или три руки, поднял меня с земли и усадил к себе за спину на лоснящийся круп животного. Я кое-как пристроился, держась за ремни и перевязи оружия марсианина.
Затем вся кавалькада развернулась и понеслась галопом в направлении горной цепи, видневшейся вдали.
4. Пленник
Мы проехали около десяти миль, когда путь пошел вверх. Как я узнал позже, мы путешествовали по дну одного из давно уже высохших морей Марса и теперь приближались к берегу.
Вскоре мы достигли подножия горной цепи и, проехав через узкое ущелье, выбрались в открытую долину. Огромный город находился на низком плоскогорье. Мы мчались туда.
Разрушенное шоссе выходило прямо из города, но достигало лишь края плоскогорья, где внезапно обрывалось, переходя в лестницу из ряда широких ступеней.
Когда мы проезжали по городу, я увидел, что дома полуразрушены и необитаемы, по-видимому, уже много лет. В центре находилась большая площадь, которая, как и прилегающие к ней здания, была занята лагерем. Военным лагерем марсиан.
Меня поразило, что все были совершенно нагими, если не считать украшений. Женщины почти не отличались от мужчин, только клыки их были значительно длиннее, причем у некоторых достигали высоко посаженных ушей. Еще женщины были меньше ростом и имели более светлую окраску, а на пальцах рук и ног виднелись зачатки ногтей, совершенно отсутствующих у мужской половины. Рост взрослых женщин достигал десяти-двенадцати футов.
Тела детей были светлее, чем у женщин. Мне показалось, что все дети совершенно одинаковы, хотя одни были выше других, следовательно, старше.
Я не заметил стариков. Вообще, внешность марсиан существенно не меняется от зрелого возраста – сорока лет – до тысячелетнего. Достигший глубокой старости марсианин добровольно отправляется в последнее страшное плавание по реке Исс. Ее исток не известен никому, из лона этой реки не возвращаются. А если бы кто и возвратился из холодных темных вод, его никогда не оставили бы в живых.
Но только около двадцати марсиан из тысячи доживают до такого добровольного паломничества. Не более одного из тысячи умирает от болезни. Остальные девятьсот семьдесят девять погибают на войнах, дуэлях, охоте, в авиакатастрофах и так далее. Самая страшная участь достается детям, которые становятся добычей больших белых обезьян Марса.
Средний возраст, которого достигают марсиане после наступления зрелости, – около трехсот лет. Могли бы жить до тысячи, если бы не насильственная смерть. Я думаю, что это реакция на исчезновение жизненных ресурсов планеты. Марсиане обладают исключительными познаниями в медицине, но долговечность опасна для существования рода. Итак, жизнь на Марсе потеряла свою первоначальную ценность, это заметно по распространению опасных спортивных игр, а также из непрекращающейся вражды между отдельными общинами. Ни один мужчина и ни одна женщина на Марсе никогда не ходит без смертоносного оружия.
Когда мы приблизились к площади и мое присутствие было обнаружено, нас немедленно окружила добрая сотня марсиан. Мне показалось, что они сейчас стащат меня с коня моего стража.
Одно слово вождя – и шум прекратился. Мы направились к великолепному сооружению, каких я никогда не видел на Земле.
Здание невысокое, однако занимало внушительную площадь. Оно было построено из сверкающего белого мрамора, украшенного золотом и бриллиантами, которые сверкали под лучами солнца и переливались всеми цветами радуги. Главный вход шириной в несколько сот футов выдавался из здания так, что над входной галереей образовался огромный навес. Лестницы не было, но небольшой наклон, ведущий на первый этаж, расширялся в просторный зал, окруженный галереями.
Около сорока или пятидесяти марсиан мужского пола собралось в этом зале, оснащенном большим количеством разных пюпитров и стульев. Все они сгрудились вокруг ступеней кафедры. На ней восседал на корточках огромный воин. Он был увешан с головы до ног металлическими украшениями и разноцветными перьями, кожаный убор был отделан драгоценными камнями, а с плеч свисала мантия из белого меха на подкладке пурпурного шелка.
Меня поразила непропорциональность размеров марсиан по отношению к столам, стульям и другой мебели. Все эти предметы были приспособлены для человеческого роста, а огромные тела марсиан лишь с неимоверными усилиями втискивались в стулья, под пюпитрами не хватало места для их длинных ног. Из этого следовало, что на Марсе жили и другие обитатели. С другой стороны, на всей обстановке лежал отпечаток древности, очевидно, город принадлежал давно вымершей и забытой расе, обитавшей на Марсе в незапамятные времена.
Наш отряд остановился у входа в здание, и по знаку вождя меня опустили на землю. Опять рука об руку с предводителем мы прошли в зал аудиенций. По-видимому, на Марсе церемония представления верховному вождю проходит без особых формальностей.
Все расступались перед моим спутником, когда он шествовал к кафедре. Сидевший на корточках поднялся на ноги и произнес имя моего конвоира, тот остановился и полным титулом приветствовал правителя.
В тот момент вся церемония не имела для меня никакого значения, но позднее я узнал, что она является обычной формой приветствия зеленых марсиан. Иноземцы же, не знающие языка, должны молча обменяться украшениями, если миссия их носит мирный характер. Иначе они обменялись бы выстрелами.
Имя взявшего меня в плен было Тарс Таркас. Он являлся помощником правителя общины и был известен как государственный муж и воин. По-видимому, он кратко доложил о приключениях, связанных с его экспедицией. Затем верховный вождь обратился ко мне.
Я произнес несколько вежливых фраз, которых он, естественно, не понял. В заключение своей речи я слегка улыбнулся, и он сделал то же самое. Это подтвердило мои надежды, что у нас есть хоть что-то общее – способность улыбаться. Позднее я узнал, что улыбка марсианина обманчива, а смех может заставить поседеть самого крепкого человека.
Чувство юмора у зеленых обитателей Марса не похоже на наше. Например, предсмертная агония товарища может вызвать необузданное веселье, а лучшим развлечением считается убийство военнопленных самыми изощренными способами.
Собравшиеся воины разглядывали меня, подойдя вплотную и ощупывая мышцы и кожу. Затем верховный вождь изъявил желание посмотреть, как я «летаю», и с Тарсом Таркасом направился к открытой площади, сделав мне знак следовать за ними.
После первой неудачной попытки я боялся самостоятельно ходить по Марсу. Теперь же, предоставленный самому себе, я продвигался между столами и стульями, спотыкаясь и падая подобно огромному кузнечику. Я несколько раз весьма ощутимо ушибся (к большому удовольствию марсиан) и опять хотел прибегнуть к испытанному способу – ползти на четвереньках. Но марсианам это не понравилось, и один из них, что больше всех смеялся, грубо поставил меня на ноги.
Когда он наградил меня тумаком, физиономия его оказалась на очень близком расстоянии. Что оставалось делать джентльмену, честь и достоинство которого нагло нарушены? Нарушено элементарное уважение к правам чужестранца. Я ответил марсианину ударом в челюсть, и он свалился наземь, как заколотый бык. Когда он упал, я повернулся и прислонился спиной к пюпитру, ожидая мести его товарищей и твердо решив дать перед смертью хороший бой.
Но опасения мои оказались напрасными, так как остальные марсиане сперва были совершенно ошеломлены, а затем разразились диким хохотом и бурными рукоплесканиями. В тот момент я мало что понял, но позднее узнал, что так они выразили свое одобрение.
Верзила, которого я сшиб с ног, все еще валялся на земле, но ни один из товарищей даже не подошел к нему. Тарс Таркас приблизился ко мне, протянув одну из своих рук, и мы дошли до площади без дальнейших приключений.
Я не понимал сперва, зачем мы пришли на открытое место, но вскоре получил разъяснение. Марсиане несколько раз повторили слово «сак», затем Таркас сделал несколько прыжков и, обернувшись ко мне, потребовал: «Сак». Я понял и, собравшись с силами, совершил такой «сак», что поднялся на добрые полтораста футов. Приятно, что на этот раз я не потерял равновесия, а встал на ноги, даже не упав. Затем несколькими прыжками по двадцать-тридцать футов я возвратился к группе воинов.
Мое представление было дано в присутствии нескольких сот маленьких марсиан, и они немедленно стали просить повторения. Верховный вождь отдал соответствующий приказ, но я был голоден, хотел пить и решил потребовать к себе внимания. Поэтому в ответ на назойливые «сак» я указывал на свой рот и потирал живот.
Тарс Таркас и верховный вождь обменялись репликами, и первый дал какое-то указание молодой женщине из толпы, велев мне следовать за ней. Я ухватился за предложенную руку, и мы вместе пошли к большому зданию на другой стороне площади.
Моя «прелестная» спутница была около восьми футов ростом, светло-зеленого цвета, с гладкой, лоснящейся кожей. Как я узнал потом, ее имя было Сола и она принадлежала к свите Тарса Таркаса. Она привела меня в большую комнату, судя по разбросанным на полу лоскутам шелка и меха, это была спальня туземцев.
Из больших окон лился свет, комната была со вкусом украшена настенной живописью и мозаикой. Однако на всем этом лежал едва ощутимый отпечаток древности, который ясно говорил о том, что создатели этих чудесных произведений искусства не имели ничего общего с дикарями, живущими тут теперь.
Сола знаком попросила меня сесть на кучу шелка посреди комнаты и, обернувшись, издала страшный шипящий звук, подавая кому-то знак. Ее зов был услышан, и я увидел еще одно чудо Марса. Чудо вошло, покачиваясь на десяти тонких ножках, и село на корточки перед девушкой, подобно послушному щенку. Чудо, а вернее, чудовище было ростом с шотландского пони, голова его напоминала лягушачью, только челюсти были снабжены тремя рядами острых, длинных клыков.
5. Я ускользаю
Сола посмотрела прямо в глаза зверюги, произнесла повелительным тоном пару слов, указала на меня и вышла. Мне было очень интересно, что будет делать это кровожадное с виду чудовище, оставленное наедине с таким изысканным мясным блюдом, как я. Опасения оказались напрасными: осмотрев меня весьма внимательно, создание спокойно пересекло комнату по направлению к единственному выходу на улицу и вытянулось у порога.
Это было мое первое знакомство с марсианской сторожевой собакой, но не последнее, поскольку зверь добросовестно охранял меня все время моего плена. Дважды это чудовище спасало мне жизнь.
Я воспользовался отсутствием Солы, чтобы осмотреть комнату, ставшую местом моего заключения. Настенная живопись изображала сцены редкой красоты: горы и реки, озера и моря, луга, деревья и цветы, извилистые проселочные дороги. Все как на Земле, если бы не иная окраска растительности. Работа принадлежала, очевидно, руке большого мастера, так прозрачна была атмосфера, так совершенна техника исполнения. Но нигде я не увидел изображения человека или зверя и не мог судить об этих иных, вероятно вымерших, обитателях Марса.
Пока я размышлял и фантазировал, Сола возвратилась с едой и питьем. Она поставила все на пол возле меня, а сама села поодаль, не сводя с меня внимательного взгляда. Еда состояла из фунта чего-то похожего на сыр, но абсолютно безвкусного. Напиток (очевидно, молоко какого-то животного) был несколько кисловат, но приятен. Впоследствии я очень полюбил его. Только жидкость оказалась не животного происхождения, так как на всем Марсе имелось лишь одно млекопитающее, являвшееся большой редкостью. Добывалась она из большого растения, которое растет практически без воды, но производит значительные запасы этого молока за счет почвы, воздуха и солнечных лучей. Одно такое растение давало от восьми до десяти четвертей молока в день.
Насытившись, я почувствовал себя значительно лучше, но сказывалась усталость. Я растянулся на шелковых тряпках и вскоре заснул. Проспал я довольно долго и проснулся от нестерпимого холода. Кто-то набросил на меня мех, но во сне он соскользнул, и в темноте я никак не мог найти его. Вдруг чья-то рука заботливо укрыла меня мехом. Я подумал, что это Сола, и не ошибся. Из всех зеленых марсиан, с которыми мне пришлось сталкиваться, только в этой девушке я нашел друга. Она неустанно заботилась обо мне, и ее доброе отношение избавило меня от многих страданий.
Как я узнал впоследствии, ночи на Марсе чрезвычайно холодные, а так как здесь нет ни сумерек, ни зари, то перепады температуры всегда очень резки и неприятны. Так же резок и переход от яркого света к полному мраку.
Ночи здесь вообще необычны. Если обе луны Марса появляются ночью на небе, то поверхность планеты ярко освещена. Когда на небе нет ни одной, внизу царит абсолютный мрак. Чрезмерная разреженность атмосферы не пропускает звездный свет на планету.
Луны Марса значительно ближе к нему, чем наша Луна к Земле. Ближайшая находится от Марса всего на расстоянии в пять тысяч миль; наша же Луна отделена от Земли расстоянием в четверть миллиона миль.
Та луна, что поближе к Марсу, полностью обращается вокруг планеты в течение семи с половиной часов. Два-три раза в ночь она эффектно пролетает по небу, подобно огромному метеориту.
Более отдаленная луна обращается вокруг Марса в тридцать с четвертью часов и вместе со своим спутником превращает ночную панораму в великолепное зрелище.
Марсу повезло, что природа так щедро осветила его ночи, так как зеленые марсиане – кочевое племя без особого интеллекта. У них были самые примитивные средства искусственного освещения: факелы и свечи.
Правда, они изобрели необычную масляную лампу, испускающую особый газ и горящую без светильника. Она давала очень яркий, далеко распространяющийся белый свет. Но натуральное масло, требовавшееся для такой лампы, добывалось рудокопами в весьма отдаленных и глухих местах планеты. Поэтому применяли ее очень редко. Марсиане испытывают отвращение ко всякому труду, а думают лишь о том, как убить время. Это и оставило их в полудиком состоянии.
После того как Сола привела в порядок мои покрывала, я вновь заснул уже до утра. Марсианки еще спали, покрытые целыми грудами пестрого шелка и мехов. У порога лежал бессонный сторожевой зверь, вытянувшись так же, как накануне. По-видимому, с тех пор он не пошевелил ни единым мускулом; глаза его были неотрывно устремлены на меня. Любопытно, что он сделает, если я попробую сбежать?
Я всегда был склонен экспериментировать там, где более разумные люди спокойно ожидали бы естественного хода событий. Мне пришла в голову мысль попытаться выйти из комнаты. Я был совершенно убежден, что на улице легко «улечу» от зверя, применив свои прыгательные способности. Он же, со своими короткими лапами, явно не прыгун и даже не скороход.
Медленно я встал на ноги, и в то же мгновение мой часовой сделал то же самое. Я осторожно продвигался к нему, обнаружив, что при помощи качающейся поступи могу сохранять равновесие и идти довольно быстро. Когда я приблизился к чудовищу, оно отодвинулось в сторону, чтобы дать мне пройти. Затем оно пошло за мной, следуя на расстоянии десяти шагов, пока я шагал по пустынным улицам.
«Очевидно, его миссия состоит лишь в моей охране», – подумал я. Но когда мы дошли до окраины города, зверь внезапно прыгнул вперед меня, издавая странные звуки и обнажая свои страшные клыки. Желая немного позабавиться, я подскочил, поднялся высоко над ним и вылетел за пределы города. А он понесся за мной с невероятной скоростью. Я думал, что его короткие ноги не могут иметь ничего общего с быстротой, но оказалось, что борзые собаки по сравнению с ним сонные улитки. Как я узнал потом, это самое быстрое животное на Марсе. Его ценят за сообразительность, преданность и свирепость и используют на охоте и войне.
Вскоре я понял, что мне трудно будет ускользнуть, если продвигаться по прямой, поэтому я стал бросаться в разные стороны, поднимаясь в воздух каждый раз, как только он приближался ко мне. Этот маневр принес мне значительное преимущество перед моим преследователем, и я достиг города намного раньше него. А когда он, совершенно выведенный из себя, догнал было меня, я прыгнул на тридцать футов вверх и вскочил прямо в окно одного из зданий, выходящих в долину.
Я уселся на подоконнике, не заглядывая внутрь здания и не отводя взора от разъяренного животного внизу. Но торжествовать победу было рано: чья-то огромная рука схватила меня сзади за шиворот, с силой втащила в комнату и бросила на пол.
Колоссальное обезьяноподобное существо стояло передо мной. У него была белая кожа и огромный пук щетинистых волос на голове.
6. Битва, одарившая меня друзьями
Это существо гораздо больше походило на землян, нежели зеленые марсиане, но оно пригвоздило меня к полу своей огромной лапой. А второе такое же существо вскоре приблизилось с большой дубиной, собираясь меня прихлопнуть.
Они были от десяти до пятнадцати футов высоты, когда стояли во весь рост, и имели, подобно зеленым марсианам, по несколько промежуточных рук и ног, располагавшихся между верхними и нижними конечностями. Глаза их были близко посажены и не вращались; уши помещались высоко, но ближе к бокам головы, чем у зеленых марсиан. Вообще мордами (особенно зубами) они очень походили на африканскую гориллу. По сравнению с зелеными марсианами были даже в чем-то привлекательнее.
Дубина уже нависла над моей головой, как вдруг какое-то многоногое животное ворвалось в дверь и бросилось на моего палача. Обезьяна с воплем ужаса выскочила в открытое окно, а мой избавитель схватился со второй гориллой не на жизнь, а на смерть. Это был верный сторожевой зверь (никак не могу назвать его просто собакой).
Я быстро вскочил на ноги и, отбежав на относительно безопасное расстояние, стал наблюдать схватку, какую удается увидеть немногим. Сила, ловкость и ярость этих двух существ были фантастическими. Сперва преимущество было на стороне моего защитника: его могучие когти впились в грудь соперника. Но вот горилла своими огромными мускулистыми лапами схватила его за горло и стала медленно выжимать из него жизнь. Голова зверя запрокинулась так, что каждую секунду он мог упасть со сломанной шеей.
Они катались по полу, однако никто не издал ни звука ужаса или боли. Я видел, что глаза моего зверя совершенно вылезли из орбит, а из ноздрей идет кровь. Было ясно, что он слабеет, но и грудь обезьяны уже была изодрана в клочья, а движения делались все менее и менее резкими.
Внезапно я пришел в себя и, следуя странному инстинкту, который всегда призывал меня к исполнению долга, схватил дубину и изо всей силы ударил обезьяну по голове, расколов ее череп, как яичную скорлупу.
Не успел я нанести этот удар, как уже стоял лицом к лицу с новой опасностью. Вторая горилла, пришедшая в себя после первого испуга, вернулась в дом через какой-то черный ход. Я увидел противника, охваченного яростью до такой степени, что пена шла из пасти, и мою душу обуяли мрачные предчувствия.
Я согласен вступить в борьбу, когда шансы противника не слишком превышают мои, но в данном случае это было бы неразумно, так как единственным исходом такого столкновения была бы моя смерть.
Правда, в руке я держал дубину, но что она могла значить против четырех огромных лап моего соперника! Если даже я сломаю одну из них первым ударом, он схватит и сомнет меня остальными раньше, чем я соберусь с силами для повторного нападения.
Я стоял у окна, стоило мне очутиться на улице и «взлететь» – я оказался бы в безопасности. Эта мысль спасительным вихрем пронеслась у меня в голове, я уже рванулся к окну, но взглянул на моего стража, и мысли о полете испарились.
Мой страж лежал на полу совершенно обессиленный, и огромные глаза его неотрывно глядели на меня с выражением мольбы. Я не мог противостоять этому взгляду, не мог покинуть своего спасителя, не вступившись за него так же, как он вступился за меня.
Итак, без дальнейших колебаний я приготовился встретить нападение взбешенной обезьяны. Она набросилась на меня, и я нанес ей сильный удар под колено. Раздался рев ярости и боли, зверь потерял равновесие и повалился прямо на меня с протянутыми вперед лапами. Тогда, отбросив дубину, кулаком правой руки я нанес ему сильный удар в подбородок, а затем моя левая рука ударила его под ложечку.
Эффект превзошел все ожидания: когда после второго удара я отступил немного в сторону, он взвыл и упал навзничь, извиваясь от боли и задыхаясь. Перепрыгнув через распростертое тело, я схватил дубинку и прикончил его, даже не дав ему подняться на ноги.
Смех раздался позади меня. Обернувшись, я увидел Тарса Таркаса, Солу и еще трех или четырех воинов, стоявших в дверях комнаты. Они смеялись, но аплодировали мне, что делают в исключительно редких случаях.
Оказывается, Сола быстро заметила мое отсутствие, о чем уведомила Тарса Таркаса, и он с горсткой воинов немедленно отправился на поиски. Выйдя на окраину города, они заметили обезьяну, которая в ярости вбегала в дом.
Они последовали за ней, хотя и не думали, что она приведет их ко мне. И вдруг, совершенно неожиданно для самих себя, оказались свидетелями короткой, но решительной схватки. Этот бой, как и вчерашний с молодым воином, а также моя ловкость по части прыжков сильно подняли меня в их глазах. Эти существа не признавали никаких утонченных чувств (сродни дружбе, любви или преданности), но преклонялись перед физической силой и отвагой. Я внушил им уважение.
Сола была единственной, кто не смеялся, когда я боролся за свою жизнь. Напротив, она сильно переживала и, как только я прикончил чудовище, заботливо осмотрела меня, ища на теле раны. Удостоверившись, что я цел и невредим, она спокойно улыбнулась и, взяв меня за руку, направилась к дверям.
Тарс Таркас и другие воины вошли в комнату и остановились возле измученного битвой пса. Они что-то обсудили, и Тарс Таркас жестом отдал какое-то приказание и повернулся, чтобы уйти.
Я почувствовал угрозу моему стражу. Только что мы с ним спасли друг другу жизни, и я не решался покинуть его, пока не узнаю, в чем дело. И правильно сделал, так как воин вытащил из-за пояса пистолет и хотел уже прикончить животное, но я успел схватить его за руку. Пуля пробила огромное отверстие в каменной кладке.
А я встал на колени возле этого ужасного на вид пса, помог ему подняться и приказал следовать за мной. Мой поступок поразил марсиан: они совершенно не понимали таких чувств, как сострадание и благодарность. Воин, у которого я выбил из рук оружие, вопросительно посмотрел на Тарса Таркаса, но тот знаком велел оставить пса.
Итак, мы возвратились на площадь, за мной по пятам следовал большой безобразный зверь, а рядом шла Сола. В конце концов на Марсе у меня оказалось двое друзей: молодая женщина и безгласное животное, в уродливом теле которого содержалось больше любви, нежели у всех зеленых марсиан, скитавшихся по мертвым морям Марса.
7. Дети марсиан
После завтрака, который был точной копией меню предыдущего дня, Сола провела меня на площадь. Там вся община наблюдала, как впрягали в трехколесные повозки огромных, схожих с мастодонтами животных. Повозок было около двух с половиной сотен, в каждую впрягли по одному животному. Судя по виду, эти мастодонты легко могли бы вынести на себе основательно нагруженный фургон фуража.
Сами повозки были велики и удобны, даже роскошны. На каждой сидела марсианка, вся в металлических украшениях, драгоценных камнях и мехах. На спинах животных восседали молодые марсиане-возницы. Упряжные животные не имели ни удил, ни поводьев (как и «кони» воинов) и управлялись исключительно при помощи телепатии.
На Марсе изумительно развита телепатия, что искупает примитивность языка и сравнительно небольшой запас слов в обычном разговоре. Телепатия же универсальна, именно так высшие и низшие существа Марса могут общаться между собой.
Кавалькада выстроилась гуськом и тронулась в путь. Сола втащила меня в пустую повозку, и мы тронулись вслед за процессией. Во главе ее ехало около двухсот воинов, по пять в ряд, столько же в арьергарде, а двадцать или тридцать всадников составляли нашу охрану с каждой стороны.
Все мужчины и женщины были вооружены, а за каждой повозкой шествовала марсианская собака. Моя собственная собака тоже следовала за нами. (Верное животное ни разу добровольно не покидало меня в течение всех десяти лет, что я провел на Марсе.) Наша дорога проходила через небольшую долину, холмы и вниз – на дно мертвого моря. Именно там, у «инкубатора», произошло мое знакомство с марсианами. Вся кавалькада пустилась бешеным галопом, как только мы достигли плоской поверхности морского дна. Инкубатор и был конечным пунктом нашего путешествия.
Мы остановились, и повозки с военной точностью окружили инкубатор. Человек десять воинов во главе с гигантом-вождем спустились на землю и направились к зданию. Тарс Таркас что-то говорил главному вождю, которого звали Лоркас Птомель Джед, причем джед было титулом. Вскоре Таркас через Солу подозвал меня. Я уже научился передвигаться по Марсу и быстро приблизился.
Почти из всех яиц уже вылупились отвратительные маленькие дьяволята. Инкубатор кишмя кишел ими. Ростом они были от трех до четырех футов и без устали ползали с места на место в поисках пищи.
